Часть 1
8 ноября 2017 г. в 00:30
Возле входа в студию толпился народ.
Колин одной рукой снял со лба темные очки и нацепил их на нос, отпил кофе из стаканчика и остановился в паре шагов от охранника. Тот окинул его подозрительным взглядом, но, моментально узнав, подошел ближе и шепнул:
— Простите, мистер Фаррелл, у нас чп, лифт не работает.
Колин посмотрел сначала на него, потом медленно окинул взглядом здание снизу вверх, остановившись в районе семнадцатого яруса, где находилась студия.
— Понятно.
Он допил кофе, швырнул стаканчик в урну и присоединился к ручейку, ползущему в сторону лестницы и состоящему из одних молодых статистов и обслуживающего персонала. Колин оказался старше них всех. По крайней мере, у него лицо не было покрыто прыщами, как у большинства. Он почесал щеку, достал из кармана наушники, плотно вкрутил их в уши и, пройдя вестибюль, двинулся наверх. Людей было много, по двое на каждую ступеньку.
Рядом с Колином нарисовался какой-то пацан, по виду несколько старше, чем остальные, должен бы уже крылатым быть. Довольно долго он просто косился в сторону Колина, а Колин его успешно игнорировал, двигая головой в такт музыке и всем своим видом показывая, что погружен в свой внутренний мир по самую макушку. Какое-то время это спасало, но потом парень не выдержал и постучал его по плечу. Они как раз преодолели площадку пятого яруса, и Колин уже порядком подустал, поэтому он остановился, отошел в сторону, вытащил наушник и мрачно спросил:
— Чего?
Пацан его настроения, кажется, не уловил, потому что расплылся в радостной — во все тридцать два зуба — улыбке и протянул руку:
— Эзра Миллер, я ваш партнер по съемкам.
Колин выдохнул: слава богу, хоть не какой-то бешеный фанат, а то у него не было никакого желания подписывать триста карточек со своим счастливым лицом, а потом делать такое же для совместного фото. На фоне таких перспектив простое пожатие руки показалось удачей.
— Пошли, покурим, — Колин отпустил ладонь Эзры и кивнул в сторону балкона.
Он достал вейп, машинально проверил уровень жидкости и затянулся, выпустив огромный клуб белого дыма. Эзра вытянул из нагрудного кармана мятую пачку «Мальборо», вытряхнул изрядно пострадавшую, но целую, последнюю сигарету, вставил ее в рот и принялся хлопать по джинсам в поисках зажигалки. Колин какое-то время наблюдал за ним молча, потом вздохнул и протянул свою, которую носил то ли по привычке, то ли на удачу. Эзра прикурил, попутно опалив себе ресницы, вцепился в сигарету зубами и глубоко вдохнул. Колин испытал подобие зависти: он сам вынужден был перейти на вейп исключительно по настоятельной рекомендации врачей, но постоянно скучал по вкусу табака во рту и по запаху на коже и одежде.
— Вот дерьмо, да? — Эзра махнул рукой на лестницу. — Слишком высоко, почему нельзя было устроить съемки на земле?
— Ну, — Колин пожал плечами, — у всех остальных-то проблем не возникает, — он облокотился на ограждение и проводил взглядом пролетевшего вверх помощника режиссера. Ветер от его крыльев швырнул дым обратно в их с Эзрой сторону, и Колин замахал рукой, отгоняя его подальше.
— Зато у нас ноги будут крепкие, — довольно отозвался Эзра, и Колин восхитился его оптимизмом. — Ну что, двинули дальше? — он щелчком выбросил окурок, чудом не попав в очередного пролетавшего мимо человека.
— Всего двенадцать ярусов, и мы на месте, — настроение у Колина необъяснимым образом улучшилось, хотя причин для этого не было никаких. Разве что он нашел такого же неудачника, как сам.
Они снова вернулись на лестницу. Поток людей меньше не стал — неудивительно, в здании находилась сотня с лишним компаний, не считая студии на верхнем этаже, обслуживающий персонал которой насчитывал не менее тысячи человек. Им пришлось подождать еще минут пять, прежде чем очередная парочка остановилась и пропустила их вперед.
— Итак, напомни, какая у тебя роль? — Колин передернул плечами, поправляя прилипшую к потному телу рубашку — на лестнице кондиционера не было, а духота стояла неимоверная. Толпа высосала весь кислород и, казалось, оставила лишь углекислый газ.
— Мальчик-аутист с плохой прической, — Эзра ухмыльнулся. — У нас с тобой даже есть общие сцены, ты в курсе?
— Что-то такое припоминаю, — они замолчали, сохраняя дыхание.
На одиннадцатом ярусе Колин снова сдался. Эзра выглядел гораздо лучше, но оно и понятно — у них лет двадцать разницы. Или меньше? Точно не больше.
Балкон выглядел так же, как и предыдущий, только ветер здесь дул сильнее, и пролетавшие мимо люди двигали крыльями по-размашистей.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать четыре, а что? Дай затянуться, у меня кончились сигареты, — Эзра протянул руку за вейпом.
Колин задумался. Он, конечно, много с кем сосался в гланды с разбегу, пил из одной чашки, ел из одной тарелки еще до того, как узнавал имя… Но те времена остались в прошлом, а нынче он даже руки перед обедом мыл с мылом. Он вновь внимательно осмотрел Эзру — прямо с ног и до самой макушки — и, в целом оставшись довольным, отдал ему вейп, наблюдая, как тот обхватывает мундштук губами и осторожно вбирает дым в рот.
— Ну и как? — поинтересовался Колин.
— Обычные лучше, — Эзра вернул ему девайс и оперся на стену, поджав одну ногу.
— Согласен, — Колин выключил вейп и убрал в карман. — Хотел бы так? — он кивнул на заложившую крутой вираж и резко ушедшую вверх девушку.
Эзра проводил ее тоскливым взглядом, но тут же встряхнулся и потерся спиной о стену:
— Все хотят, разве нет? Давление общества, к тому же просто удобно и красиво. Будь у нас крылья, не тащились бы сейчас по лестнице. А этот постоянный идиотский вопрос: “Как так, что ты до сих пор без крыльев?” Как будто я знаю, как так!
Колин согласно кивнул. Его самого этот вопрос задрал до пропитых печенок. Можно подумать, хоть один человек на планете знал, как эта хрень работает. Наверняка бы уже придумали способ вызывать рост крыльев искусственным путем, не дожидаясь появления пары. По молодости Колин ужасно психовал из-за всего этого, вел кошмарный образ жизни, хватался за каждого, кто хоть чуть-чуть ему симпатизировал — а таких было море. Потом, годам к тридцати, он понял, что нет способа ускорить этот тупой процесс. Пока в его жизни не появится настоящий соулмейт, крылья не вырастут — все просто. И он может разорваться хоть на триста тысяч крошечных Колинов и оббегать весь мир… Хотя, возможно, это могло помочь.
К счастью, у него были дети, была любимая работа, были родные и друзья, так что жизнь продолжалась, пусть он и не мог летать. В конце концов, не очень-то и хотелось: Колин боялся высоты.
Но Эзра был довольно молодым, поэтому его спокойное отношение к собственной бескрылости удивляло и внушало уважение. Колин мог поклясться, что парень минимум трижды в неделю рыдал в подушку, но на людях держался отлично.
Почти одновременно у них в карманах завибрировали телефоны. Переглянувшись, они приняли вызовы и послушно отчитались, на каком ярусе находятся. Из-за них съемки задерживались уже на час, но лифты до сих пор не работали и поделать было ничего нельзя.
Количество людей на лестнице поуменьшилось, так что они пошли быстрее. Ноги у Колина уже порядком ныли — привычка не посещать спортзал наконец-то вылезла ему боком.
— Давай обсудим наши сцены, — предложил Эзра. — Или ты еще не читал сценарий на сегодня?
— Да читал. Я даже, на самом деле, видел твои фотографии и запись проб, просто не узнал с этой прической. С длинными волосами ты прямо такой гламурный, а сейчас…
— Чмо, — четко подобрал слово Эзра, и Колин не удержался от смеха. — Ужасная стрижка, я ощущаю себя с ней убогим ботаном, — Эзра грустно шмыгнул. — Весь секс пропал.
Колин перестал посмеиваться и оценил Эзру еще раз — теперь с точки зрения пропавшего секса:
— Не согласен, — он зачесал волосы рукой назад и поскреб под лопаткой. — В тебе что-то такое есть, тебя одной прической не испортишь, как и меня, — он поиграл бровями.
В этот раз телефон зазвонил только у Колина:
— Алло, — он остановился, вслушиваясь, перевел взгляд на Эзру и показал ему большой палец. — Говорят, лифт заработал. Как удачно, мы ведь всего на шестнадцатом ярусе.
***
Съемочный день прошел сумбурно. К вечеру мышцы на ногах не давали Колину сделать и шага без того, чтобы не заваливаться в стороны, как пингвин. Слава богу, хотя бы вниз не пришлось идти пешком.
Уже усевшись в машину, Колин заподозрил, что у него поднялась температура: все тело покрылось мелким потом, кожа, особенно на спине, ныла, голова потяжелела, а во рту пересохло. В таком состоянии вести машину было опасно, а с некоторых пор Колин старался избегать любых ситуаций, в которых мог умереть, оставив своих детей без отца, поэтому он набрал Клодин и попросил ее заехать за ним.
В ожидании он выпил две литровые бутылки воды, разделся до трусов и расчесал себе всю спину об обивку кресла, так что подъехавшая буквально через полчаса сестра пришла в ужас.
— Колин, ты что творишь, у тебя же там кровь! — она вытащила его из машины и ткнула пальцем в кресло. — Что с тобой вообще творится, ты выглядишь абсолютно безумно! Так. Мы едем в больницу.
Колин кое-как уселся на переднее сиденье, пристегнулся и тут же получил по рукам:
— Прекрати чесаться, — сестра явно нервничала, ее пальцы на руле побелели от напряжения.
Она сдала назад чуть резче, чем стоило, стукнула машину Колина, оставив небольшую вмятину на бампере, и, игнорируя недовольный взгляд брата, выехала с парковки.
— Знаешь, с уничтожением своей машины я бы и сам справился, — Колин засопел, старательно сдерживая порыв почесаться.
Клодин только махнула на него рукой:
— Ты лучше скажи, на что у тебя такая дикая аллергия? Ты сегодня ел что-то странное, пил? Нюхал?
— Смотрел, блин, на странное, — Колин закатил глаза к потолку. — Ты такое спрашиваешь.
— Доктор тоже спросит, так что подумай как следует.
— Не хочу думать, хочу пить. Дай воды, — он пошарил под креслом, но не нашел бутылки на привычном месте.
— Нету, терпи, — отрезала Клодин и свернула прямо под знаком проезд запрещен, срезая дорогу до клиники.
***
К счастью, в приемном покое было пусто. Видимо, ночь среды в самой дорогой частной больнице Лос-Анджелеса не пользовалась среди пациентов особой популярностью, так что семейный врач — доктор Стэн Мохани — принял их сразу. Пока Колин раздевался за ширмой, а Клодин доедала ноготь на большом пальце правой руки, он надел перчатки и уточнил:
— С вами сегодня происходило что-нибудь необычное?
Колин выглянул из-за ширмы, попутно с грохотом уронив поднос с инструментами, и пожал плечами:
— Впервые за шесть лет мне пришлось использовать мышцы ног?
— Мистер Фаррелл, — доктор глянул на него с укоризной, и Колин сдался.
— Не знаю, ничего, все как обычно… с учетом моей профессии.
— Ага… Мисс Фаррелл, не могли бы вы выйти? Пожалуйста, — добавил Мохани.
Клодин бросила на Колина тоскливый взгляд, но послушно ушла, прикрыв за собой дверь.
— Мистер Фаррелл, выходите, — доктор поставил его спиной к себе, поводил пальцами по позвоночнику, надавил под лопатками, вызвав недовольное “ай”. — Тише, уже все, — он снял перчатки, бросил их в раковину и уселся за стол.
— Ну, Стэн, и что со мной? — нетерпеливо уточнил Колин, снова принимаясь чесать спину.
Доктор перестал писать, поднял голову и с удивлением посмотрел на Колина:
— А вы разве сами не поняли? У вас растут крылья.
— Что? — тупо переспросил Колин.
Он так и замер в той позе, в которой был: руки крест накрест заброшены за спину, пальцы впились в лопатки.
— Когда человек находит свою пару, у него вырастают крылья, вы должны быть в курсе. Ну вот, вы нашли своего партнера. Это, кстати, хорошая новость.
— Если это — хорошая, то какая же плохая? — Колин отчаянно мотнул головой. — Это бред какой-то.
— Не бред, а факт, — Мохани положил руки перед собой и сцепил пальцы в замок. — Я понимаю ваше смятение, это произошло гораздо позже, чем у… почти у всех происходит. Обычно к вашему возрасту партнеры лет двадцать вместе живут, но всякое бывает. Разве вы не рады?
Колин открыл рот. Закрыл и принялся наворачивать круги по кабинету, то взмахивая руками, то хлопая себя по бедрам и щелкая резинкой трусов, то хватаясь за лопатки. Наконец он остановился и развернулся к доктору:
— Рад, не рад, какая плохая новость?
— Мне кажется, они растут неправильно. Судя по траектории раскрытия и наощупь. Но это еще не точно, нужен рентген.
Колин почесал лоб, поднял брови, опустил брови и переспросил:
— То есть, мало того, что они полезли без спросу, когда их уже никто и не ждал, так еще и не так, как надо? Знаете, нет, без шуток, это лучшее, что я слышал за последнее время, — он потер глаза кулаками. — И что с этим делать, ну если…
— Ну если, — доктор Мохани принялся перебирать бумаги на столе, — то надо резать, причем срочно, пока крылья не вросли в кость, и ставить направляющие пластины.
Колин нервно рассмеялся. Новостей было как-то слишком много, причем валились они подряд, не давая шанса опомниться. Он еще не пришел в себя от того, что наконец-то и на его улице опрокинулся грузовик с крыльями, как оказалось, что их надо отрезать. Будет в его жизни вообще когда-нибудь светлая полоса? Такая, чтобы ровная, гладкая и без сюрпризов. Хотя когда это у ирландцев все бывало хорошо… А хотя, человек, которого должны повесить, может без опаски заплывать в океан.
С другой стороны, такой поворот событий позволял ему остаться на своей роли в фильме: он и получил-то ее исключительно потому, что бескрылых актеров его возраста можно было пересчитать по пальцам, о чем ему честно сообщили на кастинге.
Вот, кстати, еще один момент: что будет с его карьерой дальше? Последние годы он перебивался именно подобными остатками — ролями второго плана из серии “наш бедный бескрылый дядюшка”, полуартхаусными драматическими героями, отрицавшими парность, или изображал калек, лишившихся крыльев по какой-то трагической причине. Все это было не слишком прибыльно, не слишком популярно, не слишком вызывало восторг фанатов. Изменится ли его положение теперь, когда за спиной у него появятся два долгожданных крыла? Может, ему начнут давать нормальные роли и он снова станет звездой класса “А”? Неплохо было бы, да, ради такого можно и потерпеть месяц невыносимой беспрерывной боли и ежедневные уколы.
***
Колин опустил голову, обхватив ее руками. Изнутри его разъедала дикая бешеная злоба, вперемешку с отчаянием и тоской. Почему, вот почему это не случилось, когда было так нужно, когда он ждал, хотел, надеялся. Когда он верил, что стоит паре появиться в его жизни, и все наладится? Но нет, год за годом он смотрел, как другие обрастают крыльями, а у него не вылезло даже перышка. По статистике восемьдесят процентов людей находят свою пару до двадцати. Еще пятнадцать процентов обзаводятся крыльями до двадцати пяти. Колин попадал в три десятых не летающих отщепенцев после тридцати. По статистике же, таким людям не суждено было испытать радость полета никогда. Так что все, происходящее сейчас, выглядело больше дурацким розыгрышем, чем чудом. И Колин не был уверен, что такие чудеса ему по душе.
И потом, вот вдуматься, его парой мог оказаться кто угодно, любой прыщавый сопляк с лестницы, кассир в Старбаксе, осветитель на площадке и даже обычный прохожий на улице. В любом случае, совершенно чужой человек, которого с какого-то перепугу Колину теперь надо возлюбить. Исключительно потому что идиотская природа решила, что они составят идеальную пару.
Все это отлично работает, когда тебе семнадцать, ему или ей тоже, и вы вместе начинаете свой жизненный путь, будучи никем. А когда тебе сорок один, ты уже состоялся в жизни, у тебя есть привычки, принципы и двое детей, все эти сопли про идеальную пару выглядят далеко не так привлекательно.
— Болеть будет постоянно, — предупредил Стэн. — Придется жить на обезболивающих, не самая лучшая идея, конечно, с учетом твоего анамнеза, но тут выбирать не приходится.
— Зато смогу продолжать останавливаться в своем любимом люксе для бескрылых, — Колин кривовато ухмыльнулся. — А есть шанс, что там все в порядке и меня пронесет?
Мохани прищурился, подняв глаза в потолок, пожевал губу и наморщил лоб.
— Хорошая пантомима, — оценил Колин. — Все предельно ясно.
— В базу добавляться будешь?
Вопрос был актуальным.
Во времена, когда эволюция решила, что люди должны жить парами и летать, этих самых людей было совсем немного, жили они небольшими группами и понять, кто твой партнер, не составляло труда. Понятное дело, что если вчера ты встретил самочку из соседней стаи, а сегодня у вас обоих проросли крылья, то вы пара. Но вот в современном мире, где люди жили в огромных многоярусных городах и каждую минуту встречались на улице с десятками потенциальных партнеров, простая задача поиска пары превращалась в настоящий квест.
Именно поэтому была создана Глобальная База Поиска Пары. Туда новоокрылившиеся счастливчики могли подать свои данные и указать на карте маршрут движения в тот день, когда у них начался рост. Дальше программа сама сопоставляла даты, геоположение и анализировала совместимость, после чего выдавала список потенциальных партнеров. Таких, зачастую, оказывалось не больше трех, и после встречи обычно становилось понятно, кто из них — тот самый.
Но иногда — и не так уж редко — пара не находилась.
Так произошло с Клодин. Крылья у нее прорезались после трансатлантического перелета и, несмотря на размещение в базе, никто так и не подобрался. Вероятно, вторая часть их гипотетического тандема не посчитала необходимым регистрироваться в ГБПП, и причиной могло послужить все что угодно: начиная от “не смог”, заканчивая самым простым “не захотел”. В конце концов, у него уже могла быть своя семья. Или он был сумасшедшим ученым, решившим посвятить всего себя науке. Впрочем, какая разница, если сестра с ним все равно не встретилась. Страдала ли она? О да, еще как. Потом, конечно, сошлась с таким же крылатым одиночкой, и все наладилось, ведь, по сути, организм просто реагировал на наиболее подходящий набор феромонов. Колин читал, что подходящая пара — это примерно каждый тридцатый.
Конечно, в случае самого Колина это не работало. Он был такой особенный, что ему пришлось сорок лет ждать. Кстати, вот если подумать, его партнер ведь обладал таким же редким набором гормонов или чего там, и ему будет весьма непросто подобрать замену.
На секунду внутри у Колина все сжалось — естественная слабость перед прыжком в пропасть. Не будет он никуда добавляться. Придется той или тому второму поискать себе кого-то еще.
В комнату робко заглянула Клодин, Колин машинально подтянул трусы.
— Ну что? — жалобно спросила она.
Колин просто повернулся к ней спиной, попутно сам заглянув в зеркало, где отобразилась ситуация во всей красе: лопатки воспалились, кожа на них вздулась и потрескалась, на расчесанных местах выступила сукровица.
— Боже, это то, что я думаю? — она прикрыла рот ладонью и перевела взгляд на Мохани.
— Это блядские крылья, да! Ой, прости, — Колин виновато потупился. При сестрах и матери он старался не позволять себе крепких выражений. — У меня предложение. Я пока схожу на рентген, а Стэн тебе расскажет печальную историю моей жизни, трагически пересекающуюся с историей страданий и лишений ирландского народа.
Клодин фыркнула:
— А ты знаешь, кто…
— Не знаю. И прежде чем ты скажешь что-нибудь умное: и знать не хочу.
Она лишь пожала плечами и отвернулась к окну. Мохани вызвал медсестру, попросив ее проводить Колина к рентгенологу. На процедуру Колин шел, не сомневаясь, что доктор прав, что придется и резать, и терпеть месяц, и что все это ужасно нечестно. По ощущениям Колина, его Судьба пыталась соревноваться с ирландской удачей. Пока счет был примерно одинаковым.
И почему он не родился в Корее?
***
Клодин, Колин и Стэн мрачно рассматривали снимки на экране. Даже без специального образования было ясно, что природа задумывала все не так, как оно вышло в итоге. Колин поежился и обхватил себя за плечи, словно ему было холодно. Из-за возможной операции обезболивающее ему так и не дали, и его дергало от проходящих через тело спазмов и слегка знобило.
— Стэн, сделаешь так, чтобы к утру я был в норме?
— В норме ты после этого не будешь до тех пор, пока все не отрастет заново, — Мохани отошел к столу, поднял трубку и принялся отдавать распоряжения ассистенту.
Минут десять, пока секретарша не принесла внушительную пачку документов, все сидели в напряженном молчании.
— А где соглашение о неразглашении? — спросил Колин, просто чтобы разбить тишину. — А, вот, вижу, — он взял со стола ручку и проставил размашистые автографы подо всеми актами, отказами от ответственности, принятиями ответственности и прочими дополнениями.
— Итак, — доктор пролистал бумаги, проверяя, все ли подписано. — Еще раз предупреждаю, операция очень болезненная, гарантия положительного результата не сто процентов, но ты сам видел, что иначе — никак. Фактически, с этого дня, мистер Фаррелл, — он перешел на официальный тон, — вы станете абсолютно зависимы от обезболивающих. Без них вы не сможете функционировать. Крылья начинают расти заново примерно через месяц, но есть очень маленькая, крошечная вероятность, что не отрастут вообще или частично. Механизм пока что плохо поддается изучению. Но будем надеяться, что все обойдется.
— Да понял я, — мрачно буркнул Колин. — Летать не буду, а если и буду, то зигзагами. Хватит уже тянуть.
— Операционную подготавливают. Я пока распишу план реабилитации.
— Маме только не говори, — тихо попросил Колин, поднимая глаза на сестру.
— Чтобы у нее инсульт случился? Ясное дело, не скажу, — она потерла лицо руками. — Она за тебя больше всех переживала, чтобы ты наконец получил крылья, нашел пару, был счастлив…
— Клодин, перестань, — Колин посерьезнел и перевел взгляд на окно. — Так даже лучше. По крайне мере, я не останусь без работы. Мне нужно взлететь, но не буквально. Последние годы я вытягиваю только тем, что бескрылых актеров моего возраста катастрофически мало, и каст просто не из кого подбирать. Но этот чертов Гарри Поттер должен все изменить! А когда про меня вспомнят, можно будет и крылья себе позволить, и хвост, и даже копыта.
— Но в базу-то объявление почему не дать?
В кабинет вошла медсестра, сообщив, что все готово, и Колин почти радостно шагнул к ней:
— Поговорим об этом после операции.
***
Уже лежа на операционном столе и засыпая под действием анестезии, Колин представил, каково это было бы, развернуть собственные крылья, как ощущается ветер, перебирающий перья, что это за чувство, когда ты летишь, поддерживаемый лишь силой своего тела, сам выбираешь направление, делаешь глубокие взмахи... Интересно, какого они цвета?
Просыпаться после операции было... кошмарно. Ломило все тело, даже зубы ныли. Спина ощущалась как одна сплошная открытая рана. Голова разламывалась. Колин хрипло простонал, и в рот ему тут же ткнулась трубочка. Он сделал пару глотков и открыл глаза.
— Ну, как ощущения? — доктор Мохани склонился над ним, пристально вглядываясь в зрачки.
— Это ад для ирландцев? — Колин закашлялся и тяжело сглотнул вязкую слюну. — Если да, то, кажется, я на одну шестнадцатую грек, поэтому прошу перевода.
— Жить будет, — кивнул кому-то Мохани. — Потерпи, пока пройдет действие анестезии, потом уколем тебе обезболивающее и отпустим. Сможешь делать себе уколы самостоятельно потом? Или в клинику будешь приезжать?
Колин вспомнил, как по молодости, слава богу, не себе, но друзьям колол… разное. Когда те уже не могли найти вены на руках, приходилось искать где угодно: под коленями, в паху, черт знает где еще. Так себе воспоминания были. Наверное, даже хорошо, что Колин тогда почти все время был пьян и обдолбан — он не хотел бы помнить это отчетливо. Достаточно было и мерзкого ощущения от размытых нечетких картинок разных притонов, где люди валялись прямо на полу, полуголые, немытые, иногда в блевотине. Полы были засыпаны мусором и шприцами, окровавленной ватой и окурками... Господи, сейчас Колин на километр бы не подошел к подобному месту.
Иногда он задумывался о своей жизни и понимал, насколько же Господь его любит. Уж как Колин надрывался, чтобы угробиться, но обошлось. Чудом, не иначе. Сколько раз он банально по пьяни мог разбиться на машине или еще проще — упасть в канаву и свернуть себе шею. Последнее, кстати, было любимым делом среди ирландских алкоголиков. Можно сказать, национальная классика.
Вообще, судя по ощущениям, пришла его пора расплачиваться за грехи.
Уже выходя из клиники в половину седьмого утра, под завязку накачанный обезболкой, с двухдневной дозой в сумке и рецептом еще на месяц, Колин в первый раз за все прошедшее с начала этой катастрофы время реально задумался, кто же его пара, и захотел встретиться с партнером. Ну хотя бы посмотреть на него, только так, чтобы тот не знал. Но какие на это были шансы, учитывая размер бизнес-центра?
— Колин, ужасно выглядишь, ты что, заболел? — прямо на него выпорхнула помощница режиссера.
Колин поморщился — писклявый голосок Мелиссы неприятно бил по барабанным перепонкам — и кивнул:
— Да, отравился чем-то.
— А, ну, считай, тебе повезло. Можешь ехать домой отдыхать.
— С чего бы это! — Колин скептически хмыкнул.
Он прекрасно знал, во сколько обходится съемочный день, и давно привык к тому, что работа для актеров отменялась только в случае их смерти. Хотя даже тогда их, наверное, принесли бы на площадку и нашли, как применить. Так что если его отпускали, это означало только одно.
— У нас тут конец света.
— Да ты что... — Колин достал вейп и вцепился в него зубами. Спина чесалась еще сильнее, чем вчера, но тянуть к ней руки было нельзя. — И что же у нас происходит? Зомби-апокалипсис? Нашествие инопланетян? Эпидемия свиного гриппа?
— У Миллера прорезались крылья.
Время вокруг Колина остановилось. Фокус зрения резко сузился, оставляя в пространстве только Мелиссу. Колин перестал дышать, пол под ногами вдруг дернулся вниз, а сердце, напротив, прыгнуло в горло, вырывая кадык.
— Еще раз, — он невольно вцепился Мелиссе в рукав.
Она удивленно посмотрела на его руку и медленно повторила:
— Крылья у Миллера прорезались. Мы, конечно, предложили ему разорвать контракт без штрафных санкций, но он знаешь что сделал?!
О да, Колин знал. Чувствовал каким-то неведомым интуитивным образом.
— Обрезал крылья.
— Точно, как ты догадался? Вот ведь сумасшедший!
Колин чуть не спросил следом, знает ли Эзра, кто его пара, но вовремя прикусил язык, вместо этого лицемерно уточнив:
— Это законно вообще?
— Сама процедура — да, но не так, как он ее сделал. Сейчас главное, чтобы не пронюхали журналисты.
— Именно поэтому ты ходишь и всем рассказываешь про это? — Колин задумчиво затянулся.
Мелисса обиженно надула губки и взмахнула крыльями, отгоняя от себя пахучий дым:
— Вообще-то, я только тебе и сказала. Думала, ты поймешь, с твоим прошлым.
Колин пожал плечами, никак не отреагировав на шпильку в свой адрес:
— Если хочешь сохранить что-то в тайне, мой тебе совет, не доверяй никому. Особенно людям с сомнительным прошлым, — он развернулся, сделав вид, что уходит, но в последний момент обернулся и с очаровательной улыбкой уточнил: — Кстати, где Эзра сейчас?
— В отеле, где ж еще ему быть, — моментально оттаяла девушка.
Колин усмехнулся и покачал головой:
— Ничему тебя жизнь не учит, — резюмировал он и ушел, оставив Мелиссу в абсолютно потерянном состоянии.
***
К счастью, до переезда в Лос-Анджелес Колин регулярно останавливался в студийных номерах, поэтому для него не составило труда понять, где находится Эзра.
Другой вопрос, на каком основании он к нему явится? Как переживающий коллега? Ничего так причина, но она подойдет для всех остальных, а вот самому себе как объяснить это странное желание? То есть, понятное дело, скорее всего, Колин не ошибался, и Эзра действительно был его парой. Тем самым гадким засранцем, которого Колин ждал всю жизнь — редким, почти неуловимым десятым процента. Конечно же, Колин хотел посмотреть на него теперь, когда между ними возникла связь — пускай не официально, но хотя бы на биохимическом уровне. В целом по первому дню общения Эзра Колину скорее понравился, чем нет. Как человек он был приятным, у них во многом сходились точки зрения и на рабочий процесс, и на персонажей, и теперь Колин пытался понять, было это обосновано их личными качествами, или же им в любом случае некуда было деваться — природа решила, что они должны друг другу нравиться.
Вот потрясающая дурость, на самом деле. Почему, с какой такой стати Колин должен внезапно сблизиться с человеком, которого знает один день? Или, нет, еще лучше. Взять Эзру. Он вообще получил сомнительное сокровище — мужика на шестнадцать лет старше, с двумя детьми и алкогольной зависимостью в прошлом. Ну наверняка же именно об этом он мечтал, когда представлял своего соулмейта. Блеск!
И ведь по факту пары, которые друг друга нашли, крайне редко отказывались от отношений. Уже потом, лет через десять, союзы начинали распадаться, а поначалу все радостно с головой ныряли в прекрасный мир новообретенной крылатости и гарантированного не-одиночества. Действительно, удобно. Каким бы засранцем ты ни был, природа подсуетится, чтобы ты обязательно нашел себе парное крыло. Правда, эту самую природу совершенно не интересует мнение конкретного индивида.
И все-таки забавно, что они оба отрезали крылья. Вот правда же, идеальная пара. Жизненные ценности и приоритеты у них явно сходятся. Другой вопрос, стоит ли рассказывать Эзре, кто его пара? Как он вообще отреагирует? А вот еще, кстати, Колин почти уверен, что его пара — это Эзра. А если нет? Наверняка в Лос-Анджелесе не только у него в этот день крылья пробились.
Прокручивая в голове все эти мысли Колин дошел до парковки с уже готовым решением: для начала он просто съездит Эзру проверить, поговорит с ним, разведает обстановку, а там уже станет понятно, что к чему.
На стук в дверь Эзра среагировал довольно резко. Сначала раздался звук удара, словно в дверь швырнули ботинком, а следом крик:
— Кейтлин, я же сказал, мне ничего не нужно, уходи!
Колин приподнял брови, сделав вывод, что состояние Эзры будет похуже, чем у него самого, и снова постучал:
— Не знаю, кто такая Кейтлин, но надеюсь, что мне не повредит тот факт, что мое имя тоже начинается с буквы “К“.
За дверью раздалось шуршание, потом она чуть приоткрылась, и наружу высунулся покрасневший кончик носа Эзры:
— Вы уже в курсе, — обреченно резюмировал он. — Кто меня сдал?
— Мелисса. Пустишь? — Колин мягко улыбнулся, излучая дружелюбие каждой клеточкой своего тела.
Эзра вздохнул и отошел в сторону, пропуская Колина внутрь. Выглядел парень отвратительно даже по сравнению с самим Колином. “Что же ты наделал”, — захотелось спросить ему, при этом было желательно Эзру то ли как следует встряхнуть, то ли обнять.
Вместо этого Колин прошел в номер и принялся осматриваться. В комнате царил срач. Повсюду были раскиданы вещи, а возле кровати горой сброшены окровавленные тряпки.
— Тебя хоть нормальный врач осмотрел? — Колин сглотнул болезненный комок, вставший в горле, и развернулся к Эзре.
Тот стоял посреди номера, обхватив себя руками за плечи. Цвета он был нежно-лилового с отливом в синеву, его всего трясло, по лицу и груди ручьями стекал пот. Из одежды на нем были только боксеры.
— Мы только вернулись из больницы, — Эзра, запинаясь, протащился к кровати и практически рухнул сверху. — Дали обезболивающее, но оно почти не помогает.
— Насколько все плохо? — Колин сел на край и машинально взял Эзру за руку, сжав его пальцы в своих.
— Говорят, слишком глубоко вырезали, — Эзра скрутился в жалобный клубочек и быстро задышал.
Колину стало его невыносимо жалко. У него у самого болело, а ведь ему сделали как надо, правильно, со всеми мерами предосторожности. Он перегнулся через Эзру и посмотрел ему на спину.
Видок был не из приятных — даже вокруг повязок виднелись следы небрежной операции: вдоль всего позвоночника разлился огромный синяк, капилляры проступили на поверхности ядовитой сеткой. От этого зрелища Колину самому стало больнее, поэтому он быстро отвернулся, но не сумел скрыть движение от Эзры.
— Понимаю, вам противно, — неверно оценил его жест тот. — Спасибо вам, что пришли, вы не обязаны здесь сидеть…
— Мне не трудно, — Колин подтянулся выше и облокотился зудящей спиной на подушки. — Хочешь поговорить? — на всякий случай спросил он. Эзра ожидаемо мотнул головой в отрицании. — Тогда хоть один вопрос, — не смог удержаться Колин.
— Нет, я не знаю, кто моя пара, — просипел Эзра. По его телу прошла волной длинная судорога, и он закинул голову назад, хватая ртом воздух.
Колин быстро сунул предплечье ему под шею, чтобы не защемил нерв. Внутри поднялось странное физическое ощущение: дернуло и потянуло под лопаткой, кинуло вперед всем торсом — и Колин понял, что будь у него крылья, сейчас он бы укрыл их с Эзрой, закутав в своеобразный кокон. Но они оба были в этом плане инвалидами, так что приходилось обходиться теми же средствами, что и всегда. Подняв Эзру повыше, Колин погладил его свободной рукой по мокрым волосам и прошептал:
— Все хорошо, я тут, я с тобой. Я не оставлю тебя.
То же самое он говорил сыновьям, когда те просыпались от кошмаров. Невероятно, но Эзра ощущался таким же родным и близким. Его хотелось защитить, утешить, прижать покрепче и никуда не отпускать. Через пару секунд его тело расслабилось, и он обмяк у Колина в руках, слабо пробормотав:
— Спасибо.
— Тебе нужно чем-то снять боль, — Колин аккуратно отцепил пальцы Эзры от ворота своей рубашки и уложил его на живот. — Ты с ума сойдешь при таком раскладе.
— Мне бы вырубиться… Говорят, что в паре партнеры могут управлять состоянием друг друга. Вот бы мне сейчас сюда ее, его…
— И часто ты такое видел? — Колин поднялся на ноги и подошел к столику, налил в стакан воды и, вернувшись к Эзре, осторожно напоил его.
Развернувшись к телефону, он снял трубку, и, дождавшись ответа портье, четко произнес:
— Номер шестьсот двенадцать. Бутылку бренди, поскорее, пожалуйста, — Эзра что-то протестующе буркнул, но Колин только отмахнулся. — Для организма гораздо хуже то, что происходит сейчас. Тебе надо отвлечься от ощущений. Расскажешь, как тебе в голову пришла светлая мысль обрезать крылья, еще и в подпольной клинике?
Эзра застонал и ткнулся головой под подушку, но Колин мягко отобрал ее и потрепал Эзру по волосам. Тот задышал часто, снова выгнулся в спине, но на этот раз судорога прошла быстрее.
— В общем, — Эзра хрипло откашлялся, — Кейтлин вечером заметила, что мне плохо. Это моя сестра, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Колина. — Она поняла, что у меня режутся крылья, зачем-то позвонила на студию, — он пошарил взглядом в поисках стакана с водой, но там оказалось пусто, поэтому Колин снова дошел до мини-бара, вытащил бутылку минералки и всю ее споил Эзре, наблюдая, как тот жадно глотает, и половина льется просто мимо, по его груди, на трусы. Снова ложиться на кровать Колин уже не стал: принялся кружить по комнате, наводя порядок. — В общем, — продолжил свой рассказ Эзра, — через полчаса мне перезвонили и сказали, что раз такое дело, съемки только начались, они все понимают, контракт разорвут без штрафов, что поделать. Я пытался их уговорить, но им нужен на эту роль именно бескрылый актер… Ну и я поругался с Кейтлин, психанул и пошел к друзьям…
— Там ты обдолбался, тебе предложили решение проблемы, и ты подумал, что это — отличный выход, — закончил за него Колин.
Эзра виновато кивнул.
В дверь постучали. Колин открыл, забрал бутылку и, сразу же налив полстакана бренди, впихнул его Эзре в руку:
— Пей.
Тот с сомнением посмотрел сначала на стакан, потом на Колина.
— Вот сейчас как раз можно и нужно. Я прослежу, чтобы ты ничего не натворил, хотя ты и не сможешь, в твоем-то состоянии.
Эзра послушно опрокинул в себя стакан, тут же получив следующую порцию. Колин смотрел на него, внимательно отслеживая состояние. Конечно, мешать лекарства с алкоголем было не лучшим выходом, но в больнице ему и так наверняка по максимуму вкололи, на повторную дозу раньше утра рассчитывать было нечего, а терпеть такие мучения Колин не пожелал бы даже самому последнему винг-радикалу.
В принципе, никаких страшных последствий быть не должно: сам Колин алкоголем что только не запивал, и ничего, вон, был жив и даже относительно здоров. Только крылья не в ту сторону растут, но это, кстати, врожденный дефект, так что его образ жизни ни при чем.
Эзру потихоньку развезло. Он уже перестал мелко дрожать и потеть, как раньше. Это значило, что чувствительность притупилась. Может быть, ему даже сейчас удастся заснуть.
— Хочешь, спою тебе колыбельную? — неожиданно для себя спросил Колин.
Он уселся в кресло напротив кровати, закинул ногу на ногу и потер щеку, несколько смущенный собственным предложением. Ну правда, Эзра — здоровенный конь двадцати четырех лет, что за идиотское предложение? Неужели на него так влияет их связь?
Вообще, что Колин знал о парности? В свое время он прочитал на эту тему море литературы, начиная от мифов и легенд, заканчивая серьезными научными исследованиями, но это было черт знает когда, и он уже порядком все подзабыл. К тому же за двадцать лет провели столько новых экспериментов и выяснили такие подробности, которые в некоторых случаях полностью перечеркивали все предыдущие предположения. Разные сказки преподносили пару как дар свыше, как единственного идеально подходящего человека. На деле, конечно, все было куда более прозаично. Организм реагировал на оптимальное дополнение, само собой, на уровне физиологии. То есть, например, если у одного из пары был положительный иммунитет, то у другого — отрицательный и так далее. С точки зрения эволюции механизм был хороший и давал паре возможность выжить практически в любой ситуации: один партнер помогал другому там, где тот был слабее всего, таким образом сохранялась численность популяции.
— Почему ты не поешь? — подал голос Эзра. Он лежал на боку, подтянув колени к груди, и смотрел из-под прикрытых ресниц.
Колин дернул плечом и тихонько затянул:
— Fear-a-uata, no horoway-la, fear-a-uata, no horoway-la, fear-a-uata, no horoway-la. O fare thee well, love, where'er thee be…
— Я знаю эту песню, — Эзра поерзал по покрывалу, ища положение поудобнее. — А можно сначала?
К тому моменту, как Колин допел последнюю строчку, он уже спал беспокойным, но крепким сном.
Какое-то время Колин еще сидел в кресле, рассматривая Эзру. Стоило ли ему сказать, что они — пара? Или лучше не нужно? Надо бы перед этим с ним поближе сойтись, чтобы не сделать все хуже, чем есть.
Но самый главный вопрос заключался в том, а хочет ли сам Колин быть парным?
Дверь тихонько приоткрылась, и внутрь заглянула девушка. Она удивленно открыла рот, заметив Колина. Приветственно кивнув, тот встал:
— Он спит, я его напоил. Вы, наверное, Кейтлин? Могу я с вами где-нибудь поговорить? Может быть, спустимся в бар?
Она с сомнением посмотрела на брата. Он лежал все так же на боку, грудь его равномерно поднималась и опускалась, но под веками нервно бегали глаза и иногда чуть дергались пальцы на руках.
— Я не пью, — еще в лифте предупредила Кейтлин.
— Отлично, я тоже. — Колин поправил перед зеркалом помятую рубашку. Судя по ощущениям в лопатках, через пару часов придется колоть обезболивающее. — Я надеюсь, вы не вините себя в произошедшем? — прямо спросил он и по глазам девушки понял ответ. — Не стоит. Вы все сделали правильно.
Она печально улыбнулась и вышла в открывшиеся двери:
— Врач сказал, что после такого неизвестно, как крылья отрастут. Вообще, отрастают обычно, но Эзра потребовал, чтобы ему начисто все вырезали, так что там… Там кошмар, — она на секунду зажмурилась, пытаясь справиться с накатившими слезами, но одна все равно просочилась и соскользнула на щеку.
Колин подхватил ее под локоть, мягко направляя в сторону бара. Кажется, всей семье Миллеров сегодня не мешало как следует напиться. Ему самому тоже очень хотелось опрокинуть пару стаканчиков, но минутная слабость не стоила того, чтобы уничтожить плоды многих лет воздержания. У него все как раз нормально, нет причин пить.
— Расскажи мне про Эзру, — попросил Колин, усаживаясь за стойку. — Колу будешь? Две колы, пожалуйста.
— Мне безо льда. — Кейтлин уселась на соседний стул и подперла щеку рукой. — Эзра хороший, — она виновато улыбнулась. — То есть, конечно, он псих, но он добрый, очень отзывчивый, он действительно любит людей, вот правда. Такое редко встретишь. Люди ему нравятся, он всегда готов их понять и простить… Но он ранимый. Делает вид, что весь такой циничный и отбитый, а на самом деле его огорчает любой пустяк.
— Знакомо. — Колин сделал глоток и поморщился, когда пузырьки пошли в нос. — А что по поводу пары?
— Вы так о нем переживаете, — заметила девушка, — разве вы были знакомы раньше? Кажется, Эзра говорил, что вы только вчера встретились.
Колин облился холодным потом, испугавшись, что она догадается, но тут же успокоил себя: по нему невозможно было понять, что его рубашка скрывает почти такое же грустное зрелище, как у Эзры на спине. Так что он лишь неопределенно пожал плечами:
— Сфера такая. Надо друг друга поддерживать, иначе утонем. К тому же, он мне чем-то напоминает меня самого, а я сам был не самым благополучным парнем. И, по правде говоря, мне его чисто по-человечески жалко. А если, не дай бог, пронюхают журналисты, то на карьере Эзра может поставить крест. Ему не простят такое кощунство.
— И что же делать? — судя по лицу Кейтлин, Колин слегка переборщил с оправданиями.
— Пока не знаю, но что-нибудь придумаем. Так что насчет пары? Мне надо знать, если будут вопросы, ну мало ли…
— Да нет никого.
Колин еле заметно выдохнул.
С Кейтлин они досидели до четырех утра, и разошлись только потому, что Колин уже не мог терпеть боль — ему нужно было срочно сделать укол.
Забравшись в машину, он понял, что до дома в таком состоянии не доедет, поэтому колоть придется прямо здесь. Он достал из бардачка шприц, ампулу и антисептик, закатал рукав и завис. Если он месяц будет лупить себе обезболку в вены на руках, то ой как это будет смотреться. Конечно, по контракту он одевался в костюмы сам — и на том спасибо, не будет вопросов про спину, — но руки спалить проще, банально закатать рукава. И доказывай потом, что ты не чертов наркоман. С другой стороны, а не пошли бы они все в задницу со своими претензиями! Но нет, увы, не пошли бы: когда ты публичная персона, общество имеет право наложить лапу на все, что ты недостаточно хорошо припрятал.
Колин со вздохом расстегнул ремень и спустил брюки до щиколоток.
Оказалось, что если долго всматриваться в паховую вену, становится заметно, как от ударов пульса приподнимается кожа. Довольно гадкое зрелище.
Колин прицелился, рука дрогнула.
— Ну давай же, твою мать, — прошипел он сквозь зубы. — Соберись.
Был, конечно, еще вариант снова дернуть Клодин, но надо же и совесть иметь. И что, он совсем слабак, что ли? Это всего лишь один маленький укольчик, совсем просто, ну!
Игла вошла в вену под удачным углом, Колин нажал на поршень, лекарство перетекло внутрь, смешавшись с кровью. Вытащив шприц, Колин завернул его в салфетку и с отвращением швырнул в бардачок, откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. Постепенно становилось легче, мышцы расслабились, сознание прояснилось. Колин поморгал, восстанавливая фокусировку зрения.
***
В студию он ввалился в состоянии еще более бледном, чем вчера. Мало того, что спал он безобразно мало — всего три часа, — так еще и исхитрился заснуть в машине под домом. Буквально на секунду прикрыл глаза перед тем, как выйти наружу, а проснулся уже от звонка мобильного: Мелисса интересовалась, все ли в порядке и почему Колин опаздывает.
Однако это не шло ни в какое сравнение с видом Эзры. Колин невольно восхитился стойкостью и силой духа парня: после всего, что он видел вчера, он никак не ожидал, что тому хватит сил добраться на съемки.
Тем не менее, Эзра был здесь, пусть и отливающий зеленцой, еле стоящий на ногах, шатающийся от малейшего дуновения ветерка, но даже переодетый в костюм Криденса.
Первым порывом Колина было упаковать его в такси и отправить домой отлеживаться. Но, во-первых, это выглядело бы странно, во-вторых, тогда жертва Эзры становилась совсем бессмысленной, а в-третьих, какое право Колин на это имел? Он же не сказал Эзре, что они — пара, не признал его, так что и вмешиваться в его жизнь не мог.
Поэтому он просто подошел, в знак поддержки пожал его предплечье и шепнул:
— Ты псих, но это вызывает уважение.
Эзра бледно улыбнулся и вздохнул. Его шатнуло в сторону Колина, словно он хотел прислониться к нему в поисках опоры, но, вовремя спохватившись, замер на середине движения.
Однозначно, надо было с ним поговорить и все ему рассказать. После вчерашней беседы с Кейтлин, Колин многое про Эзру понял. Конечно, хотелось бы еще составить о нем собственное представление, но месяца на съемочной площадке на это хватит с лихвой. Решено, как только они закончат, Колин ему все расскажет. Как раз уляжется и вся эта история с отрезанными крыльями, они оба начнут восстанавливаться, будет проще.
А пока что стоило сосредоточиться на том, чтобы не вылететь с треском. Особенно Эзре. Потому что если Колина с его старческой бескрылостью заменить было бы проблематично, то неоперенных мальчиков возраста Эзры было не то, чтобы море, но на один фильм — вполне достаточно.
— Учитывая состояние Эзры, — Мелисса, поджав губы, осуждающе посмотрела почему-то на них обоих, — мы поменяли график съемок. Так что сегодня снимаем сцену после смерти Мэри Лу. Колин, я понимаю, это против контракта, так что ты можешь отказаться.
— Ну конечно. Я же редкая сволочь, всегда готов подставить коллегу.
Мелисса сложила руки на груди, ее ноздри гневно раздулись, и смотрелось это весьма забавно:
— Я обязана тебе это сказать, так что не нужно на мне срываться. И так вторые сутки бегаю между продюсерами, пытаясь разгрести ту кашу, которую заварил Миллер. А ты, кстати, еще и опоздал!
— Прости, солнышко, — Колин виновато зачесал волосы ладонью. — Виноват, больше не буду. Ты молодец, я на все согласен, где подписать кровью? — против его улыбки не могла устоять ни одна женщина, Мелисса не являлась исключением.
Еще немного поругавшись для приличия, она отправила его переодеваться и к гримерам. По ходу дела Колин пытался вспомнить, что же у них там с Эзрой за сцена должна быть. Сценарий он, конечно, читал, но не был уверен, что все правильно помнил. Кажется, Гриндевальд приходит в разрушенный приют, находит там полубезумного рыдающего Эзру… Тьфу, Криденса! Уговаривает его сказать, где обскур. Ну ладно, пожалуй, Мелисса права, в нынешнем состоянии Эзры только такое и играть.
Проблема могла возникнуть разве что в самом Колине: там была довольно жесткая сцена, где Гриндевальд кричит на Криденса. Колин боялся, что может не дожать — ему было слишком жалко парня.
— Колин? — в дверь гримерки постучали, и он быстро накинул рубашку на плечи, прикрывая бинты.
— Заходите, — Колин открыл дверь, впуская в комнату целую толпу народа, включая свою гримершу, ее помощницу, какого-то пацана, несшего на вытянутых руках пальто, на которое, кажется, даже боялся дышать, а еще Йейтса со сценарием в руках.
Последнего Колин совсем не ожидал увидеть.
— Поскольку вчера мы пропустили день, пришел обсудить с тобой все заранее, чтобы не тратить время на площадке, — пояснил тот.
Колин приподнял бровь, усаживаясь в кресло и послушно поворачивая голову так, как надо было для нанесения грима. Явление режиссера собственной персоной означало, что есть серьезный повод для разговора.
Но, на удивление, они действительно обсудили нюансы сцены, детали, общую атмосферу, и только в конце, уже стоя в дверях, Дэвид как бы невзначай добавил:
— Кстати, если у тебя есть на это моральные силы и желание, надеюсь, ты войдешь в положение Эзры и… ну, я не могу на самом деле тебя о таком просить, но ему сейчас пригодится твоя поддержка.
Колин хмыкнул, тут же получив недовольный взгляд от гримерши, и одними губами произнес:
— Мне тоже когда-то было двадцать пять. Если бы меня не поддерживали буквально все, с кем я работал, наверное, я бы был “талантливый, перспективный, но так рано покинувший нас Колин Фаррелл”.
Дэвид хохотнул, оценив юмор, и вышел.
Выйдя через полтора часа на площадку, Колин первым делом наклонился к самому уху Эзры и спросил:
— Как ты?
Эзра посмотрел на него с затравленной благодарностью, облизал пересохшие губы и так же тихо ответил:
— Спасибо.
Что означало это безликое слово было понятно без дополнительных объяснений: “Мне кажется, что я сейчас сдохну, и это заметно даже из Вашингтона, но спасибо, что поинтересовался”.
Колин нервно подтянул рукава пальто, стараясь скрыть, что его самого слегка потряхивает от напряжения. Все понимали, что Эзра должен сегодня справиться, иначе последствия будут самыми неприятным. В лучшем случае — просто космические штрафы.
Каждый день простоя на площадке исчислялся тысячами, а иногда и миллионами долларов. Для того, чтобы безнаказанно срывать съемки, нужно быть звездой высшего ранга — и то до известных пределов. Эзра Миллер пока что представлял мало ценности. Конечно, он уже пользовался определенной известностью, но в случае его увольнения армия фанатов не грозила разнести всю студию на молекулы.
— Так, мы тут слегка поменяли порядок сцен, — Мелисса проникновенно заглянула Колину в глаза. — Сначала снимем все в заброшенном доме, там Криденс выглядит ужасно несчастным, так что, возможно, Эзре будет проще. Потом вернемся к приюту, — она бросила быстрый и очень жалостливый взгляд в сторону Эзры, при этом кончики крыльев у нее слегка приподнялись, будто она хотела погладить его по голове.
Самое странное, что Колин ощутил это фантомное движение сам: примерно такой порыв терзал и его, только хотелось расправить крылья во всю ширь и укрыть ими Эзру, спрятав от мира, закрыть его, шептать ему на ухо слова утешения, стирая со лба болезненный пот, говорить, что все будет хорошо.
В последнем Колин решил себе не отказывать — мягко посмотрел, подбадривающе улыбнулся:
— Все будет хорошо, — он хотел потрепать Эзру по плечу, но, вероятно, это было не самой хорошей идеей, учитывая, что у того наверняка все тело было сверхчувствительным и отзывалось болью даже на вдохи и выдохи.
Эзра замер, внимательно его разглядывая, покусал губу, словно хотел что-то ответить, но, передумав, отвернулся к Мелиссе, что-то рассказывающей ему яростным шепотом.
Первый дубль Эзра безжалостно запорол.
Второй запорол Колин.
Дэвид смотрел на них мрачно, и весь вид его выражал понимание того, что день будет тяжелым и длинным.
Что-то — например, все — определенно шло не так.
Колин никак не мог перестать быть собой, чтобы стать Гриндевальдом. Он все думал, и думал, и думал про Эзру. Причем его мысли постепенно перетекли от того, как Эзре плохо сейчас, к тому, что будет дальше. Это мешало, это сбивало: он мог сколько угодно изображать игру лицом, но глаза выдавали его с головой.
На девятый раз Колин сдался и попросил сделать перерыв.
Он заперся в туалете, умылся холодной водой и уставился на себя в зеркало.
Что же с тобой происходит, Колин? Сорок лет ты прекрасно обходился безо всякой пары, без крыльев и, пусть счастливым тебя назвать было сложно, по крайней мере, ты научился со всем этим справляться, чтобы все было просто стабильно, просто нормально. Что же ты творишь теперь? Куда делись твои мозги, стоило какому-то пацану — господи, Колин, ты его встретил два дня назад! — оказаться твоим партнером. Подумаешь, идеальная пара. Подумаешь, это считается невероятным везением и удачей, подумаешь, ты сорокалетний одинокий мужик, который уже смирился с тем, что будет доживать в одиночестве, а стакан воды ему подаст горничная. Горничная, которая полетит после работы домой к своему обожаемому идеальному партнеру. Блин, ты уже смирился с этой бесконечной тоской в глазах, она почти родная, а теперь придется все поменять, и ты хочешь этого до безумия. Теперь, когда вдруг оказалось, что у тебя есть шанс, тебе так страшно остаться без него, остаться одному. А если Эзра не захочет? Черт, надо ему сказать. Надо сказать ему прямо сейчас, пока он никуда не делся, не растаял, как дым, не нашел себе кого-то еще…
Стоп. В первую очередь надо успокоиться и включить мозги. Что он там вчера решил? Что лучше подождать до конца съемок? Это был хороший план, его стоит придерживаться. Просто спокойно налаживать контакт, найти общие интересы, увлечь Эзру собой как человеком, безо всяких этих партнерских штучек. К тому же, связь должна быть обоюдной, так что Эзру тоже должно к Колину тянуть. Надо посмотреть, сойдутся ли они. Может, они совсем разные, и нет никакого смысла даже пытаться образовать пару. Хотя что-то подсказывало Колину, что они подойдут друг другу идеально, так, словно были созданы… Ах, да.
Колин умылся еще раз, подергивая плечами — спина начала неприятно ныть и как-то странно зудеть. Надо было посмотреть, что там вообще происходит.
Пальто он оставил костюмеру, оставшись только в жилете и рубашке. Колин торопливо расстегнул пуговицы — по времени уже пора было возвращаться, — стащил жилет и громко чертыхнулся: по бокам со стороны спины расползалось красное.
Колин снял рубашку, убедившись, что раны действительно открылись, кровь пропитала бинты и безнадежно испортила рубашку. Что с этим делать, было совершенно непонятно. Колин в отчаянии смял ткань в пальцах и потерянно осмотрелся, ища хоть что-то, что могло ему помочь. В принципе, можно было попытаться застирать — он снял крышку с мыльницы, зачерпнул горстью жидкое мыло и растер его по пятну, смочил водой и принялся ожесточенно тереть. Как и следовало ожидать, это лишь увеличило радиус загрязнения. Потеки из красных стали розовыми, розовая пена стекала в раковину, но все равно было легко догадаться, что это.
Непрерывно ругаясь, Колин отжал рубашку, свернул ее, чтобы не было видно, что она испачкана, натянул на себя жилет — повезло, что тот был темный, — и осторожно выглянул за дверь. В коридоре никого не было, так что он быстрыми перебежками добрался до гримерки, швырнул рубашку в ящик под диваном, закрылся на два оборота ключа и достал аптечку. Доктор предупреждал его, что операция довольно серьезная и, пока кожа не затянулась, раны могут открыться. Видимо, Колин домахался руками.
Лечить самому себе спину было ужасно неудобно. Колин аккуратно снял пластыри, державшие повязки, внимательно осмотрел неплотно наложенные швы — подразумевалось, что они должны легко расходиться под напором крыльев, когда те снова пойдут в рост. Кровило совсем чуть-чуть, но, наверное, достаточно долго, раз успело протечь сквозь повязки.
Колин походил по гримерке в разные стороны, бросая нервные взгляды на часы, достал обеззараживающее и промокнул места сшива. Кое-как, постоянно морщась и шипя от простреливающей колкой боли, намазал кровоостанавливающей мазью, а вокруг — мазью с лидокаином. Стало легче. Оставался вопрос, что делать с рубашкой. Нельзя было просто так взять и просрать реквизит — для этого нужна веская причина. Он мог бы сказать, что случайно ее порвал, но тогда надо было ее все равно отдать.
В дверь тихонько постучали, и Колин заметался по комнате, пытаясь сообразить, что надеть. Пока он хватал то футболку, то жилет, постучали снова:
— Это Эзра, — донеслось из-за двери. — Если я отвлекаю, я уйду.
— Нет, — неожиданно для себя громко рявкнул Колин, натянул жилетку прямо на голое тело и распахнул дверь. — Заходи, — уже спокойно добавил он.
— Нам дали еще полчаса, у Дэвида внеплановый сеанс космической связи с продюсерами. Я решил, что, может... если не сложно... все такое... поговорить с тобой... хотел спросить… — он замялся, его взгляд, скользнув по комнате, остановился на аптечке. Колин, заметив, как Эзра прищурился, мысленно обозвал себя нехорошими словами, медленно, контролируя каждое движение, собрал в аптечку лекарства, радуясь, что хотя бы повязки кровавые выбросил в мусорное ведро, и пояснил:
— Голова разболелась. Так что ты хотел спросить?
— Во-первых, хотел поблагодарить за то, что ты вчера приехал и помог мне, поговорил с Кейтлин… Знаешь, ей это очень помогло. Просто я не совсем понимаю, почему ты это сделал? Мы же совсем незнакомы, это странно. То есть, не то, чтобы очень, я бы так… не знаю, сделал, может. Или нет. Скорее, да. Тогда логично, что и ты тоже…
Колин уселся на край стола, сложив руки на груди и с каким-то внутренним умилением наблюдая, как Эзра увлеченно ведет беседу сам с собой. Тот, казалось, вообще забыл, что в комнате есть еще какой-то там Колин, он вполне справлялся самостоятельно и с вопросами, и с ответами. Периодически он порывался начать жестикулировать, но это причиняло ему боль, поэтому он вздрагивал и опускал руки. Так продолжалось минуты три. За это время Колин успел сделать вывод, что выглядит Эзра уже получше, чем вчера, и даже лучше, чем сегодня с утра. Он был более живым, более активным, более здорового цвета и не напоминал ходячий труп.
— А можно мне водички? — вдруг прервал свой монолог Эзра. Колин усмехнулся, кивнул и налил ему из кулера воды в стаканчик. — Извини, что я вот так, но ты привыкнешь, — Колин приподнял бровь, — это я всегда такой, даже хуже. А вообще, зачем тебе привыкать? Глупость, да. Я вообще, если честно, не уверен, зачем пришел, просто как-то…
— Потянуло? — помог Колин.
О да, его самого тоже тянуло. Ему нравился Эзра, нравилось его слушать, хотелось подойти поближе и прижать его к себе, погладить по волосам, заткнуть поток его красноречия, прикоснувшись губами к губам.
— Я раздражаю? — Эзра посмотрел на Колина с легким отчаянием во взгляде. Ему явно хотелось понравиться, и он старался изо всех сил, но по Колину — ему это часто говорили в последние годы — было совершенно непонятно, какие чувства он испытывает к собеседнику.
— Не раздражаешь, — честно ответил Колин.
Хотя в принципе, Эзра мог бы раздражать. Он слишком напоминал Колину его самого в этом возрасте: нес полную ахинею с вдохновенным видом, чтобы прикрыть свою уязвимость и неуверенность, нуждался в постоянном одобрении и не знал, куда деть руки. Обычно людям не нравятся те, кто демонстрируют их собственные недостатки. Но в данном случае Колин уже был взрослым. Он прекрасно знал и признавал за собой все свои невротические проблемы, включая постоянное поглаживание волос, которое Клодин разрешила ему оставить, потому что фанатки от этого жеста сходили с ума.
— Я идиот, — Эзра внезапно рухнул на диванчик и вцепился руками себе в волосы, пару раз дернув за них. Колин сел рядом, ласково выпутал его пальцы из растрепанной прически и прижал его ладонь своей к обивке, прочно фиксируя на месте. — Я так мечтал о крыльях, мечтал встретить свою пару! — он с отчаянием дернул руку, но Колин не отпустил его.
— Ты разместился в базе? — он знал ответ на этот вопрос.
— Нет, конечно! — Эзра снова задергался, и Колин обхватил его за плечи, прижимая к себе. Этот жест оказался таким простым и естественным, что не вызвал ни единого вопроса. Эзра только тяжело вздохнул, и Колин ощутил, как расслабилось под рукой его тело. — Вот найду я своего партнера и что скажу? Привет, знаешь, я тебя так ждал, так искал, что, когда нашел, на радостях отрезал себе крылья под корень? Скорее всего, я теперь никогда не смогу летать, так что забудь обо всем, чем могут наслаждаться пары. И мой партнер с восторгом прижмет меня к себе, погладит по голове и скажет, что это лучшее, что с ним случалось за всю жизнь.
Колин, который только сейчас обратил внимание, что мягко поглаживает затылок Эзры большим пальцем, прекратил это делать и слегка напрягся. Нет, с таким положением дел ждать было нельзя. Надо было сказать Эзре прямо сейчас, что они — пара. И, да, что это лучшее, что с ним случалось, не считая сыновей, конечно. Но это совсем другое. Колин уже открыл было рот для чистосердечного признания, но Эзра не дал ему сказать — выпутался из кольца его рук, взъерошил волосы и мотнул головой:
— Нет, сейчас я точно не хочу никакого партнера. Мне слишком плохо, я не готов думать об этом. Это же не так просто. А вдруг мы друг другу не подойдем, не поймем, у нас не будет общих тем, мы не будем смеяться над одним и тем же, и он не захочет пить со мной пиво и пересматривать Дневник памяти по седьмому кругу, — он оглянулся на Колина, почесал шею и добавил: — Про Дневник я тебе ничего не говорил, да? Это моя грязная тайна.
Колин сделал большие глаза и согласно покивал. Его уверенность в том, что стоит все рассказать Эзре, таяла на глазах. Все-таки первоначальный план был хорошим, стоило придерживаться именно его. Ну не скажет он ему сейчас, но он же его не бросит. Наоборот, поддержит, позаботится. Эзра поймет, что не обязательно вместе пить пиво — можно и газировку. И то, что Колин на дух не переносит Дневник памяти вместе с Гослингом, тоже ничего не значит. У них много общего в других сферах, например…
— А еще вдруг моему партнеру не понравится, как я пою? — Эзра в ужасе заломил руки, но тут же зашипел и замер, пытаясь при помощи дыхания восстановить контроль над телом.
— Ты поешь? — Колин удивленно привстал с одновременным желанием пожалеть Эзру и постучать ему по голове, чтобы меньше дергался.
Вообще, вот направить бы этот энтузиазм в полезное русло, только в какое… Колин задумчиво почесал грудь под плотно прилегающим жилетом, швы по краям неприятно терли голую кожу.
— Слушай, — он хитро прищурился. Эзра среагировал моментально, словно лисица, почуявшая запах свежей курятины, чуть вытянул шею и почти что оттопырил ухо в сторону. — Мне нужна твоя помощь.
— Я готов! — Эзра просиял от радости.
— Но это ужасно опасное дело, почти криминальное, — Колин перешел на таинственный полушепот. — Опасно и чревато ужасными последствиями.
— Хватит рекламировать, выкладывай, в чем дело! — Эзра хищно облизнулся, в глазах у него появился азартный блеск.
— Надо украсть рубашку у костюмеров, — прошептал Колин. Эзра недоуменно моргнул, и Колин, не выдержав, расхохотался. — Я серьезно, — отсмеявшись пояснил он. — Предыдущая… в общем, ее больше нет, а я не хочу выслушивать лекцию о порче студийного имущества от Мелиссы. Хотя бы сегодня. Так что как ты смотришь на такое маленькое преступление? Отвлечешь внимание на себя, а я тем временем тихонько прокрадусь к ним и сделаю все, что надо. Ты со мной?
— Это ты вот сейчас так не шутишь? — подозрительно уточнил Эзра.
Колин махнул на него рукой и резво встал. В нем самом проснулось какое-то игривое детство, а от предвкушения задуманной проказы сладко заныло в животе. Давно он таким не занимался, даже забыл, как круто нарушать правила.
— У меня есть план, — поняв, что все серьезно, Эзра начал почти приплясывать на месте. — Справа за углом от гримерки навалена арматура, видел? — Колин кивнул. — В общем, я запутаю там пиджак и попрошу ребят его достать, чтобы я не порвал, а ты в это время зайдешь слева. Я постараюсь выиграть для тебя хотя бы пять минут, успеешь?
Колин пожал плечами:
— У меня нет выбора. Я должен успеть, если не хочу объяснять, что случилось с моей рубашкой. А я не хочу… То есть, вообще я признаюсь, подставлять ребят не буду, но не сегодня, — он жалобно поднял брови. — Хотя бы завтра.
— Понял тебя, согласен. Предлагаю начать действовать, времени у нас мало, — Эзра весь подобрался.
Наверное, будь его воля, он бы сейчас намазал лицо маскировочным гримом и полз по коридорам, кидая вперед дымовые гранаты.
Отдавало все это каким-то запущенным детством и дурью, но Колин сам воодушевился, и — он видел — Эзра тоже загорелся идеей. Им обоим это явно пойдет на пользу, так что черт с ним.
Красться по коридорам, прячась от персонала студии, было волнительно и немного страшновато. В основном потому что выглядело, как полный идиотизм. Они с Эзрой добрались до угла, за которым находилась костюмерная. Колин остался ждать, а Эзра двинулся дальше. Он мышью проскользнул мимо приоткрытой двери, нырнул за угол, и уже через пару минут Колин услышал его жалобный голос, просивший помочь с пиджаком. Выглянув из-за угла, Колин поймал взгляд Эзры — тот чуть кивнул, показывая, что все вышли. Оставалось лишь найти рубашку. Колин быстро шмыгнул внутрь, закрыв за собой дверь, и огляделся. Изначально это казалось более простой задачей — половина огромной комнаты была заставлена вешалками с самыми разными костюмами. Колин прошелся по рядам, выискивая отделение с рубашками. Их там было не меньше сотни: с рюшами, под старину, из желтоватой ткани, из синеватой, из сероватой, совсем белые, с разными вырезами, пуговицами и воротничками. Колин листал их одну за одной, но подходящей все не было. Надеяться, что костюмеры не заметят разницы, было глупо: те слишком хорошо знали свою работу.
Время стремительно таяло, Колин, ругаясь сквозь зубы, сдвигал одну вешалку за другой. Хотя бы в цвет попасть, ну! Уже почти отчаявшись, он дернул на себя очередную рубашку, и — бинго! — она была практически идентична той, что он безнадежно испортил.
Колин резво выбрался из жилета и уже сунул руку в рукав, когда вспомнил, что не закрыл швы повязками, а вся спина у него вымазана в жирном креме. Пришлось снова надевать жилет. Рубашку он осторожно свернул и уже почти добрался до двери, как та открылась, впуская причитающего Эзру в сопровождении костюмеров. Колин замер, все остальные замерли напротив. Первым пришел в себя Колин. Он вытянул перед собой рубашку и сипло произнес:
— Помялась.
В последствии он так и не понял, как удалось замять всю эту ситуацию, но, кажется, эта была та самая ирландская удача. Каким-то образом ему поверили. Естественно, никто прямо там гладить ничего не стал, его просто отправили обратно в гримерку и принесли туда же свежий костюм. За это время Колин успел кое-как налепить на лопатки бинты и пластырь, но вообще вся эта ситуация была кошмарно неудобной. Конечно, у него были веские причины отрезать крылья, но это все равно не спасло бы его от расспросов и сочувствующих взглядов, так что он собирался сохранить свою тайну и унести ее в могилу.
На удивление, после всех приключений съемочный процесс пошел гораздо бодрее. Эзра перестал выглядеть чересчур несчастным и стал несчастным умеренно, как и надо было, а Колин успокоился, перестал терзаться разными мыслями, окончательно определившись со стратегией, и смог изгнать из глаз неуместные эмоции.
***
К вечеру все были совершенно измотанные, уставшие, но весьма довольные — что актеры, что режиссер, что Мелисса, которая служила прекрасным индикатором настроения продюсеров. Расходились на позитивной ноте.
Колина даже не слишком огорчала вновь разболевшаяся спина: в машине его ждала порция обезболивающего. Хотя он с легким ужасом думал, каково же Эзре, если даже его самого начало к ночи трясти. Колин даже не успел с ним попрощаться: тот ушел моментально. Оно и понятно: под конец Эзра уже ощутимо сдал, снова неистово потел и стискивал зубы, дышал часто и мелко и даже никак не среагировал на похвалу.
Колин спустился на стоянку и сделал себе укол. Боль выматывала, нервные рассуждения — выматывали, переживания — выматывали. Он чувствовал себя очень старым и очень уставшим. Хотелось хоть на минутку сложить руки на руле и полежать, но сегодня он собирался спать дома, поэтому решительно завел машину и выехал на дорогу.
Каким образом он оказался возле отеля, Колин себе ответить не смог. Он словно пришел в себя после небольшой комы, осоловело оглядываясь вокруг. Очень хотелось спать — веки просто прилипали друг к другу. Он не был уверен, что Эзра хочет его видеть, что Эзра хочет видеть кого угодно. Наверняка он спит уже, так что самое лучшее — это развернуться и поехать домой. Эту мысль Колин додумывал, уже стоя возле лифта. Зато пока он поднимался наверх, в голове словно образовался вакуум, ни одной мысли, только перекати-поле катается от одного уха к другому.
Он вел себя ужасно, как влюбленный, одуревший от гормонов, подросток. В этом плане Эзра мог дать ему фору, но, когда дверь на стук распахнулась, стало ясно, что болезнь Колина заразна. Эзра втащил его за рукав внутрь и чуть на шею не прыгнул.
Выглядел он дерьмово. Майки на нем снова не было, бинты были сняты, и Колин, заходя следом, отлично видел, что кожа вокруг швов воспалилась и началось нагноение.
— У врача был? — нахмурившись, перешел сразу к делу он.
— Он только вот ушел, — Эзра вздохнул. — Сказал, что этого следовало ожидать, сделал пару уколов, промыл все, оставил мазь. Ее через десять минут надо намазать, — он протянул Колину тюбик.
— Анестетик, — сразу узнал он. — Хорошая штука. А где сестра? — он бросил тюбик на кровать. Эзра уселся рядом и принялся вертеть мазь в руках.
— Я ее отправил домой, — опустив голову признался Эзра. — Мне так проще. То есть, я думал, что так будет проще, но это ужасно, когда ты совсем один.
Колин промолчал, но бросил на него осуждающий взгляд:
— Как она вообще согласилась уехать?
— Я ей соврал, — Эзра виновато пожал плечами. — Сказал, что нашел своего партнера, и он обо мне позаботится, но пока не хочет афишировать нашу связь, так что…
— И она поверила?
— Обычно я не обманываю.
Колин уселся в уже знакомое кресло, закинул ногу на ногу и постучал ногтями по подлокотникам:
— Ну и что мне с тобой делать?
Эзра встрепенулся, потом разом поник, пожал плечами и заигрывающе улыбнулся:
— Любить, кормить и никогда не бросать?
Колин устало потер лицо руками. Он хотел спать. Вот где эта бессонница, когда она так нужна?
Какое-то время они сидели молча: Колин продолжал стучать по дереву, а Эзра то сминал, то расправлял покрывало.
— Не пора мазать? — наконец разбил тишину Колин.
— Наверное, пора, — вяло отозвался Эзра. Его тоже явно клонило в сон.
Колин поднялся и протянул руку:
— Давай, — он забрал тюбик, отвинтил крышечку и выдавил немного пахучей мази на пальцы.
Трогать спину Эзры было откровенно страшно. Может, кто-то другой на месте Колина испытал бы гадливость и отвращение, но он боялся только одного — причинить лишнюю боль. Он замер, прикидывая, как сделать все поаккуратнее.
Эзра под его внимательным взглядом ссутулился, сжимаясь почти вдвое, потом дернул головой, с усилием расправляя плечи, и, не оборачиваясь, бесцветно просипел:
— Я понимаю, это мерзко. Давай, я сам.
Колин фыркнул и мягко провел пальцами с мазью по воспаленному краю длинной раны. Эзра задышал чаще, сжимая пальцы в кулаки.
— Тшш, расслабься, сейчас станет легче, — машинально успокоил его Колин и удовлетворенно отметил, что это сработало. Эзра разжал пальцы, шморгнул носом и выдохнул.
Колин смазал вторую рану, завинтил крышку и положил тюбик на тумбочку. Вроде бы ему здесь делать было больше нечего, но бросать Эзру категорически не хотелось. Он нехотя сделал шаг в направлении двери, Эзра дернулся следом.
— А ты можешь остаться? — выдавил он, уткнувшись глазами в пол.
Колин с облегчением развернулся, стянул куртку и бросил ее в кресло:
— Если ты не боишься упасть с кровати, то я не против. — Он расстегнул пуговицы и закатал рукава рубашки. — Я во сне ползу к теплу, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд. — А тепло обычно ползет от меня.
— А я заползаю на тепло сверху, — довольно улыбнулся Эзра. — Думаю, мы будем в расчете.
Колин сдернул покрывало с кровати и комом бросил его на пол:
— Мне кажется, если я сейчас не лягу, то просто распадусь на составляющие детальки.
— Та же фигня, — согласился Эзра. — В ванной есть запасная зубная щетка. И, наверное, тебе нужна футболка какая-то, — протянул он и полез в шкаф.
К счастью, размеров Эзра был немаленьких, так что Колину досталась вполне подходящая футболка с надписью “Weird”. Хотя бы не со значком Супермена, и то хорошо. Еще он искренне порадовался, что не надел сегодня любимые трусы с крылышками на заднице, хотя Эзра бы наверняка оценил.
Перед тем, как надеть майку, Колин внимательно изучил повязки, но те были чистыми, без следов крови, так что он со спокойной душой переоделся и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Вид, конечно, помятый слегка, но вполне ничего. Будь они оба немного пободрее, можно было бы даже оценить себя с точки зрения сексуальности, но сейчас это было не актуально, хотя что есть, того не отнять. Колин зачесал влажной рукой волосы и вышел в комнату. Эзра шмыгнул в ванну и щелкнул задвижкой, зажурчала вода.
— Ты с какой стороны кровати спишь обычно? — уточнил Колин, чуть повысив голос.
— Обычно я сплю посредине, — невнятно отозвался Эзра. — Ложись, где тебе удобнее.
Колин обошел кровать слева, потом справа — разницы не было никакой.
Вообще, насколько хорошая была идея остаться ночевать с Эзрой? Хотя тут другой вопрос: насколько плохой идеей было бы бросить его в таком состоянии одного? Да даже не будь он его парой, Колин все равно не смог бы уйти. Хотя тогда было бы даже проще, потому что отпадала необходимость производить хорошее впечатление.
Эзра вышел из ванной и встал рядом, по виду тоже слегка смущенный. Колин понял, что из них двоих сорок лет здесь ему, так что надо уже на что-то решиться. Он зашел справа, откинул край одеяла и улегся. Эзра притулился слева, изо всех сил стараясь не прикоснуться к Колину никакой частью тела.
Колин был уверен, что неловкость не даст ему заснуть, но, проснувшись утром от звонка будильника он осознал, что вырубился почти мгновенно. Он открыл глаза и чуть поморгал, привыкая к солнечному свету — надо было вчера догадаться задернуть шторы. Спал он на животе — на спине с его болячками было нереально, — а сверху на нем, навалившись животом и грудью на поясницу, дрых Эзра, которого будильник вообще не волновал. Колин удивился, как он вообще умудрился не задохнуться под этой тушей.
Он медленно спустил на пол сначала одну ногу и одну руку, уперся покрепче и выскользнул целиком, успев подхватить Эзру и мягко опустить его на матрас. Его, по-хорошему, стоило разбудить, но Колин решил дать ему еще десять минут.
Он встал, почесывая ягодицу, и принялся изучать лицо Эзры. Во сне тот хмурился, подергивая бровями, изо рта на подушку стекала ниточка слюны — вот почему у Колина спина была мокрая. В целом, зрелище было сомнительной художественной ценности, но Колин испытывал такое умиление, что было плевать. Эзра застонал, дернул ногой, сбрасывая одеяло, и оттопырил задницу. Колин тут же вспомнил про утренний стояк.
***
Второй день съемок прошел в разы успешнее первого. Что его, что Эзру заклинило всего на паре моментов. Выглядел тот для своего состояния просто отлично. Как Эзра сообщил Колину с утра за завтраком, он шикарно высыпался и впервые за все время с момента операции почувствовал себя живым. Колин был с ним абсолютно согласен. Только вот он знал, в чем причина, а Эзре оставалось только превозносить Колина. Нельзя было сказать, что он был совсем ни при чем, но совесть нашептывала ему, что все не совсем честно по отношению к Эзре. Колин отбивался от нее аргументами, что Эзре так будет на данном этапе лучше и что это не обман, а забота. Проблема была в том, что спорил он сам с собой, поэтому прекрасно знал, что основной причиной служил страх быть отверженным: чем больше он узнавал Эзру, тем больше тот ему нравился. Потому что, ну черт возьми! Как может не нравиться человек, который обожает в яичнице белок, тогда как ты его терпеть не можешь и ешь только желтки. А он отдает тебе все свои желтки в омлете и счастливо уплетает белки!
Ближе к концу дня Колин начал ловить на себе выжидающие долгие взгляды Эзры. Тот явно ждал какого-то знака, сигнала, который обозначит, что будет происходить в дальнейшем. Колин бы с радостью этот сигнал подал, если бы сам понимал.
Просто, если они и сегодняшнюю ночь проведут вместе, это будет уже не совсем похоже на поддержку от коллеги и придется обсуждать, что происходит. А к этому он был пока не готов, однако ему отчаянно хотелось повторения вчерашнего вечера и особенно сегодняшнего утра. Ему давно не было так хорошо, спокойно и приятно — именно вот это слово. Мягко, как в пуховой перинке. Хотелось дурачиться, обниматься, валяться в кровати, швыряться подушками, заниматься сексом: яростным и диким или нежным и ленивым; устраивать киномарафоны, познакомить Эзру с детьми (лишь бы они понравились друг другу), а еще взять его за руку и, подставляя лица холодному ветру, делая сильные широкие взмахи крыльями, взлететь под самое небо, а потом рухнуть вниз, держась лишь друг за друга… Последняя фантазия была непривычной, и Колин даже на какое-то время застыл, смакуя новое необычное ощущение: он уже предвкушал, как у него вырастут крылья и как он сможет летать. А вот сможет ли Эзра?
Колин внезапно ощутил себя так, как будто ему пообещали на День Рождения приставку, а подарили свитер. Колину не нравилось признаваться себе, что он вот такой эгоист, который сейчас размышляет о том, как обидно будет, если у Эзры крылья не отрастут, но что он мог поделать, если мысли так и лезли в голову. Он сам ведь так долго ждал, он заслужил всей этой красивой байды с крыльями. С другой стороны, чего он реально хотел? Родственную душу рядом или попсы из масс-кино? Хотелось, конечно, всего и сразу… Все-таки как хорошо, что люди не читают мысли друг друга, Эзра бы ему таких размышлений не простил.
Съемочный день подходил к концу, а Колин так и не пришел к единому решению. Как для пары их отношения развивались вполне естественно, но с точки зрения обычного романа — чересчур быстро. Он боялся спугнуть Эзру чрезмерным напором. Размышления настолько затянули Колина, что, когда он закончил с костюмом, снятием грима и тупым сидением в гримерке, оказалось, что почти все уже разошлись, только на выходе, переминаясь с ноги на ногу, стоял Эзра. Колин чертыхнулся, зачесал волосы рукой назад, потом вбок, потом снова назад.
— Ты еще не ушел? — Эзра удивленно и одновременно устало поднял брови.
Колин остановился и нахмурился. Зачем он спрашивает, если ждал? Или не ждал?
— А ты чего здесь? — вопросом на вопрос ответил Колин.
— Такси жду, — Эзра пожал плечами. — Боюсь пока что сам водить.
— Разумно, — Колин легко подтолкнул его бедром, проходя мимо. — Считай, что дождался. Идем.
Они молчали до самой машины, и часть пути преодолели тоже молча, но потом Эзра начал беспокойно озираться по сторонам:
— А куда мы вообще едем? — с недоумением спросил он, и Колин понял, что, как вчера на автомате доехал до отеля, точно так же сегодня на автопилоте поехал домой.
Он извинился и уточнил:
— Мне развернуться или переночуешь у меня?
Эзра замялся, чуть поерзав в кресле:
— Я не против, но у меня все лекарства в номере…
— У меня есть все, что нужно, — Колин был счастлив, что не надо ехать обратно через полгорода и тратить на это драгоценные минуты отдыха.
Дома было темно и тихо, как всегда, впрочем, когда не было никого из детей или многочисленных родственников, что, кстати, случалось довольно редко. Обычно у него постоянно тусили какие-то двоюродные племянники, дети маминых друзей, его собственные друзья, Клодин тоже не брезговала остаться на недельку-другую, когда ее партнер уезжал в командировку. Не то, чтобы Колину очень нравилась эта беспрерывная дискотека, но он готов терпеть, лишь бы не оставаться одному. Потому что дом для бескрылого одиночки он в свое время покупать не захотел — это означало расписаться в том, что сдался, а жить в таком бессмысленно огромном пространстве, где все подразумевало наличие крыльев, которых у тебя нет, было ужасно. Высокие потолки противоестественно давили на него — Колин ощущал в них насмешку над своим положением. Они словно дразнили его, подбивали коснуться краем крыла. Иногда, когда случались приступы совсем черной меланхолии, Колин часами лежал в темноте без сна и вел заранее провальную борьбу с потолком, пытаясь прожечь в нем взглядом дыру. В такие моменты ему казалось, что там что-то шевелится и мерзко ухмыляется ему сверху вниз.
Присутствие рядом Эзры все поменяло: Колин впервые ощутил себя полноправным хозяином дома. Тем, кто решает, а не подчиняется.
— Вау, — выдохнул Эзра, обводя взглядом коридор. — Впечатляет.
Колин с удивлением оглядел привычный интерьер — лично его тут за все пять лет не впечатлило ничего. Правда, он даже не замечал раньше, что бордюр по низу украшен резным узором, стены, оказывается, имеют фактуру и цветовой переход, а под самым потолком идет тонкая полоска ирландского орнамента. Он моргнул, не понимая, что произошло с его домом.
Пока Колин потрясенно оглядывался, отмечая чудесное преображение знакомых вещей, Эзра успел убежать вглубь дома, и восхищенные возгласы продолжали доноситься уже оттуда.
Колин не смог сдержать улыбку, покачал головой и пошел следом.
Эзра обнаружился в гостиной. Он завис перед гигантским — от пола до потолка — экраном домашнего кинотеатра.
— Ты смотришь на нем порнуху?! — он обернулся на Колина, пронзив горящим взглядом.
Колин искренне рассмеялся, но одновременно с этим его прошило горячей волной возбуждения.
—Я не смотрю порно, — он подошел к бару и открыл дверцу. — Хочешь выпить? Виски, водка, пиво? — сам Колин уже давно не употреблял алкоголь, но для гостей держал внушительный бар.
Не должны же другие люди страдать из-за его проблем.
— Если честно, я бы предпочел что-то обезболивающее, — признался Эзра.
Он как-то разом сник, доплелся до дивана и медленно опустился на подушки.
Колин тут же стал серьезным:
— Если хочешь, могу укол сделать, подействует быстрее.
Реакция Эзры была странной — он вздрогнул всем телом, передернувшись, как от внезапного холода, поднял на Колина глаза и ледяным тоном отчеканил:
— Я не героинщик. Иногда могу побаловаться травкой, но на этом — все!
— Вообще-то, я предлагал сделать тебе укол обезболивающего, — не повышая голоса прокомментировал Колин. — Колу ты хотя бы пьешь? — он налил газировку себе в стакан, кинул пару кубиков льда и достал из кармана вейп.
Эзра стушевался и принялся бормотать сбивчивые извинения. Колин только отмахнулся и тоже налил ему Колы.
— У меня есть ампулы, есть мазь, есть таблетки, выбирай, — он сел на диван рядом с Эзрой и закинул щиколотку одной ноги на колено другой.
— Все такое вкусное, прямо даже не знаю, — Колин поджал губы, отмечая блеск болезненного пота, выступившего у Эзры на лбу.
— Доверишься мне? — он чуть подался вперед, жадно ожидая ответа.
Эзра ответил ему настороженным внимательным взглядом, внутри него явно шла какая-то борьба. Секунд тридцать они просто молча смотрели друг на друга, и Колин даже успел начать нервничать — ему самому укол тоже не помешал бы. Наконец, Эзра решил свои внутренние проблемы и коротко кивнул.
Колин моментально поднялся. В ванной он быстро сделал укол себе — уже привычно в паховую вену, сидя на унитазе и одной рукой держась за раковину.
Колоть Эзру было страшнее. Колин принес с собой вату, спирт, шприц и ампулу, разложил все на диване, давая Эзре возможность все внимательно изучить, но тот, видимо, был из людей, которые, решившись на что-то, уже не сомневаются, поэтому даже не стал читать название лекарства.
— У тебя аллергии ни на что нет? — сипло уточнил Колин, разрывая упаковку шприца.
— Нет, — Эзра сосредоточенно закусил губу. Он буквально за то время, что Колина не было в комнате, приобрел цвет нежной весенней листвы.
Колин подышал, успокаиваясь — у него почему-то мелко дрожали руки, хоть, ради бога, это будет не первый и даже не десятый, не двадцатый укол, который он сделает другому человеку.
Игла мягко вошла под кожу, Эзра сдавленно пискнул, но Колин уже ввел лекарство и зажал место укола ваткой.
— Вот и все, ты молодец, — он с облегчением отшвырнул использованный шприц на стол и откинулся на спинку дивана, прикрыв лицо ладонями.
— Колин, — Эзра потряс его за плечо, и Колин дернулся, осоловело моргая. — Извини, что разбудил, просто, может, тебе лучше пойти в кровать?
—Да, конечно, — он ожесточенно потер глаза. — Давай, я отведу тебя в гостевую комнату.
Расставаться с Эзрой не хотелось. Они оба помялись на пороге выделенной ему спальни, но Колин не смог найти ни одной причины остаться. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим комнатам.
Колин разделся, улегся в постель и уже через пять минут понял, что не заснет. Усталость буквально разъедала его, в голове гудело, глаза пекло, но отключиться никак не получалось. Колин ворочался с бока на бок, но ему то давило, то терло, то жало, то жарко было, а когда он скидывал простыню, становилось холодно. В итоге он с раздражением сел, свесив ноги на пол, и уставился в окно.
Лунный свет заливал балкон, вдалеке по небу скользили лучи прожекторов ночного клуба. Колин встал, покопался в штанах, достал вейп и вышел наружу.
Холодный камень обжег босые ступни. Колин поджал пальчики на ногах и поежился — он был теплолюбивым созданием и холод переносил плохо. Это, кстати, было одной из причин, почему он оставил Ирландию и перебрался в Лос-Анджелес. Второй причиной было то, что Колин боялся высоты и, соответственно, летать на самолетах. Вот, кстати, большой вопрос, что с этим делать, когда отрастут крылья? Может, страх как-то сам по себе уйдет?
Он прислонился спиной к стене, прикрыл глаза и глубоко затянулся. Перед глазами, словно наяву, вырос родительский дом в Ирландии: два этажа, самые высокие потолки в округе и десяток комнат, чтобы хватило многочисленным детям. Родители тоже были беспарыми окрыленными. Сначала им казалось, что они подходят друг другу от и до, но со временем проявлялось все больше несостыковок, пока, в конце концов, они не разошлись. Конечно, такое случалось: у тех, кто не составлял идеальную пару, чаще, но рушились и правильные пары. Все-таки, инстинкты решали не все и не всегда. Колин ссутулился, обхватил себя одной рукой за плечо и, открыв глаза, выпустил перед собой тягучее дымное облако. Ветра почти не было, поэтому оно не улетело, а почти зависло на месте, медленно исстаивая по краям.
Обязательно надо будет отвезти Эзру в Ирландию, когда у него отрастут крылья. Сколько легенд, сказок, песен посвящено полетам пар над океаном. Ирландские утесы идеально подходят для разгона. Сколько фильмов снято… Надо будет поехать именно туда, где снимали Ромео и Джульетту. Какие шикарные были кадры их совместного падения на скалы. Эзре совершенно точно понравится. Возможно, это исправит то, что Колин не будет смотреть с ним Дневник памяти. К тому же, сложно найти вещь романтичнее, чем совместный полет в таком месте: ветер обдувает лицо, треплет крылья, обязательно надо держаться вместе, иначе можно потеряться в бешеном потоке соленого, продирающего легкие насквозь воздуха.
Он снова закрыл глаза, полностью уйдя в собственные фантазии: как наяву видел, даже ощущал, взмахи крыльев, тепло ладони в ладони, слышал счастливый смех — и невольно заулыбался сам.
Сбоку раздался щелчок зажигалки. Колин распахнул глаза и повернул голову — метрах в двух от него, облокотившись на ограду, стоял Эзра. Наверное, он Колина не заметил, по крайне мере, его поза была позой человека, находящегося в одиночестве: голова запрокинута к небу, глаза зажмурены, пальцы крепко сжимают дерево перил, зубы впились в фильтр сигареты, оставив глубокую вмятину.
Колин кашлянул, обозначая свое присутствие. Эзра дернулся и обернулся, затянулся поглубже, сверкнув в полумраке глазами. Колин подошел ближе, встал рядом, уставившись вдаль.
В воздухе резко и волнующе пахло табаком — он хоть и перешел на вейп, но запах сигарет до сих возбуждал в нем желание курить, а не “парить”... тьфу, какое идиотское слово. Колин жадно втянул ноздрями дым, наклонился к волосам Эзры, буквально врываясь в личное пространство, и вдохнул их запах.
В этот момент Эзра повернул голову, ловя его губы. На секунду реальность задрожала, словно давая возможность выбрать, куда поведет их жизненный путь, а потом Колин подался вперед, хватая Эзру за плечи и врываясь языком в его рот, и время потеряло значение. Осталось только бешеное головокружение, восторг, ощущение чужого тепла, рук, скользящих по бокам, пояснице, выше на спину…
Колин резко отпрянул, когда ладони Эзры почти коснулись его лопаток. Они оба тяжело дышали, глядя друг на друга, и на лице Эзры медленно проступала обида и немой вопрос: что я сделал не так?
Колин тут же прижал его к себе, погладил по щеке, поцеловал в висок:
— Все хорошо, прости, все хорошо, — он обнял Эзру так, чтобы не дать ему двигать руками. — Пойдем спать? — от усталости ноги у него начали подкашиваться.
Или это от близости пары? В любом случае, Колину стало спокойно, даже плечи расслабились, так что упускать шанс поспать — пусть и сомнительный — не стоило.
Он взял Эзру за руку и завел в свою спальню, откинул простыню и приглашающе похлопал рукой. Тот моментально устроился на подушке, а Колин лег рядом и заснул, кажется, тут же, как опустил голову.
Утро началось с испуганного шепота Эзры:
— Колин? — его потрясли за плечо, и он нехотя открыл глаза. — Колин, проснись.
Он зевнул и, прищурившись, посмотрел на Эзру — тот выглядел бледным и испуганным. Колин тут же пришел в себя и резко сел:
— Что случилось? — Хотя он тут же нашел ответ: вся простыня под Эзрой была пропитана кровью. Наверное, во сне тот перевернулся на спину и растревожил раны.
— Черт, — выругался он, вставая, и, обойдя кровать, поднял на Эзре футболку, внимательно изучая спину. — Ничего страшного на самом деле, — Колин даже не пытался скрыть облегчение. — Просто содрал корку. Сейчас все продезинфицирую, смажу обезболивающей мазью, и тебе полегчает.
Эзра вывернулся в его руках, стиснул пальцами запястья и поймал взгляд, не давая отвести глаза. Колин, послушный его невысказанной просьбе, наклонился и легко прикоснулся к его губам, ненадолго задержавшись, но не стремясь углубить поцелуй.
Ладонями он обхватил лицо Эзры, прижался лбом к его лбу и, постаравшись выбрать самый убедительный тон, прошептал:
— Все. Будет. Хорошо. Я тебе обещаю.
Внутри сразу что-то забегало и забило тревогу: потому что такими обещаниями разбрасываться чревато, и какое он имел право? И что такое “хорошо” вообще в данном случае?
Например вот то, что твой партнер не говорит тебе, что он — твоя пара, это хорошо? Может, пора уже? У них все идет по нарастающей, их явно друг к другу тянет, им вместе комфортно, что еще нужно?
— Тащи свою мазь, — улыбнулся Эзра.
***
На завтрак они соорудили два гигантских омлета, поделив желтки и белки.
— Знаешь, — Эзра задумчиво подцепил кусок омлета, рассматривая золотистые искринки лука внутри, — я так рад, что решил не искать своего партнера, — Колин перестал жевать и тяжело сглотнул. — Я бы чувствовал себя ужасно, зная, что он со мной, потому что должен. Что это — не его выбор, что ему просто не повезло. Наверное, это было бы хуже, чем физическая боль.
Колин отпил сок из стакана, чуть поболтал его во рту и вкрадчиво уточнил:
— Ты считаешь, что твой поступок оттолкнул бы партнера от тебя?
Эзра отложил вилку, поставил локти на стол, переплел пальцы и положил сверху подбородок:
— Скажем так, это был плохой поступок. Эгоистичный, идиотский, импульсивный, необдуманный. Это если учитывать только меня. По отношению к тому человеку это последнее свинство. Я уверен, что любой человек заслуживает лучшего. Думая о паре, он явно мечтал не об инвалиде с обрубками, и кто я такой, чтобы предлагать ему: вот, чувак, так уж получилось, твой партнер — шизанутый истероид, он думает только о себе, ему плевать на твои чувства…
— Стоп, — Колин поднял руку вверх, прерывая Эзру. — Это же неправда все, — он потер переносицу и вздохнул. — Ведь все было совсем не так, ты не такой, как о себе говоришь. Я знаю тебя совсем ничего, но я вижу. Все мы иногда попадаем в критические ситуации, мы можем принимать решения на эмоциях.
— Да, но тогда никто, кроме нас, не должен страдать, — Эзра с горечью скривился. — Короче, хорошо, что чувака пронесло, и он не знает, кто его пара.
Колин поднял брови, одновременно опустив глаза в тарелку, и принялся копаться там с чрезмерным энтузиазмом, всем своим видом показывая, что не хочет продолжать разговор. Эзру, однако, это не остановило.
Еще минут пять он распинался о том, какой Колин замечательный, ценный, полезный и вообще отличный мужик, как он его поддержал, как с ним спокойно и легко. Наконец он понял, что поддержки не получает, и смущенно замолк.
День, по мнению Колина, проходил просто чудесно: почти ничего нигде не болело, работа шла, Дэвид был доволен, Эзра не падал в обморок, что еще нужно?
В обед позвонила Клодин — напомнить, что на десять вечера Колин записан к врачу. Это тоже было очень кстати, потому что про посещение клиники Колин умудрился забыть намертво, а получить консультацию и узнать, что там как, стоило.
Оставался вопрос, что делать с Эзрой? После утреннего монолога оставлять его в одиночестве не хотелось, как и оставаться самому. Дать ему ключи от дома? Не будет ли это выглядеть слишком навязчиво? Или после осмотра приехать к нему в отель? Пожалуй, второй вариант был предпочтительнее, получалось вполне логично, что одну ночь они ночуют на территории Колина, одну — у Эзры.
Неожиданной сложностью оказалось застать его одного, чтобы поговорить. Колин даже решил позвонить ему и обсудить все в телефонном режиме, но, находясь в двух метрах друг от друга, делать такое было несколько странно.
В итоге он решил просто дождаться конца дня, отловить Эзру на выходе и там же все решить. Логичнее всего было подвезти его в отель, съездить к врачу и вернуться.
Однако к своему большому неудовольствию, выйдя вечером на улицу, Колин никакого Эзры там не обнаружил.
Это было… разочаровывающе. Даже несмотря на то, что, в общем, у Колина не было никаких оснований испытывать это чувство: они с Эзрой ничего друг другу не обещали, Эзра ни о чем не просил и даже не знал, что они пара.
Черт, а если он все-таки узнал?! Колин мотнул головой, прогоняя паранойю: откуда Эзре знать, если единственным носителем этой информации был он. Разве что опять говорил во сне. Но кто вообще принимает всерьез то, что говорят лунатики!
Колин потерянно огляделся по сторонам, но Эзра так и не появился. Возможно, ждал на парковке. Он дернул плечом, пытаясь избавиться от нарастающей ноющей боли в лопатках: перед посещением врача обезболивающее принимать запретили, надо было сдать анализы.
Колин быстро сбежал по ступенькам вниз и почти завернул за угол, когда его внимание привлекли тихие голоса за углом, один из которых был похож на голос Эзры.
Колин подкрался поближе и осторожно выглянул. Эзра стоял спиной к нему, но весь его вид выражал крайнее напряжение. Напротив него, вальяжно привалившись к стене и демонстративно пережевывая жвачку, стоял какой-то мутный штрих в темных очках.
— Думаешь, я не понимаю, что как только соглашусь на ваши условия, вы будете шантажировать меня пожизненно?! — в интонациях Эзры слышалась истерика.
Колин нахмурился. Первым порывом было выйти и просто встать перед ним, закрыв собой, и свернуть шею посмевшему расстроить Эзру мужику, а потом уже разбираться в происходящем. Но богатый жизненный опыт и неоднократное личное общение с шантажистами подсказывали, что такой вариант будет не самым лучшим. Скорее всего, эта тварь здесь с подстраховкой и неизвестно еще, чем закончится драка. К тому же было бы неплохо понять, чего они хотят и за что.
— Твое дело, Миллер, — штрих лениво пожал плечами и, надув большой розовый пузырь, громко его лопнул. — Думаю, исполнитель одной из главных ролей в подростковом фильме, вырезавший себе под наркотой крылья — это отличная новость дня, — Эзра отвернул голову в сторону, и Колин отчетливо увидел, как он закусил губу и нахмурился. — После этого ты будешь просто нарасхват… Наверняка с тобой захотят пообщаться винг-радикалы, они любят, когда публичные персоны принимают их сторону, — мужик обнажил в улыбке коричневые прокуренные зубы. — Разве мы много просим? — он издевательски свел брови домиком.
На этом терпение Колина закончилось. Он резко вышел из-за угла, пытаясь удержать внутри волну бешеной ярости.
— Я тебя везде ищу, почему ты не позвонил? — почти рявкнул он и перевел внимание на мужика. — Это еще кто?
— Старый друг, — слащаво ухмыльнулся тот.
— Не похоже на радостную встречу после долгой разлуки, — Колин сложил руки на груди.
Ростом он был на полголовы ниже штриха, но каким-то образом умудрялся смотреть на него сверху вниз.
— Пошел вон, — тихо добавил Эзра.
Мужик мрачно посмотрел на него и ядовито прошипел:
— Ты пожалеешь. Вы оба, — скрылся в темноте.
Эзра рвано выдохнул. Колин одной рукой прижал его к себе, а второй погладил по голове.
— Мне конец, — прошептал ему в плечо Эзра.
— Мы что-нибудь придумаем, — отрезал Колин, не давая ни ему, ни себе возможности впасть в отчаяние. — Сейчас позвоню Клодин, она миллион раз спасала мою задницу, — он попытался отодвинуться, чтобы достать телефон, но Эзра вцепился в него обеими руками, не давая даже шевельнуться.
— Я всегда думал, что что бы ни делал, никакой катастрофы не произойдет, я вообще не думал, на самом деле, просто делал, что хотел, — лихорадочно зачастил он. — Я был уверен, что последствия — это не для меня. Что все всегда будет хорошо, черт, Колин, я не хочу, не хочу… — Колин тяжело вздохнул, диагностируя у Эзры нервный срыв.
Того колошматило, как от лихорадки, он путался в словах, дышал часто и рвано. В общем, находился в отлично знакомом Колину состоянии.
Он одной рукой залез в карман брюк, не прекращая другой успокаивающе поглаживать Эзру, и набрал сестру.
— Что случилось? — без приветствия начала она. Ну конечно, было бы все в порядке, он бы не позвонил. — Колин, с тобой все хорошо? Где ты? Я уже в клинике, когда ты будешь?
Колин, поморщившись, слегка отодвинул трубку от уха, как будто это могло спасти его от недовольства Клодин.
— У меня форс-мажор. Не у меня, то есть, — тут же поправился он. — У Эзры.
— Миллер? — умница сестричка. — Вас слишком часто видят вместе в последнее время. Что с ним?
Вот же проныра, все она знает. Хотя, в общем, это и была ее работа — все про Колина знать и помогать ему разгребать все то, во что он по широте своей души регулярно вляпывался.
— Это не телефонный разговор, — Колин попытался мягко потянуть Эзру за собой и заставить его идти. Тот, к счастью, не стал сопротивляться. — Я везу Эзру в клинику, договорись, чтобы его осмотрели.
— Секунду, — в трубке зашуршало, и Клодин уточнила, — а что с ним?
— Нервный срыв, — Колину почти удалось довести Эзру до машины, оставалось пройти всего пару метров, но тот вдруг намертво застрял, глядя в стену и бормоча невнятную чушь. — И еще неудачная операция по удалению крыльев. Эзра, давай, осталось совсем чуть-чуть, — ласково подбодрил он парня. В трубке повисла тишина.
Клодин кашлянула, потом еще раз. Ее сухой тон резанул по уху:
— Я обо всем договорюсь, но потом я требую объяснений.
— Ты лучшая, я люблю тебя, — бросил напоследок Колин и сбил вызов. — Эзра, пожалуйста, садись в машину.
Никакой реакции. Колин нервно зачесал влажные от пота волосы рукой назад, посмотрел в потолок, будто надеялся найти там инструкцию, что делать дальше, кивнул сам себе, решительно схватил Эзру за плечи, тряхнув так, что у того клацнули зубы, и приказал:
— Быстро сел в машину!
Как ни странно, это сработало. Взгляд у Эзры прояснился, он громко сглотнул и послушно уселся на переднее сиденье, пристегнувшись ремнем.
— Прости, — Колин занял водительское место и завел машину. — Надо было привести тебя в чувство.
— Я понимаю, ты все правильно сделал, — Эзра устало потер покрасневшие из-за лопнувших капилляров глаза. — У тебя есть обезболка?
— В больнице дадут, — Колин сосредоточенно уставился на дорогу. — Давно надо было показать тебя нормальному врачу, я сразу не сообразил.
Клодин ждала их у входа, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Медсестра тебя проводит, — она махнула Эзре в сторону ресепшена, — иди. А ты, Колин-гребанный-Фаррелл, немедленно рассказываешь мне, что происходит.
Колин опустил глаза в пол и принялся чрезмерно сосредоточенно доставать вейп, проверять уровень жидкости и заряда, зачем-то даже постучал им по ладони:
— Ну наворотил парень дел, ну, — он затянулся и наконец посмотрел на сестру.
— А ты тут при чем? — она сложила руки на груди и приподняла бровь. — Ты понимаешь, что если вся эта история выплывет наружу, и ты окажешься втянут в эти дела, мы тебя не отмоем? И так постоянно тебя пытаются обвинить в радикализме! А тут пацан, обкорнавший крылья, ты тоже с этим! Ты вылетишь из бизнеса быстрее, чем скажешь “крыло”! Ты с ума сошел?! Что ты молчишь?! — Колин молчал, потому что не знал, что говорить, а Клодин такое всегда доводило до бешенства.
В целом, она была права. Репутация у Колина была откровенно так себе, однако его спасала массовая любовь фанатов. Но обрезанные крылья — это не то, что люди готовы поддержать в своем кумире. По-хорошему, надо было вообще срочно перестать общаться с Эзрой везде, кроме съемочной площадки. Особенно с учетом последней сцены: шантаж, нервный срыв, все как попало.
— Он моя пара, — Колин выпустил густой клуб дыма и уставился перед собой, упорно не глядя на Клодин.
— Ты уверен? — она тут же успокоилась, в ее голосе засквозила тревога.
— О да, я уверен, — Колин невесело усмехнулся.
— Он знает?
Колин отрицательно покачал головой:
— Нет, и для этого есть причины.
— Сомневаешься, что тебе это нужно? — Клодин покопалась в сумке и достала мятую пачку сигарет.
— Ты же бросила. Не надо, — Колин впервые поднял на нее глаза, полные укоризны. — Не из-за меня.
— Ты мне еще покомандуй, — огрызнулась Клодин, щелкая зажигалкой. — Опять ты умудрился вляпаться! — она сердито стукнула каблуком по асфальту. — Кто-то еще знает?
— Только я и ты, — Колин пожал плечами. — Но я его не брошу одного. Ему нужна поддержка.
— То есть, теперь вместо одного придурошного подопечного у меня будет двое? — со вздохом уточнила Клодин.
Колин расплылся в счастливой улыбке и прижал ее к себе, чмокнув в макушку. Если сестра с ним, значит, все образуется.
— Пойду, посмотрю, как он там, — Колин сунул вейп в карман и, уже заходя в двери, краем глаза отметил, что она подкурила следующую сигарету.
Эзра выглядел… Колин мысленно перебрал несколько слов, остановился на слове “уничтоженным” и сел на кушетку рядом. Миллер даже не посмотрел на него — он словно застыл, сгорбившись, опустив плечи, будто пытаясь вжаться сам в себя. Колину даже страшно было к нему прикасаться, таким тот выглядел хрупким и сломленным.
Повязки с лопаток были сняты, и краем глаза Колин заметил, что ситуация с последней перевязки не сильно улучшилась: корка выглядела мокрой, кожа — воспаленной, все в целом — весьма болезненно.
Мохани поднял голову от больничной карты, которую заполнял мелким почерком, встретился глазами с Колином и покачал головой. Колин дернул подбородком, задавая висящий в воздухе вопрос. Их безмолвный диалог прервал Эзра. Он поднял на Колина полные тоски глаза и кривовато улыбнулся:
— Доктор сказал, не отрастут.
Мохани тут же подобрался и со вздохом подтвердил:
— Там выдрали все подчистую, грубо говоря, чтобы было понятно, крыльям больше неоткуда расти. Совершенно по-зверски сделали.
Колин посмотрел на Эзру и, поддавшись нахлынувшему порыву попросил:
— Стэн, можешь выйти на десять минут?
Тот поднял обе брови, всем своим видом выражая негодование:
— Вообще-то, это мой кабинет, — он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
— Пожалуйста? — Колин скорчил свою самую умильную рожицу.
— Это только потому что я хочу купить себе батончик в автомате, — Стэн прищурился. — Пять минут.
Колин дождался, пока за ним закроется дверь и, поддавшись нахлынывшему порыву, прижал Эзру к себе, утягивая в нежный, но уверенный поцелуй. По мере того, как Колин все настойчивее ласкал его губы, Эзра расслаблялся. Наконец, Колин слегка отодвинулся, заглянул ему в глаза и погладил большим пальцем по щеке:
— Мне все равно, есть у тебя крылья или нет, ты мне нужен, — он был уверен, что это именно то, что Эзре необходимо сейчас было услышать, и он не ошибся.
Тот сначала недоверчиво скривился, потом несмело улыбнулся, снова нахмурился и мотнул головой:
— Ужасная ситуация. Если я отвечу тебе тем же, это будет звучат жалко. Как будто я готов цепляться за любого, кто меня поддержит. Забавно, с твоей стороны-то это прямо героизм.
— Нет тут никакого героизма. На самом деле, я тобой восхищаюсь, как ты все это переносишь.
— Я сам создал всю эту ситуацию. Ничего этого не было бы, если бы не мой идиотизм. И единственное хорошее в этом для меня, конечно, не для тебя — это то, что ты со мной, — Эзра снова потянулся за поцелуем. — Видишь, как я был прав, что не захотел искать пару, — горько произнес он. — Вот это был бы сюрприз.
— Перестань,— Колина неприятно кольнуло, что в такой момент Эзра все равно думал про пару. С другой стороны, у Колина-то этот вопрос был закрыт. Наверное, пришло время все рассказать, раз Эзру так это мучит. Пусть у него все гештальты будут закрыты.
— Время вышло, — Мохани зашел со стаканчиком, от которого поднимался пар, в одной руке и с шоколадкой в другой. Следом за ним вошла медсестра. — Процедурный кабинет подготовили. Эзра. Иди за Глэдис, тебе обработают раны и дадут обезболивающее, — он сгрузил еду на стол и, подождав, пока закроется дверь, скомандовал, — Колин, раздевайся.
Колин послушно снял рубашку и поежился от прохладного ветерка:
— У него правда никогда не будет крыльев? — Мохани вымыл руки и осторожно снял повязки.
— Разве что случится чудо, на землю спустится Крылатая Мария и одарит его новыми крыльями. В противном случае, — Мохани надавил на кожу, и Колин зашипел от боли, — даже если отрастут, они будут не функциональны и эстетика будет так себе, так что придется снова обрезать. Летать точно не сможет. Зато ты сможешь, — он с довольным видом надавил пониже лопатки, и Колина словно током ударило. — Восстановление проходит идеально, все прекрасно, готовься менять гардероб, недели через две снова пойдет рост.
Колин, однако, счастливым себя не ощущал. Как он хотел эти гребаные крылья! Как они сейчас были не в тему! Каково будет Эзре, когда Колин окрылится? В голове даже мелькнула мысль попросить Мохани сделать стерилизацию, но, конечно же, ему не хватит на такое решимости. Он, черт возьми, хотел летать! Хотел знать, что это за чувство. В конце концов, Эзра сам виноват, никто его не заставлял нестись сломя голову и резать себе крылья как попало. И, опять же, отчасти он был прав, когда говорил, что это обидно для партнера — Колин ощутил это впервые за все время. Теперь, когда ситуация прояснилась и стало понятно, что сам он летать будет, а вот Эзра — уже никогда не сможет разделить с ним это, Колин ощутил некоторую злость на него. Эзра действительно лишил его возможности ощутить все то, что дано было даже просто окрылившимся, пусть и не в идеальной паре.
С другой стороны — Колин одернул сам себя — он должен был радоваться, что нашел своего партнера. Они справятся, все это пройдет. Господи, да просто поставят Эзре протезы и все у них будет! Сейчас самое главное — построить отношения и ничего не испортить, а вся эта романтическая чушь, День Всех Окрыленных, крылатые мишки, полетные маршруты — это происки маркетологов и не более того.
Вон, у чукчей вообще крылья чисто номинальные, они ими даже махать не могут, не говоря о том, чтобы летать.
Домой они с Эзрой добирались в мрачном молчании. Колин даже не решился включить радио — Эзра выглядел, как человек, готовый прыгнуть со скалы в море, какая-нибудь лирическая песня могла его окончательно добить.
— Хочешь есть? — спросил Колин, закрывая входную дверь.
— Хочу заняться с тобой сексом, — отозвался Эзра.
Он стоял напротив, втянув щеки, глаза его горели каким-то болезненным светом, а вся фигура была пронизана напряженным ожиданием.
Колин тяжело сглотнул. Фраза прошла через него, вызвав дрожь по всему телу, и осела прямо в паху, где стало горячо. Возбуждение волной поднялось до самого языка, и Колин нервно облизнул губы.
— Я не уверен… — начал он, на самом деле даже не зная, как закончить мысль.
— Понимаю, я не слишком сексуально выгляжу, ничего, — Эзра с показным безразличием пожал плечами, и Колина практически швырнуло к нему.
— Ты просто не представляешь, как мне сложно было сдерживаться.
Эзра дернулся к нему, прижимая к стене, целуя горячечно, куда попало — в губы, в скулы, в шею. Колин пытался отвечать, но не успевал; Эзра словно сорвался с цепи, был сразу везде: скользил по телу губами, руками, втирался в бедра пахом. Колину оставалось лишь поддаться напору и получать удовольствие.
Эзра дернул его за пряжку ремня, заставляя отодвинуться от стены, его пальцы пытались расстегнуть застежку, но раз за разом соскальзывали. Он разочарованно застонал, и Колин мягко отстранил его руки.
— Пойдем в спальню? — шепнул он, лаская затылок Эзры легкими касаниями.
Миллер согласно кивнул, выравнивая сбитое дыхание. Выглядел он совсем нездорово, но схватил Колина за руку и потащил по лестнице наверх.
Тот вдруг сообразил, что если они будут заниматься сексом, ему придется раздеться, а этого нельзя было допускать. Он попытался затормозить, несмотря на то, что в паху все уже ныло, член болезненно упирался в ширинку, а фантазия не прекращала подкидывать эротические картинки с участием Эзры.
К тому моменту, когда они ввалились в спальню, Колин уже порядком распаниковался. Давать задний ход было опасно — Эзре явно нужна была физическая близость, подтверждение того, что его хотят, что в нем нуждаются. Поэтому Колин сделал единственное, что мог в такой ситуации: толкнул Эзру на кровать и опустился перед ним на колени. Не давая ему опомниться, Колин стащил штаны ему на бедра и накрыл ртом возбужденный член. Эзра охнул и застонал. Колин отозвался эхом и резко дернул молнию на ширинке, освобождая свой член и принимаясь дрочить себе в такт движениям головой. С непривычки горло тут же начало саднить, глубоко брать не получалось, зато морального удовлетворения было море. Эзра вцепился ему в волосы, с трудом сдерживая движения бедер. С громким пошлым звуком Колин выпустил его член изо рта и принялся водить языком по уздечке до самой уретры, терзал ее короткими жесткими касаниями и двигался обратно до самой мошонки. Эзра уже даже не стонал — хрипел, откинувшись на локти и запрокинув голову в потолок.
Колин, неожиданно даже для себя, кончил первым. Он просто снова взял Эзру в рот, стараясь расслабить горло, поднял на него глаза и встретил затуманенный взгляд. Рука сжалась на члене, и сперма потекла по ладони, закапав на пол. Колин перестал сосать и сел на пятки, пытаясь отдышаться. Эзра лениво смотрел на него, продолжая ласкать себя. Зрелище было шикарное, и Колин замер, не в силах шевельнуться. Он еще плавал в послеоргазменной неге, и плавные движения руки Эзры вводили его в транс.
Он потянулся вперед, отбрасывая чужую руку, сел на кровать, притягивая Эзру для поцелуя, и обхватил его член, сразу ускоряя темп. Тот зажмурился, вцепился Колину в плечи, оставил на шее засос и выплеснулся теплой густой спермой.
Колин приподнял бровь, отмечая количество — видимо, Эзре давненько было не до секса.
— Неожиданно, но круто, — Эзра открыл глаза и расплылся в довольной улыбке. — Курить хочу, — он вытерся краем простыни и поднялся, потягиваясь.
— Что именно неожиданно? — Колин последовал его примеру, вытащил вейп, сбросил штаны на пол и вышел на балкон.
Эзра покопался в джинсах и встал рядом, прикуривая сигарету:
— Минет. Я думал, ты из таких мачо, которые только сверху.
На самом деле, Колин действительно был как раз из таких. Но ситуация требовала креативного подхода. Нельзя сказать, что Колин никогда не брал в рот, но, кажется, впервые он получил от этого такое удовольствие.
— Ты вообще все ставишь с ног на голову, — вейп мигнул красным, показывая, что для следующей затяжки заряда недостаточно.
Колин почесал затылок, пару раз провел рукой по волосам и махнул рукой:
— Дай сигарету, — он потянулся к пачке, но Эзра отодвинул ее в сторону.
— Не дам, тебе нельзя, — он задумчиво посмотрел на сигарету в пальцах и щелчком выбросил ее с балкона. — И я тоже не буду. Поддержу тебя.
Колин ухмыльнулся, пытаясь не обращать внимание на тепло, разлившееся в груди, дернул Эзру за рубашку и скользнул языком ему в рот, собирая вкус никотина.
— Идем спать? — предложил он.
Хотелось, конечно, не столько спать, сколько продолжить, перейдя к более решительным действиям, но во-первых, это было сложно повернуть без последствий, а во-вторых, съемки никто отменять не собирался, так что стоило отдохнуть, чтобы не умирать на площадке.
— Я тут подумал, — пока Колин, старательно не поворачиваясь спиной, переодевался в футболку, Эзра устроился в кровати, подмяв под себя подушку, — хрен с ними, с крыльями. Если надо было их ободрать, чтобы получить тебя, я согласен.
Колин сглотнул кислую слюну и замер, рассматривая его спину. Небольшой нюанс, который стоило как-то рассказать, состоял в том, что Эзра мог получить и Колина, и крылья.
Колин улегся рядом с ним, отвоевав половину подушки и позволяя Эзре практически наползти сверху и решил, что все порешает завтра. Все равно крыльев нет, так что срочности никакой. Главное, разобраться со всем, пока его собственные крылья не начали снова расти.
День прошел на удивление бодро. Эзра практически летал по площадке, как бы иронично это не звучало с учетом его положения. Колин, на самом деле, недалеко от него ушел. Он с трудом сдерживался, чтобы не начать тупо улыбаться во все тридцать два, беспрерывно пялясь на Эзру. Все-таки секс, даже такой обрывочный, как был у них вчера, творит чудеса. Ну да, секс и влюбленность. Чувства, ощущение пары, все это было даже важнее физической разрядки.
Хотя теперь, когда они продвинулись на новый уровень, воображение постоянно подкидывало разные варианты того, как можно провести сегодняшнюю ночь. От этого Колина постоянно бросало в жар, и Мелисса даже уточнила, нет ли у него температуры.
— У вас завтра выходной, отлежись, — посоветовала она. — Оба отлежитесь, — Мелисса нахмурила брови, окинув подошедшего Эзру недовольным взглядом.
— Мы, конечно, ее совету не последуем? — Эзра хитро улыбнулся.
— Да? — Колин прислонился бедром к стене и поддержал игривый тон. — Почему же? Отлежимся как следует… На левом боку, на правом, — он закусил губу.
— Это само собой, — Эзра закатил глаза. — Но вообще, я хотел сходить в музей Крыльев.
Колин вздохнул — игривость как ветром сдуло:
— А ты, оказывается, знатный мазохист… — он покачал головой. — Ты прямо не корочку на ранке сорвать решил, а сразу руку туда по локоть.
— Наоборот, — Эзра пожал плечами. — Хочу напомнить себе, что в истории было всякое, и не всегда быть бескрылым — плохо. Например я в детстве страшно перся по рыцарям Крыла. Когда растешь с кучей сестер, хочешь-не хочешь проникнешься тем, как это романтично, обрезать себе по одному крылу, чтобы только с парой составлять единое целое.
— Но ты же понимаешь, что на самом деле это был полный идиотизм, — скептически уточнил Колин.
— Конечно, — Эзра потер мочку уха. — Именно поэтому я и хочу в музей. Там такого идиотизма полно, хочу проникнуться осознанием того, что я такой не один, и люди делали дурости на протяжении веков.
— Сомнительной ценности идея, но если ты считаешь, что тебе это поможет, то ладно.
Эзра счастливо закивал. Колин стряхнул с костюма воображаемую пыль и постарался прогнать тревожное ощущение. Почему-то ему казалось, что посещение музея на пользу Эзре не пойдет. С другой стороны, не хотелось ему отказывать. К тому же, Колин и сам ни разу в музее Крыльев не был, честно говоря, ему эта мысль приходила в голову неоднократно, но он боялся растравлять себе душу.
В связи с предстоящим выходным, Дэвид гонял их до самой ночи, так что домой они добрались в абсолютно убитом состоянии, не подразумевавшем не то что секс, а даже ужин. Спасало только то, что на площадке хорошо кормили.
Эзра упал в кровать сразу же, раскидав вещи по всей комнате, и моментально отрубился. Колин все же решил сходить в душ. Стоять сил не было, так что он на секунду присел в ванну, а очнулся от того, что начал захлебываться — наверное как-то во сне ухитрился ногой задеть вентиль пробки и закрутить ее. Вода уже давно перелилась за край, утопив коврик, плававший одиноким укоризненным островком, на котором нашел приют носок. Второй его собрат оказался не столь удачливым и сиротливо прибился к стене, полностью уйдя под воду, впрочем, как и вся остальная одежда. Колин выругался и спешно дернул кран вниз, вынув из стока мочалку.
Нога, став на пол, ушла под воду почти по щиколотку. Колин открыл дверь — повезло, что в ванной комнате был высокий порог, и потоп остался там, как в тазике.
Убирать последствия катастрофы не хотелось. Колин прикинул, что ему проще будет сделать ремонт двух этажей, чем бегать сейчас с ведром и тряпками, поэтому он просто закрыл дверь поплотнее и, не вытираясь, упал рядом с Эзрой.
Проснулся он от того, что Эзра тряс его за плечо и отчаянно матерился. Самым цензурным из того, что он произнес, было слово “залило”. В этот момент Колин осознал две вещи: первая — он не оделся на ночь и сейчас абсолютно голый; вторая — он везучий сукин сын, потому что лежит на спине.
Он открыл один глаз и хрипло спросил:
— Который час?
— Я пошел в туалет и чуть не ушел на дно, как Титаник! Холодно, мокро, кошмар! — Эзра по инерции продолжал возмущаться. — Половина пятого, — он слегка успокоился и уставился на Колина.
— Тогда забей и иди ко мне, — Колин приглашающе раскрыл объятия. — Это я все залил, но плевать. Давай еще поспим, а? — он почти застонал. — И дай мне футболку, там, на кресле, — он поймал ее одной рукой и быстро натянул на плечи, ощущая прилив облегчения.
Эзра устроился рядом и уставился вопросительно. Колин уловил его настроение, прижал к себе и принялся неторопливо целовать, поглаживая ладонью по груди. Эзра двинул бедрами, вжимаясь полутвердым членом Колину в бок и прикусил мочку его уха. Ясно, спать никто не собирался.
Колин перевернулся, подминая его под себя, и замер, рассматривая. Странно было осознавать что он — его пара. Колин впервые задумался, насколько ему повезло. Эзра был красивым, умным, сексуальным, веселым, пусть и чуть придурошным, его хотелось любить, хотелось заниматься с ним сексом, хотелось проводить с ним время. Или это всегда так, когда находишь пару? Неужели достаточно просто легкого всплеска гормонов, чтобы какой-нибудь кошмарный урод показался тебе ангелом небесным просто потому что он предназначен тебе природой? Колин зачарованно провел пальцем Эзре по надбровной дуге и, повинуясь неясному порыву, длинно лизнул его от скулы до виска. Эзра рвано вздохнул, дернулся будто прошитый током, и вцепился Колину пальцами в лопатки. Колин практически взвыл от боли, но это непонятным образом лишь добавило возбуждения. Он рыкнул и укусил Эзру в плечо — до лилового следа от зубов. Эзра в ответ зашипел, и они слились в сплошной яростный клубок, пропитанный похотью. Дополнительной пикантности придавало процессу то, что Колин не давал снять с себя футболку, а Эзра, кажется, поставил себе цель от нее избавиться. В конце концов, он все же оказался снизу, со сведенными над головой руками, без возможности пошевелиться, тяжело дышащий и весь в поту. Колин с удовольствием заметил, что этот влажный блеск отличается от того, который был пару дней назад, но на всякий случай уточнил:
— Тебе не больно?
— Немного, — Эзра дернул плечом, — но это фигня по сравнению с тем, что было раньше. Сделай что-нибудь, я хочу кончить.
Колин толкнулся вперед, пройдясь возбужденным членом по члену Эзры. Тот запрокинул голову, закусил губу и подался навстречу.
— Я тебя отпущу, но запрещаю двигать руками, понял? — Колин для большей убедительности оставил на шее Эзры огромный, болезненный даже на вид засос, разжал пальцы и заскользил раскрытой ладонью по его телу вниз.
Эзра замер, вытянулся весь, как гончая перед прыжком. Колин царапнул его по ребрам, надавил на пах и, сжалившись и над ним, и над собой, сплюнул на ладонь и обхватил оба их члена, сжав их до кругов перед глазами. С каждым движением он словно проходил сквозь толщу воды, которая протекала через него насквозь, задевая каждый миллиметр кожи, каждое нервное окончание, обостряя все до грани, за которой начиналось безумие, но не переливаясь через нее. Эзра опустил руки ему на ягодицы и сжал их, развел в стороны, скользнул пальцами по ложбинке, обвел сфинктер и чуть толкнулся кончиком внутрь. Колин выругался, двинул кулаком еще пару раз и кончил. По свежей сперме рука заскользила еще лучше, он ускорил темп, и Эзру тоже тряхнуло током и выгнуло в оргазме.
***
Музей Крыла представлял собой огромное одноэтажное здание, стилизованное под древнегреческий храм с двумя пристройками в виде развернутых крыльев по бокам. Колин регулярно проезжал мимо, но, как и в случае с собственным домом, особо музей не рассматривал. В этот раз он замер рядом с Эзрой — тот вообще от восхищения, кажется, перестал дышать, лишь потрясенно открывал и закрывал рот.
Колин слышал, что музей Крыльев было видно даже из космоса. Он не знал, правда ли это, но вполне готов был поверить: обе пристройки-крыла были покрыты сверху донизу смесью серебра с золотом, и на солнце блестели так, что можно было ослепнуть. В порыве чувств Эзра вцепился Колину в руку, но тут же отстранился. Колину это ощущение не понравилось, но Эзра был прав — демонстрировать их связь не стоило. Журналисты тут же слетятся на запах свеженькой интрижки, и мало ли, что могут раскопать эти пронырливые сволочи.
Экспозиция начиналась с истории происхождения человека от крылатой обезьяны. Эзра с интересом изучил модели превращения предков в то, что уже больше напоминало его самого. Особый восторг у него вызвал период расселения, когда сформировались разные типы крылатости.
— Слушай, — задумчиво протянул он, — а ведь куча людей на земле не летает. И ничего, живут.
Колин с сомнением хмыкнул. Он сильно сомневался, что чужая ущербность может кого-то утешить. Как отец проблемного ребенка он в этом неплохо разбирался.
С другой стороны, все ведь зависит от отношения.
Эзра уже успел убежать в следующий зал, а Колин замер, задумчиво рассматривая статую Крылатого Иисуса. Религия была категорически против любых манипуляций с крыльями, обещая за это адские муки, но Колин и до этого не тешил себя надеждой на место в Раю.
В общем, хорошо, что они с Эзрой и там будут вместе. Вот что значит — истинная пара. Эзра прибежал обратно с горящими глазами, схватил Колина за рукав и молча потащил за собой через весь зал Древней Греции и Рима, мимо зала типажей, по бесконечно длинной галерее, посвященной Искусству Ренессанса и, наконец, остановился на небольшом балкончике, выходящем во внутренний дворик, где была подвешена огромная скульптура, изображавшая слившуюся в страстном порыве крылатую пару.
Какое-то время они оба стояли молча, разглядывая памятник — каждый изгиб тела, каждое перо в четырех крыльях. Эзра кусал нижнюю губу, Колин просто хмурился.
— Знаешь, я думаю, зря мы это все затеяли, — наконец подал голос Эзра. Он как-то весь сник, опустил плечи и поплелся в сторону выхода.
— Что именно? Поход в музей? — Колин потер шею, догоняя его и стараясь заглянуть в глаза. — Я тебе говорил, что не стоит давить на больное.
— Да нет, я не о том, я о… ну о нас, — Эзра помахал рукой в воздухе. — То есть, все очень круто, конечно, но у меня есть дурацкая привычка, я быстро привязываюсь к людям, — Колин непонимающе дернул подбородком. — В общем, ну со мной все ясно, а у тебя вот возьмут и отрастут крылья или ты найдешь пару. То есть, я вообще не считаю, что у нас тут такие супер-отношения, но я думаю просто, что лучше мне заводить такое с себе подобными.
Колин остановился, вскинул голову и прижал ладони к глазам. Эзра прошел чуть вперед, остановился и обернулся на него.
— А тебе не кажется, что ты слишком загадываешь? — Колин устало зачесал волосы назад.
В груди начало ныть: он очень четко представил себе неприятную ситуацию, через которую им придется пройти, когда у Колина начнут расти крылья.
— Я просто уже достаточно накосячил, чтобы сейчас позволить себе еще какие-то глупости, — Эзра пожал плечами. — Ты мне невероятно помог и, знаешь, я уверен, что влюблен в тебя по уши, именно поэтому думаю, что надо как-то остановиться. Нам еще работать вместе. Это было безрассудно и неправильно…
— Тшшш, — Колин закрыл ему рот ладонью. — Нам нужно поговорить, давай сделаем это, только не здесь.
Эзра смог только моргнуть и промычать что-то. Колин негромко рассмеялся, отпуская его на свободу.
— Я тоже влюбился, а в моем возрасте это вообще опасно, — он выразительно поднял брови, с удовольствием отметив, как в глазах Эзры вспыхнул радостный огонек.
Небольшая кафешка за углом показалась довольно приятной и — самое главное — тихой. Колин, воровато оглянувшись по сторонам, нырнул туда, заняв столик в самом углу, подальше от окон и любопытных ушей.
Эзра тут же вцепился в меню, словно в щит, который мог защитить его от ранящих слов. Колин ощутил укол раздражения: в конце концов, разве он не доказал, что заслуживает доверия, что не обидит Эзру? Однако он тут же себя одернул — во-первых, прошло слишком мало времени, чтобы можно было говорить о таких вещах; во-вторых, насчет честности можно было поспорить. То, что он не врал на прямой вопрос, которого не было, не могло служить оправданием замалчивания информации, от которой буквально зависела вся их дальнейшая жизнь.
Так что Колин подавил порыв запретить Эзре прятаться и сам последовал его примеру. Стоило использовать это время, чтобы придумать, как и что сказать, но в голове творилась полная каша, приправленная страхом. Как Эзра отреагирует? А вдруг он обидится, уйдет, не захочет ничего продолжать, не поймет, почему Колин так поступил. Будучи до конца откровенным с самим собой, Колин и сам толком не знал, почему.
Исключительно чтобы чем-то себя занять, Колин заказал полноценный английский завтрак, кофе, пудинг и дыню. Эзра повел носом и попросил то же самое.
Отчего-то повисло неловкое молчание: Колин пытался подобрать самые правильные выражения, чтобы объяснить, почему он сделал то, что сделал. Эзра доставал салфетки одну за одной и крошил их на мелкие кусочки.
Наконец Колин решился, кашлянул и для начала уточнил:
— Как ты себя чувствуешь?
Эзра словно этого и ждал. Колин почти услышал, как щелкнул спусковой механизм:
— Блин, да перестань меня об этом спрашивать, — злобно буркнул он, не поднимая взгляд от стола. — Подумай сам, как я себя чувствую! — он вскинул влажные, воспаленные глаза, — тысячи людей обрезают себя крылья — по медицинским показаниям, по дурости, просто так — и у всех они отрастают! И только я умудрился сделать это через полную задницу! А тут еще ты, блин, Колин! Я не могу разобраться… То, что я чувствую к тебе, что это?! Мы знакомы меньше недели, что это, что? Это восхищение твоими ролями, благодарность или правда что-то… То есть, раньше я бы об этом и не задумался! Ну есть крутой чувак, я хочу тебя, ты хочешь меня, все шикарно, что тут думать. Но сейчас все настолько перемешалось в голове… — он судорожно сжал в пальцах салфетку.
У Колина пересохло во рту. Господи, какой он дурак, зачем он слушал все эти рассуждения Эзры о том, что ему лучше не знать, кто его пара, что все окей, какое, нахрен, окей? Почему он не поставил себя на его место? Было бы у него все окей, хотел бы он сам, чтобы его так “пожалели”? Что вообще теперь будет, как ему сказать, что с самого начала Колин знал, что происходит, и посмел все решить за них двоих?
Колин в ужасе обхватил голову обеими руками и тяжело выдохнул.
Эзра расценил это по-своему:
— Да, я понимаю, я веду себя как девочка-истеричка, одни проблемы от меня, ты наверняка уже устал, слушай, давай сделаем перерыв пока? Чисто работа и больше ничего, — он отшвырнул салфетку в сторону.
Колин внезапно залип на том, как раздувались его ноздри, как яростно сверкали глаза, как остро выделились скулы — какой Эзра весь красивый, ладный, страстный и великолепный. Как породистый жеребец, которого только начали объезжать, вскидывается, всхрапывает, бьет копытом в землю, поднимая клубы пыли, мотает башкой с длинной гривой, хлещет хвостом по бокам, норовливо отходит назад, оставляя глубокие рытвины — чистый восторг. Инстинкты ли, природа ли, но спорить было невозможно — пара Колину досталась потрясающая.
Колин протянул руку и погладил стиснутые пальцы Эзры, пытаясь его успокоить. Хотелось его обнять, прижать к себе и утешать, рассказать, что все правда будет хорошо, просто потому что теперь они есть друг у друга, но язык прилип к небу.
Зазвонивший телефон разбил уникальность момента. Колин раздраженно принял вызов, но тут же подобрался, услышав встревоженный голос сестры:
— Колин, ты где? У тебя все нормально? Есть рядом телевизор? Включи канал новостей.
Колин завертел головой в поисках телевизора, подошел к бармену и попросил переключить на CNN и сделать звук погромче.
Перед глазами встал пылающий город. Колин закусил кулак, узнавая Вест-Голливуд.
— Буквально пять минут назад возле галереи Соул, где проходила выставка, посвященная традиционным парным ценностям, прогремел взрыв. Ответственность уже взяла на себя винг-радикальная организация “Крылья Иуды”. Количество пострадавших уточняется. Полиция перекрывает ближайшие кварталы в поисках злоумышленников.
— Колин, — он сообразил, что все еще прижимает к уху трубку. — Вы все еще рядом с музеем? Валите оттуда! — голос Клодин сорвался на истеричные нотки.
— Да, — коротко ответил он, запихнул телефон в карман и обернулся к бармену. — Где у вас туалет? — тот махнул рукой в нужную сторону.
Колин подскочил к Эзре, лениво хрустящему дыней и не обратившему вимания на телевизор — слишком был поглощен своими проблемами, бросил на стол несколько купюр и дернул Эзру на себя, заставляя встать.
— Что?.. — он удивленно приподнял брови, но Колин уже тащил его за собой.
— Нет времени, нам срочно нужно отсюда убраться. Нельзя, чтобы тебя осматривала полиция, — он метнулся по коридору в сторону двери с надписью “Кухня. Посторонним вход воспрещен”.
— Какая полиция? Ты с ума сошел?
Колин толкнул дверь, преодолев сопротивление, впихнул Эзру внутрь и принялся лавировать между удивленными поварами:
— В паре кварталов был теракт от “Крыльев Иуды”, — они вылетели к задней двери, Колин дернул ее на себя, и они вывалились в узкий грязный переулок.
— Блять, — четко произнес Эзра и ускорился, стараясь не отставать.
Колин сам не знал, что его вело, как он умудрялся соображать куда свернуть, почему был так уверен — он просто знал, что нужно выбраться и вывести Эзру за собой. В какой-то момент они оказались в тупике, упершись в стену дома. Колин дернул на себя пожарную лестницу и кивнул, буквально приказывая Эзре лезть на крышу. Тот послушно, без единого вопроса, подтянулся, поморщившись от боли в спине, но поставил ногу на ступеньку и шустро взобрался наверх. Вот это, блин, приключения.
Когда снимаешься в кино, проделываешь подобное по триста раз в день, но все остается на съемочной площадке, а жизнь, она, как правило, скучная и обычная. Большинство актеров и представить не могут, что однажды им придется бегать по крышам не под прицелом камер и со страховкой, а потому что надо будет реально скрыться от полиции. Именно эта двойственность, кстати, часто приводит ко всяким подвигам по пьяни — ты как бы прикасаешься регулярно к совершенно другой жизни, и она вот совсем рядом — только протяни руку, но стоит ее коснуться, оказывается, что все лишь мираж. Что ты не герой, не спаситель планеты, не крутой мачо, ты просто обычный человек, зачастую еще и не самый счастливый.
Эзра затормозил на краю крыши: здесь между домами не было стяжки, надо было перепрыгнуть целый метр пустого пространства. Колин встал рядом, глянув вниз. Его аж замутило от высоты. Вот сейчас крылья бы ему очень пригодились. Он подошел к другому краю — как раз за этим домом заканчивалось оцепление.
— Надо прыгать, — Колин вернулся к Эзре и снова с тоской посмотрел вниз. Тот вернул ему не менее испуганный взгляд. — Блин, на земле мы бы легко это сделали, тут совсем немного. Все получится, — самого его практически трясло от ужаса и напряжения, но он взял Эзру за лицо и крепко поцеловал. — Я первый, ты за мной, — от сознания, что он это произнес, Колина замутило, но он собрался с силами.
Надо просто представить, что это всего лишь съемки. Что он не упадет с шести этажей на асфальт, если не допрыгнет. Что это всего лишь метр между двумя матами на фоне зеленой тряпки. Нужно почувствовать свое тело, вспомнить, что говорили тренера на площадках, когда они снимали боевики: собраться, сгруппироваться, ощутить себя пружиной, давай, Колин, ну, ты сможешь.
Он отошел подальше, беря разбег, выбрал себе кирпич на трубе соседнего дома, сжал кулаки и побежал.
Удержать глаза открытыми не вышло, поэтому удар ногами о поверхность был внезапным. Колин даже сам не поверил, что у него получилось. Он обернулся к Эзре, уперся ладонями в бедра и попытался отдышаться. Пот по лицу тек водопадом, но он смог! Черт возьми, смог!
— Я поймаю тебя, давай, — он подошел совсем близко к краю, хотя это все еще было страшно. Колин не был уверен, что смог бы повторить свой подвиг. Он протянул руки и кивнул.
Эзра выругался, сделал шаг назад и прыгнул. На секунду Колину показалось, что все пропало — Эзра допрыгнул только до края, пошатнулся, нелепо взмахнул руками и начал заваливаться назад — в пустоту. Но в следующее мгновение Колин словно со стороны увидел, как хватает рукой раскрытую ладонь, крепко сжимая ее, и дергает Эзру на себя, не давая упасть.
По лестнице они спускались молча. На улице Эзра остановился, не глядя Колину в глаза, и развел руками:
— Спасибо, ты меня спас, — он кривовато улыбнулся асфальту. — Но это не отменяет того, что я сказал. Нам надо сделать перерыв.
— Нам надо поговорить, — жестко произнес Колин, намеревавшийся разрешить все прямо здесь и сейчас.
— У меня нет сил, не хочу, — Эзра жестом остановил такси. — Завтра. Послезавтра. Когда-нибудь. Пожалуйста, — он наконец жалобно посмотрел на Колина и открыл дверь.
Колин хотел возразить, но, окинув Эзру внимательным взглядом с ног до головы, понял, что это будет бесполезно. Он сделает только хуже. В конце концов, пара дней ничего не изменят уже, пусть отдохнет, чтобы воспринимать все на свежую голову.
— Ладно, — он придержал дверь, дожидаясь, пока Эзра сядет внутрь, и наклонился, — но запомни, что это очень важно.
Он захлопнул дверь и еще какое-то время смотрел вслед, размышляя, правильно ли снова поступил. Ему казалось, что он делает одну ошибку за другой, и это вылезет ему боком. Нужно было с кем-то поговорить, получить взгляд со стороны. Колин тяжело вздохнул и тоже остановил такси — соваться за оцепление, чтобы отбивать свою машину, не хотелось.
***
— Ну что, обошлось? — Клодин открыла дверь в халате, нечесаная, откровенно зевающая.
— Я не понимаю, за что я тебе плачу деньги, ты вечно отдыхаешь, — недовольно буркнул Колин, заходя в дом. — Обошлось. По крышам убегали, блин, как в кино.
— Кофе будешь? Как музей? — Клодин щелкнула кнопкой кофе-машины, не дожидаясь ответа.
— Отвратительно, все ужасно, он решил сделать перерыв, что мне делать, ааа! — Колин уселся за стол и подергал себя за волосы. — Надо было ему все рассказать с самого начала, да? — Колин лег щекой на стол и уставился на сестру.
— Ага, — подтвердила та, ставя перед ним кружку. — Честность, знаешь, всегда лучше. Но ты же у меня придурошный, не можешь не создавать себе дополнительных проблем.
— Ой, можно подумать, ты всегда все делаешь правильно, — огрызнулся Колин, осторожно отпивая кофе. — Напомнить, как ты завела себе трех любовников и не могла выбрать никак одного, пока они не узнали друг про друга и чуть тебя не прибили?
— Один-один, — Клодин уселась напротив, поджав ногу под себя. Одно крыло она отвела в сторону и почесала под основанием. — Что он сказал? Все же хорошо было, вроде.
— Какое может быть хорошо, ну, Клодин? Серьезно, пацан себе по дурости отхреначил крылья под корень. Я вообще не представляю, что там у него внутри. Я должен был сразу ему сказать, что мы — пара, — Колин печально зачесал волосы назад ладонью, чуть задержавшись в них пальцами.
Клодин пожала плечами и зевнула:
— Должен был. Ну сегодня хоть сказал?
— Нет, — Колин поболтал в кофе ложечкой. — Не успел. Только собирался, как позвонила ты, а потом он сказал, что не хочет говорить, и уехал.
— А ты его с радостью отпустил, потому что понятия не имеешь, как разруливать ситуацию? — ехидно добила его Клодин.
— Я даже не знаю, как объяснить внятно, почему я ему не сказал. Все звучит как полное дерьмо.
— Чем и является. Колин, да просто скажи, как есть. Что сам испугался, что затупил, что это было слишком и для тебя, и для него. И дальше действуй по обстоятельствам.
— А если он меня не простит? — Колин жалобно взглянул на сестру.
Та ответила ему сочувствующим покачиванием головы:
— Пошлешь ему цветы.
Колин задумчиво уставился на огромный букет роз, торчавший из мусорного ведра:
— Подробности будут?
— Со своими сначала разберись, — она фыркнула и забрала чашки, отправив их в моющую машинку.
Домой Колин не поехал — не хотел там слоняться по комнатам в темноте и одиночестве. Парадоксально он уже скучал по Эзре. Конечно, в основном причина была в их размолвке. Разойдись они сегодня хорошо, просто по домам… ладно, он все равно бы скучал. Как быстро, однако, привыкаешь к хорошему: к теплому телу рядом, к невесомому звуку дыхания, к прикосновениям кожи к коже.
Выспаться, конечно, не удалось — Колин прокрутился до трех ночи, потом выпал в мутную полудрему, из которой его выбрасывал каждый шорох. Судя по звукам из соседней комнаты, сестра тоже заснуть не могла, но Колин не хотел к ней лезть с вопросами. Правда же, сначала надо разобраться со своими проблемами, а то это будет попытка чужими страданиями заглушить свои.
Именно поэтому он приехал в студию даже не на час, а на все полтора раньше. Дверь в гримерку была приоткрыта, хотя по контракту даже уборку там имели право проводить только с предварительного разрешения Колина.
Он осторожно толкнул дверь и облегченно выдохнул, увидев Эзру. Однако расслабиться удалось ненадолго: тот повернулся к нему всем телом, и Колин увидел, что в руках он держит залитую кровью рубашку. Ту самую, которую Колин забыл выбросить подальше от студии.
— Хотел с тобой поговорить, ты же сказал, что это важно. Приехал раньше, думал вздремнуть, полез за пледом в диван, а там — это, — голос Эзры звучал отстраненно, как у робота. — Колин, что это?
— У меня растут крылья, — вот так просто. Оказалось, ничего сложного нет в том, чтобы произнести эту фразу. Он забрал у ошарашенного Эзры из рук рубашку и аккуратно сложил ее в пакет. — Как ты открыл дверь?
— Скрепкой, — Эзра поднял руку, демонстрируя предмет. — Когда живешь в большой семье, приходится уметь всякое.
— Это точно, — согласился Колин, который сам умел.
Он сел на диван и уперся руками в бедра. Эзра сел рядом:
— Давно? То есть, как, когда, где?! — он недоверчиво уставился на Колина. Тот не спешил с ответом, ожидая, пока до него до самого дойдет. Эзра пару раз моргнул, потом в его глазах появилось осознание, рот округлился буквой “О”. — Когда мы для тебя рубашку крали, да? Ох ты ж… А твоя пара, ты искал, нашел? Ты же со мной… Но это же было несколько дней назад, где твои крылья, уже должно быть видно…
Колин молча расстегнул рубашку, скинув ее на предплечья и развернулся спиной к Эзре:
— Крылья неправильно пошли в рост, пришлось обрезать и поставить направляющие, — пояснил он.
Он ощутил, как пальцы робко коснулись кожи под повязками и тут же отдернулись, словно опасаясь причинить боль. Колин надел рубашку обратно.
— Теперь понятно, почему ты так проникся моей проблемой. И все-таки, что с твоей парой?
Колин взял его за руку и прижался губами к пальцам, глядя в глаза, снова давая время проанализировать информацию и прийти к нужному выводу.
— Ты простишь меня? — заискивающе спросил он, когда в глазах Эзры уже во второй раз за сегодня скользнуло понимание происходящего. — Я думал, так будет лучше.
— То есть… — Эзра кашлянул, его рука безвольно продолжала лежать в руке Колина, — мы с тобой, типа, пара?
— Да, — Колин мягко потянул его на себя, прощупывая почву. Эзра легко поддался, погружаясь в его объятия.
— Хорошо, — он положил голову Коллину на грудь, тот медленно откинулся на спинку дивана.
Так их и нашла Мелисса, влетевшая в комнату с бешеным взглядом:
— Их все ищут, а они тут разлеглись! — она ударила себя руками по бедрам. — Быстро к костюмерам и на грим!
Колин, с трудом разлепив глаза, моментально подскочил. Рядом с ним в таком же состоянии закрутился Эзра. День вступил в свои права, навязывая свой ритм и не оставляя времени на размышления.
Снимали сцены в переулке, где Гриндевальд убеждал Криденса, что тот уникальный, что только он может найти ребенка-обскура, что это — его путь к свободе.
Дэвид был ими откровенно недоволен, хотя Колин был уверен, что все делает правильно. После третьего отвергнутого дубля Дэвид позвал Колина к себе и два с половиной часа объяснял, что он хочет увидеть на его лице. Сказать, что Колин был удивлен таким простоем, означало сильно преуменьшить. Наконец он не выдержал и уточнил:
— Дэвид, что происходит?
Тот тяжело вздохнул и потер затылок, явно пытаясь расслабиться.
— Продюсеры требуют снять Эзру с роли. Они боятся, что история с обрезанными крыльями попадет в СМИ, и это уничтожит всю франшизу.
— Ясно, — Колин вытянул губы трубочкой. — И?
— И я не хочу отказываться от Миллера, он идеально подходит на роль. Если мы начнем искать ему замену, съемки придется отложить неизвестно насколько. Это может быть даже не один год. Я хочу отснять все так, чтобы они поняли, что риск того стоит. Для этого мне нужна максимальная химия между вашими персонажами. Ты все делаешь, как надо, но нужно больше! Нужно нечто сверх!
— Я понял, — Колин действительно понял. — Нужно, чтобы зал заорал, да?
— Точно!
Колин потер переносицу, зачесал волосы рукой:
— Нельзя было сразу сказать?
— Вообще-то, я не имею права, — Дэвид развел руками. — Так что надеюсь на твою порядочность.
— С моей порядочностью, мне кажется, мы уже давно разобрались, — буркнул Колин, припоминая сколько чужих тайн и секретов нашли прибежище в его голове. — Мы все сделаем, как надо. Дашь нам полчаса на пообщаться?
— Да хоть сорок минут! — расщедрился Дэвид.
Колин торопливо вышел на площадку, поймал Эзру за рукав пиджака и потащил за собой. Тот, видимо, еще не совсем вышел из роли, потому что до сих пор сутулился и смотрел диковато. Колин впихнул Эзру в гримерку и принялся судорожно сдирать с него одежду — во рту моментально стало сухо, череп звенел, словно металлический колокол, руки дрожали. Колину казалось, что если он сейчас не ощутит прикосновение кожи к коже, он просто истлеет до пепла, сгорит к чертям собачьим, только легкая зола будет поземкой скользить на сквозняке. Эзра как-то мгновенно уловил настрой: он не мешал, не помогал, просто прислонился спиной к двери и тяжело дышал, позволяя делать с собой все, что угодно.
Колин прижался губами к его шее, отчаянно желая оставить засос, но всего лишь чуть прикусил ее, вызвав долгую сладкую дрожь.
— А что мы делаем? — шепотом уточнил Эзра.
— Настраиваемся играть самую горячую сцену в фильме, — так же шепотом ответил Колин и опустился на колени. — Криденс, ты самый уникальный из всех, кого я встречал. Позволишь мне? — он демонстративно облизал губы.
Эзра охнул, его перетряхнуло с ног до головы, но он, следуя за игрой, вернулся в роль, сжался, опустил голову, вспыхнул румянцем на щеках и рвано мотнул головой:
— Разве можно… Это грех. Я буду гореть в Аду.
Колин переступил с одного колена на другое — брюки давили на вставший член немилосердно.
— Поверь мне, это будет не Ад, я покажу тебе Рай. Это будет самая невероятная магия.
— Такая, как вы делаете? — Эзра вскинул голову и уставился на Колина сверху вниз сияющими глазами. — Настоящая магия?
— Гораздо более настоящая, чем ты можешь себе представить, — Колин медленно расстегнул болтающийся у Эзры на бедрах ремень, который ничего не держал по сути, да и не должен был. Штаны поползли вниз, повинуясь легким поглаживаниям ладоней. Криденс… Эзра… (Колин уже реально начал путаться). Вцепился в пояс, не давая опустить их ниже.
— Мне будет больно? — хрипло спросил он и зажмурился. — Если надо, я вытерплю, просто хочу знать.
Колин молча отцепил его пальцы от ткани, поцеловав каждый:
— Тебе будет так хорошо, как никогда в жизни, — он наконец стащил с него все вместе с бельем и без всякой прелюдии взял в рот возбужденный член.
Раздался глухой стук — Колин сообразил, что это Эзра треснулся башкой об дверь, слишком рьяно запрокинув голову. Член во рту чуть подрагивал, истекая смазкой.
Колин уперся руками в бедра Эзры, буквально пригвоздил его к месту и не давая пошевелиться, так что ему оставалось лишь гортанно постанывать и выгибаться в попытке прижаться ближе.
Колин сам удивлялся, какое глубокое и темное удовольствие он получал от ощущения члена, толкавшегося в глотку, от коротких спазмов, от тяжести на языке, от пряного привкуса — все это было ему если и не в новинку, то все равно не слишком знакомо. Обычно это перед ним становились на колени.
Пальцы Эзры, перебиравшие его волосы, с силой вцепились в короткие пряди, потянули, причиняя легкую боль; по его телу прокатилась волна оргазма, и в рот потекла густая теплая сперма. Колин проглотил все до капли и замер, прижавшись щекой к бедру Эзры.
— Ух, это было круто, — Эзра сполз вниз и, подтянув штаны, уселся на пол. — Давай я тебе помогу? — он вопросительно уставился на Колина, но тот отрицательно покачал головой.
— Не надо, в этом и смысл. Иди на площадку, скажи, что я подойду через пять минут.
Эзра принялся приводить себя в порядок, недовольно фырча, как ежик или крыска. Промокшие от смазки трусы он снял и зашвырнул за диван:
— Потом заберу, — по вспотевшим ногам брюки натягивались с трудом.
Колин лениво наблюдал за ним с пола, привалившись спиной к дивану, беспощадно сминая полы пальто, и пережидал особо острый приступ возбуждения, дожидаясь, пока член вернется в спокойное состояние. План был прост и известен любому актеру — лучше всего игралось в двух случаях: либо когда ты обдолбан чем-то, в зависимости от нужного эффекта, либо когда эмоции настоящие. Зритель все чувствует, и если ты не долбанный гений, а Колин себя таковым не считал, то фальшь нет-нет да и проскользнет какой-то смутной тенью по лицу, в глазах, в жестах, в твоей ауре и черт знает как еще.
— Может, расскажешь мне, что это было? — Эзра машинально одернул свой куцый пиджак.
— Потом. Иди, — Колин оперся на диван и, чуть пошатнувшись, встал на ноги.
Эзра пожал плечами и ушел. Колин дотащился до зеркала — неудовлетворенность слегка сковывала движения, и осмотрел себя в зеркале. В целом вид у него был достаточно шальной, глаза горели нездоровым блеском, пока доберется до площадки, как раз дозреет нужная концентрация всего, что он хотел показать: надежды, нетерпения, нежности и еще чего-то неуловимого — именно того, что должно понравиться зрителям.
Он угадал, Дэвид был в восторге. На самом деле, получилось настолько сильно и эмоционально, что им даже поаплодировали.
Домой Колин возвращался с чувством глубокого внутреннего спокойствия. Как он все отлично разрешил! И с Эзрой все хорошо — вот он, сидит рядом на пассажирском сидении, и материал отсняли потрясающий, и крылья вырастут, и все у них будет хорошо, как он всегда и мечтал. Колин даже невольно начал улыбаться, не отводя взгляд от дороги.
Эзра молчал. Когда они подъехали к дому, он как-то слишком быстро выскользнул из машины и спрятался внутри. Колин ощутил укол беспокойства, но вместо того, чтобы пойти за Эзрой, принялся припарковывать машину. Внутри тугой пружиной собиралось нервное напряжение. Что-то определенно было не так.
Колин выключил мотор и лег на скрещенные на руле руки. На самом деле, не так было все, начиная с того момента, как они с Эзрой познакомились. Поломанный лифт, поломанные крылья, поломанные взаимосвязи и временные рамки. Сколько прошло дней? Пять? Колину казалось, что он пережил больше, чем за всю жизнь, и он устал. Слишком быстро, слишком поздно, слишком сложно. Внутри ширилось, разрасталось, давило на кадык предчувствие тяжелого разговора.
Эзра нашелся в гостиной. Он поднимал одну за другой фотографии в рамочках, стоящие на каминной полке, внимательно вглядывался в каждую, ставил на место и брал следующую. Колин застыл в дверном проеме, наблюдая за реакцией — на всех фото были его дети вместе с ним, с матерями, с бабушкой и дедушкой, по отдельности. Колину интересна была реакция: Эзра не морщился, не кривился, иногда слегка улыбался, но в целом разглядывал семейные портреты вполне добродушно.
Наконец Эзра опустил последнюю рамку с громким стуком на полку и глухо, не оборачиваясь, позвал:
— Я знаю, что ты там, иди сюда, — он обернулся и скользнул по Колину мутным взглядом. Тот несмело подошел ближе. Ладони зачесались от желания обнять, но Эзра лишь уловив начало жеста, сделал шаг назад и покачал головой. — Я весь день убеждаю себя, что все хорошо и нормально. Но вообще, нихера, нихера, нихера, блять, не нормально. Ты мне нихера не объяснил, как будто так и надо! — Эзра отшатнулся назад еще сильнее, практически упираясь в окно, наступил на штору, та затрещала, угрожающе потянув за собой карниз.
Колин среагировал моментально — дернул Миллера на себя, при этом на инерции развернулся вокруг своей оси, его слегка мотнуло, и он оказался прямо в зоне, куда со скрипом обрушилась часть карниза.
Эзра в ужасе открыл рот, но острый угол впился в ковер, лишь слегка пройдясь по руке Колина, прорвав рубашку и оставив неглубокую царапину, которая, однако, тут же налилась ярко-алой кровью.
Колин со вздохом стянул рубашку с плеч, ею же и замотав царапину.
— Давай поговорим, — он сел на диван, закинув ногу на ногу. Карниз его совершенно не интересовал, а вот у Эзры от пережитого ужаса тряслись ноги.
Вот, вроде, живешь себе как обычно, ничего не происходит, стоишь посреди собственного дома, и при этом каждую секунду ты настолько уязвим, что если об этом думать постоянно, можно сойти с ума. Упади карниз на полсантиметра правее, он попал бы Колину в голову. Не забери его Колин оттуда — Эзре. На этом фоне как-то и обрезанные крылья, и обман выглядели меньше и несерьезнее.
Эзра устроился с ногами на другом конце дивана, обняв себя руками за колени, уставился серьезно, попыхтел:
— Блин, Колин, у меня такая каша в голове, столько вопросов, я просто не знаю, не понимаю… Я даже не могу понять, хорошо, что мы пара, или нет, и с чего ты взял, и почему не сказал? Знаешь, как сложно гнать это все из головы, когда надо работать? Знаешь, конечно, знаешь… Но оно и обидно, и тут я вдруг начинаю тебя понимать, а потом перестаю, и я столько всего надумал, и обидно, да… И что с твоими крыльями, и… Блин… — он остановился, переводя дыхание.
Колин потер переносицу:
— Я испугался, — Эзра недоуменно моргнул. — Это ответ на твой вопрос, почему я не сказал. Я испугался. Всего сразу. Крылья мне обрезали, потому что они начали неправильно расти, не в ту сторону. Но это полбеды, — он поднялся, подошел к бару и достал бутылку минералки. — Хочешь выпить?
— Хочу, — Эзра втянул щеки. — Джин-тоник есть?
Колин смешал коктейль, кинул лед и вернулся на диван, вручив Эзре стакан. Минералка с шипением открылась, и Колин, поморщившись, сделал глоток. Пузырьки щекотали в носу. Эзра напротив отпил джин и прикрыл глаза.
— Знаешь, я ведь уже давно смирился с тем, что не будет у меня ни крыльев, ни пары. И тут вдруг все это… Еще и ты…
— Обкорныш, — подсказал Эзра с невеселой ухмылкой.
— Не в этом дело, — Колин закрутил крышку и поставил бутылку на пол. — Ты просто с самого начала заморочил мне голову, что ты не хочешь знать, кто твой соулмейт, а я повелся. С одной стороны не понимал, что делать дальше, с другой стороны ты причитаешь, что тебе без пары лучше. Подумал, что если ты узнаешь меня получше, чтобы ты не думал, что все только из-за инстинктов…
— Но ведь так и есть, — Эзра уронил голову на грудь, потом с усилием поднял ее и одним глотком допил джин. — Если мы — пара, то тянет нас друг другу именно потому что мы пара. Черт, а я-то думал, каким чудом мы так легко и быстро сошлись! Понимаешь, вот это все объяснение. Не потому что ты такой хороший, не потому что я такой замечательный… До этого я мучался мыслями, что ты мне нравишься из благодарности, потому что поддержал меня, все такое. Теперь я мучаюсь от мысли, что ты все это делал только из-за гормонов. Да, я этого боялся и боюсь, это то, о чем я говорил. Выбрал бы ты меня, если бы тебя не тянуло инстинктами? Вот такого придурошного, бескрылого, чужого по сути тебе мужика?
Колин отвел глаза. Он хотел бы этого не делать, он старался изо всех сил, но не справился с собой. Сложно спорить с тем, что мучит тебя самого.
— Мне от тебя крышу уносит, — наконец выбрал подходящий вариант ответа он. — Я не знаю, что это — гормоны, инстинкты, еще чертова хрень какая-то, но я с тобой спать нормально начал впервые не помню за сколько времени. Какая разница, что это, если нам вместе хорошо?
Эзра протянул стакан, жестом прося обновить. Колин отошел к бару, смешал напиток и вернулся.
— Вчера, когда мы были в кафе… — Эзра поднял стакан на уровень глаз, наблюдая, как густыми змейкам расходится внутри алкоголь. — Ты подумал, что там ведь был гребанный взрыв. Мы могли оказаться там и погибнуть. Нам могло оторвать руку или ногу. Тебе или мне. Я полночи заснуть не мог. Я знаю, что жертв не было, но ведь могли быть! А ты думал об этом?
— Нет, — честно признался Колин, которому эта мысль даже в голову не пришла, слишком голова была занята другими вопросами. — Мне надо было увести оттуда тебя, чтобы ты не попал на досмотр, это все, что меня беспокоило. Теракты случаются постоянно, если я буду все время бояться, мне некогда будет жить.
— Видишь, мы разные, — Эзра вытянул ноги, коснувшись носком ботинка бедра Колина.
Тот стащил с него обувь и принялся растирать ступни. Эзра удивленно приподнял брови, но возражать не стал.
— Все люди разные, дальше что? Прости меня, что я ничего тебе не сказал, я просто хотел защитить тебя, ты был в ужасном состоянии. Мне показалось, что тебе будет сложнее, если придется думать еще и об этом.
— А я и так думал, — Эзра откинул голову на подлокотник и уставился в потолок. — Я все мозги себе сломал. Я не знал, давать объявление в базу или нет, прав я или нет, кого я должен больше жалеть, свою пару или себя, имею ли я право решать за нас обоих. А у тебя все так просто оказалось, — он резко отдернул ноги и сел, ухватившись руками за голову. — Ты вообще не задумался, просто вот так “я хотел тебя защитить!”
— Эзра… — Колин утомленно откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Ты понимаешь, что в нашей ситуации единственно правильного решения вообще не существовало?
Эзра вскочил на ноги и принялся наворачивать круги по комнате. Колин следил за ним, уже зная, чем все закончится. Ощущение безысходности пропитало его с ног до головы, захлестнуло, не давая дышать, и одновременно вымывая все эмоции. Колину казалось, что он стал пустым, полым и очень гулким внутри.
— Можно мы сейчас не будем ничего решать? — Эзра выглядел несчастным, потерянным и совершенно сбитым с толку. — То есть, давай как-то все притормозим, просто закончим работу, а там посмотрим. Потому что я не знаю, что я чувствую, чего хочу и как быть дальше. Я обижен, сильно. Мне больно. Но мозгами я понимаю, что отчасти ты прав. Но все равно злюсь. Мне кажется, если мы сейчас не сделаем паузу, то точно разругаемся окончательно. Этого я не хочу. А ты что думаешь?
Колин встал, невольно бросив взгляд на сломанный карниз, подошел ближе к Эзре и пожал плечами:
— Да, я определился. Я хочу быть с тобой.
Они замерли, глядя друг другу в глаза. Потом Эзра тряхнул головой:
— Мне нужно время, — он развернулся и вышел.
Колин услышал, как хлопнула входная дверь, и с трудом заставил себя остаться на месте, чтобы не побежать следом и предложить подвезти. Такси тут не ездили просто так, а пока машина приедет по вызову, Эзре придется торчать на улице.
Он подошел к окну, переступив через штору, уничтоженным штандартом скрутившуюся у его ног, и выглянул наружу. Эзра стоял, обхватив себя руками за плечи, и вглядывался в темноту. Минут через пять приехало такси.
Колин включил свет и уселся на диван, уставившись в стену перед собой. Все было логично, правильно, никакой катастрофы: Эзра не ушел навсегда, не послал его, обещал подумать. Он разберется в себе и вернется. Или не вернется. Колин растер начавшее ныть место на груди. Хотя на самом деле он ощущал некоторое мрачное успокоение. Все вернулось на свои места: он снова был одиноким, беспарным и бескрылым. Он вполне этого заслуживал, он к этому привык, с чего он взял, что что-то изменится? Так было даже проще, понятнее, привычнее. Не надо было ничего решать, перестраиваться, привыкать к новым условиям. Крылья будут отрастать постепенно, он потихоньку свыкнется с ними, научится летать — этого вполне достаточно, чтобы быть полноценным членом общества. Несколько дней странного болезненного счастья постепенно сотрутся из памяти, растворятся, останутся лишь на уровне смутного воспоминания, полузабытого сна. Никаких лишних потрясений, никаких страстей, пожалуй, так будет даже лучше.
“Стоп”, — одернул сам себя Колин. С чего он вообще взял, что Эзра к нему не вернется? Они ведь пара, их будет тянуть друг к другу хотя бы только из-за этого. Он поймет, простит, вернется, и снова все будет так, как Колин никогда и не надеялся.
***
Ирландия Колину нынче не нравилась. Ему было холодно, мокро, грустно и отчаянно скучно. Вся родня косилась на него с недоумением, не понимая, зачем он отправился в эту ссылку, но у самого Колина на это был вполне четкий и ясный ответ. Ему было плохо, и он хотел, чтобы стало еще хуже, а не было в мире тоскливее места, чем полузаброшенный домик на побережье Атлантического океана.
Колин долго выбирал место поунылее, подальше ото всех и очень развеселился, когда измученная его переборами сестра посоветовала отправиться ему к черту на рога. Колин тут же снял первое попавшееся жилье рядом с местечком Devil Horns недалеко от пляжа Кауминул. Там было все, как надо, типичная Ирландия: скалы, вода, ледяной порывистый ветер, бесконечный бег закрывающих солнце облаков и стылое одиночество.
Эзра думал все оставшееся время совместных съемок, а потом дал вполне однозначный ответ — нет. Нет, он не может, не хочет, все могло быть иначе, но он не чувствует в себе сил не обижаться, а на таком отношения не построишь. Колин был с ним совершенно согласен. Он знал, что виноват, так что решение Эзры принял без возражений. В тот вечер он с трудом выбрал между нажраться в говно и повеситься вариант с возвращением в Ирландию. В принципе, это было как раз что-то среднее. Нет, Колин свою страну любил, он был патриотом, он благодарил Ирландию за все, что она ему дала… Но особенно удобно было это все делать из солнечного теплого Лос-Анджелеса. А вот когда ты стоишь посреди бесконечного грязно-зеленого полотна ирландских холмов, в мокрых насквозь ботинках со спортивной сумкой в руках, выглядывая теряющуюся в однообразном пейзаже каменистую тропку, на которой то и дело спотыкаешься и увязаешь… В общем, чавкающая в кроссовках вода сильно уменьшает любовь к Родине. Так же как и любезно отказавшийся довезти его до места назначения таксист.
Зато, добравшись до домика и оценив все удобства, включая кабинку с туалетом на улице, Колин понял, что попал туда, куда и хотел: место идеально отражало его внутреннее состояние: желание лечь и сдохнуть. Ко всему прочему бессонница вернулась к нему с утроенной силой, видимо, отыгрываясь за те несколько дней крепкого сна рядом с Эзрой, так что по ночам Колину только и оставалось, что думать, а потом собираться в кучу и заставлять себя кое-как жить днем.
Ему постоянно казалось, что он не прав, что не должен был отступиться, надо было настоять на своем, не отпускать Эзру, привязать его к батарее и кормить пирожными, пока он не растолстеет настолько, что попросту не сможет уйти физически.
Останавливало только одно — отсутствие эмоций со стороны Эзры. Если бы у них был скандал, если бы тот кричал, швырялся вещами, обвинял Колина во всех смертных грехах, тогда можно было бы списать все на спонтанное решение, необдуманное и принятое в состоянии аффекта. Но Эзра думал почти месяц. Эзра говорил с ним спокойным уверенным тоном. Эзра прекрасно понимал, что делает, все логически обосновал, привел неоспоримые доводы. Снова сделать все по-своему означало проявить неуважение и добить даже те призрачные шансы, жалкие остатки которых еще маячили где-то на границе сознания.
С другой стороны был еще один аргумент: Колину было пиздец плохо, так плохо, что он готов был взять нож и выколоть себе глаз, просто чтобы отвлечься. Они с Эзрой были парой, а, значит, Эзре тоже было плохо. В принципе, это явственно следовало из его фотографий. Из Японии! Судя по всему, Эзра тоже искал на планете место подальше и поглубже, чтобы зарыться и зализывать раны. Неужели это того стоило?
Больше всего Колина огорчало, что он не мог остаться здесь навсегда: его ждали новые съемки, и уехать придется, как только отрастут крылья, необходимые для роли. Конечно, процесс самобичевания и морального разложения пошел бы гораздо бодрее, если бы Колин мог позволить себе нажираться, как свинья. Он бы тогда с бутылкой не расставался вообще. Но этого не стоил ни один Эзра в мире. Потому что в данном вопросе Колин сам себе не принадлежал.
Очередное утро началось так же, как и пять предыдущих: встать, коченея от холода сбегать в туалет, побриться, сварить кофе, забыть про него, рассматривая трещину в стене, выпить холодный кофе, морщась от противного привкуса. В этот раз добавилось еще и новое ощущение — лопатки чесались и ныли. Колин уже знал, что это означает, поэтому, недолго думая, закинулся обезболивающими таблетками и отправился гулять вдоль обрыва. Носком сбрасывая вниз камни с осыпающегося края, Колин размышлял о таком явлении, как Мортида Воля. Интересный феномен. Особенно подобное было распространено в давние времена среди моряков, взлетавших в небо в самый яростный шторм. Да и вообще, сколько людей бросилось на камни, просто зацепившись взглядом за манящую землю — так близко, так далеко, так заманчиво вскипает кровь от мысли, что ты можешь устремиться вниз, а потом, в последний момент, избежать смерти, взмыв в небо. Увы, не всем это удавалось. Колин бродил до темноты, пока зубы не начали стучать с таким звуком, словно дробили скалы. К тому же, действие таблетки слабело, и тело начало ломить от болезненных спазмов.
Колин как был, в одежде и ботинках, завалился на диван, закутался в плед и вцепился зубами в мундштук вейпа. Надо было бы переодеться, выпить горячего чаю, посмотреть, что там вообще на спине происходит, но Колину было откровенно плевать. Влажная одежда липла к телу, его бил мелкий озноб, но он продолжал лежать выпуская в потолок клубы пара с ароматом Пина-Колады. В конце концов он каким-то чудом задремал, а проснулся от того, что под ухом завибрировал телефон.
“Я тебе еще нужен?”, — сообщение от неизвестного номера, но Колин сразу понял, что это значит. “Надеюсь...”, — пришло следом.
Это было разрешение. Это была просьба. Это было именно то, чего Колин ждал, забившись в свой кокон. Он мгновенно стряхнул с себя оцепенение, подскочил и непослушными пальцами набил: “Нужен. Приезжай”.
Он сбросил грязную одежду на пол и, стараясь не приплясывать от счастья, подошел к раковине, чтобы умыться. Ледяная вода потекла на грудь, но Колину абсурдно стало не холодно, а жарко. Он повернулся спиной к зеркалу и застыл. Первое пробившееся перо своевольно торчало из спины — еще покрытое защитной пленкой и вымазанное в крови, но отчетливо черное.
Черное.
Черное, блять!
Черное, сука!
Колин застонал и треснулся головой об раковину, потом еще раз, и еще.
Когда-нибудь будет в его жизни что-то нормальное? Хотя с чего бы это? Мало было получить крылья в сорок с лишним лет, нет, давайте еще и наградим его самыми редкими черными крыльями! Будь он кем угодно, это было бы несказанным подарком и потрясающим везением. Черные крылья считались самыми красивыми и признаком уникальности.
Но он был актером! И это, пожалуй, была единственная профессия, когда черные крылья служили проклятием, а не благословением! Потому что как много персонажей с такими крыльями? Только какие-то убогие романтические герои и всякие Избранные. А обычные люди, про которых чаще всего и снимают хорошие фильмы, не могут похвастаться черными крыльями.
Колин вцепился пальцами в волосы, рухнул на колени на пол, заполз в щель между тумбой и стеной и принялся стонать, раскачиваясь из стороны в сторону. Это было такое дерьмо, что уже не было никаких сил бороться.
Так он просидел минут десять. Телефон пропищал еще парой сообщений и затих. Колин на последнем усилии дополз до дивана, и отпечатал: “Черные. Адрес спроси у Клодин”. Выключенная трубка полетела в сторону, Колин растянулся на полу на животе и закусил край коврика. У него были все необходимые препараты, чтобы пережить период прорастания крыльев безболезненно, но он не воспользовался ничем. Колин понимал, что ведет себя глупо, не как взрослый человек, а как подросток в период пубертата, когда ни мозгов, ни ответственности, но он страдал, и хотел, чтобы Вселенная прочувствовала это сполна. Потому что, ну за что?
Конечно, если так разобраться, то было за что, несомненно. Колин в своей жизни наворотил всякого, но это как-то вообще не утешало.
К моменту, как в окнах замаячил рассвет, крылья вылезли на пять сантиметров каждое. По крайне мере, теперь было видно, что они растут туда, куда нужно. Черные, аж до синевы, лоснящиеся, ярко отливающие на свету. Колин попил воды из крана, все-таки уколол себе лекарство и уселся на пороге с чашкой кофе. Горло першило, словно он полночи орал, но это, скорее, проявлялось таким образом долгое молчание.
Колин отпил в кои-то веки горячий кофе, привалился боком к косяку и улыбнулся. Как Эзра узнал, что нужно написать именно сейчас? Неужели связь работала и таким образом, даже на расстоянии? Почувствовал ведь, что Колину плохо — и тут же забыл все свои обиды. Это было невероятно, именно об этом писали в книгах.
Ранним утром на побережье почти всегда было ясно, тучи затягивали небо ближе к девяти. Колин смотрел в блеклое небо, и от нетерпеливого желания взлететь зазудело все тело. Он обернулся, пытаясь рассмотреть свои куцые юные крылышки, но они были еще слишком короткими, пока что не получалось пошевелить ими даже слегка.
Колин недовольно фыркнул, но настроение упорно ползло вверх. Он прищурился и опустился на локти, ловя обнаженным телом скудное солнце. Надо было бы включить телефон, небось там десяток пропущенных звонков от Клодин, от мамы, один от отца — не больше, потому что какой смысл звонить тому, кто не берет трубку. Наверняка там есть еще сообщения от Эзры — эта мысль все-таки заставила Колина подняться и найти смартфон. Все было точно так, как он предположил, разве что от Эзры было только короткое “Буду завтра”.
Колин нехотя отзвонился сестре, выслушав долгий монолог про то, какая он бессовестная неблагодарная свинья, что за него все переживают и в конце короткое — она все решит с крыльями, не переживай. Остальным он уже звонить не стал, попросив Клодин передать, что с ним все в порядке и даже лучше.
— Я знаю, — она усмехнулась, голос ее потеплел. — Миллер мне звонил. Я за тебя рада, хоть ты и говнюк.
Колин ощущал себя такой типичной Мэри-Джейн, которая ждет своего милого крылатого возлюбленного на краю скалы, вглядываясь вдаль: он весь день прослонялся возле дороги, вслушиваясь изо всех сил, надеясь различить в порывах ветра шум мотора. Эзра, очевидно, был уже не в Японии, но добраться в эту срань было тем еще квестом. Если бы Колин знал, что Эзра к нему примчится, он страдал бы в Дублине. К вечеру он совсем вымотался, устал, как собака, натер ноги и промерз до костей или даже глубже. Пришлось вернуться домой, растопить камин, надеть шерстяные носки и сделать безалкогольный грог — по сути чай с гвоздикой. Помимо всего прочего за окном ливануло так, что казалось, капли пробьют хлипкую крышу. Колин с тоской признал, что сегодня Эзра уже не приедет — дорогу наверняка размыло, никто его не повезет, пешком не дойти, темно, страшно, хоть снимай знаменитую сцену из Грозового перевала, где Кэти ползет по скалам, пытаясь взлететь, и зовет Хитклифа, а тот, ведомый неведомым чувством, выбегает ночью из дома к ней навстречу.
В области солнечного сплетения ворочалось нервное напряжение — что-то не давало покоя. Мысли почему-то упорно возвращались к истории любви двух психически больных людей, к тому, как они друг друга изводили. Классическая пара соулмейтов — если один обладает какими-то сбоями в психике, у второго проявятся такие же.
Будь Колин на месте Эзры, поперся бы он в такой ситуации в ночь в самые дальние ебеня просто потому что настолько хотел бы увидеть свою пару, что сил терпеть просто не оставалось?
Колин выругался, быстро натянул не до конца высохшие брюки и футболку, в которой пришлось самостоятельно сделать отверстия для крыльев — собираясь в поездку он был так подавлен, что не догадался обновить гардероб — и полез искать фонарь.
Происходящее снаружи могло послужить неплохой иллюстрацией к библейской истории про Всемирный потоп. Колин ругался уже не переставая — где-то он читал, что маты помогают сбросить эмоциональное напряжение. Короткие крылья еще не складывались, как надо; топорщась во все стороны, они тут же намокли и обвисли под собственной тяжестью.
Колин, постоянно поскальзываясь и утопая в грязи по щиколотку, кое-как выбрался на дорогу. Он старался держать фонарь повыше, чтобы его было видно издалека.
Он искренне надеялся, что просто сам сошел с ума, и Эзра конечно же умнее и рассудительнее, он не попрется к нему в такую погоду, но в глубине души эгоистично желал, чтобы Эзра плюнул на все, чтобы его желание увидеться было таким сильным, что никакие доводы разума не смогли бы его остановить.
Ветер швырял в лицо воду, дул со всех сторон, не давая толком сориентироваться. В какой-то момент Колин понял, что потерял дорогу и тащится по полю. Он завертелся на месте, пытаясь понять, куда его занесло. Слава Богу, он оставил свет дома включенным — вон он, совсем недалеко. А вот и дорога. Если пройтись еще немного, она поднимется на холм, а потом устремится вниз, и тогда дома видно не будет. Колин остановился в замешательстве на вершине, решая, делать дурость или нет. Если Эзра где-то там, он может просто идти по дороге, светящиеся окна тоже заметит, когда дойдет. А если он сбился, то шансы найти его были мизерные. Колин всмотрелся в густую от темноты даль. Ему показалось, что он различил какое-то движение, может быть, даже фигуру человека. Он изо всех сил напряг глаза и слух — вдруг его позовут. Слышно было, как бешено бьются о скалы внизу океанские волны, как завывает в камнях заблудившийся ветер, еще Колин слышал собственный пульс, гудевший в ушах — и больше ничего. И все-таки, кажется, там кто-то был.
Колин поспешил вниз. Лучше он пройдет несколько лишних метров и вернется, чем всю ночь будет думать, не оставил ли он Эзру одного посреди этой безумной вакханалии.
Фонарь выхватил из темноты яркий блеск защитного плаща, и Колин расхохотался, сбрасывая напряжение. Он думал, что он в мире один такой бешеный псих, а теперь, оказывается, их как минимум двое. Эзра добрался до него, буквально падая в объятия, и громко шмыгнул на ухо:
— Напомни мне перестать принимать идиотские решения.
— И ты мне тоже, — Колин ухватил его за руку и потащил за собой. — Как ты вообще додумался в такую погоду идти пешком?
— Меня отказались везти, — ветер сносил слова, и Эзре пришлось кричать.
— Не приходило в голову, почему? — Колин буквально работал, как тягач. Эзра еле переставлял ноги, особенно трудно стало идти в горку.
Ситуация кардинально поменялась, как только они переступили порог домика. Колин резко сдулся, растеряв последние силы, зато Эзра шустро забегал, моментально нашел и чайник, и чашки, усадил Колина на диван, аккуратно стянув с него одежду. На секунду он завис, рассматривая крылышки, потом смешливо фыркнул:
— Ты похож на воробья, — он взъерошил волосы у Колина на голове. — Как ты догадался выйти мне навстречу? — он сунул Колину в руку чашку с чаем, скинул свои шмотки на пол и, оставшись в одних трусах, нырнул под плед, прижавшись холодным влажным боком.
— Так же, как ты догадался написать мне именно в тот день, когда у меня начали расти крылья, — Колин прикрыл глаза, прижал Эзру к себе одной рукой и вдохнул запах его волос.
— Правда что ли? — Эзра даже недоверчиво приподнялся на локте.
Колин приоткрыл один глаз — его неумолимо клонило в сон. Эзра разглядывал его прямо с каким-то нездоровым интересом, потом погладил по брови:
— Я тебя так хочу, что слышу, как звенят яйца. И вообще, все это время мне без тебя было плохо. Я хотел написать тебе, позвонить, но так злился…
— Признайся честно, нашел порнушку со мной? — Колин отдал чашку Эзре, жестом попросив поставить ее на пол, и повернулся на бок, устраиваясь поудобнее.
— Я нашел ее еще в девятнадцать лет, — фыркнул Эзра. — Очень ее люблю, кстати, такая нежная…
Колин открыл второй глаз и внимательно изучил лицо Эзры, пытаясь понять, шутит он или серьезно. Тот расценил это по-своему и подвинулся ближе, прижимаясь губами к губам.
— А сейчас ты на меня злишься? — Колин отстранился и погладил Эзру по щеке. Ему важно было знать ответ на этот вопрос.
— Сейчас я думаю, что я дебил и чуть все не испортил из-за фигни, — пальцы Эзры нашарили на спине Колина крылышки и мягко прошлись по ним. Колин дернулся — все и болело и ныло, дополнительное движение отзывалось неприятной дрожью. — Прости, — Эзра убрал руки. — Просто очень хочу, чтобы они уже выросли, потрогать их…
— Как ты вообще? — тихо спросил Колин.
— Ты про крылья? Ну, спина почти зажила. А если ты про свои, то я за тебя рад, и мне немного грустно, но исключительно потому что мы не сможем летать вместе.
Колин прижал его к себе, стиснув до хруста костей:
— Сможем. Я нашел клинику, где ставят новый тип протезов. Они подключаются к нейронной сети организма и почти как настоящие… — язык у него начал чуть заплетаться. Он откровенно зевнул, на секундочку закрыл глаза, чтобы прийти в себя, и намертво отрубился.
За ночь крылья выросли еще на пять сантиметров и, к счастью, наверное, прекращать не собирались, поэтому утро для Колина началось с таблетки обезболивающего и стакана апельсинового сока, заботливо поданных Эзрой.
Колин смотрел на него во все глаза, не в силах поверить, что он и правда приехал, пришел ночью во время бури, что он не сон, не плод воспаленного воображения, живой, настоящий, теплый и ласковый, ластящийся и мурчащий в объятиях, плавно перешедших в приятную взаимную мастурбацию.
— Помнишь фильм "Девять с половиной недель"? — Эзра щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, и затянулся.
— Ммм, — Колин согласно выдохнул в потолок пар.
— Когда у тебя вырастут крылья, хочу, чтобы ты меня так же трахнул.
Колин поперхнулся. Нет, конечно, сцена была шикарная: Микки Рурк — обладатель шикарных бежевых крыльев чуть ли не три метра размахом — держит на руках Ким Бейсингер, ее крылья связаны за спиной — не взмахнешь, и они занимаются любовью в воздухе прямо над скалами, но, черт, надо же понимать разницу между кино и жизнью. Колин вообще-то даже не был уверен, что сможет взлететь толком. Не говоря уже обо всем остальном. Эзра уловил его смятение, схватил за руку и крепко переплел пальцы, вымазанные в подсыхающей сперме:
— У тебя все получится. Ты справишься.
— Мне нужна новая одежда, — ловко соскочил с темы Колин. — Пошли в душ и съездим в город.
Все вопросы, связанные с крыльями, он намеревался решать тогда, когда они уже будут в наличии. До этого он даже не представлял, что и как будет.
Колин остановился напротив зеркала и прищурился. Он напрягся, стараясь шевельнуть крыльями, и у него вышло. Эзра, наблюдавший за ним, просиял, как медный пятак. Колин осторожно шевельнул еще раз, еще, и захлопал ими. Правда, тут же перестал — разодранная кожа реагировала не очень позитивно, а по спине потекла тонкая струйка крови. Эзра спрятал улыбку в кулак, подхватил салфетку и принялся вытирать кровь, но Колин отмахнулся от него, все равно в душ собирался.
— Мне кажется, меня стоит понизить с воробья до цыпленка, — Колин залез под ледяные струи и почти зарыдал от холода.
Эзра, глубоко вдохнул, выдохнул и, задержав дыхание, нырнул к нему. Вдвоем почему-то пережить это было проще.
***
С приездом Эзры все изменилось. Домик, пейзаж, океан, скалы, трава и небо перестали казаться Колину унылыми, как и жизнь в целом. Дни уже не тянулись липким вонючим клеем, как раньше, а понеслись с бешеной скоростью, наполненные совместными прогулками, разговорами, дуракавалянием, сексом и просто уютной тишиной.
Крылья росли медленнее, чем хотелось бы. Клодин постоянно звонила и требовала присылать фото, подтверждающие, что Колин не просто так устроил себе романтический отпуск — ее поджимали продюсеры с контрактом. Проблема с черными крыльями решилась элементарно, Колин просто подписал доп соглашение на перекрашивание. Конечно, это была дополнительная возня, но если бы он включил мозг и подумал как следует, он бы так не расстраивался.
Тем не менее, медленно, но крылья росли. Эзра смотрел на них с неизменным восхищением, да и сам Колин не мог отрицать, что смотрелись они дико красиво, особенно когда он выходил к обрыву и расправлял их во всю ширь, позволяя ветру перебирать крупные, переливающиеся масляным блеском перья.
На второй неделе рост замедлился, и Колин решил попытаться взлететь.
Проблема была в том, что он не знал, как это сделать. Он двигал крыльями вроде как правильно, но нужного результата не получил — только пыль поднял. Эзра расчихался аж до слез. Хотя Колин подозревал, что ему просто смешно за всем наблюдать.
— Ничего, вот прикрутим тебе крылья, посмотрим, как у тебя получится, — буркнул он и пошел в дом за табуреткой.
Эзра уселся на крыльце, с интересом проследив его путь, и поинтересовался:
— Думаешь, тебе это сильно поможет?
— А что мне поможет? — Колин поставил табуретку, покрепче вдавив ее в землю, залез наверх и снова замахал крыльями.
Эзра подпер щеку кулаком и закурил. Колин попробовал еще раз с нулевым результатом, пару раз спрыгнул на землю, но в итоге слез с табуретки и от души пнул ее.
— У тебя так ничего не получится, — лениво заметил Эзра. — Ты на самом деле не хочешь взлететь. А почему не хочешь?
Колин виновато покосился в его сторону. Последние дни он весь извелся, думая, насколько же нечестно, что сам он будет летать, а Эзра — нет. Конечно, он сильно надеялся, что современные технологии смогут восполнить то, чего Эзра сам себя и лишил, но внутри все равно жило беспокойство: новая разработка, проверена не очень хорошо, может не прижиться, не сработать, что угодно. И Колин будет летать, а Эзра нет. На ум постоянно приходили их разговоры в самом начале. Он мог поклясться, что Эзра только делал вид, что ему все равно, на самом деле, он страдал. И Колин действительно не хотел взлетать. Это казалось нечестным, чем-то нехорошим, неправильным и жестоким.
Он поднял табуретку, отряхнул ее и уселся сверху. Эзра лениво докурил, закопал бычок и поднялся, потягиваясь:
— Пойдем, прогуляемся.
Колин нервно покосился в сторону обрыва, но поднялся, послушно двинувшись за Эзрой.
— Если ты решил спихнуть вниз меня или прыгнуть сам, то я хочу тебя предупредить, что это отчаянно плохая идея, — Колин выглянул за край и передернулся, представив, как падает с этой одуренной высоты на скалы.
Эзра фыркнул и снова закурил. Очевидно, он сильно нервничал, но пытался это скрыть, так что Колин решил не акцентировать на этом внимание.
— Ты меня совсем за отморозка принимаешь? — в голосе Эзры не было обиды, только любопытство. — Такие штуки можно проделывать только в одном случае, когда ты — бессмертный. Вообще, я, конечно, собираюсь жить вечно, и пока мне это вполне удается, так что лишний раз рисковать не хочется, — Колин усмехнулся. — Нет, я хочу, чтобы ты посмотрел перед собой, — он обвел горизонт рукой. — Видишь этот огромный простор?
Колин видел, конечно же, видел. Видел и бесконечное, затянутое серыми облаками небо, видел огромный океан, отражавший небо. Видел, как пляшут волны, разбиваясь о каменистый берег, оставляя на камнях жирные зеленые водоросли, ил и ракушки.
От вида бескрайнего неба у него аж под лопатками зачесалось, так захотелось взлететь. Крылья сами собой дернули его вверх, но импульса не хватило, так что он лишь на пару сантиметров приподнялся над землей, а потом снова стукнулся об нее ботинками. Он вопросительно посмотрел на Эзру. Тот меланхолично смотрел перед собой, выпуская тонкие струйки дыма, которые ветер тут же сносил в сторону.
— В общем, расклад такой. Если ты полетишь, то сделаешь счастливыми и себя, и меня. А если нет, то несчастными нас обоих. Мне кажется, все очевидно, — Колин переступил с ноги на ногу. Эзра, конечно, был прав, но… — Дай мне возможность любоваться тобой и гордиться тобой. И, в конце концов, если не ты, кто еще возьмет меня с собой в небо? — Эзра щелчком выбросил окурок вниз.
Колин несмело расправил крылья. В них тут же ударил ветер, гораздо сильнее, чем возле дома. Колин невольно отступил назад, а потом дернулся вперед, преодолевая сопротивление. Он мог поклясться, что ощущает каждое перо, каждую точку соприкосновения остова с кожей. Это был чистый восторг. Поддавшись инстинктам, он чуть сгорбился, прижал крылья к бокам, а потом, резко расправив их, оторвался от земли. Его мотнуло в сторону, голова закружилась от непривычного ощущения отсутствия опоры. Колин отчаянно взмахнул еще раз, поднимаясь выше, обернулся на Эзру в поисках поддержки, и утонул в его глазах, до краев наполненных чистым восторгом. Это придало сил. Колин собрался с силами и снова поднял и опустил крылья, разрезая упругий воздух. Эзра от радости захлопал в ладоши и принялся орать и скакать на месте. Колин отвлекся на него и потерял концентрацию.
— А это сложно! — крикнул он, теряясь в новых ощущениях. — Я как-то не думал, что летать нужно учиться, — он неловко рухнул на землю, ударившись коленом о каменистую почву.
Эзра тут же подскочил, протягивая руку, но Колин, вместо того, чтобы встать, обхватил его за талию, уткнувшись носом в живот, и закрыл глаза. Ради этого мгновения, пожалуй, стоило пережить… все.
***
Эзра обнаружился в дальней комнате. Забившись в угол, он замотался в одеяло так, что видна была только рука, периодически выползавшая наружу, подхватывающая чашку, втягивающая ее внутрь, а потом возвращавшая на место. Колин остановился в светлом пятне дверного проема и покачал головой:
— Ты не можешь сидеть там вечно.
Он снял пальто и повесил его на сгиб руки, кинув сверху шарф. Из кокона показалась голова Эзры. Он, прищурившись, попытался разглядеть Колина, но из темноты на свет видно было не очень, поэтому он только фыркнул и залез обратно.
Колин швырнул одежду на диван, подошел ближе, громко стуча каблуками, и сел на корточки перед Эзрой:
— Играешь в шерстяной буррито? — он осторожно отодвинул край одеяла и сунулся внутрь в поисках места, куда можно было бы Эзру поцеловать. — Я прилетел, как только смог.
— Ты вообще не должен был прилетать, у тебя съемки, — Эзра зашевелился активнее и все-таки слегка раскрутился, приглашая Колина к себе в одеяло. Тот только вздохнул и, кряхтя, уселся на пол, чтобы тут же утонуть в душных объятиях.
Эзра положил голову ему на плечо и уткнулся в шею мокрым носом. Пахло от него, как от мусорки в жаркий день. Колин погладил его по спутанным волосам и прижался губами к виску.
— Ты не можешь сидеть здесь вечно, — он поерзал, пытаясь как-то поудобнее пристроиться, чтобы не заламывать края крыльев.
— Я могу и я буду, — Эзра упрямо мотнул головой, больно вцепившись Колину в предплечье.
— Хочешь сникерс? — тот слегка приподнялся, доставая из кармана шоколадку.
Эзра жадно разорвал упаковку, откусил сразу полбаточника и захрустел орешками Колину в ухо.
— Они все еще там? — Эзра доел и вытер нос рукавом.
— Да, они там, ты здесь, но я хочу тебя отсюда забрать. А для этого нам надо выйти из дома.
— Нет, — Эзра замотал головой. — Нет, ни за что.
— У меня есть план, — Колин ласково погладил его по щеке. — Ты же мне веришь? Веришь, что я тебя люблю? — Эзра кивнул, неотрывно глядя ему в глаза. — Я не дам тебя в обиду, — еще кивок, — я сделаю все, как надо. Поверь мне, мы с Клодин все продумали. Я не дам тебя в обиду, — Колин на секунду прикрыл глаза, сам с трудом переваривая то, что говорил.
Конечно, ему очень хотелось верить, что он и правда выполнит все, что пообещал, но внутри глодала мысль, что все не так просто. Будь он на месте Эзры, наверное, не в одеяло бы замотался, а в бетон. Хотя, разве не было в его жизни ничего подобного? Ну не такого глобального, но это как посмотреть. Например, ситуация со слитым в сеть порно? Или провал Александра? Как его тогда прополоскали, мол, бескрылый актер играет великого полководца, создавшего легендарную Крылатую армию, покорившую полмира. Конечно, в этом фильме самым страшным было не отсутствие у Колина крыльев, а отсутствие нормальной актерской игры и затянутый таймлайн, но все же. В общем, он вполне мог себе представить состояние Эзры. Правда, у самого Колина тогда из поддержки были только алкоголь и наркотики. Ну, не считая, конечно, семьи, друзей и половины планеты преданных фанатов, но, ради бога, это же все такие мелочи! Если у тебя нет пары, ты одинок. Если никто не обнимает тебя ночью и не кусает за задницу утром — ты одинок. Если семейный шевроле ты покупаешь, чтобы возить маму на собрание библиотечного клуба — ты одинок. Если ты ощущаешь себя одиноким — ты одинок. Никак иначе. Тогда Колин ощущал себя запертым в вакууме. Ему некому было пожаловаться, хотя он беспрерывно ныл всем вокруг, какой он несчастный; никто не хотел его слушать, хотя Клодин, Кэтрин, Имон, мама и папа часами утешали его по телефону; его ненавидел весь мир, хотя каждую ночь в постели оказывался кто-то новый, и не за деньги, а просто потому что он был Колином Фарреллом. В общем, уровень объективной оценки реальности в таком состоянии Колин вполне был способен понять и охарактеризовать как нулевой, если не ушедший в глубокий минус. Эзра хотя бы пил чай — потому что, когда на третий день Колину позвонила рыдающая Кэтрин и сказала, что он допился до отравления, Колин велел ей вынести весь алкоголь из дома, рассудив, что на вылазку за бухлом Эзра не решится, и оказался прав.
Он неторопливо размотал Эзру из одеяла, невольно поморщившись от резкого запаха давно не мытого тела. Противно ему не было, но физиологические реакции никто не отменял.
Эзра недовольно застонал и попытался отобрать одеяло обратно, но Колин решительно отшвырнул его в сторону.
— Они все еще там, — Эзра тоскливо обнял себя за колени. — Они не уйдут, пока не разорвут меня на куски.
— Хуй, — лаконично отозвался Колин и потянул его за плечо вверх.
Чтобы не пугать Эзру и его сестру, Колин изо всех сил старался не показать, в какое бешенство его приводит вся ситуация. Будь его воля, он приехал бы с автоматом и перестрелял всех журналистов под домом у Эзры, устроив массовую резню. К сожалению, законы США были еще не настолько прогрессивными, так что Колину приходилось радоваться тому, что он смог воспользоваться эффектом неожиданности и перелететь через толпу, слишком плотную, чтобы кто-то успел среагировать вовремя, и подняться в воздух ему наперерез.
Хорошо хоть в окна еще не лезли: по крайней мере это было запрещено. Зато никто не мешал им бродить вокруг, устроив целый палаточный городок в скверике напротив эзриного дома.
Колин окинул Эзру долгим задумчивым взглядом — тот уже поднялся на ноги, но стоял посреди комнаты с абсолютно потерянным видом, опустив руки по швам, как нелепая ростовая кукла. Видеть его таким было больно.
— Тебе надо в душ, — Колин подошел ближе и отвел со лба Эзры прилипший локон, погладил костяшками по скуле и мягко поцеловал в губы, едва обозначив прикосновение. — У нас мало времени, так что давай, переходи во Флеш-режим, — он улыбнулся, но Эзра даже не шевельнулся. Продолжал стоять и тупо смотреть на Колина в упор. Он вздохнул, за спиной недовольно дернулись крылья.
— Я его отведу, — Кейтлин вошла в комнату, взяла Эзру за руку, и он пошел за ней послушно, как козлик на веревочке.
Колин проводил их взглядом, вышел в коридор и выглянул в окно. Снаружи ничего не изменилось: по тротуару бродили увешанные камерами фотокоры, журналисты с диктофонами оккупировали газон, кто-то привез всем кофе оптом, и теперь вдоль бордюра стоял ряд одинаковых стаканчиков. Колин достал телефон, быстро глянув на время, сфотографировал пейзаж и отправил сестре. “Пиздец”, — пришло в ответ.
“Выбирайтесь, все готово, я жду”.
На самом деле все, включая Колина, считали, что не поведи себя Эзра, как от и до виноватый человек, такого ажиотажа не возникло бы. Акулы же приплывают на кровь. Но Эзра вцепился в ситуацию мертвой хваткой, практически с радостью обнаружив повод для самобичевания, который искал много месяцев. Все-таки самой большой проблемой было то, что он сам себя простить не мог, а остальное лишь налипло, как снежный ком. Конечно, Колин уже организовал иск в адрес мудака, который все это начал, но толку-то, если лавина уже сошла и понеслась вниз.
Колин старался не злиться на Эзру, потому что в данном случае он был пострадавшей стороной, но в голове нет-нет да и проскакивала мысль, что всего-то и надо было, что сделать непроницаемое лицо и на все вопросы отвечать “нет”. Если бы он не замялся, не начал мямлить и прятать глаза, никому бы и в голову не пришло содрать с него рубашку, явив миру два кривых шрама на том месте, где должны были быть крылья.
Колин отвесил себе мысленную оплеуху: Эзра ни в чем не виноват! Колин прекрасно знал, с чего все началось, вообще, он не должен был упускать из вида ту ситуацию с шантажистом. Если уж кто и виноват, то в первую очередь — сам мистер Фаррелл, у которого опыта разруливания подобных ситуаций было явно больше. Но он настолько потерялся в собственном счастье, что напрочь обо всем забыл.
Ну и ладно, сейчас не время думать, что было бы, если бы. Сейчас надо забрать Эзру отсюда, надо привести его в чувство, надо разобраться со всем, чтобы это больше не висело над ними.
Эзра вышел из душа, мокрый, пахнущий свежестью геля для душа, в чистой одежде — гораздо больше похожий на брошенного щенка, чем на соулмейта Колина. Хотя без разницы, Колин любил бы его и щенком, и лошадкой, и попугайчиком.
— Делаем все, как обсуждали раньше, — Колин кивнул Кейтлин, подхватил Эзру под руку и повел вниз по лестнице.
Та спустилась следом и замерла перед дверью, осторожно отодвинула шторку и выглянула на улицу. Ко входу подъехала машина. Толпа заинтересованно зашевелилась.
— Ты уверен? — она беспокойно обернулась.
— Уверен, — Колин легонько ущипнул Эзру за щеку. — Проснись. Нам надо очень быстро дойти до машины.
— Я туда не выйду, — Эзра разом вышел из своего полуобморочного состояния, сделал большие глаза и замотал головой. — Ни за что.
— Я с тобой, — Колин прижал его к себе и развернул крылья, закрыв ими Эзру почти целиком.
Тот от неожиданности забыл, как спорить. Колин крепко поцеловал его в губы и развернул лицом к двери, шепнув на ухо:
— Идем быстро, по сторонам не смотрим, все будет хорошо. Верь мне. Ты веришь мне?
— Да, — сипло отозвался Эзра. — Я тебе верю.
Наверное, так ощущали себя грешники, которых в средние века прогоняли сквозь толпу: все вокруг орали, напирали, Колин вовсю работал локтями, пробивая им дорогу. От крыльца до машины было всего три метра, но, казалось, что каждый шаг лишь отдалял их от цели.
— Это правда, что вы с мистером Миллером — истинная пара? — заорали Колину в ухо.
— Долой винг-радикальных обрезанцев, — а это подтянулись радикалы с другой стороны, требовавшие ввести запрет на обрезание крыльев. Прекрасно.
— Как мистер Миллер прокомментирует обрезанные крылья?
— Позор!
— Мистер Миллер, правда ли, что вы поддерживаете винг-радикалов?
— Мы требуем защитить наших детей от влияния обрезанных! Запретить Тварей к показу!
— Мистер Фаррелл, что вы думаете о решении вашего партнера? Вы принимали его совместно?
Колин даже не смотрел в их сторону. Все его внимание было сосредоточено на спасительной дверце машины. Эзра тяжело дышал — его грудная клетка так и ходила под руками Колина. Если бы не крылья, которые служили надежной защитой, его бы действительно разодрали на части.
— Гори в Аду, — Колину в плечо прилетело нечто ощутимо крупное. Он поморщился и сделал последний рывок. Водитель распахнул дверь. Колин расправил крылья, загораживая собой обзор и толкнул Эзру в салон.
Тот упал на сидение и моментально скрутился в скукоженный комочек отчаяния. Колин сел рядом, захлопнул дверь и потянул его к себе, раскручивая обратно:
— Не смей воспринимать их всерьез.
— Куда мы едем? — вяло поинтересовался Эзра, освобождаясь и сдвигаясь к окну. Он обхватил себя руками за плечи и стал выглядеть совсем одиноким.
Колин хотел бы забрать себе часть его боли, но в такие моменты ты все равно всегда один, даже если вокруг все стараются тебя поддержать. Внутри ты все равно наедине со своими мыслями.
— В аэропорт, — Колин отстучал сестре отчет.
— Зачем это? — Эзра нервно заерзал.
— Ты летишь на премьеру в Лондон, — Колин отложил телефон и невозмутимо сложил руки на животе.
Эзра уставился на него с ужасом и недоверием:
— Ты с ума сошел? Ты видел, что происходило сейчас? Ни за что, нет!
Колин молча достал из кармана самокрутку и протянул Эзре:
— Покури. Тебе нужно, — он протянул зажигалку следом.
Эзра забрал папиросу и принюхался:
— Это же... — он удивленно приподнял бровь.
Колин невозмутимо достал вейп, проверил количество жидкости и затянулся:
— Да. Давай, пока не доехали. Расслабься, успокойся, приди в себя.
— С чего ты вообще взял, что меня ждут на премьере? — Эзра все же прикурил и, прикрыв глаза, сделал затяжку.
Колин внимательно наблюдал за ним, отмечая, как разглаживаются морщины на переносице.
— Мы все обсудили с продюсерами, с Дэвидом, с Роулинг, со всем кастом, тебя готовы поддержать. Твоя задача — просто сделать вид, что все в порядке. Интервью будут брать только те, кто подписал соглашение с четким списком разрешенных вопросов. Штрафы за нарушение такие, что вряд ли кто-то решится издать хотя бы один несанкционированный звук.
Машина наполнилась ароматом марихуаны, смешавшись с запахом пина-колады, откровенно отдававшим синтетическим ананасом. Эзра откинул голову на подголовник и просто курил, судя по виду, не думая ни о чем.
А вот Колин думал. Он думал, как здорово иметь кучу денег, позволяющих нанять отдельный чартерный самолет, как здорово, когда у тебя есть сестра, способная решить любую проблему, как здорово, что у него есть необходимое влияние и возможность защитить любимого человека. И как здорово, что у него вообще есть этот любимый человек.
Машина остановилась рядом с самолетом. Колин вышел, вытащив вялого Эзру следом за собой. Взгляд у того поплыл, а на щеках заиграл легкий румянец.
— Слушай меня, — вейп он так и не выпустил из рук, продолжая нервно затягиваться. — Ты поедешь на премьеру и будешь там шикарным, спокойным, уверенным в себе человеком, который имеет право делать со своим телом то, что считает нужным, которого поддерживают его партнер, друзья и семья. Этим ты очень упростишь мне задачу.
— То есть, я поеду? — встрепенулся Эзра. — А ты где будешь? Ты что, не полетишь со мной?
— Я буду в другом месте, — Колин наконец усилием воли смог заставить себя убрать вейп в карман. — И именно поэтому важно, чтобы ты взял себя в руки.
Эзра потер глаз, шею и кивнул:
— Я все сделаю.
— Вот это другое дело, — улыбнулся Колин и, поймав его за подбородок, поцеловал на прощание.
Сидя на пресс-конференции, он то и дело поглядывал в смартфон, где шла прямая трансляция с премьеры. Эзра был потрясающе красивым — в серебристо-черном, с подводкой вокруг глаз, призванной скрыть припухлость, серьезный и собранный. Великолепный. Колин гордился им неимоверно, и это слегка скрашивало то, что сейчас он сам будет вынужден отвечать на самые неудобные в своей жизни вопросы.
Сестра пихнула его в бок, и он поднял голову, обведя взглядом зал, забитый людьми.
Кэтрин поднялась, зачитывая официальное сообщение, Колин шмыгнул, следя за речью и готовясь отбиваться от въедливых журналистов.
— Мистер Фаррелл, почему вы выступаете вместо мистера Миллера? Вам не кажется, что ему следовало бы заняться этим самостоятельно? — а вот и оно.
— Насколько я знаю, по законам штата Калифорния, я имею право выступать от имени своего партнера даже в суде.
— Мистер Фаррелл, как вы объясните присутствие в своем окружении уже двоих близких людей, отказавшихся от возможности носить крылья? Ваш брат, теперь ваш соулмейт, вы собираетесь также обрезать крылья?
— Мой партнер стал жертвой обманщиков и является жертвой недобросовестных врачей. Мой брат сделал свой выбор давно и это было актом протеста против угнетения ирландцев. Я не собираюсь обрезать крылья, но я сделаю все возможное, чтобы в дальнейшем как можно меньше людей пострадали от подобных ситуаций. Именно поэтому я принял решение открыть Фонд Поддержки Людей с Ограниченной Крылатостью…
— Мистер Фаррелл…
Эпилог
Эзра потянулся всем телом и выпрямил ноги, заняв половину коридора. Колин отвлекся от чтения сценария и вопросительно приподнял бровь.
— Я уже устал ждать, — пояснил Эзра. — Скоро там эти анализы принесут?
— Можешь выйти во двор покурить, — Колин перевернул страницу и сделал пометку карандашом на полях.
— Так и сделаю. И позвоню Генри, у него пару часов назад должна была быть контрольная по математике, — Эзра встал, разминая плечи.
Колин недовольно поджал губы и поправил очки на переносице:
— Почему ты об этом знаешь, а я нет? У меня такое ощущение, что ты общаешься с моим сыном чаще, чем я сам.
— Так и есть, — ухмыльнулся Эзра. — Просто мы с ним настоящие бро, а ты занудный папа. Кстати, я говорил с Алицией, она не против, чтобы Генри поехал с нами на Арубу.
Колин потрясенно развел руками:
— Да когда ты вообще успеваешь? И зачем брать ребенка на Арубу, там одни проститутки, — буркнул он, задетый, что все решилось без него.
— Потому что ты опять ляжешь на шезлонг и откажешься строить со мной замки из песка и играть в морской бой! — Эзра достал телефон. — Я ушел. Жду тебя внизу.
Колин потер переносицу и вернулся к просмотру сценария. Предложение было отличное: и сюжет, и режиссер классный, еще и крылья перекрашивать не придется. Мимо прошла медсестра с папкой, Колин поднял голову и уставился на дверь, ожидая приглашения.
— Чего ждем? — поинтересовался Мохани, выглянув наружу. — Заходи, — Колин поднялся, подхватив сумку, запихнул туда листы и вошел в кабинет. — В общем, все у Миллера отлично, я подаю его на участие в экспериментальной программе, думаю, его одобрят, — доктор перелистнул страницы. — У тебя тоже все хорошо, поздравляю. И в целом, поздравляю. Редко встретишь такие отношения среди не соулмейтов.
Колин сморгнул. Дыхание перехватило, во рту пересохло, язык прилип к небу, но он все же разлепил губы и переспросил:
— Что?
— Ты что, не знал? — Мохани протянул ему лист.
— Это что? — Колин дрожащей рукой взял документ, но даже не посмотрел на него, не отрывая глаз от врача.
— Это анализ на совместимость. Колин, ты соглашение читал, когда подписывал? Там был пункт “Проходили ли вы тестирование на совместимость”. Ты отметил, что нет, а дальше было указано, что если нет, то клиника делает его бесплатно в рамках программы лояльности к нашим клиентам.
Колин кашлянул, помотал головой, посмотрел на лист и снова на Мохани:
— Я ничего не понял. Что значит, мы не соулмейты?
Мохани терпеливо выдохнул и отобрал у Колина листок:
— Вот смотри. Индекс парности у тебя девятка, а у Миллера — единица. Вы даже не рядом. Ты по спецификации защитник, а он — родитель. У него в паре вообще девушка должна быть.
Колин снял очки, вспотевшей ладонью зачесал волосы назад, надел очки обратно, выдернул у Мохани из рук листок и внимательно уставился на цифры.
— Ошибки бывают? — хрипло уточнил он.
— Если тест первый, то где-то полтора процента погрешности. Так что можете пересдать.
Колин промычал что-то невнятное, сжал листок в руке и вышел за дверь.
На негнущихся ногах он добрался до места для курения на балконе.
Этого просто не могло быть. Не могло. Надо пересдать тест, надо выяснить, они просто не могут не быть парой! Они столько прошли вместе! После всего этого они должны были вообще служить эталоном пары! А как же то, что они идеально чувствовали друг друга? Эта связь между ними, это ощущение единства, родства душ. Да как так вообще, как так могло получиться?!
Колин вдруг заметил, что его руки, словно сами по себе, рвут бланк на крошечные кусочки. Он встряхнулся, сбросив остатки в пепельницу, и достал вейп.
Внизу по двору ходил Эзра. Одна рука прижата к уху, второй он активно жестикулировал. Наверное, рассказывал Генри очередную сумасшедшую историю.
Колин облокотился на парапет и выдохнул дым.
Да какая, к черту, разница? Он сам выбирает свою судьбу. Мало ли что там написано в этой гребанной бумажке. Он знает, что Эзра — его идеальный партнер. Плевать. Никто не будет решать за него, кого ему любить, о ком заботиться, и кто его истинная пара! Ни гребанная природа, ни врачи, ни другие люди, ни книги, ни кино, никто, кроме него самого!
Колин расправил крылья и плавно спустился вниз. Эзра развернулся к нему и расплылся в довольной улыбке, прикрыв микрофон рукой:
— Твой сын просто гений. Высший балл, лучше всех в классе!
Колин сложил крылья и обнял Эзру рукой за плечи, уткнувшись носом ему в волосы, вдыхая знакомый запах сигарет и шампуня. Тот торопливо попрощался с Генри, спрятал телефон в карман и дернул Колина за отросшую челку:
— Ну что? Меня берут?
— Стэн говорит, что у тебя есть все шансы, — они двинулись в сторону машины. — Слушай, я тут подумал… Ты так хорошо нашел общий язык с моими детьми, может, ты хочешь своего ребенка?
В глазах у Эзры вспыхнул восторженный огонек, он сделал глубокий вдох, готовясь ответить, но он не успел сформулировать мысль — на голову ему посыпалось что-то мелкое и белое.
— Блин, что за хрень? — он снял с волос кусочек бумажки с буквами.
Колин обернулся в сторону балкона. Ветер, подхватив обрывки бланка, разносил их по всему двору, щедро посыпая прохожих, будто кто-то встряхнул рождественский шарик, и внезапно пошел снег.
Колин проследил взглядом за очередном обрывком, и вдруг утонул в ощущении окончательно принятого решения, за которым пришло глубокое мягкое спокойствие. Довольно улыбнувшись, он забрал у Эзры из пальцев бумажку и щелчком отбросил ее прочь: он все порвал на мелкие кусочки.
Очень, очень мелкие.