дышать по-осеннему трудно

тысяча огоньков отражается из глубоких заплаканных глаз у тебя будет всё, да и даже не раз

Дышать нечем. Осенью всегда почему-то так: воздух тяжёлый от пряных духов, от опавших коричневых листьев, от толпы людей в транспорте. Промозглый ветер прикасается своими холодными пальцами, заставляя с носом зарываться в шарф или ворот пальто. Звать кого-то в свете фонарей, а в ответ получать только смех ворон. Сентябрь в этом году выдался довольно странным: то ветер с дождем всю неделю, то солнце и тепло. Первые числа октября промозглые, что все кутаются в шарфы и вороты курток, достают осенние и резиновые сапоги, теплые куртки и пальто/парки. Кто-то шутит, что в этом году осень затяжная: как началась с самой весны, так и продолжается. Питер окунается в золотую и рыже-коричневую листву, сверкает позолоченными куполами соборов, кашляет воронами с блестящими черными глазами, плюётся дождями. У Питера небо серое, рыжее солнце рядом с тлеющей луной разводит розовую воду над головами. Старый чайник кипятит воду непозволительно быстро, что Юра успевает только подойти к столу и бежать обратно: у чайника не работает выключатель. Вода с мерзким запахом гари бьется о стенки кружки с кошками, растворяя кофе. По какой-то радиостанции поёт Майкл Джексон, в голове пустота и лёгкий шум: к плохим снам успеваешь привыкнуть, но не к кошмарам. Они заставляют просыпаться посреди ночи и с паникой ощупывать взглядом тёмную комнату. Боязнь закрыть глаза, кошкино мурчание где-то в комнате. Юре снова снился Виктор. Его беззаботная улыбка, светлые короткие волосы, смех, отражающийся солнечными зайчиками по стенам. Между ними куча километров и чёртов Кацуки. Юра отчаянно пытается забыть, выкинуть из головы, не думать/вспоминать, забыть все мелочи и привычки. получается откровенно плохо Утром хочется взвыть от собственного бессилия, но Юра вынуждает давить в себе всё это. Остаётся только ощущение горячей глины вместо глаз, першение в горле и Молко на Рок Хитс. Юра сидит рядом с Отабеком, читает Акунина, заправляет прядку за ухо, задевая пальцами наушник - второй у Отабека. Отабек что-то говорит Юре, а тот улыбается и кивает, не отрываясь от чтения. А Виктор стоит в дверном проёме, не решаясь подойти, и смотрит. смотрит/запоминает/впитывает в себя, в каждую клетку, вырезает в памяти наскальными рисунками, чтобы точно навсегда Виктор хочет видеть Юру всегда. рядом он хочет, как раньше: скрип виниловых пластинок, кофе на кухне под ярким солнцем, партия в шашки, прогулки после обеда, долгими холодными зимними вечерами какао на двоих, долгий выбор книги и чтение вслух на диване, звонкий смех... он хочет, как раньше, тянет руки к прошлому, где его светловолосый Юрочка У Юры в рюкзаке пакетики с супом для кружки и кошачьим кормом, пачка чая да молотый кофе. У парадной не горит внешнее освещение, которое обещают сделать уже месяц. Юра роется в рюкзаке, пытаясь достать с самого дна связку ключей, чертыхается, когда очередной брелок выскальзывает из пальцев. Юра мотает головой, хмурясь, когда слышит чьё-то "Юра!". Это точно не ему. Во-первых, уже поздно, а во-вторых, некому. Отабек сейчас смотрит «Леона», а Мила забывается в тренировках. Его снова зовут, и Плисецкий в свете уличных фонарей видит приближающуюся одинокую фигуру среди чёрных девятиэтажек. Тёмное пальто нараспашку, шарф небрежно свисает, отросшая серебристая чёлка лезет в глаза и широкая улыбка. Виктор не должен здесь находиться. Виктор много чего не должен, но он плюёт на всё. А Юра замирает у парадной с ключами в руке, моргает, думает, что показалось. какого чёрта? Виктор продолжает улыбаться, забирает ключи и открывает дверь в парадную и хватает Юру за руку. Обнимает Плисецкого в квартире за закрытой дверью, прижимает к себе и не может надышаться запахом мороза, яблочного шампуня и парфюма. Юра замирает в кольце рук, боится, что это сон, что снова останется ни с чем В квартире у Юры сыро и холодно, с едва ощутимым запахом затхлости. Плисецкий ждёт, когда дадут отопление, а пока кутается в свитера и толстовки, натягивая рукава до кончиков пальцев, прижимает кошку к груди, чтобы теплее было. А сквозь динамики льются по-осеннему грустные Арбенина и Васильев. Юра смотрит в окно на кухне, что выходит во двор, наблюдает за падающими листьями, на раскачивающиеся деревья, на капли на карнизе, на спешащих под дождем людей. Кофемашинка громко шумит, чайник свистит на плите, а в коридоре слышится звук открывающегося замка. Виктор трясет головой, разбрызгивая капли, ставит зонт-трость в угол и молча подходит к Юре.