Сердце в резной шкатулке

Под её ногами расступаются корни и воды. У Наруто маленькие аккуратные стопы, обтянутые мягкими чешками. У неё бесшумный шаг. Как у дикого хищника, что подкрадывается к добыче. Ни единого звука. Только тонкий серебряный смешок, наполненный едкой глумливостью, и жаркий шёпот на ухо со спины. Подкрадётся — и не заметишь. Обернёшься — и не увидишь. Под её взглядом вспыхивают пожарища. Глаза у Наруто пронзительно-синие, словно небо. Но полыхает в них адское пламя, окрашивая в багряный и разрезая полоской демонического зрачка. Словно полосы на нежной коже щёк. Ярко-чёрные, перечеркивающие лицо, будто старые шрамы. И кажется, что от одного только взгляда можно воспламениться проклятым огнём Аматерасу. И не затушишь. Будешь биться в агонии под серебрянный ядовитый смех. По мановению её пальцев ветра обращаются лезвиями. Стихии ластятся к пальцам Наруто. Словно домашние ручные зверьки. Огонь покладисто журчит сытым зверем и целует кожу, не оставляя следов. И перебрасывается на округу, пожирая голодным ненасытным демоном всё сущее. Молнии стрекочут птицами над головой. Скачут зарядами по нежной коже, щекочут да и только. И выжигают внутренности врагов, оставляя прекрасно-уродливые метки на коже. Вода обвивает мягкими объятиями, дарит покой и разукрашивает волосы в тёмно-алый. Словно нити застывшей артериальной крови. И обращается острейшими клинками, пробивая грудные клетки, словно раскалённый нож мягкое масло. Земля послушно расступается под ногами Наруто, извилистые корни исчезают с её пути. И тянутся к тонким девичьим пальцам молодые росточки. Сплетаются в мосты и непреступные крепости. А ветра осторожно путаются в волосах, ластятся довольной кошкой, нашёптывают в уши свои колыбельные. И в одно мгновение разрубают вековые стволы вместе с вражескими шиноби. Поперёк. Так, чтобы кровью питались земли и её волосы. Наруто тихо смеётся и довольно щурит глаза, провожая взглядом языки пламени по выжженной земле пожарища. И улыбка её такая же острая. Немного глумливая, немного сочувствующая. Немного насмешка. Пухлые губы на бледном лице кажутся неестественно яркими. Алыми. Багряными. Словно напитанными кровью. Мазок яркой краски поперёк лица, за которым скрываются острые зубы. Вся Наруто неестественно-острая. Неправильная. Неземная. И под ладонями её бьётся сердце. Маленькая ладошка с длинными тонкими пальцами давит на грудную клетку. Ярко-красные губы тянутся в насмешливой улыбке, а глаза прожигают дыру между безразлично вздёрнутых малиновых бровей. И Сасори кажется, что вот-вот оболочка воспламенится адовым Аматерасу. Акасуна видел. Наруто и такое умеет. И позволяет видеть то, что она умеет. — Почему твоё сердце бьётся? — Наруто давит на кукольную грудную клетку всё сильнее, словно хочет её проломить. Сасори знает, она может. Но не ломает, а просто давит. Словно хочет, чтобы несуществующие лёгкие под её ладонями пришли в движение. В ответ кукольник молчит, не сводя глаз с лукавой насмешки Узумаки. Совершенно лисьей. Хитрой. Глумливой. Опасной. Наруто склоняет по-птичьи голову к плечу. Чуть щурится, словно обдумывает, куда получше впиться острыми зубами. Поджимает губы и размыкает их, начиная говорить словно сама с собой. Непринуждённо. Рассуждает, когда получше завести его в лисью ловушку. — Ты ведь мёртв, — Наруто не спрашивает. Она утверждает, как общеизвестный факт. И нельзя сказать, что она не права. Кровавые брови насмешливо выгибаются. Наруто играет. Играет, словно с мышкой. Радостно. Забавно. Интересно. Опасно. — Мёртв и снаружи, — она делает паузу, склоняя голову к другому плечу, и незаметно подаётся вперёд, — и внутри? Узумаки смотрит неотрывно. Глаза в глаза. Нос к носу. Так близко, чтобы дыхание было одно на двоих. Увы, Сасори дышать не может. Поэтому Наруто дышит за них обоих. Глумливо усмехается и опаляет дыханием кукольную кожу. — Почему твоё сердце всё ещё бьётся? — коготки на длинных девичьих пальцах впиваются в ткань плотного плаща с красными облаками. И тихие, едва различимые толчки отдаются в её ладони. — Почему? — Ты знаешь ответ на этот вопрос, — кукольник не отстраняется и не пытается убрать девичьи руки. Узумаки фыркает и ухмыляется. — Мастера не раскрывают своих секретов, да? Обманчиво-нежно, нарочито-беззаботно. Тонко и остро, словно прочная леска. Сасори знает. Такими нитями крепят завязочки на марионетках в кукольных театрах. И перерезают глотки в мгновение ока. Вся Наруто неестественно-острая. Неправильная. Неземная. Ответа не следует. Сасори очень часто молчит. И говорит рубленными фразами. Коротко. Словно горло ему пережимают тиски. — Как знаешь. Она улыбается чуть устало. С долей иронии и незлой насмешки. Смотрит из-под пушистых угольных ресниц своими небесно-синими глазами. А те окрашиваются пламенем костра, но тут же скрываются под тонкими веками. Наруто позволяет себе закрыть глаза. Акасуна видит под её кожей мелкие капиляры. Не алые. Синие, светло-фиолетовые, зеленоватые. Тихий выдох Узумаки тревожит ворот его плаща. Наруто близко. Очень близко. Лицо её расслабляется, и тёплый девичий лоб касается кукольной кожи. Наруто снова смотрит из-под ресниц, и Сасори видит в её глазах что-то… необычное. Незнакомое лично ему. — Как знаешь, — ещё раз повторяет Наруто. И стоит Сасори на миг прикрыть глаза, как девчонка исчезает, подняв в воздух листья и дорожную пыль с плаща с красными облаками. Костёр догорает, но кукольник не бросает голодному огню новую пищу. Мёртвому тепло без надобности. — Сасори но Данна-а-а! Сасори но Данна-а-а, до страны Ветра всего ничего-о-о! — Идиот.

***

Наруто сидит на песке. Она придерживает ладонями свои колени. Кровавые волосы рассыпаны по плечам и песку. Они вьются змеями и резко выделяются на грязно-жёлтом. Жаркий ветер целует кожу, тревожит рукава боевого чёрно-рыжего кимоно. На спине расцветает золотой водоворот. В одном ухе поёт связка мелких серебряных бубенцов. Другое оттягивает знак инь-ян на длинной цепочке в обрамлении тёмных перьев. Девушка чуть морщит нос от запахов взрывов. Уж лучше пламя. Уж лучше столбы чернильного дыма и языки огня до самых небес. — Развлекаетесь, мальчики? — звонкий голос заставляет усталого от расхода чакры подрывника подозрительно сощуриться, поудобнее перехватывая джинчурики однохвостого. Сасори смерил знакомку взглядом. — Не твоё лисье дело. — Хо-о-о-о? В голосе Наруто насмешка. На лице растекается выражение лукавства и игривости. Узумаки мягко поднимается. Кровавые нити волос струятся по спине и плечам, словно волны песчаных барханов. Дейдара молчит и с подозрением косится на напарника. Мальчишку он предусмотрительно упрятал в кокон из взрывной глины. — Моё, — звонкий смешок и взгляд глаза в глаза. Один миг, и Наруто тычется своим носом в кукольный нос напротив. — Моё дело. — Данна… — Не вмешивайся. Подрывник нахмурился и буркнул себе под нос «как знаете». Девчонка ему не нравилась. Хотя бы тем, что появилась неизвестно откуда и неизвестно зачем. — Мальчишка. Зачем он вам? — Узумаки недовольно щурится и дёргает уголками губ вниз. Взгляд становится острым, ярко-алые губы обнажают клыки. На лбу так и написано «Опасно». — Не твоё лисье дело, — твёрдо проговаривает Акасуна, не отрывая взгляда от пронзительных синих глаз. Тихий хмык служит ему ответом. Тихий хмык и веер огненных хвостов. Словно змеи, они извиваются, опаляют жаром едкой чакры и ластятся, ластятся к ногам хозяйки. Ленты волос взмывают вверх, перекатываясь кровавыми волнами. — Твою ж мать, — восхищённо присвистнул Дейдара, едва не свалившись с глинянной птицы. — Повторяю. Зачем вам мальчишка? Голос становится грубее. Чуть рычащий, чуть угрожающий. И оч-чень опасный. Кровавые глаза с тонкими щёлками зрачков внимательно наблюдают за перемещениями белой сферы, в которой укрыт джинчурики. Подрывник заводит пленника себе за спину. — Нам нужен только биджу. Акасуна говорит словно нехотя. Он краем глаза заметил, как подобрался подрывник. Рука того скользнула в набедренную сумку. Узумаки фыркнула и подалась вперёд. Десять огненных хвостов шлейфом потянулись за ней, оставляя в воздухе клочки рыжего пламени. Девичья ладонь снова легла на кукольную грудь. Толчки еле-еле отдавались в ладонь. Чуть чаще, чем до этого. У Наруто очень хороший слух. — Зачем вам сила Рикудо? — она склоняет голову к плечу и снова давит чуть сильнее. Стук сердца учащается. Едва заметно, но учащается. И снова. И снова. На один удар. На два удара. На один удар. «Чтобы воскресить Датару» «Чтобы обрести власть над миром» «Чтобы больше не было боли» — Твоё сердце… бьётся, — обжегающий шёпот и взгляд глаза в глаза. Кровавые демонические и тёмно-малиновые кукольные. Не те, кем кажутся. Не те, кто есть. — Мертвец с живым сердцем, — Наруто тепло улыбается. Дейдара видит только хищный оскал. Сасори видит только кровавые глаза и пушистые ресницы. На один удар. На два удара. На один удар. — Почему… — тихий насмешливый шёпот и одно дыхание на двоих. Увы, Сасори дышать не может. Наруто приходится дышать за двоих. И давить на грудную клетку в бессмысленной попытке привести несуществующие лёгкие в движение. — Почему оно бьётся? Шёпот горячий, как адово пламя Аматерасу. Почти интимный, почти доверчивый. И совсем немного… — Мастера не раскрывают своих секретов? …Сасори не знает названия этого чувства. Наруто отвечает сама. Вопросом на вопрос. Ей не требуется ответ. Она его знает и без того. А потому усмехается и лукаво щурит глаза. Губы переламывает лисье довольство. — Невозможно воскресить того, кто не мёртв. Невозможно убить того, кто не жив. И она исчезает в вихре песка и огненных рыжих клоков. Вслед ей несутся проклятия подрывника. — Данна! Эта стерва спёрла джинчурики! Сасори немножко плевать. Потому что перед глазами адское пламя под угольными ресницами и выжженное невидимое клеймо на кукольной груди. Черный отпечаток девичьей ладошки напротив сердца поверх печати.

***

— Почему твоё сердце продолжает биться? Наруто задумчиво смотрит в просвет между высокими кронами деревьев. Она беззаботно качает ногой и опирается ладонями на ветку, на которой сидит. Сасори молчит. Он всегда молчит, если честно. — Ты мертвец. Кукла. Живая кукла с бьющимся сердцем. Это неправильно. Это больно? Доля секунды, и снова нос к носу. Узумаки снова дышит за двоих и смотрит в тёмно-малиновые глаза напротив. Не пытается давить на грудь. Потому что клеймо горит на кукольной коже, полыхает пожаром и без того. На два удара. На три удара. На два удара. — Оно бьётся… Наруто касается подушечками пальцев кукольной кожи, словно боится сжечь. Аккуратно. Немного опасливо. Проводит большим пальцем по скуле, смотрит с исследовательским интересом. А потом жадно впивается пальцами в малиновые волосы, не давая отстраниться. Снова дышит за двоих и давит уже на затылок. — Почему оно бьётся? Мастера не раскрывают своих секретов? Наруто единым порывом припадает губами к кукольному лбу. Кровавым росчерком к мертвецки-холодной коже. Всем телом к живой марионетке, что дёргает за ниточки самостоятельно. Она оставляет ещё одно клеймо. Яркое, не угольно-чёрное, как на груди. Кровавое. Подстать своим волосам и дьявольским порой глазам. И шепчет. Сбивчиво, горячо, не боясь обжечь. Смотрит жадно, выхватывая каждую скупую эмоцию на кукольном лице. Её шёпот наполнен предвкушением, эйфорией и немножко безумием. — Секрет мастеров прост. Ты просто шкатулка. Резная шкатулка, в которой заперто сердце. Она тихо смеётся, сжимает пальцы в чужих волосах крепко-крепко и смотрит… Сасори не знает этого чувства. А потом исчезает, напоследок чмокнув в щёку. Там, где проводила большим пальцем. Резная шкатулка, да? Сасори не знает названия этого чувства. Но, кажется, начинает чувствовать что-то… странное. Мертвецы способны чувствовать? Так ли он мёртв, как думал?