Способность: "Ночной кошмар"...

Под землёй рация почти не работала. — Я внизу! — крикнул Куникида в микрофон, надеясь, что его услышат, — догоняю преступника! Будьте начеку! В ответ наушник издал надсадный хрип, в котором смутно слышался голос Рампо. Куникида выругался сквозь зубы, понимая, что сражаться придётся в одиночку, и побежал ещё быстрее, рискуя сломать себе шею в полной темноте. Пол подземелья был усеян осколками битого кирпича, который как будто мечтал попасть под ноги. Когда-то здесь пролегала ветвь канализации, но после перестройки города её забросили. Теперь же здесь обитал один из самых страшных маньяков Йокогамы — каннибал Энгельс Агнс. И именно его сейчас предстояло поймать. Эта тварь (другого синонима Доппо придумать не мог) заманивала детей в своё логово, после чего отправляла родителям посылку с останками. Мерзостно. Гадостно. Грязно. Неожиданно пол под ногами Куникиды начал хлюпать. Затхлая вонь удушливым туманом висела в неподвижном воздухе. Даже эхо шагов здесь было другим, словно мужчина из узкого лаза попал в огромную пещеру. Где-то здесь находился Энгельс. Света катастрофически не хватало: разбитые лампочки едва ли могли предать общий силуэт из кромешной темноты подземелья. Оставалось полагаться на слух, который выхватывал из тишины далёкие хлюпающие шаги и лязгающий звук бубенцов. Куникида бесшумно достал блокнот и побежал за преступником, прикидывая план канализации. Где-то там подземелье соединялось с городским коллектором. Если Энгельс сможет удрать, то найти его даже с суперлогикой Рампо будет почти невозможно. Неожиданно стало светлее, словно кто-то неведомый разом поднял мощность покрывшихся плесенью ламп. Куникида с запозданием понял, что больше не слышит шагов и сбавил скорость. Вдруг что-то серое дёрнулось на грани зрения, и мужчина мгновенно отпрыгнул в сторону. Вовремя: нечто, одетое в красно-синий арлекинский костюм, обрушилось на то место, где он стоял секунду назад. – Способность – «Поэзия Доппо!» Пистолет! Вибрация скользнула вдоль по руке, и яркая вспышка озарила помещение. Меньше секунды, чтобы палец нажал на спусковой крючок. Эхо громко размножило выстрел, практически оглушая обоих сражающихся. Но вот Энгельс тяжко тряхнул головой в клоунском колпаке и поднял взгляд на Куникиду. Лицо, густо намазанное белилами, перечёркивали две параллельные красные линии. Бескровные губы, растянувшись в улыбке, обнажили два ряда кривых, жёлтых зубов. Однако не это пугало в лице Энгельса. Пугали глаза. Круглые, маленькие, бледно-серые, точно как у акулы... Бездушные глаза животного, рождённого убивать. Стоило Доппо встретиться с ними взглядом, как неведомая игла пронзила его голову. – Ы-ы-ых-хы-хы-хы... – то ли простонал, то ли рассмеялся клоун. Способность – «Ночной кошмар...» Полыхнула красная вспышка. На миг у Доппо перехватило дыхание, будто призрачные тиски сжали горло. В следующую секунду всё прошло. Однако этого времени клоуну хватило, чтобы убежать. Куникида огляделся по сторонам, но в тёмном помещении больше никого не было. – Чёрт тебя подери... – раздражённо цыкнул мужчина, поправляя рацию. – Он удрал. Продолжаю преследование. Передатчик снова ответил ему надсадным хрипом. Куникида досадливо отключил его и положил в карман брюк. Стоило ему это сделать, как вдалеке вновь послышался перезвон тяжёлых бубенцов. Куникида медленно двинулся на звук, держа пистолет наготове. Воды под ногами становилось всё больше, и каждый шаг разлетался плескающим чавканьем по каменному коридору. Думать о том, что это была за вода, совершенно не хотелось – запах и так слишком ясно обо всём говорил. Тень Куникиды прыгала в неровном свете ламп, то обращаясь гигантским тёмным монстром, то исчезая в трещинах неровных стен. Несколько раз Доппо казалось, что он слышит бубенцы клоуна над самым ухом, но это оказывались лишь жирные крысы, высунувшие треугольные морды из своих нор. Тишина давила на перепонки, как могла бы давить бетонная плита на погребённого под ней человека. Всё это действовало на нервы. Хотелось поскорее добраться до перехода в городскую канализацию, где условия для сражения были бы лучше. Однако тоннель почему-то не заканчивался, и с каждым шагом Куникида погружался во всё более сгущающуюся темноту. Чавканье под ногами как-то быстро исчезло и сменилось сухим постукиванием каблуков о бетон, да и то вскоре стало настолько тихим, что едва слышалось. Удушающая вонь как будто тоже отступила, то ли действительно развеявшись, то ли притерпевшись. Поддавшись странному желанию, Куникида обернулся назад. Ему вдруг страстно захотелось увидеть хотя бы бледный отсвет ламп, но непроглядная темнота поглотила даже случайные блики. Сердце неожиданно гулко ударилось о рёбра и забилось, словно запертая в клетке птица. «Откуда я пришёл? Где конец, а где начало тоннеля? – подумал Доппо, чувствуя, как пальцы против воли сжимаются на рукояти пистолета. – И есть ли они вообще?» Мужская рука судорожно потянулась к стене, желая нащупать в пасти мрака каменную кладку стен. Скользящая материя, похожая на атлас, укусила обострённые нервы не хуже бешеного пса. – Что?! – вырвался из груди восклик раньше, чем Куникида успел осознать произошедшее. Он сжал руку в кулак, пытаясь доказать самому себе, что не сошёл с ума. Тканевые навесы покрывали стены тоннеля. Это не укладывалось в голове. «С другой стороны, – подумал Доппо, обтирая руку о жилет и продолжая движение вперёд, – сороки тоже украшают свои гнёзда. Просто психу захотелось сделать своё логово более... милым». Мысль эта была настолько дикой, что Куникиде резко расхотелось её развивать. Однако, когда темнота стала потихоньку рассеиваться неровным красно-оранжевым светом, ему стало действительно не по себе. Тяжёлые ткани, раскрашенные на цирковой манер полосами и шашечками, казались глоткой огромного монстра. Глоткой, в которую он спускался по доброй воле. Откуда-то из недр тоннеля потянуло удушливо-приторным запахом. Почти в ту же минуту до ушей Куникиды донеслась навязчивая мелодия. «...А толпе все равно, лишь таращат зенки, Им что воду в вино, что любовь – деньги. С табличкой "Продано" рай на земле, Не ходи в цирк уродов, посмотри в зеркале...» С каждым шагом мелодия становилась всё громче и всё отчётливее, превращаясь в какофонию. Голоса, распевающие строчки, надрывно кричали или срывались в безумный кашляющий смех. Ноги и руки налились свинцовой тяжестью. Лёгкие горели от смрадного воздуха, и сердце колотилось где-то в горле, грозясь вывалиться рвотным потоком. Сжав зубы, Доппо откинул едва колыхающийся кусок ткани, заменяющий полог, и оказался в огромном шатре. В тот же момент истошный визг резанул по ушам, а оранжевый свет ослепил привыкшие к полутьме глаза. Куникиде пришлось зажмуриться, теряя из вида картинку. Стоило ему это сделать, как исчезли все звуки, кроме какого-то неясного жужжания. Свет тоже как будто немного померк. Пустые сидения, как воронка, спускались к круглой арене. Своды шатра терялись где-то в темноте, и невозможно было сказать, как высоко они находятся. Такого помещения просто не могло быть в заброшенной канализации. Однако здесь никого не было. Чувствуя, как внутри всё сворачивается в ком от плохого предчувствия, Куникида осмотрелся по сторонам. Спрятаться среди резных креслиц было невозможно. Кулисы из плотной тёмно-красной ткани были чуть приоткрыты. На самой же арене стоял резной столик с маленькой голубой коробочкой. Доппо обернулся, но вместо тёмного коридора увидел лишь ещё одну полосу раскрашенной ромбиком ткани. Выхода не было. Пасть захлопнулась. Шаги, вздымающие с бурого ковролина пыль, эхом разлетались по пустому залу. Странное жужжание, наполняющее шатёр, становилось всё громче, пока Куникида приближался к коробочке. Всё это время он не опускал пистолет, готовясь при первой же возможности выстрелить. – Что за игры, Энгельс? Ты хочешь, чтобы я её открыл? – спрашивая непонятно у кого, выкрикнул Куникида. Зал ответил молчанием. Молчанием, что ярче слов отвечало «да». – Аж десять раз... – прошипел себе под нос Куникида, останавливаясь рядом со столиком. Ему не хотелось играть в чужие игры. Его совершенно не прельщало танцевать под дудку сумасшедшего, решившего развлечься. Но при этом Куникида отчётливо понимал: куда бы он ни пошёл, что бы ни попытался сделать... ничего не произойдёт, пока он не откроет чертову голубую коробку. Поэтому, сам того не желая, он положил руку на вибрирующую крышку и поднял её. Выскочившая оттуда образина клацнула игрушечными зубами и бестолково закачалась на ноге-пружине. Глупая разрисованная рожа с круглыми болтающимися бусинами-глазами и цветным арлекинским колпаком. Неожиданно маленькие и злые глазки посмотрели прямо в глаза Куникиды, а рот раскрылся в оглушающем визге. Раздался шум, треск, гам, и что-то цепко обхватило руки и ноги Куникиды, выбивая пистолет. Он ударил наотмашь, но стоило ему увидеть, против кого предстоит сражаться... Дети. Дети в шутовских костюмах и игрушечных масках. Дети накидывались на него, неумело скручивая руки и путаясь в ногах. Пусть он и был сильнее, но секундное замешательство обернулось падением. Кто-то смог вытащить блокнот из его грудного кармана, кто-то с силой перетянул запястья, и кто-то усадил на стул. Атласные ленты до боли стянули живот, привязывая к сидению. Сдвинуть стул с места не было никакой возможности. – Что вы делаете?! – зло выкрикнул Куникида, но дети его не слушали. Они вышли на середину арены и замерли, словно какие-то истуканы. Свет в зале померк. – Ы-ы-ых-хы-хы-хы... – разлетелся по шатру до боли знакомый стонущий смех. Доппо непроизвольно дёрнулся, когда Энгельс, прыгая на одной ноге, вышел из-за кулис. – А я уже боялся, что шоу начнётся без тебя... Вместо ответа Куникида скрипнул зубами. Ненависть жгла изнутри огнём, и губы сводило от желания высказаться... – Тварь!.. Энгельс счастливо растянул рот, обнажая жёлтые зубы, и стонуще рассмеялся. Затем приблизился к Доппо и провёл указательным пальцем по его лицу. Куникиду передёрнуло от гадливости. – Я – тварь?! Впрочем, думай, как знаешь. Мне интересно, каким будет твоё слишком умное мясо на вкус... – выдохнув последние слова прямо в лицо Куникиде, заявил Энгельс. От него пахло чем-то тухлым и при этом приторно-сладким. Чем-то, от чего голова Доппо начинала кружиться. – Кто бы мог подумать, что ночной кошмар взрослого – оказаться беспомощным, как ребёнок!.. – потрясая увенчанной бубенцами головой, протянул Агнс. – Впрочем, мне это только на руку. Видишь всех этих детей? Куникида с трудом перевёл взгляд на стоящих по стойке «смирно» ребят. Энгельс положил свою руку на голову светловолосой девочки и снял с неё маску. Круглое, детское личико с огромными, серыми глазами. Слёзы блестящими ручьями стекали по её лицу. – Знаешь, в еде я довольно неприхотлив. Хватит того, что ребёнок будет достаточно мал, чтобы сманить его подальше от взрослых... – пальцы с ленивой лаской зарылись в детские волосы, – но что касается готовки... Ты знаешь, что такое «саннакчи»? Сердце как будто пропустило удар. Отчаянный крик вырвался наружу, когда Энгельс играючи поднял нож. – «Саннакчи» – это поедание живьём! Алая кровь брызнула из девичьей руки. Маленький рот раскрылся в немом крике, показывая миру обрубок языка. Ленты точно лезвия впились в кожу Доппо. – Прекрати! Прекрати это! – Можно вырезать полосы мяса так... Или вырывать органы по одному... – слизывая кровь с раззявленных губ, прошептал каннибал. – А как тебе нравится? Как бы ты хотел быть съеден? Может быть, так? С этими словами жёлтые зубы впились в детскую шейку, выдирая из неё жизнь. Доппо не мог отвести взгляд. Не мог отвести взгляд от этого... этого... «Это какой-то кошмар. Это безумие, это...» – он не мог подобрать слов. Все они застревали в гортани, вырываясь наружу единым криком. Энгельс продолжал безумствовать, разя детей ножом, как скот. Тела падали без единого крика, и вскоре весь пол арены был красен от их крови. – ...или так?! Или так?! ИЛИ ТАК?! Каннибал рассмеялся, запрокинув голову к небу. – Это никогда не кончится, знаешь?! Никогда!.. Это вечный кошмар, понимаешь?! И тебе уже никогда не проснуться! Капли крови очередного ребёнка упали к самым ногам Доппо. И сверху на них стекали прозрачные капли слёз. Отчаянье сжирало заживо, как будто Энгельс нашёл способ убивать ещё страшнее, чем показывал. Куникида зажмурился, пытаясь унять бесполезную влагу. Крик сорвал горло, запястья стёрлись лентами в кровь... Столько детей... Столько ни в чём не повинных душ, которые уже нельзя спасти... Столько... «Постойте. А действительно, сколько?» Дети как будто не заканчивались. Безумная пляска Энгельса всё нарастала. Однако, сколько бы ни смотрел Доппо, как бы много ни валилось трупов... Дети не кончались. – «Ночной кошмар», – будто бы пробуя на язык слова, прошептал Доппо, – ночной... кошмар... Ленты на запястьях растаяли, будто бы их и не было. Весь мир подёрнулся дымкой, разваливаясь на части. Слишком поздно опомнившийся Энгельс, дико вытаращив глаза, замахнулся ножом, но блестящая сталь разлетелась осколками. Куникида проснулся. Руки сами нажали на спусковой крючок пистолета, пробивая коленную чашечку сонного противника. Звенящий крик прокатился по заброшенной канализации. Шипя и отплевываясь, хрипела рация. – Кун...ида! От..ть! При...м! – Энгельс задержан! – что было сил, гаркнул в микрофон Доппо, отвешивая противнику яростный пинок по кровоточащей ране. – Пришлите кого-нибудь, пока я не убил эту тварь своими руками... – По..ял! Мужчина медленно перевёл взгляд на скулящего у его ног каннибала и мрачно достал блокнот. – Однажды ради Дазая я выписал сорок способов пыток. Кошмар начинается для тебя...