Голубой конверт

Джон возвращается домой поздно, и накопившаяся усталость оставляет возможность совершать только автоматические действия. Пачка писем на его имя — берёт, поднимается к себе, кладёт на стол, скользит взглядом: конверт какой-то странный — цвета перепелиного яйца. Вертит в руках: нет адреса, да и не запечатан. Секунду колеблется, не прихватил ли чего лишнего. Но сил возвращаться назад уже нет — открывает. Внутри — сложенный вдвое лист бумаги, на котором написано просто «Я люблю тебя». Без обращения и без подписи. Чёртовым почерком Шерлока Холмса. На лбу выступает испарина. Этот двинутый гений, притворяющийся социофобом, решил теперь поиграть в кошки-мышки с Джоном? Или… что? Признался? А точнее, нагнал пафоса в тот издевательский сценарий, который давно разыгрывает. Слишком уж демонстративно малозаметно выглядело всё то, что со стороны Шерлока можно расценить как флирт, — то есть заметно абсолютно всем в этой тяжкой компашке проницательных уникумов, которая окружает Джона с момента знакомства с детективом. От таких мыслей на фоне физической усталости хочется разворотить всё вокруг. Ну нет уж, стоп. Не может Шерлок не понимать, как воспринимает его Джон. Не мог он не сунуться в душу к соседу со своей обрыдлой дедукцией. А теперь ставит экспериментики. Вспышка ярости внезапно освещает идею: обставить Шерлока. Показать ему, что не всех этот умник сможет просчитать, ну а ещё — что Джон, может быть, тоже не глупее его величества. Из гостиной слышится возня: Холмс устраивается перед телевизором и, видимо, поджидает свою жертву, по расчётам уже заглотившую наживку. Доза адреналина, отхваченного за последние 15 минут, избавляет Джона от усталости. Придав своему лицу каменное выражение, он выходит и плюхается на диван рядом с Шерлоком. У последнего, кажется, дрогнули губы… Нет — просто, разумеется, манипулятор добивается, чтобы именно так это выглядело со стороны. *** «Пиццу будешь?» — Шерлок ставит рядом с Джоном открытую коробку с даже ещё не совсем остывшей едой, а в его голосе мерещится ласковая интонация. Джон протягивает руку за куском пепперони и задевает, кажется, ноготь Шерлока. Оба вздрагивают. Хватит! Джон сосредотачивается на жевании, а потом и на шоу и в какой-то момент испытывает необъяснимое ощущение безразличия к окружающему и увлечённости происходящим на экране — показывают нелепые скетчи, и Джон разнузданно хохочет, размахивая руками. Шерлок тоже вроде бы смеётся, а потом всё вокруг проваливается в отсутствие мыслей и тишину и Джон обнаруживает себя в пятом часу утра лежащим на диване в скрюченной позе. И накрытым пледом. Пледом, мать вашу. Джон подскакивает и моментально улепётывает к себе, где, едва соприкоснувшись с кроватью, проваливается обратно в сон. *** Утром на кухне пахнет яичницей, и это окончательно выбивает из колеи. — Ты что, готовишь? Почему это? — Потому что могу, Джон. У меня есть руки и сковородка. И новое дело, — с этими словами Шерлок одной рукой ставит перед доктором тарелку с весьма приятного вида завтраком, а второй — разворачивает к нему экран ноутбука. Джон изо всех сил пытается собрать буквы на мониторе из четырёх частей, на которую каждая из них распадается под воздействием его окончательно потерявшего ориентацию мозга. Для приличия подержав некоторое количество времени лицо напротив экрана, он возвращает ноутбук Шерлоку, а последний тут же погружается в изучение огромного количества каких-то одновременно открытых окон и, кажется, вот-вот решительно нырнёт прямиком в виртуальное пространство. Быстро подкрепившись вроде бы действительно вкусной едой, Джон возвращается к себе в комнату, чтобы попытаться вернуться обратно ещё и к себе в здравый рассудок. Но вспомнить туда дорогу позволить ему, кажется, никто не собирается. — Джон, выезжаем через 15 минут. Забыл закрыть дверь, и долговязая фигура непринуждённо нарисовалась в проёме. Не так уж это и плохо: на такой случай ловушку Джон сегодня утром всё-таки поставил. За пару секунд глаза Шерлока привычно обшаривают окружающую обстановку и на едва уловимое мгновение задерживаются на столе — на стоящем там демонстративным домиком вчерашнем письме. — Ну, ты идёшь? — не меняя тона, он продолжает требовать ответа. — Через 25. — Нет. — А если я не могу? — Не вижу причин. Можешь. С этими словами Шерлок абсолютно органично, как будто исполняя тысячу раз отрепетированный танец, делает шаг в сторону стола, забирает письмо и выходит из комнаты. Джон просто хлопает глазами, ловит ртом воздух и даже взмахивает руками, силясь, наверное, упорхнуть. В конце концов он наспех решает временно считать, что проблема, которая у него была, просто-напросто исчезла, а он — обычное дело — едет со своим другом-детективом на место преступления. Это подземный паркинг больше чем в двух часах езды от Бейкер-стрит. К счастью, инспектор Лестрейд всю дорогу не закрывает рот, извергая истории, каждая последующая из которых всё менее связана с предыдущими. *** И вот они уже 20 минут на месте. Шерлок обшарил уже все углы, но по-прежнему молчит с застывшим на лице оттенком лёгкого недоверия. Джон знает, что это значит: у гения дедукции нет никаких блестящих зацепок, и это очень-очень плохо, потому что это ненормально для Шерлока и в конце концов дестабилизирует всех причастных к расследованию, а если и нет, то их дестабилизирует сам Шерлок, выкинув что-нибудь из-за обострившегося неприятия идеи собственной неабсолютной гениальности. Из плохо освещённой ниши Лестрейд почему-то напряжённо вглядывается в лица обоих, и в этом факте есть что-то, что Джон никак не может до конца уяснить. Шерлок резко разгибается из-под ближайшей машины, выключает фонарик, разворачивается и, по-прежнему ни слова не говоря, выходит из помещения. Джон догоняет его снаружи, успев заметить, как детектив молча со всего размаху бьёт кулаком по бетонной стене. Он в кожаных перчатках, но вряд ли это спасёт. Джон хватает потерявшего самообладание гения за плечо, разворачивает к себе и внезапно видит где-то почти на дне глаз Шерлока слёзы — от ярости, от недовольства собой? Пока Джон остолбенело смотрит, детектив наконец снимает с себя обет молчания: — Мне надо прогуляться. Не вздумай звонить Майкрофту. Я буду дома через несколько часов. Поводит плечом, освободившись от руки друга, и уходит размашистым шагом. Джон понимает, что прогуляться действительно надо, и до вечера бродит по осеннему Лондону, уминая внутри себя ком невообразимо разномастных эмоций. Непонимание, обида, злость, жалость, тревога. Оттолкнувшись от сегодняшнего дня, он внезапно начинает прокручивать в голове множество прошлых событий, забывается, уходит куда-то в отвлечённые идеи и, кажется, в результате уже просто считает шаги. В конце концов, поддев носком ботинка пронзительно яркий лист, он обнаруживает внутри себя довольно увесистую порцию умиротворения. И ещё он кое-что понимает про Шерлока: эмоции несколько часов назад не были никаким театром одного актёра. Эти слёзы Джон мог никогда не разглядеть, если бы не успел догнать, если бы не подошёл так близко. Вернувшись на Бейкер-стрит, он обнаруживает, что Шерлок уже дома. Но в гостиной его нет. Джон не собирается раздумывать — он врывается в комнату соседа, даже не постучав. Холмс выглядит совершенно обычным образом, а на кровати лежит распахнутый чемодан, в который он методично упаковывает свои вещи. Оторвавшись от своего занятия, он изгибает одну бровь и вопросительно смотрит на Джона. Не успев проанализировать ситуацию, тот выпаливает заранее заготовленную фразу: — Шерлок, сейчас же абсолютно честно скажи, зачем ты написал мне это письмо! — и после паузы добавляет: — Куда ты, мать твою, собрался? — В связи с текущим делом… — Холмс отводит глаза в сторону. Джон делает несколько шагов в сторону эпицентра событий и медленно садится на кровать, отбирая у Шерлока из рук коробку с опасной бритвой (что это ещё за фокусы — у него ведь есть нормальная бритва?), зашвыривает её куда-то и хватает Шерлока за запястья. И только услышав в ответ короткий приглушённый стон, Джон замечает, что на костяшках пальцев правой руки детектива ссадины, а кисть припухла. — Сильно травмировал руку? — Кости целы, — констатирует Шерлок, плавно опускаясь на колени. И добавляет, в упор глядя на обалдевшего Джона: — Компенсирую разницу в росте, — и вдруг неуместным для такой позы образом снисходительно усмехается. — Шерлок… — Прости. Письмо… я просто должен был это сообщить тебе. Люди ведь так делают, — лицо серьёзное и какое-то будничное, здоровой рукой опирается на колено Джона — от этого жеста Джон начинает осыпаться изнутри. — Почему ты не сказал это словами? Письмо без обращения и подписи — какой реакции ты от меня ждал? — Ты не мог не узнать мой почерк. Возможны были несколько реакций с разной степенью вероятности. Вариант, что ты никак сознательно не отреагируешь, я оценивал как наиболее маловероятный. — Что ты собирался делать в таком случае? — Оценивал как наиболее маловероятный, Джон! — Ты поэтому размозжил себе руку? — Я… да. — Куда ты едешь? — Никуда, это мой чемодан на случай необходимости отправиться в места вдали от цивилизации, и я просто провожу ревизию его содержимого. — А точнее ты для драматизма момента размахиваешь тут чемоданами? — Да… — Чёрт возьми, у тебя всё-таки всё разыграно как по нотам. — Нет, мне не удаётся полностью предсказывать твои реакции. — Я не идиот и не марионетка. Ты думал о том, что чувствую я вообще? — Да, и в этом я не ошибся. — Ты знал? — звучит как утверждение и почти уже совсем как обвинение. — Джон, ты шутишь? Я Шерлок Холмс. — Какого чёрта ты молчал? — Я не сразу догадался, что ты не понимаешь мои… намёки, — и добавляет обескураженным шёпотом: — Майкрофт… подсказал. — О… о боже… всем миром решили… А этот твой намёк в конвертике, значит, я должен был понять? Это тебе тоже Майкрофт подсказал??! — Нет. Я… я знал о твоих чувствах, но не знал… не знаю, готов ли ты дать им волю. Я… ты… особенно ты… — Гетеросексуал. Зачем ты потом забрал конверт? Пытался вызвать у меня реакцию? Детектив молча кивает. — Ты вызвал её у себя, болван, — Джон трясёт перед лицом Шерлока его собственной покалеченной рукой. И замирает, столкнувшись с ним взглядом. Шерлок белый как полотно, и на донышке глаз, совершенно как утром, у него зарождаются слёзы. Блестящий сыщик и гроза лондонского преступного мира стоит перед доктором на коленях и плачет. Внезапно Джон осознаёт, что всё, что здесь сейчас происходит, — это исступлённое раскаяние Шерлока. Он, кажется, смирился с тем, что друг не позволит им перейти черту, и надеется только на прощение за свою выходку, признавая поражение и выложив все карты — рассказал даже про Майкрофта. Господи. Одной рукой Джон спихивает с кровати чемодан, а второй рывком хватает за грудки Шерлока и заваливает его на освободившееся место. — Постой-ка, — бормочет он, судорожно очерчивая кончиками пальцев контуры лица несносного соседа, — это ведь я у тебя ещё не попросил прощения, это ведь я чёрт знает что себе надумал, это ведь я проигнорировал твоё состояние. — Моя записка и вправду была глупой, — Шерлок краснеет до ушей и переходит на шёпот. — Нет… Она была… самым ярким событием в моей жизни. Я должен был сказать сразу, да? Я хочу перейти с тобой любую черту. И добавляет, заметив в ответном взгляде замешательство: — Я сам тебя за эту черту поведу. И в подтверждение своих слов очень осторожно целует дрожащие губы, пунцовые щёки и мокрый от нервного напряжения лоб, бережно убирая с него прилипшие кудри. Шерлок на глазах расслабляется и, кажется, вот-вот провалится в сон, как Джон тогда перед телевизором, отключив нервную систему, не в силах полностью осознать происходящее. Но вдруг вскидывается: — Джон, я не готов! — Так, значит, всё-таки ты не готов? — голос Джона отчего-то непоколебимо ласковый. — Нет, не в этом… я… прямо сейчас… к проникновению… и даже… хм… к… — Тише. Я тоже не готов ни к какому проникновению, особенно когда дело касается такой фарфоровой куклы, как ты. Да я же вообще никогда ещё такого не делал. Давай просто уточним, к чему ты готов? Шерлок закрывает совершенно багровое лицо руками и сквозь преграду ладоней бормочет: — Ч-ч-чёрт. К поцелуям... К прикосновениям… т-там… И спать в одной постели… И… и ты можешь брать меня за руку… на людях… если ты хочешь… — захлёбываясь шепчет, словно боясь, что скажет слишком мало и разочарует Джона, не в силах ничего ему дать. Внутри у Джона нарастает какая-то огромная упругая тёплая волна и начинает раскручиваться, захватывая его с ног до головы. — Солнышко, конечно, да, если мы для начала просто снимем с себя одежду — ну, просто ведь немного неудобно в ней — и заберёмся под одеяло, и ещё пару раз поцелуемся — это будет приемлемо? — Да-да, — Шерлок пытается поспешно выпутаться из одежды, но рука даёт о себе знать и пальцы совсем не слушаются. — И ещё две вещи: я сам тебя раздену и руку придётся обработать. Согласен? Закусив губу, окончательно расплавившийся от смущения Шерлок кивает. И Джон уходит за медикаментами, а вернувшись, долго мажет, обкалывает, бинтует несчастные пальцы… а потом укладывает выглядящего абсолютно невменяемым гения под одеяло, прижимает к себе, а Шерлок вдруг совершенно спокойно говорит: «Ты назвал меня… солнышком? Мне… очень нравится, но, пожалуйста, не делай так в Скотленд-Ярде», — и сквозь смех уже сам неожиданно уверенно целует Джона. *** Пробуждается Джон от осторожных и безуспешных попыток Шерлока высвободить руку из их слишком уж тесных объятий. К счастью, левую. — Ох, — говорит он, наконец обретя возможность худо-бедно распоряжаться всеми своими конечностями. — Ой! — Затекла? Больно? — Джону вдруг становится страшно, что эта небольшая неприятность отрезвит Шерлока и заставит его осознать, что эмоции вышли из-под контроля. А ведь он это ненавидит. — Через минуту пройдёт, — уже как будто с кем-то другим разговаривает Холмс, вскочив на ноги и вылетая из комнаты, успев прихватить первую попавшуюся одежду. У него ведь по-прежнему есть дело. Джон лежит свесив ногу с кровати и бессмысленно таращится в стену. Он уже собирается начать использовать свой мозг, чтобы сгенерировать тоскливую речь, обращённую к самому себе, всё-таки, кажется, павшему жертвой жестокого эксперимента циничного исследователя людских душ, как дверь снова открывается. — Я вернусь не позже шести. Я надеюсь, тебе нравится этот матрас. Но нам потребуется одеяло пошире. Я никуда не отступаю, Джон. У тебя всё написано на лице, — и швыряет на простыню голубой конверт. Джон косится на письмо, потом не вставая с места дотягивается до него двумя пальцами и медленно открывает. Вдвое сложенный лист бумаги. Кажется, тот же самый. На листе написано: «Джон! Я люблю тебя. Шерлок». И ещё на нём пятна, похожие на кровь. Но даже если это кровь, то вряд ли Шерлока: рука у него уже не кровит, а вот на рабочем столе детектива можно вымазаться в чём угодно. Джон смеётся.