«Ты же знаешь, я не контролирую себя в сумраке глубокой ночи. Я лучше разожгу свою фантазию, чем останусь наедине с самим собой. Я хочу заснуть рядом с тобой, И это всё, чего я хочу прямо сейчас. Приходи и поговори со мной».
***
Юнги лежал в своей постели, укрывшись пуховым одеялом, и смотрел на разноцветные яркие звёзды, хаотично разбросанные по потолку лампой-проектором. Это карманное звёздное небо ему подарил Хосок на прошлый день рождения. Чон в тот день так лучезарно улыбался, вручая небольшую коробку, перевязанную красной лентой, что Юнги чуть не разрыдался от счастья, потому что это был подарок от Чон Хосока — самого важного человека в жизни Мин Юнги. Чуть позже Хосок отвёл его на балкон, где они, укрывшись одним тёплым пледом, встречали десятый по счёту весенний рассвет, крепко обнял и, положив голову на хрупкое плечо Юнги, попросил: «Всякий раз, когда будешь смотреть на эти звёзды, что я подарил тебе, вспоминай обо мне. Обещаешь?». И Юнги пообещал, ни разу не нарушив своё слово. Они не виделись уже три недели, Хосок улетел на танцевальный конкурс в Америку с группой, так и не сказав, когда вернётся. И даже несмотря на то, что Чон иногда присылал громадные сообщения с фотографиями в Какао, Юнги безумно скучал по нему, такому неугомонному и родному. Он скучал по ночным разговорам, когда Хосок без спросу приходил к нему ночевать и забирался в чужую постель, укрывая их одним одеялом; скучал по медвежьим объятиям, которые тот дарил при каждом удобном и неудобном случае; скучал по совершенно дурацким шуткам и надутым в наигранной обиде губам, которые потом непременно растягивались в ослепительных и искренних улыбках; скучал по странным звукам, вылетающим из парня в приступах истерического смеха. Юнги просто скучал по своему Чон Хосоку, который уже давно стал для него больше, чем лучшим другом. Сейчас Юнги совсем не помнил, в какой момент времени это произошло. Возможно, когда они в старшей школе воровали апельсиновые карамельки в местном супермаркете, чтобы сбить табачный запах перед походом домой. Или на выпускном из университета, когда они разбили друг другу об защищённые строительными касками головы по стеклянной бутылке, крича, что «мы, мать вашу, инженеры!», а потом уснули в обнимку на деревянном полу хосокова коридора. А возможно, это произошло в конце этого лета на свадьбе их общего друга Сокджина, когда они так увлеклись, выпивая за здоровье жениха и невесты, что чуть не пропили всё своё здоровье и анальную девственность Юнги. На утро Хосок вообще ничего не помнил: ни как они добрались до квартиры Мина; ни как увлечённо целовались, раздевая друг друга; ни как Хосок давился стонами, когда Юнги отсасывал ему, ласково скользя ладонями по поджарому телу; ни как он в итоге отрубился, придавив своим телом возбуждённого Мина. Вместо Хосока всё это детально запомнил Юнги, ещё долго потом перебарывая своё обжигающее смущение и ловя на себе непонимающие хосоковы взгляды. Сейчас Юнги совсем не помнил, в какой момент времени он понял, что влюбился в лучшего друга, зато он точно знает, что любит Хосока по-настоящему. Цифры на часах уже давно перевалили за три часа ночи. Юнги обнял одеяло, цепляясь за него так, словно лишь оно способно спасти его жизнь. Он зарылся носом во вторую подушку, на которой обычно спал Хосок, ощущая иллюзорный запах его одеколона, и устало прикрыл глаза, тщетно пытаясь уснуть. Без Хосока ему всегда становилось одиноко, ему казалось, что кровать становилась слишком огромной, чтобы спать в ней одному. Каждую ночь, лёжа в свете маленьких искусственных звёзд, он чувствовал себя так, словно упустил что-то очень важное, что он лишился части себя. Ему так хотелось, чтобы Хосок заключил его в свои тёплые объятия и уснул рядом. Но сейчас это вряд ли произошло бы, ведь Чон слишком далеко. Всегда слишком далеко. Юнги тяжело вздохнул и тихо прошептал в необъятную пустоту, словно загадывая желание: — Приходи и поговори со мной. Позже, когда Юнги практически провалился в сон, в окно что-то попало, издав приглушённый стук. Парень вздрогнул от неожиданности и распахнул глаза, пытаясь понять, что произошло. Сначала он подумал, что это лишь ветка дерева ударилась о стекло из-за порыва прохладного ноябрьского ветра, а потом вспомнил, что живёт на третьем этаже, а перед его домом растут лишь ещё совсем молоденькие яблони, едва достающие до середины второго. После ещё одного такого попадания он нахмурился, поднимаясь с постели, и невольно поёжился, лишившись тёплого кокона. Без Хосока ему всегда холодно. Дойдя до подоконника, он посмотрел вниз в поисках причины странного звука и увидел там улыбающегося Хосока, который пританцовывал и показывал ему на свой телефон. Тело бросило в приятную дрожь, Юнги удивлённо захлопал глазами и покосился на свой айфон, лежащий на тумбочке. Он мгновенно загорелся от входящего звонка, а на экране появилась их с Хосоком совместная фотография. На ней они довольно улыбались на фоне моря и показывали средние пальцы фотографу — Чонгуку, хосокову младшему брату. Юнги поднял трубку, только с третьего раза попав пальцем по зелёной кнопке. — Алло, — неуверенно пробормотал он, всё ещё не веря своим глазам. Хосок стоял там, внизу, и приветливо махал рукой. — Доброй ночи, Юнги-я, — послышался радостный хосоков голос. — Я звонил тебе в домофон, но ты, видимо, его выключил на ночь. Да и телефон ты не брал, пока я не начал кидаться тебе в окно камушками. Впустишь меня? Тут прохладно, даже очень. — Д-да, конечно, — запнувшись, ответил Юнги и, чуть не упав, посеменил к входной двери, чтобы включить звук домофона. — Вот и славненько! — Хосок положил трубку. Спустя три минуты, которые длились для Юнги, как сто сорок восемь лет, перед ним предстал Чон Хосок собственной персоной. Такой родной и до боли знакомый. Поставив две тяжёлые сумки на пол прихожей, Хосок снял шапку, растрепав тёмные невозможно мягкие волосы (Юнги точно знает), и развёл руки в стороны, намекая на то, что Мин должен немедленно подойти для приветственных объятий. Он улыбался, но выглядел уставшим. За три недели его лицо заметно осунулось, а под глазами легли тёмно-фиолетовые тени синяков. Но он по-прежнему оставался тем самым Чон Хосоком, в котором так отчаянно нуждался Мин Юнги. — Я долго ещё буду так стоять? — поинтересовался Чон, изгибая бровь и забавно шевеля руками. — Иди уже сюда. И Юнги сдался без боя. Он бросился в долгожданные объятия, утыкаясь носом куда-то в область чужой шеи и вдыхая запах, ставший родным. Хосокова куртка неприятно холодила даже сквозь ткань хлопковой пижамы в чёрно-изумрудную клеточку, но парню было плевать. Он чувствовал себя защищённым рядом с самым дорогим человеком. То одиночество, что так долго сковывало его, лишая возможности свободно дышать, наконец отступило. Он наконец чувствовал себя целым. Всё просто должно было быть именно так. И никак иначе. — Почему ты здесь?.. — спросил Юнги, нехотя отстраняясь от парня, давая тому возможность стянуть куртку и кроссовки. — Я думал, ты ещё не скоро вернёшься. Как конкурс? — Конкурс мы выиграли, и я только с самолёта, хотел устроить сюрприз, поэтому и не сказал ничего. Но получилось как-то очень хреново. Я почему-то не подумал, что прилечу так поздно и еле живой. Я ведь разбудил тебя, да? Прости… — в хосоковых глазах мгновенно отразилось искреннее сожаление. — Да нет, я не успел уснуть, — отмахнулся Юнги и охнул, когда Хосок взял его за руку и повёл в спальню. — Тогда нужно это исправить. Хосок отпустил руку Юнги лишь в момент, когда они оказались посреди его комнаты, в сиянии мириады искусственных звёзд. Юнги сразу ретировался на кровать, укутываясь в одеяло, а Чон начал раздеваться, стягивая с себя всю одежду, оставаясь в одних боксёрах. Парень аккуратно сложил вещи на стул и направился к кровати, когда поймал на себе чужой интенсивный взгляд. Он прекрасно знал этот взгляд, потому что сам так смотрел на Юнги, хоть тот никогда этого и не замечал. — Может, дать тебе футболку и штаны хотя бы? — осторожно спросил Юнги, смущённо отводя глаза от идеального тела лучшего друга, когда понял по хосоковой ухмылке, что его поймали с поличным. — У меня довольно холодно, а одеяло одно и… — Ничего, ты меня согреешь, — отрезал Хосок, ныряя под одеяло и притягивая Юнги к себе, чтобы уложить того к себе на грудь. Они лежали в тишине, наслаждаясь теплом друг друга. Юнги машинально поглаживал мягкую кожу под чужой ключицей, пребывая где-то далеко в чертогах разума. Ему вновь казалось, что всё так и должно быть: что Хосок должен быть рядом и вот так нежно его обнимать. Всегда. Целую вечность, а может и две. — Ты держишь обещание, Юнги-я? — неожиданно спросил Хосок, в его голосе ощущалась некая надежда и трепет. Он сильнее сжал пальцы на плече Юнги, скользя по нему большим пальцем. — Ты вспоминал обо мне сегодня, смотря на эти звёзды? — Конечно, каждый раз вспоминаю, как и обещал, — отозвался тот, пряча алеющие щёки между одеялом и хосоковой обнажённой грудью. Его сердце норовило вырваться из груди, разбив алмазную клетку рёбер, и чтобы не допустить этого, Юнги предложил, тяжело вздохнув: — Уже поздно, давай спать. Ты ведь вернулся, а значит у нас будет ещё много времени, чтобы поговорить. — Да, давай, — нехотя поддержал его Хосок, ослабляя хватку и поправляя одеяло так, чтобы оно равномерно накрывало их обоих. — Спокойной ночи, Юнги-я. — Спи сладко, Хосок-а. Цифры на часах уже давно перевалили за четыре часа ночи. Юнги лежал в своей постели, слушая мерное дыхание спящего Хосока, и наслаждался его объятиями. Он так долго этого ждал, что теперь совсем не мог уснуть. Подсознательно ему казалось, что что-то всё равно не так, практически идеально, но это практически чертовски сильно всё портило. Некое чувство недосказанности вновь схватило его за горло, заставляя судорожно хватать воздух ртом. Ему хотелось разбудить Хосока и сказать всё, что он так давно хотел, но вместо этого: — Я так люблю тебя, — на грани слышимости прошептал Юнги, оставляя лёгкий поцелуй на чужой ключице. Он был больше чем уверен, что Хосок уже уснул, поэтому позволил себе дать слабину и произнести то, что не в силах сказать прямо. — Я тоже люблю тебя, Юнги-я. Юнги почувствовал эфемерное касание чужих губ своей макушки и удивлённо охнул. — Т-ты… ты слышал. Но я… — Мин не знал, что сказать, пребывая в полной растерянности. Всё, что сейчас происходило, казалось ему очередным волшебным сном, где они с Хосоком, взявшись за руки, уходят в закат со счастливыми улыбками на лицах. — Да, слышал, и я очень этому рад. Если бы ты не произнёс этого сейчас, я бы сам признался тебе утром, — Хосок выдержал паузу, тщательно пытаясь подбирать правильные слова. — Знаешь, проведя эти три недели врозь, я понял, что не могу перестать думать о тебе. Не могу перестать ревновать тебя, размышляя о том, как ты, возможно, улыбаешься кому-то другому. Не могу забыть вкус твоих губ в ту августовскую ночь… — Ты… — Да, я всё помнил с самого начала, просто испугался, что всё это произошло лишь по пьяни, но чем больше времени проходило, тем сильнее я начал осознавать, что люблю тебя, совсем не как лучшего друга, — честно признался Хосок, зарываясь длинными пальцами в чужие светлые волосы. — Долго находясь вдали от тебя, я хотел поскорее увидеться и обнять, прижать как можно ближе к себе, чтобы почувствовать именно твоё тепло, увидеть твою смущённую улыбку и услышать хрипловатое «отвали, придурок». Я всегда хотел и хочу защищать тебя. Хочу встречать с тобой закаты и рассветы, хочу радоваться и плакать вместе с тобой. Я так хочу держать тебя за руку и засыпать в одной постели. Всё это время, что я провёл в Америке, я думал лишь о том, что хочу прийти и поговорить с тобой. Хосок слегка приподнялся, чтобы посмотреть Юнги прямо в глаза, и полным серьёзности голосом произнёс: — Я больше не смогу быть твоим лучшим другом, Юнги-я, ведь я действительно люблю тебя. — Так не будь. Юнги сам подался вперёд, удивляясь собственной смелости, и вовлёк Хосока в долгожданный поцелуй. Очень осторожный и нерешительный. Внутри всё затрепетало, когда он чувствовал, что Чон отвечает ему, полностью отдаваясь во власть ощущений. Юнги неторопливо двигал губами по хосоковым, словно пробуя их на вкус. Это был уже не первый их поцелуй, но он стал первым для них в качестве двух любящих людей. Сейчас эти нежные прикосновения казались действительно правильными и настоящими. Мин довольно промычал, тая в чужих руках, когда Хосок углубил поцелуй. Хосоков язык изучающе ласкал, проходясь по нёбу и чужому языку, вырывая сладкие вздохи. Юнги запоминал каждое движение, повторяя и отвечая Хосоку. Он коснулся чужой щеки и улыбнулся в поцелуй. Это то, чего он хотел. Всегда. Чтобы Хосок был рядом. — Ты же понимаешь, что теперь я никогда не уйду от тебя, даже если ты попросишь? — со всей нежностью спросил Хосок, отстраняясь от любимых губ и укладывая Юнги обратно на себя, теснее прижимаясь. — Я никогда не попрошу, — Мин удобно устроился на хосоковой груди, в которой для него бешено стучало чужое сердце, и закрыл глаза, постепенно проваливаясь в сон. Юнги лежал в своей постели, укрывшись пуховым одеялом, и засыпал в хосоковых объятиях под разноцветными яркими звёздами, хаотично разбросанными по потолку лампой-проектором. Этой ночью падающая искусственная звёздочка исполнила его желание. Хосок пришёл к нему, и теперь они всегда будут вместе.