Ворон

      Дариус приходит практически сразу после того, как Джерико позвал его. Гранд-генерал хмурит брови, не отрываясь от бумаг, указывает на небольшую резную дверь в глубине кабинета. Дариус кивает и скрывается за ней.       С этого момента Свейн не может сосредоточится на письме, мысли кружатся вокруг подчиненного и того, что он сейчас делает. Гранд-генерал откладывает перо, массирует тонкими пальцами бледную кожу лба. Ему хочется наблюдать за мужчиной, видеть каждое движение в полутьме безвкусно и богато обставленной комнаты, которая, как и кабинет, принадлежала когда-то Дарквиллу.       Джерико вспоминает.       Дариус склоняется над побежденным Кейраном, заглядывает в глаза, стискивая острый подбородок своими грубыми пальцами. Лицо генерала непроницаемо, глаза беспристрастны ‒ он действительно оценивает, есть ли в сыне Борама сила, которой тот кичился перед дуэлью со Свейном. И, когда не находит даже следа, равнодушно отрубает ему голову.       Нет человека, более преданного Гранд-генералу в этом мире. Их связь неосязаема, но прочна, как ноксианская корабельная цепь. Нет, как тысяча цепей. Свейн скупо улыбается, запирая кабинет изнутри, перед тем, как направится в спальню.       Джерико открывает дверь, едва слышно ступая на пышный ковер. Видит резной стул, где небрежно сложены штаны, форменный китель и прочая одежда.       На большой двуспальной кровати с балдахином, предусмотрительно разобранной, лежит животом вниз обнаженный мужчина. Его мышцы сокращаются под покрытой шрамами смуглой кожей, пока он погружает блестящие от смазки пальцы в себя, меж двух округлых ягодиц. Лицо обращено в профиль, рот полуоткрыт, на щеке ‒ румянец. Свободная рука пальцами тонет в иссиня-черных волосах.       Раздеваясь, Свейн чувствует, что возбуждение охватывает тело, разливаясь теплой болезненной волной. Он слегка утрачивает контроль и вастайская кровь дает о себе знать: черные редкие перья заменяют волосы на теле, а кожа ладоней, ступней и спины теперь холодная, шершавая…       Как у ворона.       Дариус переворачивается на спину, заканчивая подготавливать себя, вытирает пальцы носовым платком, который тут же откидывает прочь. Джерико наклоняется над ним, чтобы заглянуть в багровые, темные от возбуждения глаза, в которых нет ни тени страха или отвращения. Есть лишь отчаянная мольба, под сведенными в немой муке бровями, под стиснутым до белых костяшек запястьем левой руки над запрокинутой головой.       И Гранд-генерал знает, о чем его бессловесно просят.       Он медленно входит в массивное, но удивительно податливое тело, чуть наклоняется вперед, чтобы сомкнуть когтистые пальцы обеих рук на мускулистой шее, несильно сдавливая. Дариус со стоном закатывает глаза, опуская веки, резко расслабляясь, как будто невидимые стальные тросы внутри него разом обрываются. Расцепляет руки, опуская правую вниз, чтобы коснуться напряженного члена.       Свейн начинает двигаться, чувствуя, как воздух в комнате сгущается и раскаляется. Он дышит глубоко и ровно, справляясь с жаром, тогда как кожа человека внизу усыпана бисеринами пота. Руками Джерико чувствует чужой пульс; кровь в артериях не поддается давлению пальцев, которые слегка сжимаются с каждым толчком. Дариус втягивает воздух сквозь зубы, по чуть-чуть, делая долгие паузы между выдохом и вдохом; его рука еле двигается в размеренном ритме, взгляд расфокусирован.       Он погружен в транс.       Свейн постепенно ослабляет хватку на горле, покуда не убирает пальцы вовсе, чтобы опереться на натренированные грудные мышцы. Он приходит к пику с нечеловеческим, совершенно птичьим вскриком, изливаясь внутрь. Пока он восстанавливает дыхание, достигает оргазма и Дариус.       Джерико откидывается на спину, утопая головой в подушке. Его генерал приподнимается на локте, тянется за поцелуем. Когда они отрываются друг от друга, Свейн негромко говорит, проводя пальцами по щеке мужчины:       ‒ Теперь и здесь…       Тот касается виска, ощущая в волосах черные короткие перья. Говорят, что вастайя метят так лишь тех, кого любят. А может быть тех, кто любит их.       Дариус пожимает плечами, улыбаясь.