Сожаление сильванестийской леди

— Вот как, — голос леди Сават ровный и спокойный. — Злой мальчишка Феал-хас, неверный сын своего народа, явился на родину. Зачем бы? Крионик скривил в усмешке тонкие бескровные губы. — Надо же, леди Илле, не думал, что законы могут измениться, — в тон ей ответил он. — Наша страна и ее устои незыблемы, — чуть более резко, чем следовало, указала магичка. — Кому, как не тебе, знать о нашем правосудии, темный эльф? — Тогда почему ты зовешь меня по имени? — Повелитель рассмеялся, не скрывая своего удовольствия. — Разве не исчезло мое имя из всех записей? — Твое имя стерли, но твоя черная душа еще жива, хотя ты ее и продал обманщикам и лицемерам, — парировала Илле. — Кто-то должен помнить о предателях, чтобы они не смогли навредить нам снова. Феал-хас покачал головой, отвечая своим мыслям. Он любил свой Ледяной Предел: так, как его никогда не полюбит ни один эльф, и, быть может, ни один человек, пришедший из иных краев. Ему было довольно тишины, холода и уединения, что выстужали душу, превращая слишком яркие воспоминания и чувства в лед, который потом время крушило, как молотом. О Сильваносте он вспоминал разве что с насмешкой — как о городе, что под руками Создателей Крон, якобы хранящих традиции, потерял самого себя. Но сейчас, стоя на границе родных лесов, странно чужой в своих белых мехах этому краю, он чувствовал слабую, почти незаметную тоску по родине. Сильванести все же остался ему домом. До сих пор он безошибочно угадывал тонкие ароматы цветов и трав, витавшие в теплом воздухе: ромашка, жасмин, розмарин, сотни других запахов, каждый из которых он легко узнавал и откладывал в самые дальние уголки памяти. Ведь не пригодятся больше, разве что поразвлечься, воображая себе липу в цвету или еще что-нибудь. В плетущийся перед внутренним взором крионика витраж идеально вплеталась и Илле Сават: женщина неглупая, определенно красивая и талантливая, но, увы, увязшая в своей верности Каладону, как муха в янтаре. О, будь Феал-хас богом, он потратил бы немало времени на переманивание этой души на свою сторону (зато каков результат!), но он был всего лишь смертным, у которого есть определенная задача. Задача скучная, обязанность — унылая, но так ему хотя бы удастся избавиться от посягательств на его землю со стороны армий Такхизис, которой отчего-то понадобилась снежная пустыня. Эльф скользнул безразличным взглядом по сжатым в линию губам сильванести, упрямо скрещенным на груди рукам, нахмуренным бровям: он вдруг решил, что ее мнение его интересует только потому, что она встретила его, шпиона, пробиравшегося в Сильваност, на границе, одна. Смелый поступок, но едва ли безрассудный. Она слишком правильна для такого. — У меня встречный вопрос, — крионик демонстративно запахнул ослепительно белое одеяние. — Зачем? — И это спрашивает тот, кому открыты, как вору, все тайны чужих душ? — холодно поинтересовалась Сават. — Не сомневайся, я увидел немало, — темный эльф тихо рассмеялся, склонив голову набок. — Но твои мотивы слишком неясны даже для тебя самой, они клубятся дымным облаком на краю твоего сознания, скрывая от меня свою сущность. — Ты очень поэтичен, Феал-хас. — Ты не так чиста, как кажешься, Илле. — А ты думал, что только вы, темные, сложные и противоречивые личности? Крионик вскинул брови в немом жесте одобрения. — Тебе удалось удивить меня, Илле Сават. Почти. Я полагал, ваш народ вырождался все это время. — Быть может, ошибочно, — эльфийка пожала плечами. — Однако ты так и не ответил на мой вопрос. — Так ли ты хочешь это знать? — Феал-хас прислонился к ближайшему дереву, коснувшись между делом морщинистой коры. — Я хочу, — твердо ответила магичка. — Тогда и ты сможешь узнать, зачем я здесь. Я ведь знаю, что тебя тревожит то, что ты увидел. — Изволь. Мне пришлось стать мальчишкой на побегушках у человека, Повелителя Ариакаса, чтобы в свою очередь стать Повелителем и получить в полное владение мою же землю, — маг хмыкнул, сунув руки в карманы мехового одеяния, которое еще не успел сменить на обычную одежду. — Ариакасу хочется знать про укрепления вашей страны, а еще — все полезное, что смогу узнать я. Удовлетворил ли я твое любопытство? — Вполне, — Сават убрала за острое ухо выбившуюся из прически светлую прядь и вновь скрестила руки на груди. — Теперь моя очередь, не так ли? — Все верно. — Что же. Несомненно, ты помнишь Лорака Каладона. У него, скажем так, есть вещь, которая может уничтожить Сильванести, особенно — в его слабых руках одержимого, — эльфийка презрительно скривила губы, и Феал-хас откровенно удивился. Надо же, и такое — в их обожаемом закостеневшем Синтал-Элиш. — Кое-кто сказал бы, что ты предаешь своих, Илле, — усмехнулся темный эльф. — Я бы предала своих, указав им путь к темной или красной магии, — отрезала глава Мистиков. — Сейчас я спасаю их, открывая врагу то, что может уничтожить обе стороны, но что он страстно желает заполучить. Я говорю не о тебе, Феал-хас, тебе эта война абсолютно побоку, — она предостерегающе вскинула руку, заметив, что чародей собрался что-то сказать. — Я говорю о тех, кому ты сейчас служишь. Они ведь желают заполучить Око. Пусть заберут и будут прокляты. — Как забавно, — задумчиво протянул Феал-хас, — что оба мы разрушаем Тьму, помогая ей добиться своего. — Это не забавно, Феал-хас, — Сават покачала головой. — Это равновесие, за которое мы можем поплатиться жизнями. — Предпочту сохранить свою при себе, — заметил крионик. — Так пропустишь ли ты меня в Сильванести, леди Илле Сават, глава Дома Мистиков, предательница Лорака Каладона? Он со злорадством отметил, как дрогнули ее губы. — Проходи, Феал-хас, изгнанник Сильванести. У тебя два дня, — холодно произнесла эльфийка и шагнула в сторону, словно до того собой закрывала проход. Разумеется, она сомневалась; Илле знала и то, что Феал-хас это видит и насмехается над этим про себя. Какое ей до того дело? Пускай крионик пройдет в Сильванести, пускай: он бы нашел способ сделать это и без нее, не даром он сотни лет упражнялся в темном искусстве. Но так она изменила правила игры, заставив эльфа принять ее предложение. Рано или поздно по его наводке явятся войска Ариакаса; они с Гараном и другими лордами и леди успеют подготовиться к их приходу, чтобы потерять как можно меньше эльфов в борьбе за Око, которое Лорак никогда не отдаст по собственной воле. Заполучив артефакт, Повелитель уведет большую часть войск из покоренной страны — и тогда они отобьют родину обратно. План был спорным: и Илле, и Гаран сомневались, ставить ли все на кон, но оба понимали, что рано или поздно Драконьи Армии все равно придут, и уже не им будет выбирать поле боя. Так не лучше ли хотя бы попытаться сделать первый ход? «Мы пожалеем еще об этом, Илле», — обреченно сказал Гаран, когда она уходила на встречу с темным эльфом. — Я еще пожалею об этом, — мрачно пробормотала Сават, глядя в спину исчезающему среди деревьев чародею.