А звёзды такие фальшивые, Как на них ты ни посмотри. Твои обещания — лживые. И что-то рвется в груди. Улыбки, взгляды, признания, Соприкосновения рук — Все это, ведь понимаю я, Всего лишь движенья и звук. Не выбраться из лабиринта мне. А честно, совсем не хочу. Душа моя словно горит в огне, И холод часто зову. А может, они настоящие, Те звёзды, что фальшью звенят? А чувства… они приходящие. Ведь можно их ждать от тебя?
Настоящий ли этот мир? И что значит «настоящий»? То, что можно потрогать, понюхать, увидеть? Если так, то окружающая действительность, безусловно, настоящая. Но такая лживая! Фальшь ощущается буквально кожей, оседает на языке при дыхании, скрипит на зубах песком. Люди… такие люди: на словах превозносят честность и тут же врут. Может, именно поэтому больше не увидеть настоящих звёзд? Может, человечеству просто ненавязчиво намекают, что оно достойно лишь подделки? Качественной, претендующей на «настоящесть», имеющей право на существование, но — подделки. Кирихара уныло смотрела в окно, прихлебывая обжигающе горячий кофе и согревая о кружку озябшие ладони. В принципе, ей вообще не были свойственны философские беседы с самой собой, но сейчас как-то накатило. Может, депрессия подкралась незаметно? Или она просто устала: от бесконечной работы, не дающей продыху даже сейчас, в выходные; от этой ужасной зимы, что холодным ветерком пробиралась даже под тёплое пальто? Кто знает? Возможно, сегодня просто был не самый лучший день, а звёзды не сошлись. Звёзды… Эти мерцающие разноцветные точечки на искусственном небе, не дающие даже маленькой веры в астрологический прогноз. Раньше, кажется, целую вечность назад, Мисаки каждое утро просматривала последнюю страницу ежедневной газеты, вычитывая рекомендации для своего знака. И улыбалась, если сбывалось что-то хорошее, а если нет… Ну в самом-то деле, разве можно верить этим шарлатанам? Глупо, наверное, но сейчас нет даже этого. И отчего-то так тоскливо, хоть волком вой. Она и взвыла, глянув на свой рабочий стол, заваленный бумагами. Почти: в последний момент, испугавшись, что ее услышат, уткнулась в кружку и сделала большой глоток. С таким настроем, того гляди, весь ее образ железной леди, создаваемый годами, полетит к чертям. Но как же иногда хочется просто пустить все на самотёк и расслабиться! Забить урну для бумаг отчётами и, хлопнув дверью, покинуть кабинет. И заняться личной жизнью. Ну хотя бы на недельку! Вздохнув, Кирихара отставила кружку и ненавидящим взглядом уставилась на гору бумаг. Могла б силой мысли испепелить — уже задохнулась бы от пепла. Но то ли мысли у нее недостаточно «обжигающие», то ли начальство чего подшаманило, а документы испаряться и не собирались. Жаль! И, что самое обидное, девушка прекрасно понимала, что вся эта бумажная рутина пользы не принесет: отчёты осядут где-нибудь в архиве, а перед этим из них будет прочитана в лучшем случае половина. Ну это если быть оптимисткой. Мисаки же причисляла свою персону к группе махровых реалистов, что снижало в ее глазах процент прочитанного до тридцати. А полезность вообще плавно стремилась к нулю. И до ужаса хотелось просто выйти на улицу, пусть там и мерзкий ветер, и тошнотворный запах бензина, и мокрый снег, тающий на ботинках грязными разводами. Пусть! Зато там есть хоть какое-то движение. А кабинет… кабинет будто застыл вне времени и пространства: все в нем так же, как и час назад. И через час не изменится ничего. А новизны хотелось до дрожи в коленках, чтобы жизнь заиграла яркими красками. И была она, жизнь эта. И желательно, чтобы личная тоже имелась. Но на горизонте в обозримом будущем маячила только работа и Эверест из бумажек разной степени не-важности. Нет, госпожа Кирихара искренне любила свою работу. И, как оказалось, безответно. Ведь взаимная любовь не может вгонять в тоску, верно? Но это не точно. Мисаки вообще в делах амурных была полным профаном. Те пару романов, что скрасили ее студенческую жизнь, научили одному: разбегаться нужно при первых признаках взаимного недовольства. Иначе нервотрёпка просто высосет все жизненные силы и перечеркнет все то хорошее, что было в начале отношений. Может, это и неправильно и нужно было стараться идти на компромиссы. И сейчас девушка спешила бы домой к мужу, который… А вот дальше фантазия работать отказывалась. Ну не представляла она ни Клода, мрачного заучку-англичанина, переведшегося в университет по обмену, ни Хаку, в тайне помешанного на своей исключительности, в качестве своего спутника жизни. Чем бы они занимались? Дискуссировали с первым о бренности бытия? Или выбирали второму хороший спа-салон, достойный принять его несравненную персону? Этого ли она хотела всем сердцем? Увы, нет. А чего тогда? А ведь действительно — чего? Надёжности, понимания, нежности и чуть-чуть интриги. «Так, Кирихара, соберись!» — одернула себя девушка и поправила на носу очки. Впереди намечался вечер, наполненный бесполезными движениями и тоской.***
— Уф, — Мисаки откинулась на спинку кресла и с удовольствием потянулась, — наконец-то! — Кирихара-сан, ну Вы и заработались! Девушка посмотрела на говорившего. Как же она могла не заметить его появления? Вроде со слухом все нормально, а вот поди ж ты, пропустила момент! Покосилась на часы: так и есть, почти полночь. И чего ему тут надо в нерабочее время? Хотя и сама-то она здесь находиться тоже не должна, но всё-таки… — Джек, у Вас какое-то срочное дело? — недоуменно спросила Кирихара. — Да нет, просто шёл мимо и увидел у Вас в кабинете свет. Может, помощь нужна? — Мужчина направился к её столу. Ага, помощь предложить решил. Контрактор — и помощь? Ух, если бы не устала так сильно, то Мисаки обязательно бы рассмеялась, а так лишь вздохнула и отрицательно качнула головой. — И всё-таки, — не сдавался блондин, — нельзя такой красивой девушке загоняться на работе! И вот не знала бы, что он бесчувственное существо себе на уме, то решила б, что к ней подкатывают. И улыбка эта его настолько искренняя, что хоть сейчас раскатывай красную ковровую дорожку да «Оскар» вручай. Нельзя сказать, что Кирихара не любила или, того хуже, презирала контракторов: опасалась, относилась настороженно, но и негативных эмоций не испытывала. А всё ж они не люди и понять их среднестатистическому homo sapiens сложно. Вот как просчитать существо, которое всё делает с максимальной выгодой для себя? Ну, примерно так же просто, как и заставить глыбу льда самовольно воспылать. Хотя вот конкретно этот мужчина отыгрывал свою роль обычного человека совершенно бесподобно, не придирешься даже к мелочи. Да скажи ей кто раньше, до их знакомства, что вот этот импозантный мужчина с пробирающим до глубины души чувственным взглядом — контрактор, не знающий жалости и вообще эмоций, — плюнула бы тому шутнику в лицо. Ибо нечего вводить милую девушку в заблуждение! — Ноябрь, спасибо за предложение, но я уже закончила. — И улыбнуться, не выдать своей усталости. Но человек предполагает, а Бог располагает: улыбка вышла откровенно жалкой, даже какой-то просящей о милосердии в виде немедленного убийства, а случайный стон при движении затекшей шеей свёл все попытки казаться бодрой и полной сил на нет. — Я же не предлагаю помощь в разгребании бумажек, — оскорбился он, презрительно покосившись на макулатуру, — я хочу помочь лично Вам! Шаг — и он уже за спиной Мисаки, напрягшейся от такого поворота событий. Уж не убить ли он не хочет? А смысл? А кто его поймет! Сильные руки обхватывают тонкую шейку и… начинают делать массаж. — Кгхм, — откашлялась девушка, — у Вас что, плата изменилась? Теперь вместо курения — массаж первым встречным? — Ну, это было бы странно, если бы после использования способностей я кидался на людей! — Ладони плавно опустились на плечи, разминая, прогоняя усталость. — Поэтому это просто жест доброй воли. Кирихара непроизвольно улыбнулась: шутит? И кажется, не играет. Мир катится в бездну! А впрочем, туда ему и дорога. А она устала! И массаж сейчас очень даже кстати, особенно сделанный таким умелым мастером. Интересно, где только научился? Но… приятно. До безумия. — Я сниму с Вас блузку, а то совсем неудобно. — А грубые пальцы уже расстегивают маленькие пуговички спереди, подбираются к манжетами. — Вы мне что, полный спектр услуг хотите оказать? — не открывая глаз и не сопротивляясь, интересуется она. — А почему бы и нет? — Горячее дыхание опаляет щеку и заставляет непроизвольно вздрогнуть, но — не отстраниться. — Хм… А действительно, почему бы и нет? Замужем Мисаки за своей работой, а эта дама хоть и сношает регулярно и в разнообразнейших позах, но всё почему-то морально. Коллегами она и Ноябрь, в принципе, если разобраться, не являются, даже работают на разные конторы. Так что табу «служебный роман» нарушено не будет. А то, что он — бесчувственный и безэмоциональный тип, даже своего имени настоящего не назвавший, не слишком-то и напрягает. Зато руки сильные. И пахнет приятно: цитрусом и табаком. Необычно, но почему-то волнующе, хоть Кирихара и не любит запах сигарет, но и тут придраться не может. Или не хочет? — Хм? — Блузка аккуратно повешена на спинку кресла. Массаж запястьев. — Хм, — уже утвердительно. Пора бы признаться хоть самой себе, что этот мужчина очень притягателен именно загадкой, скрытой в нём. Да и секса у нее давненько не было, а уж качественного, так и вообще, наверное, никогда. Чтоб до сбившегося дыхания, до звёздочек перед глазами, до одышки после. А в том, что Джек сможет ей всё это обеспечить, девушка почему-то ни на мгновение не усомнилась. Пресловутая женская интуиция, или просто попытка выдать желаемое за действительное? Важно ли? Поцелуй в шею. Путь к мочке уха — языком. Серёжка, зажатая в зубах, — и та самая мочка подверглась атаке такой талантливой части тела Ноября. Пальцы, шершавые и загрубевшие, сжимают её уже твердый сосок. Мисаки выгибается, а с губ срывается стон отнюдь не усталости, которого она от себя совсем не ожидала. И это так… волнительно. Мужчина поднимает ее с кресла. Медленно. Так медленно, будто само время застыло, превратившись в сливочную тянучку. Или просто даёт шанс передумать? Остановиться и остановить. Кирихара понятливо улыбается уголком губ и… сама поворачивается к нему. Тоже медленно. Он ловит ее взгляд, хмыкает и целует в губы. Как контраст, страстно, будто хочет доказать, что намного опытнее. А что доказывать-то? Мисаки и так чувствует себя рядом с ним чуть ли не девственницей. С её-то «послужным списком» из двух строчек. И почти жалеет, что поддалась своим желаниям. Но только почти, ведь сразу вспоминает, что ему, собственно, всё равно: он контрактор. И не будет над ней смеяться, не станет откровенно брезговать ее неопытностью. Идеальный вариант. Секс ради секса. Никаких обязательств. И не нужно пытаться удивить, очаровать, удержать. Да даже если Кирихара сейчас развернется в прыжке в вертикальном шпагате, блондин максимум поднимет бровь. Для поддержания образа. Так что… Длинные пальцы зарываются в светлую шевелюру, а правая рука старается расстегнуть пуговицы рубашки. Он помогает. В «три руки» дело движется намного медленнее, но… интереснее. Рубашка, лифчик, блузка и юбка лежат на отодвинутом в сторону кресле совсем не аккуратной кучей, балетки где-то… где-то. Мисаки сидит на рабочем столе. Горячая кожа ягодиц и холодная полировка. Интересно. В голову настойчиво лезет мысль, что зря она разбирала бумаги: листы веером сыпались на пол. Да и рабочее место придумано явно не для сексуальных утех. Кому расскажет, что она, такая холодная, ответственная и неприступная, выгибается под страстными прикосновениями контрактора в своём кабинете, — покрутят пальцем у виска и поселят в палату с мягкими стенами. Во избежание, а то мало ли, вдруг шизофрения прогрессирует. Но она будет молчать. И Ноябрь ничего не скажет: ему всё равно. Хотя сейчас и не скажешь, что контракторы не испытывают эмоций: его глаза буквально горят при виде ее торчащих сосков, лицо раскраснелось, дыхание прерывистое. Впрочем, ей самой не хватает воздуха: поцелуи всё более жадные, долгие. Казалось бы, куда уж сильнее? А вот поди ж ты… Его ладонь скользит по ребрами, вызывая неуместную сейчас щекотку, поглаживает талию, опускается на бедро. Кирихара прогибается, опираясь на руки, и чуть приподнимает попу, когда указательный палец контрактора цепляет край черных кружевных трусиков. Так легче будет их снять, ведь он этого хочет? Белье скользит вниз, задевая резинку левого чулка, опуская его чуть ли не до колена. И Мисаки мимолётно поражается своему везучему навезению: в кои-то веки решила надеть на работу юбку, но перед выходом из дома порвала колготки об угол старой тумбочки. Ах, как она ругалась, натягивая на ноги «эту порнографию для извращенцев» — единственное, что нашлось. И даже прошлась по умственным способностям Хаку, ради кого эта дрянь и была куплена. И как стучала зубами от холода на улице и боялась застудить «важное, но неиспользуемое по прямому назначению». Зато сейчас Джек удивился — и, кажется, даже по-настоящему, — при виде сего предмета на железной леди. Эх, хороша бы она была, соблазнительно изгибаясь на столе в колготках со швом посередине! Смех да и только! Зато сейчас можно сделать вид, будто всё так и было задумано. И ничего тут странного нет. Может, у нее пунктик такой — чулки в мороз носить? Симпатичная девушка на столе в очках и одном чулке смотрится, наверное, очень сексуально. Иначе с чего бы контрактору пожирать ее глазами? Сомнительно, что такого господина могли заинтересовать её скучные пописульки- отчёты. А значит, не такой уж он и холодный, этот ледяной принц. Или всё-таки «Оскар» у него на полке с наградами имеется? В паре с золотой пальмовой ветвью. Кирихара очерчивает подушечками пальцев четкую линию его скул, касается его губ, таких сухих и упругих, и непроизвольно облизывает свои. Провокация? Возможно. Саймон тихонько хмыкает и хватает губами ее мизинчик. Посасывает, но взгляд от лица девушки не отводит. Глаза в глаза. А ей так хочется зажмуриться от удовольствия, но… не поддаётся. Мужчина улыбается как-то по-особенному понимающе, будто принял правила игры, ответил на вызов. И чуть перемещается, чтобы быть между ее ног. Невесомые прикосновения его пальцев — от бедра к колену, оттянув и отпустив резинку чулка. Но это не больно, а даже приятно, будто лёгкий удар током. И так возбуждающе, что с губ срывается свистящий выдох. И вот ладонь уже обхватила тонкую щиколотку, сжала… и резко закинула ногу на плечо контрактора. Та ножка, что абсолютно голая, согнута в колене, подъём упирается в край стола. И поза по мнению Мисаки получилась совершенно бесстыдной: теперь она полностью открыта для блондина. Но почему-то так ещё притягательнее. Ей нравится, что Ноябрь может рассмотреть ее всю. Это стесняет, но заводит. Но у мужчины, видимо, другое мнение: зачем смотреть, если можно потрогать и… попробовать? Кирихара не заметила, когда Джек опустился вниз, а потому охнула от неожиданности, лишь только его язык коснулся клитора. Но и этого хватило, чтобы по телу девушки пробежали мурашки. А уж когда контрактор принялся за дело всерьез, посасывая ее горошинку, иногда даже покусывая… Не больно — приятно. И его губы, такие горячие, а пальцы, круговыми движениями исследующие ее лоно, будто в противовес — на удивление холодные. Почти ледяные. Кирихара горела. А чувствуя, как они, пальцы, скользят в её уже влажном влагалище, возбуждалась ещё сильнее. И хотела большего. Вот прямо здесь и сейчас! А Ноябрь словно не понимал ее состояния и заменил пальцы языком. И двигал им так медленно, будто задался целью слизать абсолютно все ее соки. Из горла вырывались стоны, бессвязные слова и просьбы остановиться, а потом — продолжать. Девушка и сама не понимала, чего же она хочет больше — испытать оргазм от кунилингуса или всё-таки ощутить в себе его член. Но, кажется, и это мужчина предвидел и, наверное, не просто так Мисаки чувствовала только одну его руку. Резко встав и так и не убрав с плеча ее ногу, Саймон толкнулся в нее. Сразу на всю длину. Возможно, это и было грубо, но истекающее смазкой лоно приняло его без какого-либо дискомфорта. Зафиксировав ладонь Кирихары над ее головой своей рукой, блондин наклонился и страстно поцеловал любовницу. Вкус был… необычным и дурманящим: его сигареты и ее соки. Кисло-горький. Пьянящий. И движения. Резкие, сильные. Мужчина почти выходил из нее, оставляя внутри лишь головку, на мгновение замирал — и вновь толкался внутрь. Всё быстрее. Разрядка для девушки наступила абсолютно неожиданно: вот она плавится в его руках, выгибает спину и даже — о ужас! — кусает любовника в плечо, а вот по телу проходит горячая волна жара — от ушей до кончиков пальцев на ногах. И крик, особенно громкий на пике. И, да-да, те самые пресловутые звёздочки, которыми так хвастались подруги в задушевных беседах, вызывая у Мисаки чувство грустной зависти. Почувствовав, что партнёрша уже испытала оргазм, Джек ещё раз поцеловал ее и, отстранившись, подхватил под ягодицы, всё ускоряя темп. А достигнув предела, вытащил член, забрызгав спермой лобок девушки. И снова опустился сверху, удерживая свой вес на руках, восстанавливая сбившееся дыхание. А потом, конечно же, поухаживал за дамой, стерев следы своего семени первой попавшейся бумажкой.***
Мисаки потянулась на диване. Вставать совершенно не хотелось. В последнее время (где-то с момента появления в ее постели Ноября) она слишком разбаловала себя: на работе не задерживалась, а уставала дома. Но то была усталость совершенно другого рода: приятная и вызывающая довольную улыбку. От того самого так сильно желаемого качественного секса. И слава богу, никто не знал, что за причина заставляет ответственную Кирихару доделывать все отчёты в рабочее время. Девушка улыбнулась, вспомнив, что следы их первого раза были удалены самым важным из ненужных отчётом начальнику. Тогда она чуть не поседела, а вредный контрактор (бесчувственный и безэмоциональный — выделено и подчёркнуто жирным) на полном серьёзе предлагал не переписывать, а сдать всё так. Ибо «если начальство заставляет девушку работать всю ночь, то девушка должна показательно положить на него хм… член; а за неимением у вышеназванной сего органа (вот незадача-то!) приемлема помощь третьего хм… лица». Н-да, скандала удалось избежать лишь чудом. Чудом склероза начальства и реальной ненужности документа. Было весело. — Ты куда? — Сердце кольнуло плохое предчувствие, когда Саймон начал одеваться. Обычно он оставался у нее на ночь. — Эмбер. — Одно слово, мягкая, почти настоящая улыбка, лёгкий поцелуй в висок. — Отдыхай, я вернусь завтра. Входная дверь уже закрылась, а Мисаки до сих пор хмурилась. Что-то не давало ей покоя. И это была отнюдь не ревность.***
Джек задерживался. Это нервировало и заставляло кусать губы. Успокаивать себя и снова накручивать. В последнее время Кирихара стала какой-то нервной, что-то грызло ее изнутри. Будто эти отношения, что она чувствовала как твердо-каменную защиту вокруг себя, могут стать серой никчемной пылью, так и не успев толком начаться. Любовник отшучивался, говорил, мол, все те чувства и эмоции, что природа забрала у него, «одарив» контрактом, перешли по наследству к ней. Но взгляд при этом имел встревоженный. Так и не найдя себе занятия, чтобы скоротать время ожидания, Мисаки подошла к окну. Взглянула на фальшивое небо и нашла его звезду, горящую ярко и ровно. Значит, Ноябрь в порядке. Ну хотя бы жив. Небо. Фальшивое. А так ли это? Ведь раньше люди наблюдали обычные светящиеся точечки. Безжизненные и далёкие. А теперь за каждым огонечком стоит конкретный человек. Появится новая — на одного контрактора станет больше в этом мире. А если погаснет… Нет, о таком лучше не думать! И всё-таки именно это небо теперь казалось девушке самым настоящим, правдивым и… правильным. По крайней мере одна звезда из этих тысяч была очень дорога лично Кирихара. А может, и не одна. Фыркнув сквозь зубы и прокляв свой нервозный настрой, Мисаки отвернулась от окна. Дел невпроворот, а она тут о правдивости ненастоящего неба размышляет! И кинув взгляд через плечо — убедиться в сохранности «своей» звёздочки — замерла. Расчертив небосвод необычайно яркой линией, к земле летел мерцающий огонёк, сияя все слабее.