Память

Джен
PG-13
Завершён
6
автор
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
6 Нравится Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

...

Сай не любил вспоминать о том времени, когда болезнь забрала у него Торадзиро. В тот год от нее, — эпидемии, набросившейся сворой оголодавших, озлобленных псов, — погибло так много людей… Плач тех, кого оставили, не утихал, преследуя любого, кто был готов услышать. Сай не хотел, ведь его постигло собственное горе, но никто во всем мире не был способен уловить хотя бы отголоски его печали. Четыре года назад Япония уже страдала от эпидемии, — но эта стала самой ужасающей, навсегда отпечатавшись в памяти Фудзивары Сая. Торадзиро заразился, помогая тем, кто был не в состоянии самостоятельно позаботиться о себе. У него всегда было слишком большое сердце. И оставляя этот мир, страдая от боли, Торадзиро просил у него, Сая, прощения, — а он не нашел нужных слов, которые мог бы сказать в ответ. Даже десятилетия спустя не смог их найти. Сай верил, что ничто во всем мире не способно заставить его забыть о своей потере. Он думал, что это так и что даже время — лишь пустое слово для его памяти. Но все обернулось ошибкой. Много позже, — раскаиваясь, прося прощения у друга, память о котором предал, — Сай оказался не в силах заставить себя испытать стыд за те годы, когда позабыл Торадзиро. Он не жалел о том времени, которое напомнило ему, что значит быть счастливым. Время его одиночества истекло, когда перед ним открылось полное сострадания сердце Фурукавы Харуми. Первое воспоминание о ней было связано с прикосновением: осторожным касанием крохотной детской ладони, с искренним трепетом опустившейся на старый, неприметный с виду гобан. Сай помнит, какими были слова, разбившие тишину, сомкнувшую вокруг него крепкие объятия пустоты. — Тебе, наверное, очень одиноко здесь? — …одиноко? Собственный голос подвел его, показавшись чужим. Сай не смел надеяться, что после Торадзиро отыщется кто-то, способный увидеть те следы, намертво въевшиеся в гладкую поверхность дерева. Он не смел верить, что подобное может произойти так скоро. Возможно, поэтому в тот раз его голос прозвучал настолько слабо и ломко, что он сам с трудом себя услышал. И почти испугался, решив, что все это — прекрасный в своей жестокости сон, а маленькая девочка перед ним — мираж, сотворенный его измученным разумом. …Сай помнит, как лучики света фонарей играли на ткани ее кимоно, — каждый мазок тени и складки, причудливо меняющие узоры рисунков. Ему нет нужды закрывать глаза, чтобы вспомнить, какими те были. Деликатная, аккуратная космея, пышная камелия… лотосы. Многие цветы распускались на ее кимоно пышным, прекрасным соцветием. Чаще всего это были лотосы — Харуми действительно любила их, — и даже гребень в ее волосах имел подобную форму. — Он так сильно нравится тебе, Харуми? Ее отец, Фурукава Кендзиро, — как узнал Сай позднее — подверг сомнению желание своей дочери. Будучи человеком определенного склада характера и воспитания, он не был счастлив узнать о намерении Харуми посвятить себя обучению игре, искренне считая го бессмысленным переставлянием камней. Сай был убежден, что со временем этот человек, посвятивший всю свою жизнь стремлению достойно воспитать единственную дочь, переменит свое мнение. Но только судьба распорядилась иначе — и песочные часы Кендзиро были на исходе. В один месяц шестилетняя Харуми подарила надежду одному несчастному духу и лишилась ее сама. Сай не мог заменить малышке семью, не мог сравниться с любимым ею родителем… лишь утешить словами. Потому что даже простое объятие лежало за гранью его возможностей. Все, что имелось у Фудзивары Сая теперь — лишь его мастерство. «Быть может, — размышлял он, наблюдая за тем, как тоскует осиротевшая кроха, совершенно несчастная в доме чужих для нее людей. — Силы моей любви к го окажется достаточно, чтобы вытеснить все ее горести прочь». Сай всем сердцем желал верить, что быть рядом с Харуми, обучать ее искусству, которое являлось для него всем, окажется достаточно, чтобы справиться. Он и не мыслил о том, что эта сила может не выстоять перед другой, похожей. И абсолютно отличающейся. Харуми росла, играя в го. Ни на мгновение не отводящий от нее взгляда, Сай совершенно упустил момент, когда ее мягкие, неловкие детские ручки стали руками, за движениями которых невозможно было следить, не затаив при этом дыхания. Ее руки были предназначены для игры в го самими высшими силами. Но как вышло, что ему стало недостаточно только смотреть? В какой момент всем его вниманием завладело не мерное течение камней, а пальцы — длинные, аккуратные пальцы с едва заметными отметинами на гладкой коже, эти самые камни направляющие? Сколько раз он представлял на их месте собственную ладонь? Как часто ловил себя на постыдном желании прикоснуться, одергивая уже потянувшуюся руку — и неизбежно хватая пустоту? Сай хотел бы узнать. Разобраться в причинах, очнуться от наваждения, остановиться, сделав хоть один вдох… Заметить ошибки, такие смешные, необдуманные ходы — и увидеть, что ни одна из сыгранных Харуми партий вовсе не была блестящей. Многообещающей, но вовсе не исключительно великолепной. Фудзивара Сай хотел бы перестать трепетать и осознать причину своей слепоты. Фурукава Харуми вовсе не была удивительной. Но до сих пор Сай считает иначе. Знала ли Харуми обо всем, что происходило с ним? Потому ли улыбалась, словно цветок — восходящему солнцу, только лишь ему? Сай отдал бы взамен вечность, только бы получить ответ: могло ли это означать, что его робкое чувство являлось взаимным? Если это было правдой… то боги должны быть горды своей удавшейся злой шуткой. Разделить их таким образом: не расстоянием, а временем, на сотни и сотни лет. Сложись все иначе, встретила бы его Харуми на берегу той реки, чтобы остановить? Отговорила бы от безумного порыва смыть его позор в темных, несущих погибель потоках? Сай не сомневался, что да. Он бы вернее утонул в этих черных глазах в судьбоносный момент встречи их взглядов. Возможно, окажись боги добрее, все сложилось бы иначе. Многое, возможно, сложилось бы иначе. И ему не пришлось бы безучастно наблюдать за тем, как выцветают ее глаза, как белеют длинные, темнее любой безлунной ночи, волосы, по обыкновению свободно ниспадающие по худым плечам. Он желал постареть вместе, а значит, не проклинал бы каждую секунду уходящего времени, если бы старел вместе с ней. Сай не менялся. И ненавидел себя за это. …Харуми уходила намного спокойнее, чем — как мог помнить Сай — покидал этот мир Торадзиро. В ту тихую ночь лунный свет вплетался в ее седую косу длинными, серебристыми нитями; Харуми мирно лежала в своей постели, смотря на Сая с той нежностью, которой он не заслуживал. Она умирала, прекрасная даже такой: постаревшей, с иссохшим, вытянутым лицом, темными пятнами на некогда чистой коже, вся в морщинах. Прожившая долгую, временами тяжелую жизнь, но помнящая только самые светлые ее моменты. Разделившая каждый из них с ним — призраком прошлого, который не был в силах расплатиться за подобный драгоценный дар. Бесплотным духом, который не мог просто взять ее за руку, выразив всю свою любовь этим жестом. Неужели даже сейчас Сай не мог… хотя бы этого? — Вот и все, Сай. Будь у него живое, способное биться сердце, оно непременно остановилось бы после этих, казалось бы, самых обыденных слов. Простые слова, почему они делают его таким несчастным? — Нет, Харуми, нет! О чем ты, милая Харуми? Еще далеко не все, нет! Ты... ты не можешь говорить такие страшные вещи... вот так просто! Смехотворные, жалкие уговоры. Когда он успел стать таким эгоистом? — Ты ведь так хотела увидеть, как распустятся лотосы в этом году! Харуми… Насколько жестоко для нее звучали его слова? — Тебе только нужно набраться сил, отдохнуть… Харуми вот уже несколько лет была не способна даже подняться, не прибегнув к чьей-либо помощи. — …и мы сможем полюбоваться ими. Вместе. Как… как прежде. Прежде она могла бегать так быстро, что за ней невозможно было угнаться. — Тебе ведь только стало лучше… Она не имела права оставлять его, — так думал Сай тогда — и ему становилось мерзко от этих мыслей. За него говорило отчаяние, не он сам, а Харуми лишь мягко улыбалась в ответ, стараясь безмолвно утешить. Как будто не ей в лицо дышала неумолимая, неизбежная смерть. — Мне так жаль, что мы не сможем посмотреть на них вместе, Сай. Должно быть, будет очень красиво... — Харуми... — Прости меня. Я даже не способна найти немного сил, чтобы сыграть с тобой в последний раз. Сай покачал головой, не соглашаясь с ее просьбой. Ему не за что было прощать ее — и тем более не за это. И он молчал, в который раз не находя подходящих слов. Возможно, в тот раз она неверно истолковала его молчание. — Я сожалею, что не смогу быть рядом… когда ты продолжишь свой путь к высшему мастерству. Когда… ты достигнешь его. Его душа рыдала, взывая к богам. Они не могли забрать ее, — не могли посметь — до того, пока он не скажет… — …моя составляющая в нем… подошла к концу… — Харуми, пожалуйста! Он не выдержит одиночества, только не снова! — Харуми, я!.. …поздно. Темнота обрушилась на Сая, стоило лишь свету навсегда покинуть лучистые глаза Харуми, оставляя его один на один с горем. И он молил о забвении, готовый к более страшной участи, чем безумие. А затем боги послали ему Шиндо Хикару. Фудзивара Сай хотел верить, что в этот раз они решили быть милостивы.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.