Круговая порука

      Отпахав полторы смены на благо отечества – сначала в оружейной, затем в будущей пыточной, – Рид сделал передышку и передал Хейсу, чтобы тот заглянул к нему после отбоя: служба службой, а расслабиться старшим офицерам тоже иногда не мешает. Джереми ответил, что будет в обычное время, и планы на вечер сразу стали куда интереснее.       Давно Малькольм не снимал провонявшую железом и пóтом форму с таким удовольствием. Отличный горячий душ, свежая одежда почти гражданского вида, глоток из любимой фляжки... Быть старшим офицером весьма, весьма неплохо.       Звякнул комм. Рид сам нажал на кнопку открывания двери, не утруждая себя ответом. Хейс стоял в дверях почти навытяжку, но в его позе тоже была доля расслабленности, как и во всем, что сейчас хотел видеть Рид. Тоже неприметная одежда, но не форма, едва уловимый запах цитрусов – одеколон...       Гость сделал полшага внутрь, дверь за ним закрылась, но мимо Малькольма было не протиснуться. Между ними едва оставалось несколько сантиметров.       – С вашей стороны очень мило прийти вовремя, – промурлыкал майор, окидывая крепкие плечи и торс хищным взглядом. Предвкушение приятно заворочалось в низу живота.       – К вашим услугам, сэр, – вкрадчивая фраза прозвучала и вполовину не так невинно, как во время смены. – Вы позволите?       От такого тона захотелось трахнуть его немедленно, но Рид даже не поцеловал его – не любил растягивать прелюдию. Он ограничился тем, что провел ногтем по подбородку мужчины, потянул носом воздух и осклабился:       – Позволяю.       Он отступил в сторону, позволяя Джереми пройти внутрь. Тот почтительно кивнул и направился в ванную, и Рид решил, что за время ожидания расстелет постель. Может, кому-то бы показалось, что это излишне прямолинейно, но они и так не в шахматы играть собирались.       Кажется, он задремал, причем приснился ему очень знакомый звук удара кулаком в челюсть. Усмехнувшись ассоциации, он позвал:       – Джей? Иди сюда.       Открыв глаза, Малькольм решил, что по-прежнему спит: на пороге стоял Арчер. Впрочем, холодок, пробежавший по спине, был так же омерзителен, как и обычно наяву, а ставить под сомнение реальность направленного в твою грудь фазера и вовсе глупо.       – На выход, – сказал коммандер сухо и сделал знак кому-то за своей спиной. Плохо освещенный мужчина в форме МАКО подобрал с пола Хейса – полуодетого и уже с красиво разбитой губой – и заломил ему руку за спину. Тот весело сплюнул кровью и напоследок ухмыльнулся:       – Не благодарите, майор!       Больше Рид его не видел.              Малькольм старался идти достаточно быстро, чтобы его не тыкали в спину оружием, и лихорадочно соображал, что могло убедить его в невиновности допрашиваемого, когда палачом бывал он сам. В голову не приходило вообще ничего, более того – он вообще не был уверен, что это возможно, и от этого было, мягко говоря, неуютно.       Почему он считал, что эта комната – «будущая» пыточная? Камера Агонии, конечно, еще не готова, но это не помешает хорошенько замахнуться ногой и...       – Ну что, сам начнешь говорить, или тебе помочь? – спросил капитан. Он единственный сидел, все остальные стояли, а Рид чуть не упал на колени, когда его вышвырнули на пустое пространство под чужие взгляды.       – О чем вы, сэр? – но, каким бы ни был ответ, майору очень не понравилось, как он разминал пальцы. Привычки лично избивать допрашиваемых у него не было, Малькольм это прекрасно знал, но тем более нервировало очевидное желание командира именно этим и заняться.       – Значит, поможем, – флегматично заключил Форрест и поднялся с места.       – Подождите, что вообще происходит?.. Капитан! – не выдержав, закричал Рид, увидев, что тот направляется к выходу.       Ему не ответили. Он, как затравленный зверь, смотрел то на одного офицера, то на другого, ища хоть каплю сочувствия в направленных на него взглядах.       Флокс зашел ему за спину и звякнул наручниками.       – Доктор... – Малькольм до боли в шее крутанул головой, стараясь заглянуть в лицо медика.       – Мне жаль, майор, но я ничего не могу поделать, – ровным тоном ответил тот и отстранился.              Хейс сломался. Он как миленький рассказал («выплевывая зубы», по словам доктора), что недавно присоединился к «Сопротивлению» – одной из немногочисленных групп повстанцев, которые доставляли серьезную головную боль правительству, – и отправлял им технические данные Энтерпрайз, уделяя особое внимание мельчайшим слабостям щитов и устройству оружия. Связывался он с предателями редко, но метко: с помощью компьютера Рида, «после того, как мы... сами понимаете... он спал без задних ног, у меня была куча времени», а шифр был таким искусным, что под раздачу чуть не попала Сато. А что, размышлял Трип вслух с кем-то из мясников, почему бы двум шлюхам и не сработаться. Ага, усмехался в усы мясник, который, как и весь корабль, втихую считал Такера такой же шлюхой при коммандере Т’Пол.       По слухам, которые скрупулезно передавал Флокс, Джереми били долго, но Рида волновало только, что его самого били гораздо дольше. Он даже не мог посчитать, сколько раз отключался. Если бы по нему вся команда пробежалась в тяжелых сапогах, и то, наверное, не было бы так плохо... Он на месте своих мучителей и сам не дал бы себе легко отделаться – было до тошноты логично полагать, что старший офицер знает о настроениях своего подчиненного, да еще и любовника, – но ему выпал какой-то безнадежный случай: он вообще не знал, что у Хейса есть мозги, какие там настроения... А в него, разумеется, вцепились – не отдерешь, потому что, будь Рид участником заговора, раскрыть его было бы почетно и ценно. И то, что он в жизни не допускал у себя неправильной мысли, пока что шло ему только во вред, добавляя ему все больше синяков с каждым «я не знаю».       В долгие часы одиночества на гауптвахте Малькольм мысленно перебирал, кто его бил, кто отдавал приказы и как все происходило в целом. Капитана он возненавидел – тот еще никогда настолько не упорствовал, видя, что заключенному нечего сказать, зачем было начинать именно сейчас? – а вот Арчера зауважал, тот орудовал без души и приказывал брать его на болевой почти что только по необходимости. Даже была тень благодарности Трипу, который – хоть и, возможно, всего лишь прикрывая свое непонимание технологии, – объявил капитану, что соорудить временную Камеру Агонии специально для допроса Рида и при этом не распространить ее эффект на полкорабля невозможно без пары недель тщательной работы. Пару недель ему не дали, Форрест весь остаток дня был не в духе, но Малькольму казалось, что это никак не повлияло на его печальную статистику.       После недели допросов понимаешь, что один удар по почкам до смешного похож на другой, что разницы между рассеченной левой и правой скулой нет, что даже к переломам можно привыкнуть... Единственное, что он помнил, – это как он лежал в медотсеке, уткнувшись лбом в руку Флокса, и трясся от животного ужаса. Слез не было – в Империи они навсегда высыхают еще до того, как рядового повышают до мичмана, – зато казалось, что судороги били каждую мышцу в теле. Доктор то вправлял суставы, то разминал мышцы, переставшие работать после какого-нибудь очередного адского устройства, то просто ленился обследовать его побыстрее, но в любом случае не возражал против такого выплеска эмоций, и это было так похоже на теплоту и сочувствие, что отправка в медотсек была сущей манной небесной по сравнению с буднями заключенного.              После исключительно масштабной мясорубки Рида без малейших комментариев бросили на гауптвахту и не трогали около суток. Вообще. Даже выпросить глоток воды было не у кого – запасы организма сильно истощились после того, как он после избиения попрощался где-то с пятью предыдущими кормежками, а также, по ощущениям, с половиной внутренностей, но стража не заходила внутрь, а снаружи они могли его и не слышать.       От голодного обморока его пробудил легкий укол гипошприца в шею. Оказалось, он лежал на полу, свернувшись калачиком, как бездомный зверек. Флоксу пришлось осторожно поднимать его на койку, следить, чтобы он не грохнулся, и даже поить, потому что Малькольм оказался не в состоянии самостоятельно удержать кружку. Затем последовала еще пара уколов, и вроде даже стало можно жить.       – Я думаю, вам здесь осталось полтора суток, не больше, – будничным тоном поведал доктор. – Я зайду еще с несколькими дозами лекарства, они смягчат недоедание в достаточной степени, чтобы потом можно было понадеяться на ваше благоразумие. Шевелитесь как можно меньше, и нет, меня не интересует состояние ваших мышц. Если упадете и пробьете себе череп, будет намного хуже. Впрочем, я могу дать вам и снотворное...       Исполнил ли Флокс это обещание, осталось вопросом, потому что, едва моргнув, Рид увидел друга над собой все в таком же сияющем виде. Он приподнялся на локтях и уже от этого заработал приступ головокружения, да и шея побаливала от уколов, но в целом он чувствовал себя... нормально. Если его верность и вправду ставили под сомнение из-за связи с ублюдком Хейсом, то сейчас было самое время забыть все допросы, как страшный сон.       Флокс поднял его на ноги, окинул внимательным взглядом, заставил развернуться, затем вдруг спросил:       – Майор, а что у вас с лопаткой? – и от души двинул ему в плечо.       Рид улетел в угол: в тесном помещении гауптвахты это было нетрудно. Он немедленно сгруппировался, рука сама рванулась к кобуре, но фазера не было, да и самой кобуры тоже, и все, что оставалось офицеру, – это замереть, ощерившись, как крыса, и следить за доктором.       Тот, впрочем, дальнейшей агрессии не проявил и лишь оптимистично хмыкнул:       – Поздравляю, ваши рефлексы вернулись в норму!       Он протянул Риду руку, чтобы помочь подняться. Тот послушался, затем ощупал пострадавшее плечо и спросил:       – Что не так с моей лопаткой?       – Больше ничего, я вам только что ее вправил, – доктор кивнул на выход.              Рид понятия не имел, куда они идут, но предпочитал не ввязываться с расспросами. Ощущение, что он сам контролирует свою жизнь, еще не вернулось, и он даже удивился, когда они оказались в столовой. Доктор, не интересуясь мнением Малькольма, взял для него крепкий сладкий чай и какую-то диетическую ерунду, усадил за столик и хоть в этот раз не стал кормить-поить из рук, зато добавил к порции небольшой батончик из своего кармана:       – Вам нужно заставить желудок работать, если не хотите еще неделю сидеть на моих лекарствах. Поначалу может быть больно, но, как говорится, страдания очищают душу. А пока вы не начали страдать, у меня вопрос насчет вашего ныне покойного подчиненного. Чего он пытался добиться?       – Я не знаю, – испуганно ответил офицер, быстро оглядывая столовую. В углу трепалась пара инженеров, больше не было никого. Это можно считать за «пусто»? Можно ли честно сказать «я не знаю» или высказать предположение, не боясь в очередной раз за свои ребра?       – Предположите.       Рид ответил растерянным взглядом, и Флокс развил мысль:       – Допустим, у меня есть собака. Я ее кормлю. Если она кусает меня или плохо себя ведет, я перестаю ее кормить. Формируется связь между желательным поведением и поощрением, между нежелательным поведением и наказанием. При всем моем уважении к вашей работе, майор, при всем различии между людьми и собаками – зачем собаке кусать того, кто ее кормит?       Малькольм только головой покачал. Денобуланец внимательно посмотрел на него и перевел тему:       – Капитан снимает с вас обвинения. Сегодня у вас свободный вечер – отдохнете, отоспитесь, и завтра можете спокойно приступать к своим обязанностям. Признаться, ваши права все еще несколько ограничены, и заводить новую... кхм... пассию вам еще некоторое время не разрешат, но, пожалуй, я мог бы несколько помочь и в этом отношении.       – И чем же вы можете мне помочь? – поинтересовался Рид с большим ехидством, чем хотел бы. – Ваше предложение звучит довольно двусмысленно.       Доктор отметил оживление и вежливо улыбнулся, но возразил:       – Второго смысла я изначально не вкладывал, тем более что межвидовые связи на нашем корабле считаются, мягко говоря, предосудительными.       – По коммандеру Такеру так не скажешь, – осклабился майор.       – Именно, и когда-нибудь это выйдет ему боком – возможно, даже с моей помощью, – Флокс доверительно понизил голос. – Но я вам этого не говорил. Моя идея состоит в том, чтобы на этот вечер поделиться с вами своей подопечной. Я не останусь в накладе – проследить за реакцией мисс Катлер кажется мне очень, очень интересным экспериментом...       – Какой добрый доктор... Поверьте, вам не придется меня уговаривать. Что по этому поводу думает она сама?       – Суть эксперимента над людьми – в том, что подопытные ведут себя естественно, а не выдумывают, как им нужно себя вести, – нехорошо сощурился Флокс. – Разумеется, я не собираюсь ее предупреждать.              ***              В аптечке отсутствовали большие ножницы для бинтов. Ванная была заперта. Это, конечно, значило только, что Катлер, как он и рассчитывал, решила обрезать свои патлы после знакомства с Ридом: фетиш на длинные волосы у майора выражался в любви к тому, чтобы таскать за них кого только можно, к тому же он наверняка по какой-то извращенной логике решил отыграться на ней за Хейса. Все это было просто и понятно, но доктор на всякий случай сказал через дверь:       – Дорогая моя, если мне снова придется вас штопать, вы об этом пожалеете – и на этот раз не просто потому, что я устрою вам голодовку!       Из-за двери донеслось только сдавленное рыдание.       Флокс прошел к столу и тихо, четко проговорил:       – Компьютер, включить запись. Майор Рид освобожден из-под стражи, состояние здоровья удовлетворительное. Информации о связях с бунтовщиками... пока нет.       Флокс был очень осторожен, выбирая слова для отчета. Инцидент с Хейсом переполошил все командование: было неслыханным делом, чтобы офицер по безопасности проглядел шпионаж своего подчиненного.       Он солгал Риду. Майора еще долго будут держать под наблюдением, и полбеды, если выяснится, что он действительно не так ортодоксален, как хочет выглядеть. Но вот если это проморгает Флокс, то не сносить ему головы.