Не лечи меня

Рюноскэ всегда ненавидел болеть, но сейчас это стало особенно в тягость. И дело не в рвущем горло кашле, не в насморке, мешающим нормально дышать, даже не в слабости, которая путала мысли и заставляла валиться на каждое рядом стоящее кресло. Нет, это всё мелочи, не стоящие внимания, хотя обычно, когда мафиози совсем себя доводил, то его заставляли взять отгул. Он злился. Приходил на работу с пачкой мятных пастилок, изображая хоть какую-никакую, но заботу о себе, шёл на миссии или же тренировался. - Акутагава-семпай, Вам нехорошо? "Умоляю, заткнись!" - в горле пересохло, и язык прилип к нёбу, парень чувствовал, что если заговорит, то его голос прозвучит слабо, поэтому мотнул головой и одарил Хигучи злым взглядом. Этого всегда было достаточно, чтобы умерить её безграничный пыл. Но когда ему в руки лёг пакетик с таблетками и вложенной в него бумажкой с расписанием приёмов лекарств, ему пришлось сдаться. Акутагава даёт слабину не впервые, он знает об этом и злится ещё больше. Он не хочет, чтобы всё повторилось. *** - Акутагава-кун, держите! Детские руки протягивают ему чашку с чаем. Чёртов зелёный чай, который Рюноскэ так не любит, да к тому же ещё и перезаваренный! А сколько в нём сахара! Кто вообще учил эту девчонку готовить чай и учил ли вообще? Парень опускает на Кёку взгляд, полный упрёка, а та наивно ждёт одобрительной реакции на её старания. Не дождётся. - Ты даже с заварочным пакетиком справиться не можешь. Пей сама! Кёка повинуется и подносит чашку к губам, касаясь именно того места, где пару секунд назад были губы Рюноскэ. - Больше так не делай. - Да, Акутагава-кун, в следующий раз я сделаю чай лучше. Рюноске не стал спорить и злиться за её недогадливость, он списал этот жест на случайность. Он всегда не любил задумываться над непонятными ему явлениями, хотя Кёка тоже сама по себе была какой-то далёкой от него, но о ней он думал. Иногда, невольно. А порой просто случайно замечал, как она старается угодить ему во всём, как старается исправить свои ошибки, как снова ошибается, и всё повторяется по кругу. Акутагава только и мог, что отвечать на её искренние порывы грубостью, даже когда понимал, что думает о тренировке с ней ещё за два дня до этого. За кофе и обедом он всегда посылал её, на редких миссиях он оттягивал время расставания, соглашаясь на её просьбы куда-нибудь сходить, а она теперь в совершенстве готовила его любимый чай. Акутагава заставлял молчать всё, что находилось ниже головы, стараясь думать трезво и рассудительно. Кёка не заметит ни одного намёка, что выдаст ужасную правду, в то время, как она сама тоже пытается доказать ему своё безразличие. Но именно тогда, когда Рюноскэ по привычке запустил себя, хотя организм уже кричал ему, что лёгкая простуда уже приобрела более значительный вес, да, тогда Кёка не могла изображать из себя немую. Она узнала адрес Акутагавы и незамедлительно отправилась туда. Хотя наставника скорее взбесило её появление, но сил тогда не было даже на оплеуху. В какой-то степени ситуация была даже любопытной, как тот жест с питьём из кружки учителя. Какие же планы у этой девчонки? Кёка не пыталась стать даже временной хозяйкой в доме, она сосредоточила свои силы на лечение наставника, но делала это как-то ненавязчиво, тихо, не сидела над душой, поминутно кидая любопытные взгляды, не ходила каждые пять минут спрашиваться о его здоровье. Иногда Акутагава даже не понимал, действительно ли она сидит в соседней комнате или её редкие появления - это всего лишь игра его ослабшего сознания. Он бы сам приходил к ней, если бы не усталость, а попросить её сидеть рядом просто невозможно, да и от чужого присутствия легче не становилось. Кёка не пытается потрогать его лоб губами, взять за руку, проверить его ночью, она уверенно протягивает ему градусник, приносит чай по просьбе или без и никогда не тревожит его сон. Она умеет себя ограничить и не выйти за рамки, за это Акутагава мысленно благодарит её, а сам час от часу ждёт, когда пойдёт на поправку. Он больше не выдержит этого. Ему не опостыла забота, не раздражало чужое присутствие, он добровольно отдавался на попечение ученицы. Его мучало лишь то, что Изуми своими детскими невинными выходками задела его огрубевшее сердце, то, что она стойко держалась под натиском его гнева, а потом как ни в чём не бывало спрашивала, не принести ли ему что-нибудь выпить. Ей не нужны тёплые слова и ласка, её устраивает грубость и к побоями тоже притерпится, главное, что у неё есть возможность тренироваться с ним, видеть почти каждый день, хотя бы мельком, а в зале, где она через каждые три дня пытается доказать своё мастерство, а он смотрит только на неё. *** "Ты глупая, глупая..." - он привык бранить Изуми, она в свою очередь привыкла к самым грубым ругательствам, а в мыслях он никак не может закончить грубость и отводит взгляд, хотя девочка итак не заметит; она занята витриной с игрушками. В следующий раз Кёка тоже его лечила и намного удачнее, Рюноскэ быстрее шёл на поправку, скорее всего он притворялся, ведь его гнало желание скорее выпроводить девочку из дома. Но если бы он попытался это сказать, то вышло бы короткое: "Останься..." В те минуты он себя ненавидел. Сильнее возненавидел только тогда, когда градусник треснул и Кёке пришлось наклониться к нему, чтобы проверить температуру. Вместо лба она почувствовала мягкое прикосновение, и много ума не надо, чтобы сразу понять, что она коснулась его губ. Он сам подставил их. - Неряха, даже этого сделать не можешь. Рюноске быстро отворачивается, чувствуя, что сейчас сгорит, но не от стыда, а от мыслей о глупости и безрассудности своего поступка. Он злился на себя за минутный порыв, а на неё - за то, что она не стала перечить и пытаться выяснить смысл его действий. А когда через месяц её забрало Агентство, Рюноскэ почувствовал облегчение. Он верил, что её отдадут под суд и на этом всё закончится, но ошибся. Когда он увидел её снова, но уже, как полноценного члена Агентства, да ещё завоевавшей всеобщую симпатию, то почувствовал, как что-то внутри у него оборвалось и будто пустота образовалась в его грудной клетке, даже сердце будто перестало биться. Тогда мафиози понял, почему люди уходят в запой, и был сам не прочь забыться хоть каким-нибудь образом пусть даже на день, но не рвать себя изнутри в бесплодных попытках доказать самому себе, что подобные мелочи его не волнуют. Конечно, ведь это были вовсе не мелочи. *** Хигучи решила, что способна позоботиться об этом страптивом парне и всячески искала к нему лазейки. А он хотел, чтобы его оставили наедине с его мыслями. Она начала свои "диверсии" ещё в те последние месяцы, когда Акутагава, всё больше съедаемый борьбой с чувствами, особенно остро на всё реагировал и раздражался. Ему душно было находится рядом с другими, особенно рядом с девушкой, особенно с такой навязчивой. Его душа требовала либо мирного покоя, либо полёта в небеса, а её нуждалась в таком же немом признании, которого удостоилась его ученица. "Отстань, отстань, отстань!" - кричал он мысленно, и не скупился сказать грубость и уйти за первый попавшийся угол. Он не сбегает, просто знает, что если не уйдёт он - не уйдёт и она, сбегал он только от навязчивых мыслей, но не от людей. Но Ичиё делала небольшую передышку и снова пыталась понять предпочтения семпая, чтобы потом, опираясь на эти наблюдения, доказать, что она сможет стать прекрасной... женой? Она слишком далеко махнула в своих фантазиях, но реальность не терпела таких объёмных мечтаний, а ограничиваться скромностью, когда дело касается возлюбленного - занятие, порой непосильное. А потом Кёка ушла, и Рюноске не мог терпеть эти руки с аккуратным маникюром, приносящие его любимый кофе, эти глаза, пытающиеся проникнуть в душу и понять что там таится, этот румянец на щеках, который вызывает его сосредоточенный взгляд на ней. Кёка никогда бы не позволила себе таких несдержанностей. Она не пыталась узнать его тайны, научилась быть бесстрастной в его присутствии, она всегда путала американо с латте, но что бы девочка не принесла, Акутагава всегда выпивал. А сейчас он не мог сделать и глотка. Акутагава не хочет, чтобы Хигучи исполняла каждую его прихоть, вела себя, как покорная рабыня, готовая кланяться ему в ноги. Уважение - вещь хорошая, пока она не перерастает в поклонение, он знал, что это такое, и это чувство было ему противно во всех его проявлениях. Только с собой он сумел совладать, а она - нет. Теперь если он заболеет, то у его постели стремится быть Ичиё, но её он не пустит даже на порог, ведь тогда не бывать покою в его доме. Да и её присутствие разрушит ещё свежее воспоминание о безмолвной маленькой фигуре за стеной, иногда ему мерещится, что она до сих пор там. И только сейчас Рюноскэ понимает, как на самом деле ничтожен был поцелуй, так и не утоливший его жажду сближения. Но теперь поздно, Кёке нельзя возвращаться, но вопрос скорее в другом: хочет ли она этого? Рюноскэ не в праве пытаться угадать чужие мысли, но ему жутко хочется, чтобы Изуми мечтала вернуться. К нему. Да, пусть она станет подручной Агентства, пусть служит во имя чистого добра и справедливости, но пусть её душу чернит только один единственный грех - желание быть с ним. Если бы только чувства были взаимны... Парень даже в мыслях не давал себе глупых обещаний свернуть ради неё горы, или уничтожить Агентство, или вернуть её в Мафию, нет, зачем эти великие подвиги и лишнее бахвальство? Им обоим этого не надо. А редкие скрытные свидания обоим милее, чем сотня прыжков с моста в попытках доказать свою безмерную любовь. *** - Акутагава-кун... Рюноскэ снова слышит голос Кёки во сне, но она стоит где-то далеко-далеко. Впереди только чёрный силуэт в густом тумане, и он видит, как развеваются её хвостики на ветру; она ждёт его. Но он не может идти, что-то держит его на месте, а через несколько секунд уже тянет назад. Он оглядывается и видит тёмную слизь, обвалакивающую его правую руку, а из жидкости формируется знакомая фигура - Хигучи. - Ты мой, Акутагава-семпай! Я не пущу тебя! Сон прерывается звонком домофона, а через минуту после ещё одного звонка начинает вибрировать телефон. Это Хигучи. Она опять пыталась навязаться ему в сиделки, ведь семпай не стал пить лекарства, которыми она так любезно его снабдила, и теперь лежал с высокой температурой и бредил. - Да, ты не пустила меня к ней, стерва, довольна теперь?! Звук на телефоне выключен окончательно, а сам прибор летит в стену. Парень зарывается в одеяло плотнее и закрывает руками уши. Ничего, ещё пару бесплодных звонков в дверь и она уйдёт, Ичиё не так терпелива, как ей кажется. А он попытается уснуть, или ему опять станет так плохо, что Кёка начнёт ему мерещиться наяву или хотя бы её голос. Рюноскэ ненавидит болеть, но сейчас болезнь становится его спасением и даёт хоть немного забыться. Но даже когда приходило время выздоравливать, внутри него всё равно сидел недуг, отравляющий его день за днём уже который месяц. Но это и к лучшему, ведь тогда... Он найдёт в себе силы забыться уже навсегда.