Тысяча шагов от входной двери

      Часы зашуршали, словно собираясь с силами, и начали бить. Бернард, который уже почти потерял сознание, вздрогнул и открыл глаза.       «Один, два, три… — считал он удары, почему-то решив, что, если их будет двенадцать, магическим образом явится Доктор и спасет его, — девять, десять, одиннадцать».       Бернард прислушался, надеясь, что часы передумают, но они равнодушно продолжили тикать.       Одиннадцать! Это означало, что он пролежал на полу библиотеки больше двух часов.       Становилось все темнее и холоднее. Люстра превратилась в еле светящуюся точку, а дышать тяжелым холодным воздухом стало совсем трудно.       «Наверное, они экономят и убавляют отопление, — промелькнула у Бернарда мысль. — Правильно: зачем ночью отапливать библиотеку? Да, и напряжение в электросети… снижают».       Люстра все больше раздражала Бернарда: он уже был готов встретиться с той самой темной пустотой, о которой столько размышлял, но маленькое пятно света этому мешало.       «Вот бы кто-нибудь пришел и выключил…» — подумал он и тут ощутил легкий ветерок, взъерошивший его волосы, а потом услышал шум двигателей ТАРДИС.       Мучительно долго ничего не происходило.       Наконец скрипнула дверь.       — Доктор, что мы сделаем с его телом? — спросил кто-то, по-видимому, Нардол.       Доктор не спешил с ответом на этот вопрос, но все-таки проговорил:       — Отвезем его в две тысячи шестой, положим в парке на скамейку. Я вызову полицию. Пусть его опознают и похоронят как положено. Может быть, кто-нибудь захочет с ним проститься… — Доктор вздохнул, помолчал и продолжил: — Где-то в ТАРДИС были носилки — сходи и принеси.       Бернард во время всего этого диалога пытался закричать, но для этого надо было глубоко вдохнуть, что сделать никак не получалось. Тогда он сжал здоровую руку в кулак и со всей силы ударил по полу.       Его никто не услышал.       — Удивительно, что он не превратился в горстку пепла, — пыхтя, сказал Нардол.       — Далек потратил слишком много энергии для выстрела в ТАРДИС, да и Бернарда задело по касательной. Впрочем, ему хватило, — объяснил Доктор. — Я проверю хранилище и вернусь.       Бернард ударил кулаком по полу еще раз.       — Доктор, я не хочу оставаться наедине с трупом, — вдруг захныкал Нардол.       «Я — не труп!» — внутренне возмутился Бернард, ударил по полу в третий раз и услышал шум звуковой отвертки.       — Нардол! — крикнул Доктор. — Он еще жив!       Следующим звуком, дошедшим до Бернарда, был звук двигателей взлетающей ТАРДИС.       «Эх, надо было притворяться трупом до конца, — подумал Бернард. — Был бы шанс попасть в лондонскую больницу. Притворяться до конца… До конца…».       

***

      — Рады, что вы выбрали нашу больницу! Надеемся, у вас больше не будет повода для обращения к нам! — радостно сказал дрон — белый блестящий шар, парящий в полутора метрах над полом.       — Спасибо, — буркнул Бернард, обращаясь к дрону, хотя так и не понял, где находятся его «глаза».       — Все? — спросил подошедший к Бернарду Доктор. — Готов лететь?       — А у меня есть выбор?       — Выбор всегда есть, — довольно холодно ответил Доктор. — Могу тебя, например, здесь оставить. Хочешь?       — Нет. Полетели.       ТАРДИС приземлилась, Доктор быстро вышел из нее и сразу же куда-то пропал.       — О! Быстро вы! — воскликнул Нардол снаружи. — И трех минут не прошло!       Видеть Нардола Бернарду не хотелось, и он решил не выходить из ТАРДИС.       — Бернард! — крикнул Нардол, просунув голову в дверь. — Помоги мне, пожалуйста!       — С чем это? — отозвался Бернард, не оборачиваясь.       — С уборкой. Завтра в библиотеке детский праздник, а у нас такой бардак!       Бернард не понял, о чем идет речь, но решил все-таки посмотреть, что Нардол имеет в виду. Он подошел к двери и выглянул наружу. ТАРДИС стояла в том же самом кабинете с той самой люстрой, а часы показывали десять минут двенадцатого.       На полу была уже немного подсохшая лужа крови, а рядом с ней валялись пустые шприцы, ампулы и какие-то упаковки — Доктор улетел и привез с собой целую бригаду врачей, которым еле-еле удалось вернуть Бернарда почти что с того света. Бернард этого не помнил, потому что потерял сознание на полу библиотечного кабинета сразу после отлета ТАРДИС, а очнулся в больнице уже после того, как его вылечили.       Нардол принес ведро с теплой водой.       — Я соберу мусор, а ты вымой пол, — скомандовал он.       — Почему не наоборот? — спросил Бернард.       — Потому что у меня непереносимость человеческих биологических жидкостей, — совершенно серьезно ответил Нардол.       Бернард провел в больнице месяц, и впечатление от случившегося у него уже немного притупилось. Сейчас же, стоя на коленях и отмывая от пола собственную еще не до конца свернувшуюся кровь, он отчетливо вспомнил, как Доктор его бросил, как он провел два часа в абсолютно беспомощном ожидании смерти, и с новой силой почувствовал злость и обиду.       За все это время Доктор и не извинился, и не объяснил, почему он, оставив Бернарда, не вернулся за ним сразу же. Вернее, он пытался объяснить, говорил, что после взрыва временных гранат, да еще и направленных против далеков, сформировался такой вихрь, что ТАРДИС не могла материализоваться до тех пор, пока он, этот вихрь, хоть чуть-чуть не стихнет. Бернард во все это не поверил и считал, что Доктор выжидал целых два часа специально, чтобы проблема фиксированной точки решилась сама собой.       Следующим вечером Доктор объявил, что они перемещаются в тысяча девятьсот тридцать восьмой год и будут жить в Оксфорде. У Бернарда никакого права голоса в выборе места и времени стоянки, естественно, не было.       

***

      В Оксфорде Доктор моментально стал профессором Джоном Смитом, начал читать какие-то лекции, обзавелся друзьями-преподавателями и студентами-поклонниками. Для Бернарда же снова действовало правило тысячи шагов, но, если в Лондоне на этом расстоянии находились и магазины, и рестораны, и даже кинотеатр, то в Оксфорде были лишь мрачные лестницы, не менее мрачные каменные стены и какие-то древние хозяйственные постройки. Лишь один маленький проулок заканчивался старым потрепанным пабом, куда Бернард спустя два месяца разъедающей душу скуки устроился работать официантом.       В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Бернарду совсем не нравилось. Дело было не в бытовом комфорте, не в отсутствии друзей и знакомых, а в обычных людях, с которыми ему приходилось каждый день общаться. Бернард часто думал о том, что скоро им предстоит пережить самую страшную войну в истории человечества, потерять близких или умереть самим, и он, зная все это, никак не сможет им помочь. С каждым днем Бернард все больше задумывался об этом.       А однажды в паб пришел молодой мужчина, заказал пинту пива, сел за дальний стол, достал несколько листов бумаги и принялся что-то быстро-быстро на них писать. Посетители приходили и уходили, а мужчина, полностью погрузившись в какие-то расчеты, досидел до самого закрытия.       Бернард подошел к нему и тут понял, что его лицо ему чем-то знакомо.       — Извините, сэр, мы закрываемся, — сказал Бернард.       — Что? — рассеяно спросил мужчина, поднимая голову.       — Я сказал, что мы закрываемся, — повторил Бернард, все еще пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого человека. — Кстати, мы с вами не знакомы?       Мужчина вгляделся в лицо Бернарда:       — Сомневаюсь. Алан Тьюринг, — представился он, подавая руку. — Только что приехал из США и еще не успел привыкнуть к местному времени.       — Бернард Блэк, — ответил Бернард на рукопожатие и вспомнил, что читал биографию этого великого английского математика еще во время работы в книжном магазине. В книге было множество фотографий. — А, знаете, я никуда не тороплюсь, так что можете еще посидеть.       — О! Спасибо! Мне в голову как раз пришла одна идея…       Бернард не стал мешать вдохновению математика и отошел за барную стойку. Тьюрингу оставалось всего шестнадцать лет для творчества. И эти шестнадцать лет никак нельзя будет назвать спокойными: в них будет и война, и издевательства, и унизительное судебное разбирательство. Бернард подумал, что если кто и достоин спасения Доктором, то это такой ученый как Тьюринг, но уже знал, что Доктор ни за что так не поступит — логика Времени ни в коем случае не должна нарушаться.

***

      Как-то утром Бернард вышел из ТАРДИС, чтобы пойти на работу, и вдруг в коридоре столкнулся с высоким рыжеволосым парнем, одетым в дешевый твидовый костюм, который был на пару размеров больше, чем требовалось.       — Извините! — парень схватил Бернарда за рукав пиджака. — Подскажите, пожалуйста, где кабинет профессора Смита?       — А вы кто такой? — с подозрением спросил Бернард.       — Я — студент! Говард Лайнус, — представился он. — Я много слышал о профессоре Смите, хотел бы с ним познакомиться и попасть в его группу! Говорят, он настоящий гений!       «Ты даже не представляешь, насколько!» — подумал Бернард, показал юному восторженному Говарду кабинет Доктора и пошел в паб.       Вечером того же дня, когда Бернард вернулся из паба, он увидел Доктора, сидящего за письменным столом. Перед Доктором стояла длинная бутылка, на четверть заполненная какой-то розоватой жидкостью. Каким бы странным ни было это предположение, Бернард мог бы поклясться, что Доктор сильно пьян и чем-то расстроен.       — Доктор? Что случилось? — спросил он, взял стул и сел напротив.       Доктор поднял на Бернарда мутные глаза:       — Говарда убили, — тихо ответил он.       — Кто?       — Киберлюди. Я не успел! Опять! Не! Успел! — почти крикнул Доктор.       — Здесь были киберлюди? — удивился Бернард. — Когда?       — Бернард, не глупи! — громко сказал откуда-то появившийся Нардол. — Если бы здесь были киберлюди, ты бы об этом знал. Они были на космической станции. Очень далеко отсюда.       — То есть Доктор утром познакомился с этим Говардом и тут же полетел с ним космос? — спросил Бернард. — Зачем?       — Утром, да, — хмыкнул Нардол. — Они путешествовали три года. Говард был отличным спутником. Одним из лучших! — он сделал паузу. — А я говорил, что эти ваши внезапные приключения добром не кончатся! — воскликнул он, уже обращаясь к Доктору.       Доктор никак на это не отреагировал.       У Бернарда закружилась голова.       — Почему убили его, а не…? — начал Доктор и осекся.       — …а не меня? — закончил Бернард за него.       Доктор едва заметно кивнул и потянулся к бутылке.       — Оставь его, — проговорил Нардол.       Бернард послушался и пошел в ТАРДИС. Ему нужно было время, чтобы как-то переварить только что услышанное.

***

      Бернард проснулся глубокой ночью и понял, что принял то решение, которое уже давно должен был принять.       — ТАРДИС! — мысленно позвал он.       — Да? — отозвалась она.       — Доктор и Нардол здесь?       — Нет, они еще не пришли.       — Хорошо. Скажи, пожалуйста, ты можешь отвезти меня туда, куда я попрошу? Ну, как тогда, во время пожара? В один конец?       — Могу. Но, Бернард…       — Что?       — Ты не сможешь долго жить без меня.       — Я знаю. Я все обдумал и все решил. Кстати, о каком периоде времени все-таки идет речь?       — Трудно сказать. Ты же помнишь о числах? Они каждый день разные. Может, ты умрешь сразу, может, проживешь неделю, а, может, и пару месяцев. Я так долго выправляла твою временную линию, что последствия этого трудно определить.       — Зато это будет моя жизнь. Я больше не хочу жить на правах комнатной собачки, которая вынуждена регулярно посещать ветеринара.       ТАРДИС задумалась.       — И куда бы ты хотел отправиться? — наконец спросила она.       — Домой. В Лондон. Май две тысячи седьмого года. Пусть это будет моя последняя весна. Высади меня возле «Лондонского глаза» — столько про него слышал, но так и не увидел.       — Я тебя поняла.       Двигатели заурчали всего на несколько секунд.       — Приехали, — сказала ТАРДИС. — Первое мая две тысячи седьмого года. Шесть утра. Площадка возле «Лондонского глаза».       Бернард почувствовал, что его ладони взмокли, а пульс участился.       — Спасибо! — воскликнул он вслух, пошел к двери и осторожно открыл ее. Подсвеченный голубыми огнями «Лондонский глаз» был прямо перед ним. Зрелище было по-настоящему величественным.       Бернард вышел из ТАРДИС и закрыл за собой дверь.       Она не стала прощаться и тут же дематериализовалась.