∞ † ∞
Ваня сам не знает, чего хочет. Зимы летом или сладкого лимона. Он замечает взгляды Дани (не сразу, конечно, но после инсайта это становится таким очевидным), но делает вид, что ничего не происходит. Так проще ему, так проще Дане. О чём-то ответном он даже не задумывался, потому что его названый брат — скучный ботаник в рубашке и жилетке, знающий, чем отличаются митохондрии от цитоплазмы, кто такой Мавроди и другие умные вещи, которые звучат так устрашающе, что лучше их не произносить вовсе. Скука смертная. Кроме того, где Ваня и где Даня? Между ними Китайская стена и Марианская впадина. Но, на самом деле, Ваня лукавит сам себе, что не думает о Даниле так. Можно даже сказать, что чем больше он об этом думает, тем больше ему хочется это попробовать и разузнать, но самооценка избалованного ребёнка из богатой семьи не позволяет ему этого. Слишком уж старательно он работал над своим образом безупречного мальчика.∞ † ∞
Эля становится их точкой отсчёта. Ваня, в какой-то момент понявший, что его мысли о Дане зашли слишком далеко, решает прекратить всё это и отвлечься на подругу. Даня, видя интерес брата к Эле, из чистой ревности и вредности (вдруг прозревших на почве чувств) хочет доказать Ване, что чего-то стоит. Что такая девушка, как Эля, может что-то в нём найти, а, значит, смог бы и Ваня. Их игры в детский сад заходят слишком далеко. На глазах у Дани лёгкий шейный платок, от которого пахнет духами Эли. Ткань туго обхватывает голову, вокруг вязкая темнота и самую малость духота. Шаги двух Фемид, которые парни делают на встречу друг к другу, неуклюжи, но ведут к необратимым последствиям. Даня чувствует руки на своей талии, шейный платок на глазах, множество запахов и тепло под своими ладонями. Он понимает, что это не Эля почти сразу: талия слишком крепкая и прямая, а кроме того, человек явно выше него. Ваня выше него. Ваня обхватывает его лицо ладонями и тянет наверх, ничего не подозревая. Даня пытается не обращать внимания на сердце, которое закручивается в крещендо и резко подаётся вперёд, пока Ваня ничего не понял. Ваня понимает почти сразу, едва успев коснуться губ напротив. Он резко сдёргивает повязку, смотрит испугано, как лис, попавший в ловушку, делает несколько шагов назад. Даня снимает повязку следом. Он разочарован (самую малость) и с опасением ждёт реакции названого брата. — Завтра проснётесь звёздами, мальчики, — Эля потряхивает в руке телефоном с компроматом. — Вы случайно не потерялись? Я вам не золотой кубок для измерения собственных достижений. — Эля! — парни кричат в один голос, но Ариэль показывает им средний палец и быстро удаляется дальше по коридору. Лучшим средством проявления гнева Ваня выбирает молчание. Они идут домой в полной тишине, не обронив ни словечка с самой раздевалки. Ваня думает о том, почему Даня и в половину не выглядел таким шокированным, как могло бы быть. Он просто стоял и наблюдал за его, Ваниной, реакцией. Ответ напрашивался сам собой.∞ † ∞
— Ты знал! — дома Ваня, наконец, перестаёт себя сдерживать. Он резко швыряет рюкзак на пол, громко хлопает дверью в их комнату и пинает стул, случайно попавший под горячую руку, с такой силой, что тот опрокидывается на пол. — Не сразу, — Даня снимает с себя школьный джемпер и вешает его в шкаф. Он стоит спиной к Ване, расстёгивает манжеты рубашки и понимает, что вот сейчас его снесёт потоком обвинений и гнева со стороны названого брата, и ему абсолютно нечем парировать. — Так в чём проблема? — А сам не догадываешься? Или у тебя в голове одни деньги вместо мозгов? — Даня поворачивается и нервно дёргает рукой, которая застряла в рукаве его светло-голубой рубашки. Ваня кидается к нему, берёт за грудки, встряхивает. Говорит зло и беспомощно: — Эля это в сеть выложит. Знаешь, что начнётся? — Раньше думать надо было об этом, — Даня резко одёргивает рубашку и выходит из комнаты, пока они снова не подрались. «Действительно раньше», — думает Даня. Его это волнует не меньше, чем Ваню, нет никакого желания наблюдать за реакцией одноклассников в частном, и всей школы в целом. Если это до родителей дойдёт… Сами виноваты во всём. Но Даня не жалеет, что подался в последний момент вперёд. Он почти ничего не запомнил, только всполох эмоций, но и этого хватит. Стоит лишь раз потешить свой эгоизм и это выливается в такие проблемы. Не умел Даня это делать и не стоило начинать.∞ † ∞
Ту ночь они спят в разных комнатах, а утро начинается с непрекращающегося потока уведомлений. Экран телефона не успевает меркнуть, как тут же зажигается снова: Эля слила видео сразу в несколько социальных сетей, и теперь в беседе класса все дружно выпытывают у Оганян подробности, обсасывая самые вкусные косточки. Даня ничего не читает. Он смотрит видео, наверное, раз десять (оно совсем короткое, меньше тридцати секунд) и ему стыдно и хорошо одновременно. Он выключает телефон и оставляет его в гостевой, где провёл ночь. Ваня видео даже не смотрит. Он читает комментарии и сообщения одноклассников, бесится, грызёт ногти и не может сосредоточиться ни на чём. За общим завтраком (парни стараются друг друга не замечать) папа Антон замечает, что еда на столе вкуснее ногтей, телефон не перестаёт вибрировать от уведомлений, мамы интересуются, что происходит, дед отпускает очередной едкий комментарий и всё это так бьёт своими невидимыми руками по нервной системе, что Ваня вскакивает с места, берёт телефон и швыряет его о стену. После этого он хватает рюкзак и выметается на улицу. Даня продолжает ковыряться в тарелке и впервые за всю жизнь очень хочет опоздать в школу. А лучше не появляться там вообще. По всей видимости, Ваня решает точно так же. Даня заходит в класс за минуту до звонка и садится на последнюю парту, пытаясь игнорировать внимание одноклассников. Эля на него даже не смотрит. Так проходит весь учебный день. Ваня так и не появляется в школе.∞ † ∞
Это продолжается неделю. Даня спит в гостевой, они делают вид, что не замечают друг друга (особенно тяжело это даётся за общим столом, когда они по-прежнему сидят рядом), Ваня уходит из дома, но в школе не появляется. Родители беспокоятся, пытаются разговорить их честными и не очень способами, но все их попытки жалки и не имеют успеха. Даня не собирается ничего предпринимать. Он затёр видео до дыр, стыдится всего в тишине и вскоре его отрешённость отбивает интерес у одноклассников. Было и было. Появляются новые темы, и крохотный поцелуй двух парней в раздевалке уже не кажется чем-то сверхинтересным и уникальным. Это радует. Он понятия не имеет, где Ваня проводит полдня, по-прежнему чувствует себя виноватым, влюблённым и опозоренным, но думает, что стоит только ему попробовать поговорить с Ваней, тот снова взорвётся. И ущерб от него будет похлеще, чем от десятибалльного землетрясения. Помимо этого, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Ваня обо всём догадался в тот же день. Большей неловкости, чем есть между ними сейчас, не хотелось.∞ † ∞
Не спалось. Даня лежал в гостевой комнате и думал о том, сколько ещё должно пройти времени, прежде чем их с Ваней отношения вернутся хотя бы к тому, что было раньше. Страсти в классе и школе более-менее улеглись (в основном из-за того, что первый виновник игнорировал всё и всех, а второй просто не появлялся). Даня думал, что рано или поздно прогулы названого брата начнут вызывать вопросы у педагогов, и это дойдёт до родителей. На фоне всех невесёлых мыслей кровать казалась узкой, матрас жёстким, а подушка была тёплой с обеих сторон. Даня вздохнул, отбросил плед в сторону и решил пройтись по дому. Может даже выйти на летнюю террасу и посидеть в уютном плетёном кресле, пока милостивый господин сон не навестит его. Иванов спустился вниз по лестнице и направился на выход из особняка. Узкая полоска света в дальнем конце коридора привлекла его внимание. Кто-то ещё в доме не спал. Любопытство сгубило кошку, а Даню привело к Ване. Факир, что называется, был пьян, но фокусов не показывал. Сидел, опустив ноги в бассейн и курил, сбрасывая пепел прямо в воду. В другой руке была пузатая бутылка с чем-то, что явно не сок. Выглядел юноша несчастнее всех африканских детей вместе взятых. Даня уже хотел было уйти, но Ваня то ли заметивший его присутствие, то ли услышавший его приближающиеся шаги, повернулся, одарил долгим нечитаемым взглядом и махнул рукой, подзывая к себе. Даня подошёл к брату и сел рядом, у кромки басейна, скрестив ноги. Ваня сделал последнюю затяжку до самого фильтра, выдохнул дым перед собой, потушил окурок о плитку и бросил рядом. Поморщился, приложился к бутылке, снова поморщился и вздохнул: — Чё скажешь? Что говорить Данила не знал. Он разглядывал кафельную плитку, на которой валялось ещё два окурка, ребристую воду, которая подсвечивалась бирюзовым цветом и являлась единственным источником света в помещении. — Ясно всё с тобой, — Ваня потянулся назад и достал ещё одну сигарету. Даня скривился, отобрал всё это барахло и убрал подальше, отправив скользить по плитке в противоположном направлении. — Маму с папой отобрал? Отобрал. Девку отобрал? Отобрал. Теперь ещё и покурить не даёшь. — Ну, тебе уже хватит. Это во-первых. А во-вторых, ничего я у тебя не отбирал. Родители наши общие, а Эля вообще ничья. Ни твоя, ни моя. Сами виноваты, что так вышло. Ваня усмехается и делает ещё один глоток из бутылки. Даня отбирает и её, делает глоток сам, но жидкость, с непривычки, обжигает горло похлеще перцовой настойки, которой мама вечно натирала его при болезни, и Даня давится, начинает кашлять и вытирать выступившие слёзы. — М, — хмыкает Ваня. — Не можешь срать — не мучай жопу. Дай сюда. — Нет, — Даня постепенно откашливается и отставляет бутылку подальше. Завязывается словесная перепалка. Ваня плюётся злыми словами, Даня молчит. Он смотрит на серовато-синее лицо названого брата, его спутанные кудрявые волосы и высокие скулы. Даня игнорирует все колкости, потому что видит блестящие, почти чёрные в скудном освещении глаза, и они говорят всё намного лучше острого языка их хозяина. Наконец Ваня замолкает. Он тянется за бутылкой, достаёт до неё и делает ещё несколько глотков. Даня, поддаваясь власти ночи, делает тоже самое следом. Уже не так плохо, как в первый раз, но какое в этом удовольствие всё ещё не понятно. Между юношами воцаряется холодная тишина из разряда неловких. Она тянется как поджаренный на костре маршмеллоу и никак не обрывается. Даня подтягивает к себе колено, кладёт на него щёку и продолжает всматриваться вглубь бассейна. Туда, откуда исходит плавный рассеянный свет. Ваня не так много выпил. Он вполне трезво мыслит и знает, что следует извиниться, что нужно вытолкнуть это из себя и ноша, которая тянет его на дно и раздражает совесть, станет легче. Но нет ничего более сложного, чем заставить себя извиниться перед человеком, который действительно тебе дорог. Это не просто сказать «извини», помахать ручкой и умчаться подальше. Это должно быть искренне и с пониманием того, за что ты извиняешься. Ваня понимал. Но слова сидели у него в глотке вместе с сигаретным осадком и привкусом алкоголя. Они извивались внутри, ворочались и ширились всё быстрее и быстрее, от них уже начинало тошнить и распирать всё тело, но парень никак не мог побороть свою гордость, перешагнуть через любимое эго и признать поражение. — Это... Дань. — Что? — Данила повернул голову к брату. — Извини. Ну, там за всё это вот. Ок? Даня распрямил спину и повернулся всем корпусом к Ване. Ваня, неуклюже бултыхнув ногами в бассейне, попытался сделать тоже самое. Теперь они оба вглядывались в лица друг друга. Потревоженная движением вода снова пошла рябью и свет начал мерцать в такт её колебаниям. Глаза Дани казались зелёными, Ваня даже разглядел маленькую родинку под левым глазом. — И ты извини. — Угу. Я ведь знаю, что ты тоже. Может, надо было раньше сказать об этом. — Тоже что? Ваня предпочитает словам действия. И это, наверное, первый раз, когда его выбор оказывается лучшим из существующих вариантов. Он просто кладёт обе руки на щёки Дани и притягивает его к себе. Как неделю назад в раздевалке. Только теперь на глазах у них нет повязок, а вместо музыки — тишина спящего дома. Ваня не спешит целовать. Он приоткрывает губы, и Даня, по инерции, делает тоже самое. Они соприкасаются носами и медленно дышат. На этот раз вперёд подаётся Ваня. Он прижимается губами к приоткрытым губам и замирает в ожидании ответа. Даня кладёт руку на шею Вани и отвечает. До него не сразу доходит, что вообще происходит, но когда доходит, он уже не хочет, чтобы это прекращалось. Они сидят так ещё с час: перемежая поцелуи с алкоголем и полностью выпивая бутылку чего-то там (Даня до сих пор не знает, что они пили в ту ночь и очень рад, что бутылка была початая). Охмелевшие, бредут в их комнату и валятся на кровать. Даня снимает с себя ночную рубашку и вытряхивает из такой же брата, они продолжают целоваться, и Даня как-то забывает о своей неумелости. Даня пытается остановиться, когда на них остаётся только нижнее бельё. Ваня не настаивает, но с неохотой убирает руку от паха названого брата и целует его так крепко и мокро, чтобы не осталось никаких вопросов по поводу того, что хочет сделать с ним Ваня. Сморённые алкоголем, они засыпают на одной кровати.∞ † ∞
Даня просыпается первым. В голове настоящий ад, всё болит настолько, что хочется немедленно лишиться всех чувств. Юноша открывает сначала один глаз, потом второй. Смотрит на потолок и пытается хоть что-то вспомнить. Каждая мысль скребётся изнутри и выпускает ядовитые шипы. Даня стонет и закрывает глаза. — А я говорил, — рядом раздаётся хриплый голос Вани. — Не можешь срать… — Не мучай жопу, я помню, — Даня поворачивается лицом к названому брату и глубоко вдыхает. Дома стоит субботняя тишина. Вся родня разъехалась кто куда, и Даня благодарит Бога (или кого бы там ни было) за то, что избавил их от лишних вопросов со стороны семьи. Ваня выглядит намного лучше, чем ощущает себя Даня. Ну, спутанные волосы, круги под глазами. Он, по крайней мере, не похож на человека, которого мучает похмелье. — Мы хотим поговорить о вчерашнем? — спрашивает Даня и закрывает глаза, не в силах долго держать их открытыми. — Не о чем. Даня чувствует, как Ваня кладёт свою тёплую руку ему на щёку, и головная боль смирным зверем прячет свои клыки. Это эффект плацебо, Даня уверен, но если он работает, то пусть Ваня вечно держит свою руку на его щеке. — Короче, Данёк, ты теперь не только мой братан. Сечёшь? — звучит как предложение. Очень в стиле Вани, но Данила всё и так понял. — Да, — соглашается он и смущённо улыбается, чувствуя себя одновременно самым больным и счастливым человеком на свете. Юноша натягивает одеяло на нос, чувствует сверху тощую руку Вани, обнимающую его, и решает ещё немного поспать.