Зеленая полоса

Эти минуты длятся для Мономы чертовой бесконечностью. От победы над злодеем и вопросов въедливых журналистов до звонка телефона, который чудом оказывается не разбит на мелкие осколки и всю ожесточенную битву мирно лежал в специальном внутреннем кармане. Надоедливая навязчивая трель раздражает, и Монома успевает пожалеть о том, что не отключил звук или не оставил телефон дома, ровно на десять секунд — дальше мысли в его голове останавливаются, наступает гнетущая тишина, во всем мире сплошная гнетущая тишина, и само время останавливается, вслушиваясь в звон вдребезги разбитого сердца. От холодно-равнодушного голоса врача: «Вы записаны у него как родственник, который первым должен знать о подобных вещах», — бегом до больницы, благо, поблизости оказался человек с ускоряющей причудой. Выставлять свои способности на показ, если ты не чертов герой на задании, так-то запрещено, но ни у кого и мысли не появляется попробовать поймать Нейто и впаять ему какой-нибудь штраф. Он молится всем богам, чего раньше никогда не делал, чтобы успеть вовремя, и в эту же секунду чуть не врезается в медсестру. От столкновения до палаты Тетсу, такой белой и пропахшей лекарствами насквозь. Самое отвратительное, что он такой же белый, как стены, и пропах лекарствами. А еще кровью и бесконечными сожалениями Мономы — с каждой секундой их становится все больше и больше. Нейто оттолкнул от себя всех желающих сделать что-то с его кровоточащий рукой и влетел в палату, но теперь, видя, в каком состоянии Тетсу, он правда не знает, куда себя деть. Мир не гребанная коробка с игрушками, люди слабы, все сердца разбиваются, спасти всех страдающих и нуждающихся невозможно, сталь несовершенна, она гнется и разрывается, Тетсу умирает — Монома каждый раз умирает вместе с ним. Время посещений давно закончилось, и не посещений тоже, большая часть персонала расходится по домам, за окном только тьма и неясный отблеск далеких фонарей, но никто не смеет выгнать Нейто, хотя бы попытаться. Зато рядом оказывается неудобный раскладной стул — как раз вовремя. Монома просто сидит рядом с больничной койкой, держит чужую ладонь — так кажется неестественно хрупкой, словно хрустальной, и не чувствуется в ней былой силы — и несет какую-то чушь, которую не услышит Тетсу, не запомнит он сам. Молчание прямо сейчас подобно смерти, если не хуже. Нейто то всматривается в бледное подернутое вуалью сна лицо, то в зеленую полоску на экране — она падает вниз с ошеломительной скоростью, но каждый раз поднимается лишь для того, чтобы снова упасть. Похоже на Тетсу — каждый раз он бросается, безрассудно и глупо, каждый раз оказывается на волоске от смерти, и все только ради того, чтобы снова, черт возьми, кинуться в самое пекло Ада. Монома ненавидит его за это, ненавидит до зубного скрежета, но любит, блять, все-таки гораздо сильнее. Неожиданно хочется сдернуть все эти провода, которые тщательно следят за сердцебиением Тетсу и выводят его в виде зеленой полосы, хочется закричать: «Я слежу за этим дрянным сердцем последние десять лет лучше любой техники, я точно знаю, что оно не остановится, даже если на сталь упадет чертова атомная бомба. Все, блять, умрут, а эта скотина жить останется, и снова заставит меня нервничать». Чуть ниже проводов начинается длинная полоса, покрытая швами, и уходит дальше под простыню, но Монома знает, что она тянется прямо до костей таза. Органы Тетсу буквально подбирали с земли и запихивали обратно в совсем не стальное тело почти весь день, пока Нейто опять был где-то не здесь, спасал мир от очередной херни, не зная, что Тетсу опять умирает. Опять. Монома молчит, не трогает ничего, смотрит на зеленую полоску и глотает отвратительно соленые слезы, подавляя крик. «Ками-сама, пожалуйста, спаси этого придурка в очередной раз. Не забирай его у меня». Врачи разводят руками — может очнется через неделю, может через месяц. Тетсу открывает глаза на следующее же утро после операции, в которой его буквально по частям заново собирали. Другой бы на его месте давно уже был мертв, но Тетсу... Еще рассеянный взгляд скользит по незнакомой комнате с белыми стенами и застывшими на них тенями, затем останавливается на светлой макушке спящего в полусогнутом состоянии человека, в котором без труда распознается Монома — усталый, замученный, даже во сне хранящий печать беспокойства на лице. Он все еще в весьма потрепанном геройском костюме, левый рукав фрака разорван в клочья, тут и там видны царапины — битва была жесткой, видимо. Тетсу смотрит на пятно крови на простынях и не сразу понимает, что она не его, а Нейто, который положил окровавленную руку на кровать еще ночью. Кровь уже засохла, но рана Мономы все еще выглядит устрашающе. — Нейто, проснись, — Тетсу пытается осторожно растолкать парня. — Тебе надо обработать рану. Монома открывает глаза, несколько бесконечных секунд смотрит на чужое лицо, уже живое, и верит — не верит одновременно. Появляется улыбка, больше похожая на оскал, и вырывается хриплый, надтреснутый смех. — Ты... — начинает Нейто и отворачивается, поджимая губы. — Скотина, Тетсу. Скотина. Козел. Урод. Монома с мазохистским удовольствием перебирает в голове оскорбления, кусая губы и смотря куда-то сквозь, пока сильная рука не обхватывает его, притягивая к себе, и прижав к широкой груди, на которой нет проводов. Тетсу плох в утешениях и во всем, что связано со словами, но уже инстинктивно знает за столько лет, что надо делать, когда к Нейто подступает приступ истерики. Он просто обнимает его одной рукой, второй проводя по волосам, в которых осталась засохшая кровь и пыль. Монома довольно быстро сдается под этой нежностью, хотя сначала хотелось наорать — Тетсу еще нельзя подниматься, в том числе сидеть. Только лежать, отдыхать, смотреть на зеленую полосу, которая сейчас стала идеально ровной. — Прости, — говорит Тетсу ни нежно, ни равнодушно, но искренно, без обещаний, что больше такого не повторится. Нейто даже все равно. Он просто наслаждается секундами такого редкого спокойствия, пока в палату не врываются медсестры с аппаратурой и ящиком медицинских инструментов наперевес, спеша спасти «умирающего». Проводки лежат на полу. Моному выгоняют из палаты, ведут по бесконечному белому коридору и перевязывают руку перед тем, как «попросить» покинуть здание больницы — очень мило с их стороны. Погода встречает его легким ветерком, треплющем волосы, и теплыми лучами солнца, падающими на усталое лицо. Только сейчас Нейто понимает, как сильно он хочет спать — его буквально валит с ног. Хорошо, что можно доехать на метро до дома, не обращая внимания на удивленные взгляды случайных прохожих — Кендо уже намекала, что люди, не знающие его, как героя, принимают человека во фраке за психа, — и завалиться спать до вечера следующего дня. Но спать, когда тебя не прижимают, подминая под себя, сильные руки до хруста в ребрах, и нет чужого тепла, неуютно, хотя Нейто, конечно же, никогда никому в этом не признается. Монома поднимает взгляд в небо, игнорируя режущее глаза солнце, и не может сдержать улыбку — не усмешку и не ухмылку, а именно искреннюю яркую улыбку, обычно скрытую от всех людей, кроме Тетсу. В очередной раз этот придурок взял вверх над всеми законами блядского мироздания и выжил. «Спасибо».