Not ready.

      Вечер.       Все идет по плану.       Скоро Чан придет с работы и, возможно, купит что-нибудь вкусненькое по дороге на сегодняшнюю ночь. Сегодня они планировали провести ночь вдвоем. Выпить по бокальчику шампанского, поговорить, как обычно, о жизни и все в таком роде. Это их стандартные выходные.       Сехун валяется на диване и лупит в никому уже ненужный телевизор. Он горит и разговаривает просто для заднего фона, чтобы не было так одиноко. На самом деле Сех считает чертовы минуты, которые уж очень медленно переваливают на следующее число. Осталось каких-то жалких полчаса и Чан вернется.       В коридоре еле слышится скрежет ключа в замочной скважине, и Сехун резко, чуть задорно, подпрыгивает с мягкой обивки; весь сияет.        — Чанни, наконец-то ты пришел! — чмокает любимого в губы и принимает тяжелый пакет, напиханный всякими вкусностями.        — Не скучал? — снимая парку и закидывая одной рукой шапку, Чанель следует за Сехуном на кухню.        — Неа, — с улыбкой отвечает он, снабжая полки холодильника и кухонные шкафчики продуктами, то и дело открывая и закрывая их после каждого пакетика с вредной едой.       Чанель быстро переодевается в домашнюю футболку и штаны и возвращается обратно к Сеху. Тот все еще разбирает большой целлофан и радуется каждому кульку, пока не доходит до самого дна и не замечает мизерный синий тюбик крупного бренда. Сехун меняется в лице на непонимание и неловко переводит удивленный взгляд на облокотившегося на дверной проем Чанеля, который довольно и властно кривит ухмылку, скрещивая руки на груди, будто заранее зная все дальнейшие вопросы и зная на них точный ответ.        — Эм… Милый, а что это?.. — пряча румянец и боясь разгадки, спрашивает он.        — Наш спасательный круг, — смеясь отвечает Чан и аккуратными шагами приближается к полностью окаменевшему от смущения Сехуну. Он попытался приобнять его, но тот брыкнулся и отступил, страшась того, чего пытается выудить из него Чанель. — Ты чего?        — Я не могу… Я не готов! — Сехун вытягивает руки вперед, обороняя свою девственность.        — Хуни, все будет хорошо, тебе понравится! Я буду осторожен, — игнорируя вытянутые руки, Чанель свободно пытается подойти к Сехуну, но тот идет задним ходом, не поддаваясь успокаивающим словам. — Не ломайся, это все равно рано или поздно случилось бы.        — Нет, нет, я не готов! — Сех срывается и бежит через второй ход из кухни.       Чанель, не спеша, держа в руке тюбик с лубрикантом, самодовольно идет за ним, игриво крича о прекрасных ощущениях первого секса. Но Сехун его не хотел слушать, усердно заполняя свою голову всеми тяжелыми мыслями, которые вгрызались в самый центр мозга.       Сехун вбегает в их спальню и так глупо осознает, что это тупик. Финита ля комедия, дорогой. Он пугливо оглядывается на еще пустой проход позади себя и отходит к прикроватной тумбе, надеясь, что та, якобы, его сможет спасти. Уставившись пронзительным взглядом на дверной проем, Сех пытается осознать, что это все взаправду. Тихий, домашний мальчик, боящийся первого в своей жизни секса, старается уйти от неизбежного. Естественно, у него ничего не выйдет. Каждый должен почувствовать это.       Его дыхание замирает, видя в проеме ехидно улыбающегося Чанеля, который вертит ручкой с тюбиком.        — Нет, я не могу… Я боюсь тебя… — как-то даже слезно произносит Сехун.        — Ох, милый, все через это проходят. Тебе понравится, я обещаю, — Чан расплывается в мимолетно понимающем успокоении и ловит Сеха на том, что тот чутка да расслабился. Ха, это только начало. — Ладно, прости, не хотел тебя пугать. Когда будешь готов, только скажи. Ну, иди сюда. — рукой манит того, мысленно готовясь на любую реакцию Сехуна к предстоящему наслаждению.       Сехун, не замечая никакого подкола в этом, доверительно подходит к Чану и нежно обнимает.        — Какой ты наивный, — интригующе завершает эти умиления Чанель и толкает младшего на кровать. Сехун поздно понимает, во что он вляпался и ползет к бортику кровати, где лежат подушки; хватает одну из них в свои объятия и рачительно пытается скрыться за ней. Чанель медленно подползает к нему, чем пугает младшего еще больше, нависает над ним, ставя руки по бокам, и шепчет так эротично, насколько это возможно: «Ты не сбежишь от этого, Сехун-а.» Он пытается отодвинуть подушку с его лица, но тот лишь сильнее прижимает ее, будто старается задушить самого себя.        — Доверься мне, прошу, — Чан готов заплакать, лишь бы ему дали этот заветный плод.        Сехун молчит. А что ему сказать? Он начал бояться ЭТОГО еще тогда, когда они начали только жить вместе. В первые дни их первой совместной ночи, когда они легли спать, Сехуну приснилось невзначай то самое порно, сам его процесс. И он так сильно прочувствовал все эти движения в нем и само проникновение, что хотелось выть от жуткой и сильной боли в своем запретном очаге. Он вскрикнул и судорожно переминал пальцы, когда любимый обеспокоенно спрашивал его «что случилось?»        — Пожалуйста, Сехун-ши… — да Паку стоит податься в актеры! На его драму скупят все билеты до единого.       У младшего пролетают все картинки перед глазами с того сна. Он присматривается, сощурив глаза, и видит слегка размытое лицо его любимого. Вглядываясь в каждую частицу невидимого наяву сна, Сехун видит: большие руки нежно ласкают его тело, он эхом слышит мурчание на ухо: «Все в порядке, ты получишь огромное удовольствие. Люблю тебя, малыш.» Он до последнего слушает эту постепенно замолкающую мантру и неуверенно отодвигает подушку с лица, встречаясь глазами со старшим.        — Мне слишком сложно отказать тебе… — звучит так философски. — Я… г-готов. — все еще не веря произнесенным из своих уст словам, Сехун откидывает чертову подушку в сторону и невинно приближается к чарующим губам Чанеля.       Старший берет инициативу на себя и делает все быстро, не раздумывая. Сехун не отстает и, когда он снимал свою футболку, успел возбудиться.       Когда с верхней одеждой было покончено, дело дошло до боксеров. Сехун, все еще немного смущаясь, сделал все сам.       Чанель берет заранее поставленный на тумбу лубрикант и быстро открывает его, беря как можно больше смазки. В этот момент Сехун боролся со своим внутренним невинным и похотливым «Я». Невинный чуть ли не до полусмерти боролся с похотливым, но когда Сехун открыл глаза посмотреть, с чем там возится Чан, все-таки победу одержала похоть, заставляя невинность поджать коленки к груди и обидно качаться вперед-назад.        — Это будет лучшее в твоей жизни, а лучшее, потому что именно я у тебя первый, — игриво произносит Пак, лыбясь от счастья во все 32 и размазывая смазку в ладонях, как будто решил всю кисть туда засунуть. Сехун лишь мечтательно смотрел на него, предвкушая новые ощущения.       Размазав лубрикант, Чанель волнующе вздохнул, чем немного удивил младшего.        — Ща тебе будет афигеть как хорошо, — имитируя глупую блондинку, Чанель слегка дернул головой, закатив глаза, и, будто показывая маникюр, махнул кистью. Осторожно вводя в уже мокрое лоно палец, Сехун протяжно простонал. Старшего это заводило куда больше, чем Сехуна, и он решил добавить сразу три пальца. Младший прогнулся в спине и скомкал простынь под собой. Пальцы медленно сжимались и разжимались, растягивая тугое колечко мышц. Но вот время пришло и для более крупного оружия. Старший не быстро вынул пальцы и остатки смазки растер на уже готовом ко всем приключениям и свершениям в райском саду члене. Закинув ноги младшего себе на бедра и подставив головку сфинктера к растянутым мышцам, Чанель поэтапно начал входить в Сехуна. О гортанно простонал, что есть силы, полностью выгнулся в спине, пытаясь привыкнуть к новому органу в своем теле. Пак входил осторожно, стараясь как можно меньше доставить боли любимому. Так потрясающе тесно! Когда он вошел на полную, дал буквально пару секунд на то, чтобы быстро привыкнуть. Чанель закинул ноги Сехуна себе на плечи и начал тягуче двигаться. На лбу О образовалась испарина. Ничего еще не началось, а он уже мокр как лягушка!       Чанель разошелся не на шутку и вколачивал что есть мочи в эту трухлявую кровать свой предмет обожания. Сехун, кажется, испытывал самый-самый оргазм. Для него первый раз дается как полное искупление всех грехов. Такое и вправду никто забыть не сможет.       Дело близится к концу, и старший решил добавить палитру удовольствия Сехуну, начав надрачивать ему. Остается последняя секунда, и они одновременно изливаются на живот младшего. Пак запрокидывает голову, вогнав до конца свой необъятный член, и рычит в последний момент, сминая ягодицы О. Сехун тяжело дышит, сгоняя огромные капли пота и ерзая на уже сырой простыне. Чанель отпускает ноги младшего и ползком, нависая над ним, приближается к столь нужным губам О. Он рвано целует обмокшие мягкие губы и ложится на грудь Сехуна, восстанавливая дыхание. Младший гладит Пака по сырым волосам, иногда сжимая их в своей ладони.        — Это было лучшее в моей жизни, — все еще тяжело дыша, произносит Сехун.        — И в моей, — на выдохе говорит старший и невесомо целует грудь О. — Кажется, я сейчас не встану.        — Я тоже, — смеется Сехун.        Чанель нежно чмокает младшего в губы и устраивается поудобнее на его влажной, но такой родной груди, падая в сладкий сон.