Царапина

Иногда переживаемые эмоции и черты характера выходят наружу как что-то совершенно другое. По сравнению со спектром чувств, наше лицо очень скудно на проявления. Я опускал голову только для того, чтобы мысли на миг исчезли. Чтобы, зайдя в тупик, электричество в "сетях" поплыло немного иначе. А также я опускал её, когда хотел избавиться от внимания. Я курил всегда, и когда нервничал. Но когда нервничал - вдыхал дым реже. Люди много раз хотели меня понять. И, таким образом, сблизиться. Уследить за всем дано не каждому. Я и сам уже не всё могу понять. Я одевался в чёрное, и сейчас в темноте смутно видел свои очертания. Другие цвета буквально выводили меня из себя, как только мелькали перед глазами слишком долго. На вид других людей же мне было плевать. Меня раздражали мои волосы. Они были жёсткие и светлые и не подходили к моему мироощущению. Кожа тонкая, словно листья. Пальцы.. длинные как спицы. Я поднёс поближе руку с зажатой между пальцев сигаретой. Я так ясно видел свою уродливость, мерзость, ничтожество. И мне было противно каждый раз, когда я начинал об этом думать, когда что-то напоминало мне. Или кто-то. Бычок догорал и излучал яркий свет вместе со смогом. Я резко поднялся с кожаного кресла. Нагнувшись, потушил его в до этого чистой пепельнице на полу и замер. Помещение находилось под землёй, но здесь было, едва видное за горой вещей, окно. Абсурдно, конечно, - я думал, оно нужно, чтобы не сходить с ума, подолгу находясь в четырёх стенах. Но, учитывая слой общества, обитающий здесь, я почти сразу отмёл эту мысль. Вопрос, однако, никуда не исчез. Окно в никуда кричало на меня отражением. Я знал, что высок, строен, довольно силён, что за внешность я могу получить очень многое. И я получал. Но как только я смотрел в собственные глаза - видел раскалённую, вязкую, чёрную смолу, стекающую сквозь пальцы. Мне вновь становилось тошно, и я отводил взгляд в пустоту. Говорят, человек был создан из глины, я же тупым ножом выточен из обиды. Я ничего не забываю, потому что иначе со временем буду втоптан в грязь, чего и заслуживаю. Моя обида для других была гордостью, как опущенная голова - усталостью. Жестокость и холод - характером. На деле же - борьбой за своё место, притворством ради уважения. "Чьего уважения?" - думал я временами, когда направлял дуло пистолета в чьё-то лицо и чувствовал за спиной их присутствие. Взгляды. Взгляды были на мне всю жизнь. Какую роль ради признания я только ни играл, в чью кровь ни влезали мои руки. Недостаток внимания перерос во властолюбивость. А позже - в мнимую и наигранную власть. - Они боятся не меня, а оружие в моих руках, - прошептал я и сполз по холодной стене на пол рядом с пепельницей. Пистолет, висевший в кобуре на поясе, уткнулся мне в бедро. Взгляд опустился вниз. Наверное, мои глаза выражали воистину отцовские чувства к этому куску железа. Он принёс мне всё, чего я когда-то желал. И всё, что я так ненавижу и презираю сейчас. Я вытащил "Беретту" из чёрной кожи и посмотрел внутрь дула. Это возвращало в чувство. Конечно, я не раз испытывал на себе чувство "последней минуты"; если ты часть мафии - это обычное дело. Но обычным оно стало далеко не сразу. Далеко не через месяц ты прекращаешь истекать холодным потом, шататься от дрожи в коленях и бороться с желанием бежать. Пройдя этот путь, ты занимаешь место своих испытателей. - Хотя этот путь тоже пройден благодаря лишь времени и отсутствию возможности отступления, - став на их место, я хотел убивать далеко не всех. Многие из мертвецов, конечно, заслуживали смерти, но я не желал, чтобы в том было моё участие. Иногда доводилось отправлять на тот свет детей и девушек. В этом не было истинной нужды, кроме доказательств моей непоколебимости. Я страдал, я дико страдал. Хотел уйти, сбежать, но знал, что ненависть к себе найдёт меня быстрее мафии. И я не знал, что хуже. "В этом виновен он и только он." - скидывал я вину на Ниа долгие годы. Он, безусловно, вырастил во мне чувство жалости к себе, которое я приумножил до огромных масштабов. Но в него не за что бросать камни, я видел жалость в его заботе. Видел то, чего нет. Я склонил голову набок, и пряди поспешили накрыть мне лицо. Синий сенсор загорелся и оповестил комнату об открытии главного входа. И единственного. Вдалеке был слышен глухой периодический стук обуви. Он приближался к двери. Я не был способен что-то предпринять, нужды в этом и не было. Моё лицо не выражало никаких эмоций. Дверь с грохотом открылась, и поток ветра кинул пепел мне в лицо. Огромный громоздкий человек прищурился, вглядываясь в помещение и не решаясь переступить порог. Его взгляд остановился на черном пятне на полу. - Мэлло, - мужчина тут же сменил выражение лица на безразличное и прошёл в конец комнаты, усевшись в кресло. - Пока мы искали эту гниду, ты валялся здесь и нихера не делал. Так что на тебе вся грязная работа, - издевательски весело произнёс мафиози последнюю фразу, подкуривая сигару. Слова едва коснулись слуха. Я не открывал глаз и не издавал ни звука. Так длилось долго, терпение мужчины истекало, а моё безразличие, гонимое мыслями, растекалось всё дальше. - Ты оглох? - С угрозой спросил человек, на миг перестав затягиваться жгучим дымом. - Нет, Грэг, я не оглох, - с выдохом выплюнул я, представив, как он начнёт угрожать дальше и заводиться всё больше. Мне давно безразличны его запугивания, и я не слишком хотел возвращаться в реальность. "Работа" под землёй была только одна. - Славно, "Шестая зона" в твоём распоряжении, - Грэг упёрся руками в бёдра и тяжело поднялся. Убийством и пытками здесь занимался я. Я знал, что спрашивать и на что давить, даже не зная личность человека. Жалость притупилась давно, и теперь на её место встало отвращение к себе самому. Не потому, что я делаю, поскольку я никогда не отличался гуманностью, но ради чего. Грэг громко обошёл меня и вышел за дверь. Снаружи было тихо, как и всегда. Я стряхнул волосы с лица и вышел вслед за ним, попутно вкладывая пистолет обратно в кобуру. Мысли мои импульсами били по вискам. ""Каждый день - это шанс всё закончить, Мэлло" - думал я каждый день. "Что заставляет меня продолжать так жить день за днём? Почему я выбрал этот путь? Почему этот путь выбрал меня?" Коридор подходил к концу. Стальные стены, покрывшиеся ржавчиной, открыли взор на "Зону номер шесть". Посреди пустого грязного помещения был стул, на котором сидел будущий труп, связанный по ногам и рукам. На глазах у него была тёмная повязка, в которой его сюда и приволокли. Мужчина был одет в чёрный костюм и красный галстук. "Как иронично печально". Я вытащил перчатки из кармана штанов и запер за собой скрипучую дверь. От такого звука голова пленника встрепенулась на меня. Я подошёл вплотную и стянул повязку. Глаза мужчины окрасились удивлением. - Кто ты? - Я тот, кому ты расскажешь всё. Вспомнишь своё рождение, если потребуется, - как по сценарию произнёс я, заряжая оружие. Мне совершенно не хотелось этого делать. Я ненавидел себя. Я заживо гнил, уподобляясь падали. Но лишь выше натягивал перчатки. Пленник не воспринимал всерьёз едва совершеннолетнего пацана, и я, внутренне напрягшись, но внешне не дрогнув и мускулом, пустил пулю ему в пах. Крик оглушил меня в то время, как я даже не знал, какую информацию мне требовалось вытащить из человека. Мне давно были безразличны дела мафии. Когда крики начали затихать, я просто спросил: - Говорить будем? - Мне нечего вам сказать! Это ошибка! - Злобно прошипел пленник. - Ясно. Я отошёл на расстояние, направил прицел и выстрелил мужчине между глаз. Звук был пронзительнее криков. Или я слышал его таким. Несмотря на то, что пуля прошла насквозь, кровь окрасила весь пол. Я дотронулся до щеки и увидел едва видимый на чёрной коже красный цвет. Кровь. Цена моего первенства. Единственная цель, которую я могу преследовать - занять место Грэга. - Вот мой удел. Я сам привёл себя к такому существованию, - я не отрывал взгляда от своей руки. Безумие догоняло меня стремительными темпами, жизнь давно казалась чужой. Я шёл по сырым коридорам, не замечая собственных движений. Открыл и запер за собой стальную дверь. Я знаю каждый угол этого проклятого места. Каждый чёртов уголок. Все мониторы горели. Я стянул грязные перчатки. Хуже, чем грязные. Из окна на меня смотрел парень, окрашенный в смолу и кровь.