***
Марк улизнул от нее спустя ну очень продолжительное время. Тетушка Полли вертела его несколько часов кряду, словно девочка свою любимую куклу. Подкалывала новые, чистенькие штаны, ужасно неудобные, жмущие то там, то тут. Оправляла рубашку, подбирала галстук и шляпу с такой старательностью, словно они опять собрались на юбилей к пастору Готорну. Но, нет, даже если старик Готорн и собирался жить вечно, в безуспешных попытках воспитать хоть кого-то из молодежи, помимо собственного внука, Марка совсем не прельщали перспективы терять время в компании скучных взрослых. Пусть даже те и считали посещение церкви самым лучшим воскресным развлечением. Вот ведь дураки! Солнце уже садилось, и его свет красиво золотил красноватые крыши домов, покосившиеся ограды, пожухшую от дневного жара траву. Марк быстро пересек главную улицу, ведущую к торговой площади, свернул налево у шумного бара, едва удержавшись от соблазна заглянуть посмотреть, какая труппа будет петь в этот раз. Почти бегом миновал несколько жилых участков, пока наконец не остановился перед высоким забором Стейнбеков. Побелка на нем уже давно облупилась, несколько балок куда-то бесследно канули, но главе семейства было некогда следить за внешней красотой — стоит себе и ладно. Зато лазать-то как удобно! Марк легко забрался наверх, ловко, как цирковая обезьянка. Перебросил на другую сторону ноги и хотел было уже спуститься, но в последний момент осекся — прямо на него улыбчивыми светлыми глазами смотрела Руфь, одна из сестер Джона. К груди она прижимала большую корзину, полную влажного белья. Под ее взглядом Марк засмущался еще сильнее, а потому не решился спускаться. Так и остался сидеть, аккуратно подобрав ноги, да и смотрел, как ладно и быстро Руфь, одной рукой придерживая бельевую веревку, протянутую к одной из заборных балок, второй расправляет на ней чистые тряпки. Руфь, конечно, была очень хорошенькая: загорелая, веснушчатая, с вьющимися светлыми волосами, совсем как у Джона, и таким же высоким, упрямым лбом. Марку она очень нравилась, но услышь Джон от него хоть одно слово в сторону сестрицы — побил бы, ох как побил бы! Все-таки, несмотря на помыслы, были для него кое-какие святые вещи, трогать которые не стоило даже самым близким друзьям. А пересекать эту черту Марку как-то ну совсем не хотелось. — Эй, — громко позвал он, стараясь вернуть себе былую уверенность. Да еще и присвистнул, когда Руфь, словно бы специально не поднимая на отклик головы, подхватила на руки опустевшую корзину и направилась было в сторону дома. — Эй-эй! Это я, Марк! Я Джона ищу, не видала? — Он там, — многозначительно бросили в ответ. «Там» простиралось на несколько акров, поросшими кукурузой, картошкой, а кое-где — попросту сорняками. В такой прорве искать — как иглу в стогу сена. Вот же плутовка! Жестоко! Но прежде, чем Марк сочинил достойный ответ, Руфь медленно скрылась за покосившейся дверью. Обидно, ничего не скажешь, красноватое солнце уже наполовину за горизонтом, того и гляди ускользнет совсем. А стоит сгуститься сумеркам, как тетушка Полли непременно хватится отсутствия Марка за молитвой на сон грядущий. Жди тогда прибавки к грядущей каре! С досады Марк что было силы пнул забор пяткой. И прежде, чем легкая боль разошлась по всей ноге, услышал: — Сломаешь! — Да тебе жалко, что ли, забора? — Марк широко улыбнулся Джону, безмерно довольный, что Руфь, о которой он зря подумал плохо, все-таки позвала его. — Не забора, дурак... — Джону хватило пары мгновений, чтобы оказаться рядом. И легкого прыжка, чтобы устроиться поблизости. От него ощутимо пахнуло щелочью, будто он только что помогал сестрице со стиркой. По мнению Марка, это было как-то чересчур, женское ведь дело, но вслух он говорить ничего не стал, желая дослушать — зачем Джону обзывать его. — А чего? — пробубнил он, спрыгивая на уличную сторону. Ни к чему им тащиться в перегревшийся за весь день огород, где от запаха травы недолго рехнуться. Голова Марку нужна ясная, чтобы на несколько ходов вперед перехитрить тетушку Полли и не схлопотать от той лишнего нагоняя. — Ноги, — отозвался Джон, приземляясь рядом. — Вот я слышал, один тип по пьяному делу... Это было привычно — бежать и одновременно слушать, пускай история о том, как кому-то оттяпали ногу, была невообразимо скучна. Да и пить пострадавшему эта потеря не помешает. — Да ну его, — подытожил Марк на выдохе, с некоторой тревогой прислушиваясь к ощущениям в недавнем ушибе. — Калекам еще и подают лучше, особенно в чужих краях. Всегда будет на что выпить, — закончил Джон, останавливаясь у межи. Там, напротив их земли, на неосвоенном участке, что еще совсем недавно, до расширения городка, был серединой небольшого леска, стояло крупное, ветвистое дерево. Их с Джоном штаб: в дупле у самой макушки хранились сокровища: несколько рогаток Марка, какая-то книжка, полная цифр, по которой скверно владеющий арифметикой Джон мечтал однажды выучиться на дельца, несколько цветных стекляшек, через которые так удобно смотреть на солнце, жестянка от табака с крупным, выпуклым гербом — настоящая шкатулка аристократа... Но сейчас не было времени взбираться ввысь и перебирать все это. — Ну, мне такое не угрожает! — засмеялся Марк, падая в траву у массивных корней. — Или боишься, что это помешает нашим планам разбогатеть? — Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, — ответил Джон, опускаясь рядом. Растрепанный, раскрасневшийся от бега, пахнущий стиральной доской. Его голос был теплым, как и локоть, задевший руку самого Марка. Странные у Джона слова, ну правда странные! С чего бы драчуну, обманчиво хрупкие руки которого, натруженные работой, сильнее, чем у какого взрослого мужчины, говорить такое! Сам не зная почему, Марк смутился. Но даже не от странного разговора, а заметив на запястье Джона темные синяки, явно от пальцев. Тогда вот захотелось много чего сказать, пожурить в свой счет. Но мягкая тень уже накрыла собой траву, и в сени листьев красиво и нежно запела ночная птица. Тогда Марк, понимая, что все его волнения, возможно, мелочи по сравнению с тем, что выпадает Джону, начал безостановочно говорить о том, что завтра не будет у них никакой утренней встречи. Да и вообще, неизвестно как жизнь сложится, когда прибудет кузен. Может статься, тот ябеда или доносчик, вот навяжут на голову — потом избавляйся от него всякий раз. А поселит тетка его в комнате Марка, и это значит, что уже не выберешься ночной порой через окошко: ни на кладбище, ни в лес, ни искупаться на реке: наверняка у того чуткий сон. Джон слушал молча, только иногда огорченно вздыхал, и в этом было больше понимания и поддержки, чем в иных словах. А Марк все тараторил, надеясь, что его слова хоть немного отвлекут самого Джона от проблем за тем самым забором, на котором они недавно восседали. Хорошо понимая и то, что привязан к Джону много, много больше, чем к приезжающему кузену. — Ну, — сказал наконец Джон, когда Марк окончательно выдохся и затих, — от судьбы никуда не деться. Придумаем, что делать с твоим родственничком. А если будет докучать — то тем более. Будет, как зануда Готорн, мокрый весь день ходить. Припомнив недавнюю проказу, Марк мигом приободрился. Вот уж, повеселились они тогда на славу: заманили внучка старого пастыря в сарай на окраине. Да ведро с водой прикрепили к старой скрипучей дверце. И как только очки не уплыли у этого чертова умника, вечно такого надутого, как индюк, изображения которого развешивали везде под День благодарения… — И что только Мэгги в нем находит, — буркнул Марк, прежде чем потянуться еще разок и с наслаждением прикрыть глаза. — Ага, — протянул лежащий под боком Джон. — Сам не пойму. Одним словом, девчонка!***
Они проторчали с Джоном у дерева чертовски долго — домой Марк прибрел уже в сумерках, за что и схлопотал потом знатного подзатыльника от бдительной тетушки. Утром он предсказуемо клевал носом. Послушно одевал, что говорили, шел, куда указывали. И не задавал лишних вопросов, за что, наверное, тетушка Полли была безмерно благодарна провидению. — Наконец-то мои молитвы услышаны, — с благоговением сказала она, прежде чем минуть порог. Ладно хоть целовать не стала, и на том спасибо! Удивительно, но набережная в это раннее время была полна людей. Марк такие сборища народа видал разве что на обширных праздниках или похоронах — но последнее было уж совсем редко. От громкой музыки и гама он окончательно проснулся, начал вертеться по сторонам и даже чуть не потерялся, если б только тетушка вовремя не схватила его руку и не увлекла за собой. — Смотри внимательней, когда пароход причалит, — назидательно сказала она. — Как только увидишь кузена Эдгара, сразу же скажи мне. Марк хотел было возразить, что ни капельки не представляет, как вообще этот кузен Эдгар выглядит. Но решил еще разок сойти за послушного мальчика. Кто знает, вдруг это в будущем обернется поблажкой в обещанном наказании? Он начал присматриваться ко всем мало-мальски годящимся кандидатурам. Но только вот по трапу не сходило никого подходящего: мамаши с детишками; несколько темнокожих парней с ослепительными улыбками, кажется, довольные всем на этом свете разом; пожилой господин, похожий на раздутый мяч, привязанный за тонкую нитку руки к своему саквояжу. Оборванные матросы шумно прокатили мимо дорожный сундук на колесиках. По размерам не такой примечательный, чтобы долгожданный кузен мог разместиться внутри. Разве только по кусочкам! Ужасная мысль, но о таком Марк читал в какой-то книжке, вот правда. Точнее, не он, а один мальчик знал мальчика, который читал. Жутковато, но занимательно! Правда, идея о том, что кузен куда-то делся в пути, не вызывала отторжения своей греховностью. Произойди такое, и вина тут вовсе не Марка, а самого Господа, вольного творить со своими рабами все, что ему угодно. Правда, кажется, сейчас тот все же намеревался снизойти до ничтожной семьи Марка и сотворить истерику с его тетушкой. Та крутилась на месте, подобрав юбки, явно порывалась взойти на борт или опросить команду, но ей недоставало решительности. Еще две леди сошли на берег, красивые, как статуэтки с каминных полок — такие Марк видал однажды у вдовы Дуглас, богатой леди, несколько раз приглашавшей тетушку Полли на какие-то дамские собрания. Ну и Марка заодно — вволю угоститься яблочным пирогом, блинами и крепким ягодным морсом. Правда, ни одна из этих дам тоже не походила на кузена! Если только тот не носил тугого корсета, пышных юбок и густых, крепко завитых локонов. Толпа начинала редеть. — Марк, ну где же он, — всхлипнула тетя и решилась было двинуть вперед, оставляя Марка следовать за собой, но пришлось повременить: на них катили бочку, вынуждая убраться с дороги. — Подождем, — почтительно отозвался Марк, прикидывая, сколько человек могут в стельку напиться, осушив такой здоровенный сосуд. Если Джон прав и нужно двигаться к успеху через собственное дело, то питейное заведение не худший бизнес! Пусть и ломающий чьи-то жизни, но зато никогда не оставляющий без прибыли своих содержателей. Бочка проплыла мимо совсем скоро, ну прямо как мимолетная мечта о баре с крепкими столами, стульями и начищенной до блеска посудой. Красивые леди уже вновь поднялись на борт: оказалось, не собирались они задерживаться в таком захолустье, просто хотели чуть покрасоваться, вот и все. Тетушка набралась решительности и вновь двинулась к трапу, и вот тогда-то показался чертов кузен: последний, кто сошел на берег в их городишке. Вопреки своим ожиданиям, Марк сразу его узнал. Что-то было знакомое в цвете его волос, более темных, чем вихры самого Марка, но все равно отливающих рыжиной на солнце. И, нужно сказать, все-таки завитых в локоны, беспорядочно опавшие на лицо. Кроме этой нелепой, непривычной на вид прически, кузена Эдгара портила еще и странная медлительность. Прямой, будто палку сожрал, одетый как на праздник, он умудрялся при этом смотреться так, словно не на шутку боится людей. — А вот и кузен! — успокоил Марк тетушку, осторожно дернув ее за рукав. И не сдержал широкой улыбки, наблюдая, как Эдгар медленно пробирается к ним. Лучше б свои девчоночьи волосы с глаз убрал. А раз о таком не догадался, то Марк тут же решил счесть его непроходимым, обделенным умом идиотом. Тетушка сразу же кинулась к нему с распростертыми объятиями. Крепко стиснула, да так надолго, что Марк уже всерьез обеспокоился, а не окончатся ли каникулы несчастного Эдгара прямо в первый же день. Но, нет, тот вскоре же освободился, пусть и дыша тяжело, словно после долгой пробежки. И сразу же выученно протянул свою бледную ручонку Марку. — Очень приятно увидеться с вами, — тихо, едва ли не заикаясь, произнес он. Марк глядел на его ладонь с любопытством, но свою протянуть не спешил. Даже напротив — поглубже упрятал в карман. — А нам-то как! — заискивающе протянул он, быстро покосившись на тетушку Полли — обычно та слету замечала лесть, но в этот раз, видимо, слишком уж была занята драгоценным кузеном. Или его багажом, черт поймешь. Момент затягивался: Эдгар с протянутой рукой выглядел все глупее, а Марк не спешил отвечать ему взаимностью. Только улыбался все шире и шире, подмечая, как нервно задрожали плечи Эдгара. Видимо, такая «дружелюбность» его совершенно не обрадовала. — Ну что же вы как чужие, мальчики, — пропела как никогда воодушевленная тетушка Полли. — Обнимите друг друга! Такой прекрасный день, ох… Марка едва ли всего не перекосило. Он сглотнул, посмотрел на внимательное, лучащееся радостью лицо тетушки Полли, перевел взгляд на поникшего Эдгара, глядевшего теперь с какой-то робкой настороженностью. И, тяжело вздохнув про себя, сам шагнул навстречу. Чем быстрее Марк отмучается сейчас, тем скорее улизнет из-под бдительного взгляда тетушки. Теперь-то ей точно будет кем заняться!***
Марк еще никогда так не ошибался в своей жизни. Весь обратный путь он был паинькой: шел рядом, не мешал тетушке Полли допрашивать беднягу Эдгара о жизни в большом городе и здоровье его дражайших родителей, степенно поддакивал в каждый подходящий момент. Да даже не отвлекся поглазеть, что интересного творилось в соседних дворах, но… — Марк, золотце, куда же ты? — сняв в дверях выходную шляпку, пропела тетушка. Застывший на пороге Марк нервно обернулся на ее голос. — Да я так, ненадолго, — нутром чуя что-то дурное, робко произнес он. — Только за ворота выйду и тут же вернусь! — Ну если только одну минуточку! Самую крошечную, пока я накрою на стол чего повкуснее. Завтрак минул, до обеда далеко, но господь простит разочек отступление от правил, не так ли? Тетушка явно не чувствовала подвоха, не предполагала, что Марк планирует удрать из дома до темноты, даже не сменив одежды. Пусть бы, право, потом хоть шкуру спускала, но... Но еще, чего доброго, обозлится и совсем голодным оставит! Марк со вздохом остановился. Для него тетушка Полли совсем не часто готовила что-то особенное, полностью полагаясь на слова: баловать ребенка — значит его испортить. Исключением были лишь Сочельник и именины, пожалуй, и все. Правда, Марк совершенно не возражал питаться вкуснее, но... Ему было обидно за знак внимания, доставшийся другому, ничем, в сущности, его не превосходящему: даже степенью родства с тетушкой Полли. И не Марк виновен в том, что некому его получше приодеть, ведь родители-то давно на небесах! И что самого Марка просто некому пригласить в гости, хотя видно, что родители этого самого Эдгара богачи. Ну что бы им стоило хоть разок! А вот нет! Впрочем, можно было понять, чего они так. Им заморачиваться и терпеть незнакомца у себя смысла нет. Обошлись своим сынком, теперь уже никто их не попрекнет в слабости родственных уз! И почему люди вообще считают нормальным радоваться тем, кого ни разу не видел? Да еще к тому же делить с ними кров, стараясь изо всех сил произвести хорошее впечатление! Ну почему тетушка Полли не может даже на секунду предположить, что этот ее франтоватый и странный племянник на самом-то деле их обоих, может, и видеть не хотел. А молчит лишь только из воспитания, чтобы его собственные родители не заподозрили неладного. Кто бы по доброй воле радовался возможности провести время в такой дыре? — А у вас интересно, — вдруг сказал Эдгар, и тетушка засияла пуще прежнего. — Ну не скажи... — всплеснула она руками. — Хотя ты, наверное, уже знаешь, как твоя матушка в юности любила этот домишко. Это такая история... — Так у вас много историй? — Эдгар вдруг странно преобразился. Улыбка тронула его губы, впервые с момента прибытия в гости. Может быть, он вовсе не так уж прост, промелькнуло в голове у Марка. Небось хитер, раз не успел появиться, а уже выслуживается перед теткой. Наверное, стоит сыграть свою роль до конца и помочь расположиться со своими вещами. И тут только Марк подумал: а где же он будет спать-то? Ведь в комнате Марка всего лишь одна кровать, несомненно подходящая для них двоих разом, но... Но не значит ли это еще большее стеснение? Чертов Эдгар, изучающе рассматривающий их бесхитростную обстановку, конечно, совсем не толстый! Во время коротких объятий он вообще показался не толще срезанного для удилища прута: такой же жесткий, гибкий, длинный. Если только к стенке его прислонить, не лишая себя возможности свободно вставать, когда заблагорассудится. Ну почему его невозможно поселить в чулане, среди хлама? Либо в гостиной, исполнявшей роль столовой, или на маленькой кухне... — Простите, что вынудил вас беспокоиться, — вдруг заикнулся Эдгар, вынуждая Марка злиться еще сильнее. — Не стоит извиняться, — процедил он, но успел вовремя заулыбаться выглянувшей из кухни тетушке. Конечно же, именно Марка она и загрузила в качестве помощника. Да все трещала о своей юности, о том, как здорово было проводить время с сестрами в этом местечке, как весело и интересно было играть в саду, и вообще… — А вон на том месте яблоня росла, — тетушка Полли замерла у окна, указывая на самый дальний уголок разросшегося сада. — Мы так любили сидеть в ее тени у забора и есть яблоки. Эх, а теперь-то что стало! В порядок бы привести, да рук никак не хватает… — Да уж, — буркнул наконец усевшийся за стол Марк. — Этот чертов забор не мешало бы хоть покрасить для начала… Он утянул из-под полотенца еще теплый пирожок и с наслаждением впился зубами в мягкое тесто, стараясь скорее добраться до сладкой начинки. И не сразу понял, как внимательно и пытливо на него взглянула тетушка Полли. — Да, Марк, — сказала она. — Это и в самом деле было бы просто замечательно! И я ужасно рада, что именно ты высказал эту мысль. Ты ведь помнишь, где лежат кисти? Марк оторопело заморгал. На мгновение ему показалось, что проклятый пирожок застрял где-то в горле, до того тяжело было сглотнуть. — Но, тетушка Полли, какие еще кисти? — Малярные, Марк. Малярные. Здоровый труд облагораживает человека, а у тебя, дорогой, сегодня как раз достаточно свободного времени. Верно? На самом деле, конечно же, это было не так! И Марк совсем не горел желанием пыхтеть целый день на солнцепеке, но… Ах да, отложенное наказание! И как только он мог поверить, что строгая тетушка и в самом деле спустит ему с рук шалости последних дней? — Вы как всегда правы, тетушка, — кисло подтвердил он и умыкнул прямо из-под руки замешкавшегося Эдгара последний пирожок. Нечего наедаться на чужом горе!***
Пока Марк переодевался, пока готовил все необходимое, осторожно замешивая побелку в ведре, тетушка Полли всецело завладела вниманием гостя. Что ж, значит, Марк справится сам. Он же слишком плохой, чтобы тоже немного послушать что-нибудь, пускай и до жути скучное, но тем не менее позволяющее съеденному поуютней улечься внутри. Во дворе уже вовсю припекало солнце, а забор, стоило разок мазнуть по нему кистью, показался здоровенным. Таким длинным, просто-напросто нескончаемым. По самым скромным прикидкам, работы на несколько дней. Что означает несколько дней без прогулок и развлечений, без рыбной ловли и веселых проделок! Совершенно без ничего. А окрестные мальчики, среди которых у Марка было немало недоброжелателей, ведь Марк на пару с Джоном не одного из них поколотили и облапошили, наверняка не упустят шанса посмеяться над тем, как Марк трудится, пока они наслаждаются жизнью. Марк вздохнул и провел по серым доскам яркую полосу. Он красил неторопливо, старательно беля каждый серый участок — не дай бог тетушка вздумает прийти и проверить, как он исполняет свои обязанности. Еще заставит переделывать по нескольку раз! Время тянулось медленно, словно подгоревшая карамель. Солнце припекало, Марк обливался потом, а забор все упрямо не желал кончаться. Щебет тетушки, доносившийся из окна, уже давно стих, да и выглянувший к Марку всего на минутку Эдгар давно скрылся в саду. Вот ведь везунчик. Между прочим, мог бы и помочь! Хотя куда такому белоручке возиться с побелкой, кистями… — Да, братец, похоже, ты крупно попал, — донеслось из-за спины. Марк обернулся. Рядом, с философским благодушием взирая на его мучения, стоял Джон в соломенной шляпе, уже давно истрепавшейся из-за частой носки. — Ага, — кисло отозвался Марк и со злостью сунул кисть поглубже в ведро. — Тетка все-таки решила на мне отыграться! Да еще и при этом… Жуть! — Что, этот городской таки приехал? — удивленно повел плечами Джон. Он не стал дожидаться ответа — просто подошел к нетронутой стороне забора и, ловко подтянувшись на руках, заглянул в сад. — А, вижу, — протянул Джон и снова шлепнулся на траву. — Редкостный простачок небось? — И не говори, — вздохнул Марк. От перспектив провести весь день у этого чертова забора становилось все унылее и унылее. — И не отвяжешься же теперь от этого… всего! — Ну почему же? — Джон задумчиво потер раскрасневшийся от солнца кончик носа. Шумно шмыгнул им и тут же совершенно непонятно зачем нахлобучил собственную шляпу Марку на макушку. — Не кипишуй. Все решаемо. Джон сделал несколько шагов назад, легко выхватил из ведра позабытую кисть — так резко, что на земле остался длинный белый след — и так же легко приложил ее к контрастно серой половине забора. Мягко провел вверх-вниз, отстранился, разглядывая мазок с такой старательностью, будто бы вся жизнь сейчас зависела от этого крошечного белого пятна. — Ну нет! — как будто специально повысив голос, в пустоту произнес Джон. — Так дело не пойдет! Он принялся водить кистью снова, но каждый раз останавливался и принимался ругать и корить себя за что-то неочевидное, понятное лишь ему одному. Но как именно это должно было решить проблему, Марку до сих пор ясно не становилось. Только когда из ворот выглянуло настороженное лицо кузена Эдгара, Марк начал подозревать. О, если в его друге Джоне и в самом деле кто-то умер, то явно не успешный финансист. А самый настоящий актер! — Марк, — пролепетал подходящий ближе Эдгар, — что же ты… тетушка ведь сказала, что тебе нельзя никого просить… — А он и не просил! — мгновенно отозвался Джон. Выражение его лица было все таким же задумчивым, даже морщинки собрались на обычно расслабленном лбу. — Я сам вызвался. Это же так… Его голос оборвался. Джон громко прищелкнул языком, притопнул одной ногой, словно пытаясь отыскать в своей голове нужное слово. Неудивительно, что Эдгар тут же купился на эту явную уловку. — Утомительно? — попытался подсказать он. — Тяжело? Скучно? — Захватывающе! — торжественно и медленно произнес Джон. — Я и подумать не мог о такой возможности! Его глаза хитро блеснули на солнце, словно две новенькие монетки. — Но что же захватывающего в том, чтобы покрывать доски слоем извести? — Эдгар осторожно приблизился. Изучающе склонился к ведру. — По мне так совершенно пустое занятие, — продолжил он. — Известь куда лучше использовать при погребении умерших. Особенно жертв преступлений, которых не сразу смогли обнаружить, когда... — Да ну! — оборвал его Джон, слегка поморщившись, будто распробовав на языке что-то горькое. — Куда лучше немного побыть художником. Нет, правда. Такой шанс не каждый день выпадает. Марк поддержал товарища энергичным кивком, а потом, стараясь быть убедительным, произнес: — Ну все, Джон. Попробовал немного — и будет тебе, дальше я. Сам хочу заниматься! Ведь это же так здорово, мало с чем сравнится! А на самом деле ему даже немного хотелось, чтобы Эдгар договорил, складно у него выходило упоминание жути, но признаваться в этом было неловко. Что-то цепляющее было в его оборванной фразе. Даже интересное. Может быть, новая страшилка потом помогла бы Марку выудить у мальчишек что-нибудь, такие вещи всегда были в цене. Но, отложив это до лучшего случая, Марк добавил: — Отдавай скорее кисточку! — Художником? — недоверчиво переспросил Эдгар. — Вот как? Я думал, они учатся совершенно иначе. Столько раз брал уроки рисования, чтобы можно было воспроизвести чужие лица... — Ну да, — ехидно обронил Марк, которому от мудреных слов кузена вновь стало скучно в его обществе. — И как — научился чему-нибудь? Эдгар вздохнул и только ниже опустил плечи. Марк переглянулся с Джоном, без слов давая понять, что и не научишься никогда выводить рукой тонкий рисунок, если не набьешь ее на малярных работах. И каким же нужно быть дураком, чтобы вообще купиться на это? Но Эдгар все же купился. Показав себя еще большим простаком, чем можно было вообразить. — Марк, — осторожно попросил он, неловко пытаясь засучить узкие рукава. — А можно я немного попробую? Ну пожалуйста. Совсем немного! — Нет уж, — пренебрежительно отозвался Марк, наконец забирая у Джона кисть. — Ты еще не справишься. Напутаешь что-нибудь или сделаешь некрасиво. А тетя Полли потом заругается. — Не заругается, — продолжил упрашивать Эдгар. — Я ей ничего не скажу! Точнее, если спросит… скажу, что это ты так все хорошо сделал… Честно-честно! — Жизнью клянешься? — припоминая жутковатый рассказ, серьезно спросил Марк. — Это тебе не на бумаге малевать, чтоб потом в стол спрятать. Это — бессмертное творение! Эдгар, не задумываясь, закивал. Стоящий совсем рядом Джон едва сумел подавить смешок. Губы его так и подрагивали, готовые растянуться в улыбке — Ну Марк, — с упрашивающими интонациями произнес он чуть дрожащим голосом. — Ну что тебе стоит разок уступить очередь? Когда еще ему удастся застать возможность побелить забор! У Марка просто силы закончились и дальше изображать весь этот спектакль. Он медленно и важно, словно древний король, про которого удалось вычитать в учебнике, прежде чем там не началась лютая скукота, протянул Эдгару кисть. — Не забудь, — предупредил он, — жизнью поклялся! Впервые Марк получил возможность заглянуть Эдгару в лицо так близко. И от его глаз, так искренне и радостно блестящих, внутри снова что-то тревожно заскреблось. Совсем как когда тетушка Полли собиралась расплакаться… Поспешно запихав поглубже глупую совесть, Марк напоследок помахал рукой, пообещав совсем скоро вернуться и проверить, добросовестно ли Эдгар исполняет возложенный на него долг. За угол он заворачивал чуть ли не бегом — все казалось, что в последний момент дурачок Эдгар передумает, и торчать Марку опять под забором веки вечные. Но… — Ну вот, — довольно гаркнул шагавший следом Джон и с силой хлопнул Марка по спине. Да еще и шляпу сорвал, вернув ее на законное место. — А ты боялся! Доверяй мне, братец, я ж тебя никогда еще не подводил! А теперь пошли скорее. Я слышал, Мэгги родители купили щенка. Жуть как поглядеть хочется!***
Родители Мэгги и в самом деле купили ей щенка: прыгучего, красивого шоколадного цвета и ужасно кудрявого — совсем как его хозяйка. Он так забавно и громко лаял, особенно когда Марк попытался перелезть через забор в сад Митчеллов, все скакал вокруг да пытался ухватить зубами за ноги. — Фу! Фу! Ну что ты делаешь! — покрикивала стоящая рядом Мэгги, непонятно чем недовольная больше: поведением пса или вообще существованием Марка. — Красивый он у тебя, — протянул Марк с восхищением и завистью. — И настоящий друг. — Настоящий друг — это Натаниэль Готорн, так сказал папенька, — тут же отозвалась Мэгги. — А не он и не вы! Ведь это же один из вас кидал камешками в мое окошко? Так вот знайте, кухарка обещала вздуть вас. На самом деле Мэгги совсем не была зловредной. Просто казалась такой, наверняка на случай, если упомянутая кухарка непостижимым образом способна их подслушать. Отличные новости, ничего не скажешь! Наверняка этот чертов Натаниэль сам сюда приходил, а винят за нарушение спокойствия их с Джоном. Несмотря на внешнюю благопристойность, тот совсем не был таким уж паинькой. Марк не один раз подмечал, как хитровато блестят его глаза из-под очков. Он и наябедничать может, и пакость какую-то учинить. Зато в нем в воскресной школе души не чают, ведь он знает Святое Писание почти наизусть. И все благовоспитанные маменьки ставят его в пример. Вот и отец Мэгги куда больше рад дружбе дочки с ним, чем с Марком. А жалко, очень-очень. Видно же по Мэгги, что она бы сама не прочь лазать по заборам или на реку с ними улизнуть, прихватив с собой непоседливого щенка. Но это запрещено. К тому же было ясно: чертов пастырский внучок чем-то нравится Мэгги, хотя она сама и подговорила Марка вылить ему на голову ведро воды. А после — даже утешала, Марк сам слышал краем уха! Странные девочки существа, ну как их можно понять? Марку и самому Мэгги, может быть, не очень нравится, правда, смотреть на нее приятно, а еще она смелая, об этом даже Джон как-то упомянул. Иногда совсем как мальчишка, хотя одета, как, по представлениям Марка, могла бы быть и принцесса. Она просто с характером, как какая-нибудь интересная загадка. — Ага, нашла друга, — вопреки своим мыслям произнес Марк, — несчастного размазню. — Может быть, мне такой и нужен? — Мэгги медленно хлопнула длинными ресницами и понизила голос, будто делилась сейчас с Марком и Джоном самой главной своей тайной. — Друг. — Добавила она и ничуточки не смутилась при этом. Не отвела взгляда, даже не покраснела! А вот Марк почувствовал, как у него начинает легонько пощипывать щеки. — Это вы свои, а он... Буду вот дрессировать, — певуче сказала она, наклоняясь к щенку, снова непонятно кого имея в виду — его или Готорна. Бедняжки, в любом случае. Уж Марк им и секундочки бы не позавидовал! — Маргарет! — крикнул кто-то со стороны дома, и Марк поспешил поскорее спрыгнуть обратно на траву. Еще не хватало, чтобы родители Мэгги увидали его в таком неблагопристойном виде, наговорят чего тетушке Полли на воскресной проповеди, что та потом вся краской зальется. Все-таки важные люди! Весь день они с Джоном мотались по их крошечному городку, умудрившись заглянуть во все любимые места. И вот только к вечеру оказались у кукольного особнячка Мэгги, красивого такого, опрятного, не то что скромное жилище Марка или фермерский домик Джона — тут никаких сравнений не наберешься. Время пролетело чертовски быстро, словно бы им был отведен всего один часок на отдых. Видимо, это все из-за того, что полдня было отнято на проклятый приезд простофили Эдгара, а потом еще и на забор, отвязаться от которого вышло каким-то чудом, не иначе. — Интересно, — вслух пробормотал Марк. — Как там этот с побелкой-то… Они неторопливо брели по главной улице, и Марк, машинально считая повороты, ужасно не хотел возвращаться обратно домой. Ну будто бы сердцем чуя, что ждет там его самая настоящая взбучка. — Да какая разница. Ты, главное, пораньше приди. Тетке не попадись, — наставлял его напоследок Джон. — А я к тебе ночью загляну проведать, идет? И если этот будет выкаблучиваться, то мы его завтра… — Завтра мы его в любом случае, — буркнул себе под нос Марк. — Зря, что ли, ведро набирали? Да, в этот раз принять освежающее обливание, по плану Марка, должен был уже кузен. Ведь наверняка он уже пожаловался тете, что Марка нет, а следующее наказание... Вывернув из-за поворота, Марк едва узнал так легкомысленно покинутый им на кузена забор. Его доски сияли свежей, идеальной белизной, и даже по траве возле них была проведена жирная полоса. Эдгар как раз заканчивал работу над ней, пригибаясь при этом к самой земле. В его нелепой позе было что-то такое жалкое, что заставило Марка засомневаться: а не зря ли он так с ним? Жалкой выглядела и одежда Эдгара, тут и там усыпанная белыми кляксами, какие покрывали теперь даже волосы, еще сильнее растрепавшиеся и завившиеся от влаги. — Марк! — поприветствовал его Эдгар с такой неподдельной радостью, что у Марка что-то шевельнулось в местечке, где вроде живет душа. — Ну как тебе? Получилось, да? Эдгар улыбался: неуверенно, будто робко, а его глаза впервые за все время знакомства казались живыми и радостными. — Получилось... — подхватил изумленный Марк, не представляя, что они теперь скажут тетушке Полли про костюм Эдгара. — Ты просто молодец, — с трудом, будто нехотя добавил он, и стоило Эдгару просиять от этой неловкой похвалы, как стало очевидно: объясняться с тетушкой придется даже скорее, чем можно было себе представить. — Марк! Эдгар! Она появилась будто из-под земли, раскрасневшаяся и присыпанная мукой, вкусно пахнущая выпечкой и печеными овощами. Либо это Марк, удивленный тому, какой хороший работник вышел из уже было презираемого им Эдгара, растерял сноровку и, отвлекшись, попросту не заметил, как она подошла. — Ого! — тетя Полли вполне разделила его удивление. Даже всплеснула руками, словно решила взлететь как птица в порядком уже подостывшие от полуденного жара небеса. И тут только Марк понял: она смотрит на кисть в руках Эдгара, длинную, всю изгвазданную в побелке. — Боже мой!.. — с придыханием воскликнула тетушка Полли, прижав к щекам ладони. Губы ее подрагивали, взгляд метался из стороны в сторону. Наконец, она нашлась со словами: — Марк! Как ты мог! В ее голосе было столько неверия и злости, что Марк едва сдержался, чтобы не попятиться прочь. Такой он ее еще никогда не видел, хотя, как подсказывала мгновенно ожившая внутри совесть, то было вполне заслуженно. Марк доигрался, и теперь он наверняка… От стыда горело все лицо. Марк даже зажмурился, в красках представляя себе все описанные в Библии круги Ада, но хранящий до сих пор молчание Эдгар вдруг подал голос: — Все в порядке, тетушка Полли! Не сердитесь на Марка, это же я сам попросил! Эдгар говорил сбивчиво, с жаром, но при этом так уверенно заслонил Марка своим плечом, что тот встрепенулся: — Да нет же! Ну зачем ты врешь? — И ничего я не вру! — упрямо повысил голос Эдгар. — Я сам захотел, сам подошел и взял кисть. Меня никто не заставлял! Это и в самом деле было так: ни Джон, ни сам Марк не заставляли Эдгара работать. Так, развели просто, как последнего дурачка. А этот дурачок-то, оказывается, был вполне способен за себя постоять. — Но, Эдгар… милый… — все еще неверяще охнула тетушка Полли. — Что же ты… Зачем? — Мне всегда хотелось попробовать, — с уверенностью продолжил тот, медленно, словно настоящий художник, водя по воздуху кистью, уже успевшей порядком подсохнуть. — Я иногда сочиняю… Этот опыт был бы очень полезен в моей истории. Тетушка Полли снова вздохнула. Она придирчиво оглядела забор, еще более придирчиво — одежду Эдгара, бесповоротно испорченную. И, покачав головой, мягко дотронулась ладонью макушки Марка. — Ну, хорошо, мальчики. Раз все было так, как сказал Эдгар… Думаю, ничего страшного не произошло. Идите переодевайтесь к столу. И поторапливайтесь, — просительно добавила она. — А то я, прости Господи, совсем забыла о времени, и мы сильно запаздываем с приемом пищи, а ведь это же грех, так говаривает пастор... Не оправившийся от изумления Марк удивился еще больше, хотя казалось — куда бы: Эдгар первым припустился вперед от тетушкиных нотаций. Оставляя Марку подхватить почти полностью опустевшее ведро. То, что им обоим был больше по вкусу тетушкин обед, чем глупости, негласно роднило их.***
Почему-то переодеваться рядом с кузеном Марку было ужасно неловко. Такого никогда не случалось рядом с Джоном, но с Эдгаром, казалось бы, родственником, это было совершенно невыносимо. И ненавидящий чистоплюйство Марк, вынужденный умываться одной с кузеном водой, без конца жмурился — лишь бы только не смотреть, как осторожно Эдгар водит мокрым полотенцем по мягким волосам, по длинной шее и совсем худой груди. Такой белой, будто бы на нее пролили молока. Сам-то Марк, сильно загоревший на солнце, казался скорее коренным индейцем! Хотя, вроде как, несмотря на множество различий, они с Эдгаром все-таки имели сходство. Но в чем? Попивая после обеда чуть сладковатое молоко, о котором вспоминал вот совсем недавно, Марк потряхивал тоже немного вьющимися волосами, еще не обсохшими после купания, и лихорадочно соображал: ну как же ему теперь себя повести, чтобы в итоге не прогадать? Там, где жила душа, у него словно оказался припрятан крошечный непоседливый котенок, никогда не подбирающий когти. Было непривычно неловко за себя, как никогда не бывало с тетушкой. Ну словно Марк действительно какой-то дикарь, не только по виду, а... А извиняться он попросту не приучен! Не знает, как, он всегда просил извинений больше для вида, чтобы избежать наказания, не считая тетушки, но и с ней не всегда раскаивался. А с Джоном они никогда не имели серьезных стычек, чтобы чувствовать себя неловко. Вот будь он тут — непременно бы дал совет! А Марку даже нечего Эдгару подарить, чтобы этим замять то, как прошел первый день в гостях. Хотя, что это Марк так распереживался! Не обязан он кузену совершенно ничем, ведь правда! Но котенок все ворочался и ворочался в груди. Мягко тикали часики под стеклом, тетка шуршала посудой, где-то за окном мерно жужжали рано проснувшиеся сверчки. Сидевший напротив Эдгар молчал, складывая из пальцев фигуры, которым был бы не прочь научиться и сам Марк — тени от них так забавно плясали на стене. — Эй, — наконец окликнул его Марк, — слушай. Насчет того, что произошло днем… Я… Эдгар перевел на него взгляд: внимательный, цепкий, словно у взрослого. — Все в порядке, — сказал он. — Я совсем не в обиде, что так вышло. — Но ты же прекрасно понял, почему я… — Марк замялся. Даже нервно прикусил кончик языка, пытаясь подобрать нужные слова и при этом случайно не обидеть. — Потому что я не понравился? Знал. — Эдгар пожал плечами. — Ты не первый, с кем у меня не выходит подружиться. — А ты что… Хотел бы? На скулах Эдгара разлилась краска — хотя, может, это просто так неудачно набежала тень. — Конечно. Очень хотел бы!***
Разговор не шел у Марка из головы весь вечер и даже потом, когда во всем доме потушили свет, а тетушка, настояв перед сном прочитать молитву, удалилась к себе. Их с Эдгаром все-таки заставили лечь рядом, пообещав одолжить у соседей запасную кушетку, если станет уж совсем невмоготу спать вместе. Эдгар уснул сразу же, — вон как сопел, отвернувшись к стенке! — а Марк и вздохнуть лишний раз боялся. Как странно все это было. Теперь ему почему-то казалось, что им не мешало вот так вот сесть и поговорить с самого начала. По-простому. Да и самому Марку не мешало бы быть хоть чуточку… попроще! Но откуда он мог знать, что Эдгар окажется… таким… Что вообще все сложится так… Что вообще сам Марк будет очень даже не прочь… Что-то коротко звякнуло об оконное стекло. Марк вздрогнул, мгновенно вынырнув из своих размышлений. Быстро покосился на крепко спящего Эдгара и выполз из-под одеяла. На цыпочках подобрался к окну и распахнул его, сразу же улегшись животом на широкий подоконник. Внизу, предсказуемо лишившись дневной шляпы, стоял Джон. Завидев Марка, он лениво салютовал ему и тут же сложил ладони рупором. — Ну, ты как? — Сойдет, — подал голос Марк, изо всех сил напрягая голосовые связки. Не дай бог еще разбудит кого — у тетки ведь такой чуткий сон! Да и кровать за спиной опасно заскрипела. — Тетка все-таки поймала меня. — Да? — изумился Джон. — Вот ведь засада! Наказала? А этот чего? — Ничего. Спит. И мне надо бы. А то проснется еще! — А-а, ну ладно. Я завтра еще зайду тогда? — Ага, давай. Прохладный ветерок обдал лицо, скользнул в комнату, легким порывом потревожив занавески над головой. Опустив голову, Марк глядел, как неторопливо Джон повернулся к забору, как засунул в карманы руки, словно какой-то важный человек, и начал шагать по высокой, влажно блестящей в лунном свете траве. Только в самый последний момент Марк припомнил кое-что очень и очень важное. — Эй! Эй, Джон! — Ну? Чего тебе? — Джон замер, нервным движением взъерошив на макушке волосы. Те рассыпались во все стороны, обрамив лицо, словно пушок белого одуванчика. Марк прикусил губу, подумал еще недолго, всего парочку минут, невольно вслушиваясь в шумное, раздающееся в маленькой комнатке сопение. — Ты только это. В сарай загляни, хорошо? — Зачем? — Ну… ведро убрать. Лицо Джона удивленно вытянулось. Но спрашивать ничего лишнего он не стал. Просто кивнул, прежде чем помахать напоследок рукой и скрыться за забором. В нарастающей темноте еще долго слышался его веселый свист. Прошедший день все сильнее стал напоминать начало какого-то большого и очень увлекательного приключения. Довольный своими мыслями, Марк осторожно прикрыл окно.