***
Мама обещает вернуться через два дня, мягко тянет сына за щёчку на дорожку, а Чонгук уже слишком взрослый, чтобы плакать и просить остаться. Чонгук уже слишком взрослый, чтобы обижаться на любимую мамочку, чтобы в одиночестве перебирать игрушки, обнимать плюшевую зайку, забившись в уголок её кровати. Нет, что вы? Чонгук уже слишком взрослый. Но он ещё любит маму. Правда любит. Очень сильно. Так сильно, что таскает ей с улицы сверчков в спичечном коробке, в поле целые букеты собирает, а на ужин всегда «готовит» всякие вкусности в виде йогурта с печеньками или булочек с маком (и ведь это не так важно, что их папа накануне в магазине купил) И мама тоже его, Чонгука, любит. Тоже правда. Тоже очень сильно. Она пугливо заглядывает в помятые коробочки, с трепетом ставит букеты (только сейчас Гукки понимает, что это и не цветы вовсе были, а милого вида сорняки) в воду, чтобы не испортились, а на ужин съедает всё 'приготовленное' сыном, напрочь игнорируя свою диету. Они любят друг друга. Кто-то назвал бы Чонгука маменьким сыночком, но тогда мальчишка лишь подбородок поднял бы гордо и сказал: «Именно! И я этим горжусь». Знаете, Чонгук правда уже слишком взрослый. Он крепко-крепко сжимает свою маленькую книжку в своих маленьких ручках, смотрит на могилку и молчит. Люди думают, что он ещё маленький, что ему тут не место, что он ничего и не поймёт вовсе, но он всё п о н и м а е т. Он не плачет, не хнычет, не обнимает плюшевую зайку, забившись в уголок _её_ кровати. Он молчит и думает только об одном. Если ты всегда в ответе за тех, кого приручил, то это всегда так больно?***
— Чонгук! — доносится глубокий голос откуда-то из далека, но кажется, будто у самого уха. Парень распахивает глаза и садится на кровати, выравнивая сбившееся дыхание. — Эй, малыш, ты чего? — Что? — недоумевающим взглядом смотрит в ответ Гукки, моргая и пытаясь прийти в себя. — Ты плачешь… — замечает парень, мягко касаясь лица Чона и большим пальцем сбивая влажные дорожки слёз, — Что случилось? — Плохой сон, — на автомате отвечает Гук, а затем неуверенно добавляет, — или хороший… сон. — Что-то не очень похоже на хороший сон, — отвечают тихим, беспокойным голосом, слегка прижимая к себе Чонгука и не прекращая поглаживать того по щеке. — Прочтёшь мне сказку? — Прошу прощения? — Сказку… О Лисёнке и Маленьком Принце, — слова сами выскальзывают из уст Гука, а сам он ласкается о тёплую ладонь на своём лице. — Я не знаю такой, — быстро кидают в ответ. Чонгук, сильнее вжимаясь в объятья Тэхёна, утыкается в его разгорячённую после сна шею. — Хочешь, я её тебе расскажу? — Зачем? — Просто расскажешь мне когда-то. — Думаешь, что этот сон вернётся? — рука рыжего скользит по спине Гука, поднимаясь к голове и вплетая пальцы в непослушные чёрные волосы. — Он всегда возвращается, — уже тише отвечает Чонгук, прикрывая глаза, — Ты похож на Лисёнка, — сделав небольшую паузу, продолжает он, и водя носом по нежной шее, вбирает в себя чужой аромат. — Рыжестью? — вновь задают вопрос. — Тем, что ты мой, — не менее стремительно отвечает парень, — И я могу смотреть на звёзды и слышать твой смех. — Там было наоборот, — хихикает Тэхён, с головой накрывший их обоих одеялом, — Лисёнок смотрел на звёзды и слышал смех Принца, — цитирует Тэ. — А говорил, что не читал, врунишка. — Тихо. Слушай…