***
Сколько дней или месяцев просидел Громовержец в темнице – неизвестно. Счёт времени он потерял в бесконечных неудачных попытках сбежать. Неудачи били по самолюбию не меньше, чем фонтанирующая из каждого угла магия. Видимо, получив полную свободу и вожделенный трон, Локи развернул свои способности на максимум. Магия теперь была везде, плескалась через край и щекотно холодила затылок. Брата Локи не навещал. В своей личине не навещал. Но Тор иногда улавливал знакомый изумрудный проблеск в глазах то стражника, что патрулировал коридоры казематов, то служанки, что носила обед. Одну из этих служаночек Тор как-то раз зажал у стенки, полез под юбки, вжался коленом меж девичьих мягких бедер, а девица и рада. Голову склонила к плечу, подставила шею под жадные губы, задышала часто. Глаза зелёные прикрыла и улыбнулась так знакомо... – Я же тебя легко скручу в этой личине, и брошу здесь, чтобы сидел и думал о своём поведении, – сипел Тор, вылизывая, кусая податливые губы служанки. Сжимал тонкую девичью шею своей огрубевшей лапой. – Или, может, оттрахать тебя как следует, чтобы понёс? Что скажешь, братец? Родишь мне наследника, м? Через секунду Тор уже благополучно летел к противоположной стенке. Крякнул довольно, ухнув на пол. Прикрыл рукой вздыбленную промежность. Девица оправилась, собрала посуду и шагнула сквозь магический барьер. – Я подумаю, – бросила через плечо, напоследок сверкнув изумрудным взглядом. Больше Локи к нему не ходил. Или просто Тор не замечал.***
Одинсон передумал разного, кидаясь от гнева к спокойствию и обратно. Гнев и желание придушить сменились любопытством. Попытки сбежать он оставил и стал ждать, что же Локи учудит дальше. Был уверен, что братец маринует его для каких-то своих целей. Иначе бы давно по-тихому уморил. Хоть и сложно уморить сына Одина, но на любого бога есть управа. В нежные чувства не верил – у Лафейсона вместо сердца клубок змей, полный яда, не до любовей ему и привязанностей.***
Перед глазами проплывали начищенные сапоги Локи и мягкие волны царской мантии. Кроваво-красный цвет был ему очень к лицу. Отцовский Гунгнир… Гунгнир Локи, что сам йотун раздобыл давным-давно, небрежно приставлен к золочёному подлокотнику трона. Раньше Локи прятался в тенях, теперь же вышагивал, точно лев по своим владениям. Царствование и царство оказались не такой приятной забавой, как рассчитывал Лафейсон. Это было заметно по его лицу. Хотя какое Тору дело до лица этого изворотливого гаденыша?! Лицемер, что играет на самых потаённых чувствах близких, не заслуживает жалости. – Где наш… Где Один? – Тор не желал вновь слушать насмешки йотуна об их не-родственности. – Там, где и должен быть, – Локи, конечно, заметил оговорку. Улыбнулся как-то совсем нехорошо и продолжил свою прогулку вдоль так вожделенного им трона. Вдруг остановился и совсем не по-царски почесал лоб, царапая светлую кожу под ободками вычурного рогатого шлема, как делал обычно в глубокой задумчивости. – Поугрожать тебе, что ли? Тор изумлённо уставился на йотуна. Он ожидал тонкой игры, витиеватых узоров обмана, в которых так приятно тонуть и путаться. А тут такие откровения. – Из Халка сделаю коврик. Из шлема Железного человека – ночной горшок, а на щите Капитана валькирии будут носить мне завтрак в постель. С Сиф, Романовой… и твоей смертной напложу детей. Ну, как тебе затея? – нетерпеливо перечислял Локи, загибая изящные пальцы. Глядел с раздражением на тугоумного брата, доигрывая свою привычную роль. «Окончательно свихнулся», – пришёл к выводу Тор, и позволил жалости расправить крылья в своём сердце. – Угрожать не обязательно, – медленно заговорил Одинсон, уверенный, что Локи, не моргнув и глазом, обратит слова в действие. – Ты можешь просто попросить. – Просто попросить? Тебя? Мне нужен гарант твоей покорности. Опять все карты раскрыл. ЧуднОй разговор! Всё больше походит на спор с торговцем в базарный день. – Если я помогу тебе… Ты оставишь Мидгард и Асгард в покое? – Неувязочка: Асгард уже мой. А в остальном – да, клянусь! – слишком рьяно ответил Лафейсон и вскинул руку, словно скаут. Тор согласился. Ещё не зная, что за помощь понадобилась Локи, согласился. Он должен был защитить мидгардцев от изворотливой йотуновой мести.***
– Хотел бы я наводнить его сны кошмарами, но… Он сам успешно справляется с этим, – Локи выглядел бледнее обычного и старался не встречаться с Одинсоном взглядом. «Хотел бы я верить твоей скорби», – вертелось на языке Тора. Кандалы с него сняли, но наручники всё так же оттягивали запястья. Локи проводил его в покои Одина. По пути им не встретился ни один человек. Завалящий стражник или хоть какая служанка. Никого. Дворец будто вымер. Только с улицы доносились редкие голоса, да переклички караульных. Один Всеотец спал. Тор почувствовал укол раздражения где-то под рёбрами. Кулаки заныли. Но он так и не определил, кто был причиной – брат или отец. – Где мои Воины? Где Сиф? – Кто где, – Локи пожал плечами. – Но все при деле. Не стоит Тору знать, что прославленная троица плюс леди Сиф разбежались по своим углам и сидели тихо, стоило ему лишь упомянуть об их грешках. А грешков этих Локи знал не мало. Тор услышал, как Локи поводит носом. Заметил, как тот демонстративно, чуть приметно скривился. «Мидгардом пахнет? Или чужой постелью?» – Иди к себе. В свои покои. Хватит дичать в темнице, – небрежно бросил Локи. – А мне пора заняться делами государства. – Сколько столетий ты мечтал произнести это, м? – вдруг беззлобно поддел Тор. Лафейсон только хмыкнул в ответ, ничем не выдав, что слова глупого братца его задели. Только по его безупречной маске самодовольства прошла едва приметная рябь.***
Служанки влетели стайкой, нанесли блюд с едой, кувшинов с выпивкой. Масел хитрых нанесли, чтобы сдобрить тело и расслабить дух. Весёлые, румяные. Стали выспрашивать наперебой, как там в скучном Мидгарде дела, как жилось Громовержцу среди маленьких смешных смертных. Про Джейн спрашивали аккуратно и вскользь. Сын Одина тоже спрашивал, только напрямую, как живётся в золотом Асгарде, как с ними царь Локи – и как язык только повернулся?! – обходится? Служаночки переглядывались и отвечали смущённо, что живётся хорошо, даже очень. Царь Локи щедр и милосерден, разумения в его поступках и указах много, души людские умеет читать и всегда находит решение, которое всем удобно. Только очень тихо теперь живётся. Никто турниров не проводит, силой не меряется, оружием новым не похваляется. Пиры тоже редки. Каждый сидит в своём углу, занимается своими делами. «Каков правитель, таков и двор», – хмыкнул про себя Тор, припоминая, что из них двоих турниры и пиры любил именно он, а младшенькому, змеёнышу, лишь бы подальше от любопытных глаз, в пыльном сумраке библиотеки накапывать кошмарные древние тайны, да козни надумывать. Весёлый щебет вдруг утих. Тор выплыл из своих мыслей. И едва не поперхнулся мёдом, что поднёс к губам. Царь Локи – тьфу ты! – шёл от дверей к самой купальне. Полупрозрачная ткань халата, оттенка киновари, облегала его тело, небрежно прихваченная поясом на талии, и не скрывала ничего. Все присутствующие могли поклясться, что не слышали, как отворилась и затворилась вновь тяжёлая резная дверь. Только Норны знают, сколько времени стервец грел уши, притаившись в густых тенях. Локи ступал босиком. Поигрывал простым деревянным гребнем в ловких пальцах и выглядел хозяином всего сущего. Усмехнулся небрежно, заметив, куда пялится Тор потемневшим взглядом. Подвинул поясок так, чтобы он не прикрывал и не утаивал царственных бёдер. Взмахом руки отослал служанок. «Возмужал, окреп, – заметил Тор, когда йотун прошёлся вокруг купальни, явно демонстрируя себя. – С последней их встречи… или с той ночи, когда видел его обнажённым последний раз». Давно это было. Хоть и для асгардцев несколько лет – лишь короткий вздох. Давно. Сам Тор чуть усох в хрупком, стеклянном Мидгарде, без настоящих сражений, в спокойствии и тишине. Забавно. Локи устроился на краю купальни, завозился за спиной Тора. Тот, как мог, заставил себя не оборачиваться, не показывать, что нервничает из-за злокозненного братца, что творит что-то за его спиной. В самом прямом смысле. – Я всё ещё твой пленник? Локи тихо фыркнул и продолжил шебуршиться. – Если хочешь – пожалуйста. Можешь ходить в цепях и изображать мученика, – Тор скривился. Нет, такое ему не по душе. – А можешь примкнуть ко мне и помочь с одним дельцем. – Я, и у йотуна на побегушках. Как это будет выглядеть?! – Да плевать. Тебе не всё равно? – Локи… – Сын Одина… – с ядовитой насмешкой проурчал йотун. – Закрой рот! Лафейсон вновь фыркнул и толкнул братца под воду. Притопил чуток. А когда разъярённый Одинсон вынырнул, отплёвываясь и пыша желанием утопить подлую гнилушку, Локи замахал руками со смехом: – Тише! Уйми свой гнев. Я просто хочу отмыть твои грязные патлы. Ты так смердишь, будто собрал всю пыль Иггдрасиля! Вот так вот просто, само собой, будто не было между ними вражды, обманов, иллюзий и предательств. – Совсем твоя смертная… – Локи. – …за тобой не смотрит. Но рогатый и не думал униматься. Специально ковырял больное место, доводил Тора до белого каления. Слова жалят, мучают чувством вины, а руки ласкают, поглаживают, массируют. Распутывают осторожно золотистые пряди волос. И, кажется, с каждым распутанным узелком, с каждым ядовитым словом что-то распутывается между ними. Становится не столь важным. Вот гребень уже легко ходит в потемневших от воды и масел волосах, и Тор почти принял положение вещей. Асгард на месте, стоит и процветает. Их… его отец… Один Всеотец в добром здравии. В смерти царственной Фригги виноваты они оба. Ещё Малекит, нерасторопная стража, асгардское высокомерие и много ещё что. Локи тоже жив-здоров. И он, Тор, тоже. Их друзья и враги также в добром здравии и ошиваются где-то неподалёку. Так чего ещё желать?! Локи водил костяшками пальцев по плечам и шее Тора, почесывал за ушами короткими ногтями, скрёб загривок и затылок, отчего Громовержец передергивал шкурой и подрагивал мощным телом. А братец тем временем поводил гибкой ступней по груди Тора, подпинывал игриво пяткой, и всё нашёптывал о своих планах. План был прост и не требовал от Одинсона ничего сверх того, чем он занимался всю свою сознательную жизнь. Новому асгардскому царю нужен был полководец. Локи был отменным стратегом. Продумывал действия на несколько шагов вперёд, учитывал всё разнообразие вариаций исхода событий. Но частенько он сам себе портил игру лишними эмоциями, злопамятством и жадностью. А главное, он плохо понимал воинов. К тому же, Локи пока остерегался покидать золотой Асгард. Мало ли, переворот какой, или неожиданный наследник всплывёт - Один Всеотец всегда был крайне любвеобилен, а где сам не наплодил, там усыновил или побратался. Локи свесил вторую ногу Тору на грудь. Развёл колени шире, повел ступнями по рёбрам Громовержца. Обманчиво-ласковой рукой почесал под челюстью, позволил брату уложить голову на свои бёдра. Поёрзал, устраиваясь поудобнее. Одинсон всё слушал, прикидывал, что к чему, и незаметно для себя поглаживал стройные икры длинных ног. Вскоре ему надоели эти игры. Слишком уж разморило, а в паху всё ныло и требовало своего. Тор развернулся, выпутавшись из крепкого захвата ног брата. Локи сидел, уперевшись на руки, и бесстыдно предлагал себя. Алая киноварь намокла, облепила тело. Мыльная пена пачкала бёдра, обрамляла вздыбленный под вуалью ткани член. Под пристальным змеиным взглядом Тор потянул руку. Заметил, как Локи напрягся, чуть подался назад. Как тот недовольно нахмурился, когда Тор не коснулся его тела, а ухватил поясок халата. Намотал на кулак и дёрнул к себе. Локи съехал в воду. Принялся растирать поцарапанную задницу, глядя с вызовом. – Чтобы управиться с войском, нужно продумать многое. Локи открыл было рот, но Тор не дал ему и слова сказать. Развернул и толкнул животом на бортик купальни. Йотун только и успел довольно охнуть. Губу закусил, задницу болючую выставил. – О латах подумать нужно, об об-мун-ди-ро-ва-нии, – тонкая ткань жалобно скрипнула в грубых пальцах, когда Тор содрал халат до локтей Локи, притиснул его руки к бокам. Обхватил жилистую шею, сдавил немного. Другой рукой обхватил под грудью. Вжался лицом в костистое плечо. Втиснулся всем телом в тело брата, втёрся пахом в узкие бёдра, удобно устроив стоящий колом член меж тугих ягодиц. Моё… Скучал! – Об оружии нужно… подумать… – Одинсон недовольно рыкнул, запутавшись пальцами в мокрой ткани халата, в липнущем пояске. Задушенный смех Локи оборвался резко, когда Тор сжал в кулаке его член. Стиснул, чтобы сбить немного спесь. Сам толкнулся бёдрами, затёрся о мягкую, едва ощутимую алую ткань. – Оружие… – выдохнул Локи, выгибаясь сильнее, насаживаясь с шипением на грубые пальцы. – Ага… Потом стратегия, – Лафейсон содрогнулся всем собой, когда Тор растёр в пальцах его сосок. – Загнать противника в угол… Отрезать пути к отступлению… Лишить боевой силы… – Лишить силы… – растеряв всю царскую гордость, Локи вцепился руками в бёдра Тора, вжимая его в себя. Сам голову опустил, закапал кровью из прокушенной губы на тёмный камень. – А потом… – Да? – Потом… – Ну?! – Можно диктовать свои условия. Локи зарычал в отчаянном бешенстве. Но просить, тем более молить не собирался. Он царь, в конце концов! Одинсон развернул его к себе лицом, подхватил под коленями, уложив своего царя на горячий камень, и вломился в изнемогающее тело. Он смеялся, задыхался, двигался, смотрел безумными глазами, и не было ничего вокруг и за стенами купальни. Только Локи. Самый желанный, такой же безумный, что скалился и шипел, травил ядом, кусался и впивался ногтями в грудь Тора, будто хотел вырвать бешено стучащее сердце и забрать себе. Локи обхватил ногами крепкий торс, забрался на Тора, ахнув, когда прошило слишком глубоко. Вцепился в так тщательно расчесанные им же волосы. Намотал на кулак, подражая брату, дёрнул. Обнажил крепкую шею и вцепился змеёй в солоновато-горькую кожу. Пересчитал зубами жилы. Тор захрипел довольно, задолбил бёдрами, натягивая Локи на себя. Слизывал его кровь, что ярко обозначилась на бледной коже. Позволил искусать себя, смешать свою горячую кровь, с его – йотунской, стылой, ядовитой. Растягивая его узкое нутро собой и расплескивая ароматную воду, Тор вслушивался в нарастающую, едва слышную пока за стонами брата и толстыми стенами древнего дворца, назревающую бурю. Так же зрела буря, когда они ещё подростками возились в этой купальне, пьяные от собственной смелости и греховности своих желаний. Так же Тор втискивал Локи в каменный бортик купальни и тонул в его перепуганных, жадных глазах. Пометили друг друга ещё тогда, а сейчас обновили метки. На все Девять миров прокричали о своём грешке. Моё! И плевать на всех. – Не смей больше, слышишь?.. – шептал осипший Локи, повиснув на широких плечах Тора. – Я теперь царь! Не забывайся… и не смей… Тор со всем соглашался, распластавшись на каменных ступенях купальни, и лениво позевывал, потягивался довольно. Продохнув немного, потащил братца в спальню, выпутывая его по дороге из промокшего насквозь халата. Долго потом лежал, глядел в уходящий высоко потолок и почесывал бедро Локи, что тот выставил, устроившись на боку и демонстративно повернувшись к Тору натёртой задницей. Сколько раз, подхватившись в предрассветный час, Тор ощупью тянулся к спящей рядом Джейн, касался её плеча, в надежде ощутить колкую прохладу плеча мужского, костистого, налитого силой от долгих упражнений с клинками и посохом. Потом уже, проснувшись, стыдился своих мыслей и желаний. Теперь он дома. Это был его Асгард и его Локи. Злобный, хитрый, изворотливый, страстный, жадный до всего нового, странного, смешливый и проказливый. С вечной турбиной в узкой заднице и играющим там же детством. Обидчивый, любящий побрякушки, фанфары и лесть, хоть и сам искусен в ней не в меру. Его Локи. Наиграется Локи в царствование, через пару сотен лет сам начнёт от трона бегать. Ибо быть на виду и обладать властью только на словах хорошо и пьяно, а на деле же слишком утомительно. Тор на это очень надеялся. Правда, пока не придумал, что будет делать с этим, убегающим. Но это потом, позже, когда случится. Назавтра Тор опять пойдёт на поводу у злокозненного йотуна, чтобы разгадать его очередную пакость. Направленную, естественно, на него, на старшего, любимого брата. Или же – Тор очень удивится! – на кого-то другого. Назавтра Тор проваляется в постели до обеда, подражая Локи. Будет приставать, лапать и бессовестно подминать под себя царственного брата. А тот, накричавшись и насытившись до поры под тяжёлым Громовержцем, примется нашёптывать на ухо сплетни, грязные тайны, свои планы на чужое добро. Станет заплетать золотые волосы Тора в косицы, как заплетали викинги перед битвой. От чего тот станет подозрительно-покладистым, подозрительно-отходчивым. Всё это Тор знает наперёд. И ждёт, и жаждет этого. Быть обманутым. Ощутить вкус погони, услышать злорадный хохот Локи и мчаться следом, чтобы догнать, наконец, скрутить, подмять и посадить на цепь. Или же на трон, и самому усесться рядом. Локи завозился, потянулся, притёрся ближе к тёплому боку брата. – Ещё раз уйдёшь – убью… Слышишь? – пробормотал царь асгардский, не открывая глаз. – Мидгард спалю до корешка… и все Девять миров… Все листья оборву с Древа… Слышишь? – Ага, а из шлема Тони – ночной горшок? – Если уйдёшь… Тор тихо засмеялся, притянул на себя злокозненного, дурного братца. С этого станется! Спалит просто так, шутки ради. – Не уйду. Никогда больше. Так свили Норны их судьбы, спряли в болезненно-сладкий узел, что и не распутать, хоть Вечность сиди ковыряйся. А остальное лишь фон, декорация к их странной, сплетённой воедино жизни.