***
Воинов нолдор было много, но орков — в два раза больше. Майтимо попал в собственную же ловушку, решив обмануть величайшего лжеца, и дорого поплатился за свою ошибку. Скольких воинов сейчас по его ошибке вели в холодный Ангбанд, закованными в цепи? Он и сам шел среди прочих, подгоняемый звучными ударами хлыстов и приказами тварей Моргота. Ни слова из их речи Майтимо не понимал, лишь по отвратительным интонациям мог догадываться, чего от него хотят. Никому из пленников не давали отдыхать, но, к счастью, все эльдар отличались выносливостью. Наверно, именно потому Майтимо вздрогнул, услышав, как кто-то упал в соседней шеренге. Колонна остановилась: на каменистой земле лежал один из воинов. Он зажимал рукой кровоточащую рану, поджимая под себя истертые в кровь ноги. — Поднимайся же, ну, — к упавшему склонился его сосед, пытаясь помочь собрату по несчастью. — Я не могу… Воздух разрезал удар хлыста. Нолдор расступились то ли от испуга, то ли от неожиданности, и Майтимо заметил крупного орка, направляющегося к раненному пленнику. Старшего сына Фэанаро бросило в холод: одного удара хватит, чтобы отправить его сородича в Чертоги. Майтимо видел все, будто замедленно: вот орк замахнулся, крича нечто на своем мерзком языке, вот один из нолдор отпрыгнул в сторону, а упавший закрылся руками, отчаянно пытаясь избежать удара… Майтимо не выдержал. Молнией он кинулся к своему воину, прикрывая его собой, а спустя мгновение спину опалила невыносимая боль. Плеть рассекла кожу и мышцы, почти калеча, но орк остановился, презрительно усмехнувшись, услышав разнесшийся по округе крик боли Верховного короля нолдор. Он что-то сказал Майтимо, а затем добавил сильный удар в бедро перед тем, как уйти. Майтимо дрожал, пытаясь совладать со своим телом, а колонна вновь двинулась вперед. — Зря вы сделали это, лорд Нельяфинвэ… — слабо шепнул раненный нолдо под Майтимо. И он сам понимал, что зря… Вдали уже видны пики Тангородрима. Совсем скоро всех пленных приведут в крепость Врага, и тогда живые позавидуют мертвым.***
Пики гор вспарывали серое, затянутое облаками, морозное небо, словно острые клыки, чем дальше вглубь — тем холоднее. Майтимо почти не смотрел по сторонам. Никогда он не был так чувствителен к мелодиям Арды, как Макалаурэ, но сейчас тяжелое звучание давило на него, проникало внутрь, разыскивая самые уязвимые места. Музыка смерти. Музыка Моргота. Уже на подходе к черным вратам крепости она ощущалась в полной мере, но в самом Ангбанде ею был пропитан каждый камень в вырезанных в холодных скалах коридорах. Нолдо оказался бессилен запомнить хитрое переплетение лестниц, комнат, переходов, но в тот момент, когда перед ним почти бесшумно открылись тяжелые створки огромных дверей, понял: скоро он шагнет в тронный зал. Майтимо любил утешать себя мыслями, что не знает страха, но сердце забилось сильнее, на спине выступил холодный пот, а губы пересохли. Стоящий позади орк почти втолкнул Майтимо в зал. Он не смог пройти и нескольких шагов: воля Моргота упала на плечи Майтимо тяжелым грузом, и осталось лишь рухнуть на колени, не в силах подняться, пока того не захочет Темный Вала. А он сидел совсем недалеко, на величественном троне, высеченном из скалы. Три отцовских камня в грубой железной короне сверкали настолько ярко, что за их светом Майтимо не мог разглядеть Врага. Видел лишь черные одежды и кончики седых волос… Да и, пожалуй, тонкие бледные губы на холодном узком лице, скривившиеся в презрительной усмешке. Сильмариллы ослепляли. Они казались чужими, холодными… бесполезными. В фэа Майтимо вдруг закралась почти детская обида. Такая, от которой хочется разрыдаться. Разве стоили эти стекляшки резни в гаванях Альквалондэ? Разве ценность их достаточно велика, чтобы ради них убили деда? Разве они так важны, чтобы отец поплатился за их создание безумием и смертью? Тем страшнее было осознание: отступить не получится. Сыновья Фэанаро зашли слишком далеко. За колоннами терялись валараукар — падшие огненные майар, чудовища, совсем недавно унесшие жизнь Фэанаро. Хотя в чертах их все еще угадывались следы былого облика, взгляд эльда, не привыкший к совершенной темноте, никак не мог проникнуть сквозь тени, окружавшие валараукар. Вокруг них танцевали огненные сполохи бичей — их оружия. Майтимо до боли сжал пальцы, пытаясь унять рвущиеся наружу слабые стороны своей натуры. Нет. Только не сейчас, не при враге. Он не может позволить ему торжествовать. Моргот смотрел на своего пленника неотрывно, будто прожигая насквозь, а в голове Майтимо рыбой на песке билась лишь одна мысль: Темного Валу им не победить. — Ты осознаешь свою ошибку, Нельяфинвэ? — Голос Моргота пронизывающий, обжигающий, выворачивающий наизнанку, но вместе с тем тихий, хриплый, почти шепчущий. Майтимо промолчал в ответ. Некоторые вопросы вовсе не требуют ответов, и это был один из них. Пальцы Моргота мягко скользнули по подлокотнику. Он немного запрокинул голову, и Майтимо смог разглядеть пугающие глаза Темного Валы. Словно два тлеющих угля в обрамлении черных ресниц. — Я редко делюсь тем, что сам способен предвидеть… — продолжил Моргот, будто бы устало откинувшись на каменную спинку своего трона. — Но тебе — скажу. За эти камни вы будете резать друг другу глотки. Все твои братья умрут, ваш дом падет, но сначала вы посеете в Берелианде столько зла, сколько никто до вас еще не сеял. Майтимо сглотнул, прикрывая глаза, пытаясь спастись от света проклятых камней. — Все предпето, этого уже нельзя изменить, — голос нолдо едва заметно дрогнул. Моргот прищурился, склонив голову. — Еще не поздно отступить. Я отпущу тебя, если ты поклянешься отвести войска нолдор. Идите на восток, за горы, уходите на юг, но прочь из Берелианда. Будь благоразумней, чем твой отец. Сколь соблазнительны были речи Моргота, столь же и отравлены ложью. Как мог Майтимо верить его словам? Разве мало бед натворило доверие речам Темного Валы в Амане? Его руки задрожали от бессильной ненависти. Он чувствовал себя загнанным в ловушку. Нет, даже не Темным Валой, а самой судьбой. Куда не повернись, везде сильмариллы, кровь, Клятва, проклятье Валар… Майтимо ничего не мог с этим сделать, даже уберечь братьев не способен. — Нет, — после продолжительного молчания коротко ответил Майтимо. — Нет? — Моргот задумчиво хмыкнул. — Неужели безумие отца передалось и его детям? — Ты лжец, и ни одного слова правды еще не слетело с твоих уст, Моргот, — Майтимо поднял полный презрения взгляд на Темного Валу.— Я умру независимо от своего решения. Только безумец мог бы поверить в то, что ты отпустишь эльда. Морготу не понадобилось ничего говорить. Один из валараукар шагнул к пленнику, разматывая огненный бич. — Что же, может быть, следующий твой брат будет сговорчивей. Как думаешь, они ценят твою жизнь достаточно высоко, чтобы отступить на юг? Удар обжег спину Майтимо, и нолдо с криком рухнул на пол, ломая ногти о каменные плиты. — Неужели ты настолько нас боишься, Моргот? — из последних сил выдавил из себя Майтимо, вновь поднимая взгляд на Врага. Моргот наградил старшего сына Фэанаро мрачным молчанием. Он легким движением поднялся со своего трона и направился прочь, не удостоив своего пленника даже взгляда.***
Пыточные Ангбанда… За два дня в них Майтимо успел изучить каждый камень, познать столько оттенков боли, сколько не знал никогда, да и не хотел узнавать. Удушливый горячий воздух был почти непригоден для дыхания, а потоки жидкого огня по стенам оставались единственными источниками света. Одно только пребывание в этом месте — пытка, но валараукар не хотели останавливаться на этом. Готмог. Ему Тёмный Вала поручил сломать пленника, и не знающий сострадания падший майа приступил к этому со всем возможным старанием. Спина Майтимо напоминала фарш, на торсе, руках, ногах, даже лице — ожоги. Тонкие, оставленные раскалённым прутьями. Хроа сдалось, но фэа продолжало упрямиться. Ни одним криком Майтимо не порадовал своего палача. Он не хотел доставить и капли удовольствия слуге Моргота, и после, проводя холодные ночи в одиночной камере, сам поражался, откуда взял столько воли. Порой казалось, что сталь внутри старшего сына Фэанаро ковалась в пыточных Ангбанда и закалялась под пронизывающими северными ветрами. Сознание Майтимо окутал непробиваемый щит Аванирэ. Ни с кем он не хотел делиться своими бедами. Руки стягивали веревки, и Майтимо беспомощно висел, подвешенный на крюк, не в силах вмешаться, хоть как-нибудь изменить происходящее. Перед ним валараукар творили представление. Нолдо, висящий, словно пойманная дичь, напротив Майтимо, только и мог, что истошно кричать, когда в его тело врезались лезвия ножей. С него снимали кожу, обнажая красное мясо. Медленно, со вкусом, позволяя Майтимо в деталях разглядеть результат его ошибки. Каждый день они заставляли его смотреть на пытки пленных, и в эти минуты старший феаноринг чувствовал большую боль, чем когда Готмог измывался над ним самим. — В следующий раз на его месте будет кто-нибудь из твоих братьев, — прозвучал над самим ухом низкий голос Готмога. Он не просто угрожал, он обещал, а в горле Майтимо стоял горький комок. Представить на месте этого несчастного одного из младших? Гибкого и тонкого, словно какая дева, Кано? Или вечно весёлых близнецов? Пусть он не всегда ладил с Тьелко, да и Курво с Морьо бывали проблемами… подобного зрелища Майтимо бы не выдержал. Нолдо напротив обмяк и перестал кричать — умер. Его сняли с крюка и поволокли прочь, словно кусок мяса. На плитах пола оставался зловещий кровавый след — немое напоминание о кошмаре. Неожиданное прикосновение когтей валараука к собранным в растрепанную косу волосам заставило нолдо вздрогнуть. Он напрягся, пытаясь понять, что же на этот раз задумал Готмог, а в следующее мгновение явственно ощутил холод стали. Удар сердца — и голова вдруг стала куда легче. Со смешком Готмог кинул медно-рыжую косу подоспевшему орку. — Передать с посланником. Сговорчивее будут. Или, может быть, тебе и ухо отрезать, эльда? Майтимо не ответил. Он почти зачарованно наблюдал, как орк спешно уносит из пыточной трофей. Теперь волосы нолдо щекотали своими концами основание шеи, а на затылке почти наверняка были ещё короче, но не красота волновала Майтимо. Только бы братья не поддались на провокацию, только бы не отступили, лишь бы не пошли спасать. Он знал — Моргот ждёт их. Слушает мелодии Арды, выжидая те самые, чтобы захватить их обладателей, едва придёт срок. Высокий мужчина, вышедший из тёмного проёма арки, поначалу остался незамеченным, но отчего-то дышать стало немного легче. Он был высок. Пожалуй, даже немногим выше самого Майтимо. Бледнолиц, темноволос… Прекрасен, как и всякий майа. А сущность незнакомца Майтимо опознал сразу: слишком многих майар он уже успел повидать в Амане. Чёрные одежды скрывали фигуру майа, делая образ едва ли не целомудренным, но огонь глаз все же выдавал истинную суть одного из учеников Моргота. — Решил полюбоваться, Гортхаур? — оскалился Готмог. Казалось бы, дружелюбно, но в тоне его не было и капли приязни. — Скорее зашёл погреться, пока Владыка в дурном настроении, — обронил тёмный майа. — Ты сам виноват, что Владыка доверил нолдо мне, а не тебе, — в голосе Готмога проскользнули нотки торжества. Майтимо был готов поклясться, что валараука радуется такому незначительному превосходству над соперником. Гортхаур не ответил, но недовольно поджал свои красиво очерченные губы. А Готмог завозился позади, разыскивая какой-то инструмент. «Теперь захочет покрасоваться перед товарищем», — мелькнула в голове Майтимо мысль. Гортхаур скользнул по нолдо почти безразличным взглядом, а затем неспешно отошёл подальше. Майтимо даже не стал смотреть вслед. В следующее мгновение веревки на руках вдруг лопнули и Майтимо едва не рухнул на землю. Его подхватил валараука, то ли случайно, то ли специально вспоров когтями предплечье, а затем вдруг толкнул к хорошо знакомой Майтимо клетке. Она едва достигала его поясницы, но никто не собирался сажать в неё нолдо. Нет, Готмог нагревал прутья и заставлял Майтимо ложиться сверху. На этот раз тот даже не сопротивлялся. Все так же молча он опустился на обжигающий металл, морщась и дрожа от боли. Краем глаза он заметил, как удивлённо дрогнули брови Гортхаура. Готмог засмеялся — и спустя мгновение спину Майтимо обжег очередной удар огненного бича. Нолдо вздрогнул, кусая губы, пытаясь сдержаться. — Ты закричишь сегодня, — пообещал Готмог, и Майтимо почувствовал, как рукоять бича скользит вниз по окровавленной спине к ягодицам.***
Гортхаур не всегда присутствовал в пыточной, но заходил часто. Наблюдал, порой давал Готмогу советы, в которых сквозили холодные насмешки над недалекостью валараука. Самыми кошмарными были моменты, когда темный майа все-таки решал поучаствовать. Он не избивал, не засовывал иглы под ногти, не пытался сотворить с телом нолдо нечто отвратительное и неестественное, нет. Ему хватало одного прикосновения и нескольких жестоких слов, чтобы сделать то, чего так и не смог Готмог: вырвать из груди Майтимо крик боли. Мерзко, унизительно, но после Готмог всегда уступал, удовлетворенный мучениями пленника, а Майтимо сожалел, что в который раз Гортхаур помешал ему дойти до самого конца. Порой казалось, смерть — единственный выход. Возможно, темный майа понимал это стремление старшего из феанорингов, а потому не хотел даровать ему избавление. В один из дней Майтимо уже не смог идти сам. Гортхаур вызвался проводить его к камере вместо Готмога, но пленник прошел лишь половину пути, а затем едва не повалился на холодный пол. Как он вновь оказался на уже знакомой соломенной подстилке, Майтимо не помнил. Только подхватившие его прохладные руки майа врезались в сознание, словно клеймо. Подстилка не отличалась мягкостью, но Майтимо привык к ней за прошедшие дни ожидания, счет которым он начинал терять. Он открыл глаза, без труда угадывая в полумраке камеры фигуру Гортхаура. Его темные волосы прикрывали лицо майа от взгляда нолдо, но Майтимо был готов поклясться, что Гортхаур хмурится. Майа держал в руках небольшой глиняный горшочек с мазью, пахнущей луговыми травами, и осторожно наносил его содержимое на ожоги, теперь щедро украшавшие тело Майтимо. Избирательно, словно специально оставляя без внимания те, что не причиняли особой боли. Прикосновения тонких пальцев Гортхаура казались настолько издевательски осторожными, что Майтимо с трудом верил, что это действительно тот же майа, способный даровать кошмарные страдания одним прикосновением и парой слов. — Зачем помогаешь? — прохрипел Майтимо, не узнавая собственный голос. Гортхаур кинул на него короткий взгляд. — Не задавай глупых вопросов. Может быть, когда-нибудь расскажу. Позже, — негромко отозвался он. — Мне нужно уехать ненадолго. Постарайся не умереть от пыток до моего возвращения, нолдо. Он поднялся на ноги и откинул назад мешающие волосы, которые носил незаплетенными. Майтимо еще ни разу не видел их собранными в прическу. — Мне не нужна помощь врага, — нолдо горько усмехнулся, приподнимаясь на локтях. — Можешь и вовсе не возвращаться. Выражение лица Гортхаура приобрело странный саркастичный оттенок. Он со смешком выдохнул, а затем покачал головой. — Потом поупрямишься. Умрешь — Готмог начнет искать твоих родных. Если они тебе и вправду так дороги, — живи. Вопреки всему, нолдо. Он покинул камеру, а Майтимо прикрыл глаза, пытаясь расслышать в мрачном звучании Ангбанда мелодию Гортхаура. Чего он ждал? На что надеялся? Музыка этого майа плотно сплелась с искажением, но отчего-то в фэа нолдо шевельнулось новое чувство. Почти восхищение.***
Стальная скоба, вплавленная в скалу, прожгла правое запястье Майтимо почти до кости, но затем постепенно застыла, оставив после себя невыносимую боль. Здесь, на вершине Тангородрима, никогда не утихал морозный северный ветер, терзающий обнаженное тело нолдо. Хроа страдало, а возможность любоваться плато Ард-Гален, на многие мили уходящим вдаль, мало утешала. Отсюда он видел все: как выдвигаются на разведку орочьи отряды, как гонят на работу в рудники пленных эльдар. Видал и знамена нолдор Первого Дома, оставшиеся у озера Митрим. Братья отказались. Это было облегчением, и вместе с тем фэа сжималось от тоски. Никогда больше Майтимо не суждено увидеть свою семью. Они остались в прошлом так же, как и Финдекано, у которого Майтимо более не сможет попросить прощения за свое предательство. Здесь, прикованный к скале, он скорее лишится рассудка или умрет, не вынеся мук, чем Моргот выпустит из своих лап жертву. О, он выставил его, словно знамя своей победы, будто жестокую издевку, демонстрируя нолдор их пленного короля. Теперь, когда его предложение отвергли и младшие феаноринги, для Моргота Майтимо стал только способом запугать пришедших следом за Фэанаро. К одинокой площадке в пару широких шагов на самой вершине Тангородрима вела лишь одна дорога — через лабиринты Ангбанда. Иного пути не было, разве что феаноринги вдруг отрастили бы крылья. Майтимо овладевала безысходность и грусть. Он потерял всякую надежду на избавление, а уже спустя неделю перестал чувствовать и самого себя, изнывая от жажды, голода и холода. Кто-то накинул на плечи Майтимо плащ, и промерзшей коже нолдо теплая ткань показалась почти обжигающей. В первые мгновения перед затуманенным взором Майтимо предстал лишь темный силуэт. «Кано…?» — мелькнула в голове полная отчаянной надежды-эстель мысль, но она также быстро и погасла. Нет, Макалаурэ нечего делать в крепости Моргота. Нет. Картина прояснилась, и Майтимо увидел Гортхаура, вновь пришедшего навестить прикованного к скале пленника. Он иногда приходил сюда поговорить или помолчать, и постепенно нолдо начинал привыкать к обществу темного майа. Молча Гортхаур вложил в слабую ладонь Майтимо деревянную миску с отваром из кореньев, от которого до сих пор поднимался легкий дымок, а сам отошел к краю площадки и присел, свесив ноги с обрыва. — Твои родичи сожгли еще одну орочью деревню, — после недолгого молчания сказал темный майа. — И зачем только пришли сюда, да еще и Мелькора вернули? Всю мою работу испортить какими-то светящимися безделушками… Вот ты бы радовался, если вернулся домой, а у тебя в комнате младшие устроили собачьи бега, перевернули все с ног на голову, а в довершение выбросили или сломали все, чему не нашли применения? Гортхаур не жаловался раньше, и Майтимо, сделав осторожный глоток из миски, поднял на майа взгляд. Почти заинтересованный — все было лучше, чем одиночество наедине с собственными мыслями. — Твою работу? — хмыкнул. — Чем же ты занимался здесь? Всем известно, что слуги Моргота утратили дар созидания, но Гортхаур… Что если тьма еще не полностью овладела его фэа? Майтимо и сам не знал, почему так отчаянно пытается выгородить своего вынужденного собеседника хотя бы в собственных глазах. — Пытался создать у орков подобие государства, — негромко отозвался майа. — Но если на севере мне это удалось, то в окрестностях Ангбанда все шло не так, как надо. Готмог еще со своими представлениями о мироустройстве, — он тяжело вздохнул. — Возвращение с краденым — не лучшее явление Мелькора за эпохи. Майтимо промолчал в ответ. Государственность у орков? Как смешно. Не может же Гортхаур быть так наивен, чтобы мечтать привить цивилизованность этим изуродованным Морготом созданиям? Разве есть у орков чувство прекрасного, стремление к искусству? Разве знают они, что такое сочувствие, умеют ли любить? Майтимо не верил. — Они бывают разными, но не виноваты в том, чем сделал их Мелькор. И малыши не так уж сильно отличаются от прочих детей, если держать их подальше от балрогов. — Тихо проронил Гортхаур, будто прочтя мысли нолдо. — Только теперь как объяснишь, что чужаки, вырезавшие селение со стариками, просто решили, что все эти перекошенные морды — признаки служения обворовавшему их вала? Да и кому бы пришло в голову договариваться с орками. — поджал губы и как отрезал. — Глупо вышло. Вновь повисло долгое молчание. Майтимо пил отвар, а Гортхаур прикрыл глаза, вслушиваясь в музыку Берелианда. — Твой брат, оставшийся главным вместо тебя. Как его имя? — вдруг спросил майа, полуобернувшись к Майтимо. В душе нолдо шелохнулось беспокойство. Что Гортхауру до Кано? Задумал и его заманить в ловушку? Разве мог менестрель стать проблемой? — Его зовут Канафинвэ Макалаурэ, — нахмурившись, ответил Майтимо. — Зачем тебе это? — Я покинул Аман задолго до прихода туда эльдар, но считаю вежливым знать имя того, кто доставляет мне хлопоты, — насмешливо фыркнул Гортхаур. — Канафинвэ Макалаурэ, значит… — Не мог он доставить тебе хлопоты, — в фэа Майтимо змеей свернулась бессильная злость. — Не смей трогать его, слышишь?! Он не мог позволить хоть чему-либо случиться с младшими братьями. Не мог, но и вмешаться возможности не имел. Причини Гортхаур вред Макалаурэ — Майтимо останется лишь наблюдать. Гортхаур тихо хохотнул, а затем ловким движением поднялся на ноги. Он остановился, лишь подойдя к Майтимо почти вплотную. Настолько, что нолдо мог чувствовать на своей коже его горячее дыхание. Огненные глаза майа смотрели в лицо Майтимо неотрывно, а он сам не мог отвести от них взгляда. — Ты так плохо знаешь своего брата, Нельяфинвэ, — майа усмехнулся, чуть склонив голову. — Думаешь, раз он менестрель, то не обидит и мухи? Вот только разведчиков Готмога одурачил… Они не то что ваш отряд, даже Митрим обнаружить не смогли. Видно, хорош ваш певец в своем деле. Ладонь Гортхаура вдруг легла на прикованную к скале руку Майтимо. Нолдо замер, опасаясь даже вдохнуть. Он зажмурил глаза, вжимаясь в холодный грубый камень спиной, опасаясь… чего? В горле пересохло от волнения, а сердце заколотилось быстрее. Слишком близко стоял темный майа. Мгновение, и боль мягкими волнами отступила от скованного запястья, разливаясь по всему телу теплом. Отступил и голод, даже усталость на время стала меньше. Чары. — Я не трону его, пока ты здесь и жив. Такая сделка тебя устроит? — Губы Гортхаура тронула легкая усмешка. — В конечном итоге, стоит дать им хотя бы лагерь обустроить… — Обещай, Гортхаур, — прошептал Майтимо, вновь подняв решительный взгляд на майа. Тот улыбнулся с тихим смешком, а затем отстранился и, забрав из руки Майтимо миску, сделал несколько шагов к тропинке в Ангбанд. — Я вернусь через несколько дней. До той поры хватит и плаща, и чар.***
За время на Тангородриме Майтимо имел шанс многое обдумать. Постепенно боль сменилась пустотой, затем — смирением. О да, он мог тысячи раз прокручивать в голове воспоминания. О далеком Амане, дружбе с Финдекано, в один момент забытой из-за лжи Моргота… Слишком хорошо Майтимо помнил, как они с Финьо избегали даже смотреть друг на друга в те редкие моменты, когда Майтимо приезжал из Форменоса в Тирион. И все же, старый друг едва ли не первым бросился на подмогу Первому дому, когда те убивали тэлери в гаванях Альквалондэ. После битвы они с Майтимо даже обменялись парой фраз… Впервые за долгие года. Тогда Майтимо не нашел в себе сил, чтобы возродить давнюю дружбу. Нужно ли говорить, что теперь он более никогда и не сможет попросить прощения? Это было ошибкой. Одной из многих, допущенных Майтимо по наивности или незнанию. Да и откуда всю жизнь проведшему в Амане нолдо было знать, что на исправление ошибок времени может не хватить? Думал он и об отце. Вспоминал, как лилась кровь в Альквалондэ, а позже память сама относила его к пламени Лосгара. Даже сквозь преграду времени, оно будто бы снова опаляло лицо. Именно тогда стало ясно: отец обезумел. Майтимо с досадой вспоминал, какую злость испытывал по отношению к нему. И все же, пытаясь отбить израненного Фэанаро у валараукар, окруживших его, Майтимо более всего желал, чтобы его отец жил. Только вот и эта надежда рухнула, оставив после себя лишь еще одно обещание, данное рядом с умирающим королем. Сдержать Клятву. Многие месяцы прошли с тех пор, как Майтимо оказался пленником Моргота. Он привык к частым визитам Гортхаура. Настолько, что научился различать его мелодию среди мрачного звучания Ангбанда. Но на сей раз тяжелые шаги на горной тропе принадлежали вовсе не темному майа. Майтимо открыл глаза, пробуждаясь от дремы, и тут же прикрыл их свободной рукой, защищая от света сильмариллов. Словно в насмешку, Моргот не снял своей короны даже теперь, придя навестить поверженного врага. Он остановился в полушаге, внимательно глядя в лицо Майтимо. Равнодушно. Даже со скукой, лёгким сожалением. Словно на вещь, которая нравилась, но все же давно должна была сломаться. Воля Темного Валы вновь обрушилась на Майтимо во всей своей сокрушительной мощи. На пару мгновений он будто бы забыл, как дышать, и, казалось, оглох — все вокруг заполнила музыка Моргота. Темный вала чуть прищурился: — Слышу, ты не скучал тут в одиночестве. И как тебе компания моего майа, Нельяфинвэ? — Он чуть склонил голову. — Рассказывал ли он о своих успехах в боях около Митрим? Сердце Майтимо пропустило удар. Конечно, Моргот услышал мелодию Гортхаура, почувствовал его чары. И хотя злости не было в голосе Темного валы, разве значило это, что он не причинит бед Гортхауру…? И почему это сейчас волнует не меньше, чем страх за жизнь родных, которым майа мог навредить? Что за успехи у озера? Неужели, Гортхаур все-таки взял в плен кого-то из Первого дома? Страхи нахлынули на Майтимо сокрушительной волной, и не за что было зацепиться, чтобы выстоять. — Нет, — коротко ответил Майтимо, стараясь придать голосу твердость. Моргот усмехнулся и коротко покачал головой, а затем вдруг повернулся к Майтимо спиной. Так просто… Он прекрасно знал, что прикованный к скале пленник ничем не сможет ему навредить. — Я все еще предлагаю тебе мир, Нельяфинвэ. Откажись от камней — и сможешь уйти. С уст Майтимо сорвался нервный смешок. Они клялись именем Эру. Разве может кто-либо в Арде или за ее пределами освободить их? — Что же… Тогда мне стоит подготовить достойный пьедестал и для твоих братьев, — голос Моргота стал ниже, смех пленника явно был не тем, чего он ждал. — Вы всего лишь неблагодарные дети, неспособные оценить мой дар. Он уже сделал шаг к дорожке, но замер, услышав вопрос Майтимо: — Что же ты подарил нам, Моргот? Смерть? Проклятие валар? Или за вечную ночь мы должны быть благодарны? Моргот задумчиво посмотрел на свою ладонь, изуродованную страшными ожогами. Майтимо понял: они не заживали, да и никогда не заживут. — Я даровал вам свободу, Нельяфинвэ. Хотя вы и не способны заплатить ее цену. Темный вала ушел, но его тяжелое звучание еще долго окутывало вершину Тангородрима.***
И вновь от видений Ирмо нолдо пробудило тепло плаща, накинутого кем-то на его промерзшие плечи. Майтимо открыл глаза и увидел напряженное лицо Гортхаура. Хотя майа по-прежнему мог показаться безразличным, все-таки он непривычно сильно хмурил свои тонкие брови. Что-то пошло не так. С момента последнего визита Моргота прошло много времени, но за все те долгие дни Гортхаур даже полунамеком не рассказал Майтимо, был ли наказан за помощь ему. Оставалось лишь догадываться. Все так же молча Гортхаур вложил в руку Майтимо флягу. Сердце нолдо забилось быстрее, едва только он ощутил мимолетное касание горячих пальцев майа, но он поспешил отстраниться, чтобы даже случайно не выдать своих странных чувств. — Мелькор хочет, чтобы я взглянул на Митрим лично, — наконец заговорил Гортхаур. В голосе майа можно было прочесть вину, если подключить воображение. Чувствовал ли Гортхаур какие-нибудь угрызения совести на самом деле, Майтимо не знал, да и не мог знать, но до безумия хотел оправдать его. И вместе с тем нолдо ощутил, как внутри все заледенело. Смогут ли его братья выстоять в бою против темного майа? Что, если в скором времени они тоже окажутся прикованными к скале, как он сам, обреченные на годы одиночества, холода и абсолютного бессилия повлиять хоть на что-нибудь? О, если бы был хоть малейший шанс сбежать, Майтимо готов был поклясться именем Эру еще раз, что больше никогда не позволит себе сидеть сложа руки. — Не думал уйти от Моргота? — сделав небольшой глоток отвара из фляги, спросил Майтимо. Гортхаур задумчиво повел плечами, переводя взгляд с нолдо на открывающийся с их небольшого уступа вид. — Куда? У меня тут орки, волки, поселения на севере. Да и кузница обустроена, — подумав, ответил он. — Это мой дом. И вовсе не я здесь чужак. — И не тоскуешь по Валинору? — Майтимо недоверчиво усмехнулся. Слабо, насколько хватало сил. Гортхаура передернуло. Кажется, он помрачнел еще сильнее. — Нет, совершенно. Ты не представляешь, сколь дивные майар его населяют… В сравнении даже Мелькор не так уж плох, — Не похоже, чтобы майа лгал. Такую брезгливость во взгляде тяжело подделать, если вообще возможно. Подобные суждения слышать было странно и даже немного неправильно. Хотя отец тоже отзывался о населяющих Валинор айнур с презрением, Майтимо искренне считал, что в Фэанаро говорила его злость. Гортхаур же будто испытывал давнее и успевшее пустить корни глубоко в фэа темного майа отвращение к своим сородичам, оставшимся на светлой стороне. — У кого же ты был раньше? — помедлив, все-таки поинтересовался Майтимо. Разговоры с Гортхауром пробуждали любопытство, позволяющее нолдо хоть немного, но почувствовать себя живым. — Я не люблю вспоминать об этом, — майа вновь встретился взглядом с Майтимо. — Мы с ним очень не сошлись характером,. — Я тоже не всегда ладил со своим отцом. Майтимо не знал, насколько сравнение уместно. Да, Фэанаро никогда не проводил со старшим из своих сыновей много времени, не хвалил так, как более талантливых младших. Их общение после рождения третьего, четвертого, пятого брата стало все больше походить на деловое. Майтимо помогал в кузнице, следил за младшими, порой на него взваливали и домашние хлопоты, пока отец с матерью занимались своей работой. Впрочем, и нелюбимым ребенком Майтимо вовсе не был. В том доверии, которое выказывал ему Фэанаро, он видел особую честь. Лицо Гортхаура исказила хмурая полуулыбка: — Он присвоил себе часть моих творений, потому что я вроде как часть его мыслей, орудие. Даже Мелькор не позволял себе ничего подобного. Мне не нравятся Валар Амана, разве что с Намо можно было поговорить… Он замолчал на несколько долгих мгновений, прикрывая глаза. Майтимо боялся даже выдохнуть, понимал — Гортхаур вслушивается в мелодии вокруг. — Мне пора. Короткая фраза, которая раньше ничего бы не значила, теперь заставила фэа Майтимо скрутиться от тоски и страха. Он не хотел, чтобы Гортхаур уходил так быстро, но еще больше страшился, что завтра он приведет в цепях Кано… Или Тьелко. Или кого-либо еще из младших братьев. — Пожалуйста, не бери их в плен, — голос старшего феаноринга дрогнул, когда тот впервые опустился до мольбы. Подрагивающей от слабости рукой Майтимо протянул флягу Гортхауру, и тот молча принял ее. Несколько ударов сердца он неотрывно смотрел в глаза нолдо, а Майтимо только и мог, что любоваться переливами пламени в радужках темного майа. В следующее мгновение, резко, будто опасаясь передумать, Гортхаур вдруг подался навстречу и губы Майтимо опалил горячий поцелуй. Тепло чар майа, пусть и бесконечно далекое от благочестия Амана, плавно перетекало в тело нолдо, согревая, приглушая боль. Хотя Гортхаур вполне мог обойтись и мимолетным касанием. Сердце Майтимо предательски затрепыхало, хоть он и попытался отстраниться, вжаться в холодный камень за спиной, испугавшись того, что произошло. Гортхаур резко оборвал поцелуй, что длился не дольше, чем полет стрелы в близкую мишень. — Я не приведу их сюда пленниками. И не убью, пока ты ждешь моего возвращения, — пообещал негромко майа, отстранившись. Гортхаур ушел, вновь оставив пленника в неизвестности и одиночестве, а на следующий день впервые взошло солнце, вырывая Берелианд из цепких когтей вечной ночи, и Майтимо увидел вдалеке синие знамена Второго дома, услышал пение их труб…***
Майтимо смутно припоминал свое спасение: на ум приходили лишь отдельные моменты, детали, звуки. Он мог вспомнить, как услышал песню Финдекано, как сам, потеряв всякую надежду, просил о смерти, как блеснул вдалеке наконечник стрелы… А еще — золотые ленты в угольно-черных волосах старого друга, его сбивчивый извиняющейся полушепот, а затем неожиданную боль в правой руке. О том, как они с Финьо вернулись в лагерь, Майтимо узнал уже после, окончательно придя в себя и с удивлением увидев над головой полотно шатра. Майтимо опасался, что Финдекано не сможет простить ему Лосгар. Едва услышав о том, что Второму и Третьему домам пришлось идти через льды Хэлкараксэ, он и без рассказов Финдекано осознал, на что их подписал Фэанаро, решив сжечь корабли. Сколько нолдор замерзли насмерть или провалились под лед? Но ни слова упрека с уст Финдекано не слетело. Он вел себя так, будто бы между ними не было тех долгих лет взаимной опалы, а решиться заговорить об этом Майтимо не мог. Пусть лучше так. Главное — все налаживается. Рядом Финьо, пришли из-за моря еще два Дома со своими воинами, братья целы и здоровы. Так Майтимо думал, пытаясь гнать из головы навязчивые мысли о Макалаурэ. Менестрель редко заходил в шатер без сопровождения кого-нибудь из младших, а если внутри находился Финдекано, и вовсе предпочитал сделать вид, будто бы просто проходит мимо. Остальные пятеро вели себя по-прежнему: заходили порою всей гурьбой, несмотря на недовольство лекарей, рассказывали какие-нибудь байки, шутили, пусть и старались не нервировать лишний раз старшего брата. Даже близнецы вели себя тише обычного, хотя Майтимо и видел, как тяжело им это давалось. А вот поведение Макалаурэ… Майтимо перебрал в голове тысячи вариантов, но так и не смог понять причин. — Жалко волосы, — вздохнул Финдекано, ножницами отрезая спутавшиеся в колтуны пряди отросших за время плена рыжих волос. Хотя Майтимо и надеялся тайно, что после этой процедуры ему почти не придется стричься, реальность была жестока. Длина уже достигала лопаток, а Финдекано даже не думал останавливаться. Просить друга о такой услуге было неловко, но тот сам предложил. Теперь оставалось только сидеть молча и терпеть, невольно поглаживая культю, оставшуюся от правой руки. Все вокруг будто бы старались не замечать увечья, за что Майтимо был по-своему благодарен. Жалости к себе он ничуть не хотел, а едва окрепнет, планировал вернуться к тренировкам с мечом: если Моргот рассчитывал так легко вывести старшего феаноринга из войны, он ошибался. — Ерунда. Год-другой и отрастут. Майтимо искренне пытался казаться беззаботным. Вышло плохо, но Финдекано все равно блеснул в ответ радостной улыбкой. Он подался чуть вперед, утыкаясь лбом в плечо Майтимо, а затем прохладная рука осторожно опустилась на культю, стараясь не причинить боли даже случайным касанием. — Прости, что пришлось ждать так долго, — прошептал Финдекано, а фэа Майтимо сжалось от осознания: это он должен был просить прощения. Он уже собирался рассказать Финьо все, что успел надумать там, на вершине Тангородрима, как тут раздался неожиданный окрик: — Вам тут чай от Кано! Не мешаю, нет? Тьелкормо почти ввалился в шатер, удерживая в руках поднос с заварником и несколькими пиалами. Следом за ним внутрь прошмыгнул и Хуан: сразу стало тесновато. Финдекано со смешком отстранился, наблюдая, как пыхтит от негодования Тьелко. Младший брат раздраженно поставил поднос на столик рядом с постелью Майтимо, откинул назад мешающие светлые волосы и начал разливать чай по пиалам. — Я ему сказал, что вы тут вместе, так он мне поднос всучил, а сам на разведку поехал. Нет, Нельо, ты представляешь? Меня, лучшего следопыта в лагере, заставляет еду разносить, а сам там на орков охотится! — Похоже, нам с Макалаурэ пора согласовывать время дежурств у постели Нельо, чтобы даже случайно не пересечься, — рассмеялся Финдекано, поднимаясь на ноги, чтобы помочь Тьелко. — Совсем у него характер здесь испортился. Или просто времени на музыку и дев меньше стало? Они с Тьелко говорили еще о чем-то. Судя по смеху Финьо, — даже шутили, но Майтимо лишь хмуро молчал. Снова Макалаурэ не пришел в шатер. Поехал в разведку вместо Тьелко… А что если орки, варги… что если… Я не приведу их сюда пленниками. И не убью, пока ты ждешь моего возвращения Слова темного майа сейчас казались злой насмешкой. Майтимо уже не был прикован к вершине Тангородрима. Он больше не зависел от визитов Гортхаура, волен был забыть все их разговоры, словно страшный сон, но отчего-то раз за разом прокручивал их в своей голове. Майтимо понимал, что темный майа — один из приспешников Моргота, и должно откинуть странные симпатии, посвятить себя своему народу, братьям… Клятве. Знал: Гортхаур может исполнить угрозу Моргота, ведь навряд ли по-настоящему испытывал что-либо к пленному нолдо. И все же, Майтимо снял со своего сознания аванирэ. Не только желая показать братьям и Финьо, что поправляется. Отнюдь. Пусть холод Тангородрима все никак не покидал памяти хроа, пусть опасения за жизнь братьев вернулись с прежней силой. Но никто не мог заставить Майтимо отбросить хрупкую, почти безумную, эстель: пока он жив и ждет зова Гортхаура, тот не нарушит данного им слова. Сколько бы не пришлось ждать.