Часть 14
18 мая 2018 г. в 12:08
Розье иногда мечтал о затишье в своей бурной жизни. Ему нравилась сила и власть, но все чаще хотелось остановиться и посмотреть своим жертвам в глаза. Но что скажет его дорогой друг Трэверс? Невозможно было не смеяться, когда жертвы их экспериментов, напичканные зельями, превращались в коров, буйволов и лошадей. Эти эксперименты были забавными, если не были жестокосердными, ведь процесс был необратим. Какие бы опыты не были интересные с точки зрения магической науки, глаза недоживотных были слишком человеческими, слишком понимающими.
Долохов, притащивший из Дальнего Востока наработки об измерении магии, оказался увлечён созданием аппарата, измеряющий и отбирающий магический потенциал волшебника. Оставалось аккумулировать эту магию, чтобы стать непобедимым волшебником. С таким же успехом магию можно было найти и у маггла, и сквиба, и чистокровного. Однако, если маг в н-адцатом поколении спокойно мог перенести подобную процедуру, то магл умирал, а сквиб впадал в кому на несколько дней или недель. И все же ничто не оправдывало «ученых» похищение глав семей, беременных женщин и детей, практически сразу умиравших от магических пыток.
Именно невозмутимый граф Розье и смешливый Долохов стали первыми из их девятки, чьё поведение стало разительно отличаться от обычного. Розье из своего задумчивого состояния, генерирующего интересные идеи стал дерганым типом с дрожащими пальцами, которые едва-едва удерживали волшебную палочку, и трясущимися губами, с которых было готово сорваться смертельное заклятие. И именно смешливый громкий Долохов стал пить вместо изысканных вин, которыми их снабжал Абраксас Малфой, термоядерный самогон, закупаемый им в России галлонами.
Кажется, изменения незначительны, но что же случилось?
На этот ответ мог ответить Том Снейп. Прирождённый менталист, с каждым днём вспоминавший, кем он раньше был и терроризировал Гарри тогда ещё Поттера походом в Отдел Тайн за пророчеством, решил взять измором самое слабое звено в девятке «Волдеморта».
Каждую ночь — осуждающий взгляд, с упреком пронизывающий душу. Каждое утро — видение инфери в мантиях, настолько реальных, что хотелось сжечь их вместе с постелью, где спал.
Олдридж, первым заметивший перемены в своих соратниках, предположил, что это говорит их совесть.
— Какая к Мордреду совесть? — прогрохотал Долохов. — Они реальны, понимаешь?
Память, приглушенная счастливыми детскими воспоминаниями, постепенно возвращалась, и Том с ужасающей ясностью погрузился в игру «напугай убийцу». Возможно, он бы не убивал, но Тёмный Лорд предвкушал интересную игру.
Он посвятил в свои планы Гарри и Северуса. Первый ожидаемо скривился, а Северус задумался.
— Ты у всех проверил окклюментивные щиты? — спросил Сев.
— Долохов и Розье самые эмоциональные, — ответил Том. — Они не такие уж и слабые, — Том кровожадно улыбнулся, — просто к делу подходят со всей страстностью. Вот эти эмоции я и подловил.
— Лестрейндж и Малфой? — спросил Гарри. Уж ему-то они казались самыми противными, хотя Вудвилл с его убийственными извращениями стал легендой криминального мира.
— Здесь нужен тонкий подход. Нужно узнать их поближе. — рассудительно ответил Том. — меня, ну и вас Люциус Малфой пригласил нас на летний бал.
— Конечно же, это совпадение, что бал назначен на тридцать первое июля, — захихикал Северус. — Какой бы ты хотел подарочек, Гарри Поттер?
— Снейп! — резко ответил тот и резко бросил в названого брата подушкой.
— Страшный Лорд Волдеморт здесь я! — провозгласил Том, и братья засмеялись. Завязалась потасовка. Полетели пух и перья.
Стояла летняя и душная ночь. Никому не спалось, и братья тихо переговаривались в детской. Эйлин бесшумно перемещалась по лаборатории, экспериментируя с новым зельем, придающее упругость коже. В результате пожилые дамы будут платить денежки, привнося в бюджет Снейпов хоть какое-то понятие «деньги есть на еду, одежду, а ещё мы хотим телевизор и отдохнуть на Багамах».
Тобиас дрых без задних ног. Ему единственному не было жарко. И, конечно, в Принц-меноре ему было спокойно.
Сигнус Принц поставил точку в письме, написанному восьмиюродному племяннику, которая превратилась в кляксу. «Максимус — дурак», — в бесчетный раз убеждался в этом, присыпая песком написанное, чтобы не отпечатывалось на обороте пергамента.
Лишь на рассвете семья Принцев-Снейпов уснула, видя волнующе-тревожные сны, полные инфери и привидений (Том), беспокойство за Лили (Северус) и жажду жить и защитить семью (Гарри).
* * *
Письма Северуса к Лили дышало заботой. «Береги себя», «не показывайся волшебникам», «смотри в оба» настораживали её и некоторым образом успокаивали. Гарри в своих письмах убеждал не хандрить и не отчаиваться, и Лили понимала, что у мальчишек так проявлялся их дух и дух факультетов. Петунья была более серьёзна. Она требовала, чтобы Лили отправляла и её письма, но Гарри и Северус отмалчивались или писали малозначащие фразы, не желая зря тревожить семью Эвансов.
Петунья решилась написать Тому Снейпу. Этот мальчик ей очень нравился, но и откровенно пугал своим пристальным взглядом васильковых глаз и повадками загадочного сфинкса, фото которого она купила, побывав с семьёй в Египте.
Петунья не ожидала письмо так быстро, ответ пришел через два часа.
«Ты не поверишь, Петунья, — было написано каллиграфическим почерком Тома в жуткой спешке, так как красиво оформленные слова налезали друг на друга. — Именно ты, Петунья Эванс, воспитаешь Героя. Но этого будет недостаточно. Будет резня. Половина мира исчезнет, и магию нужно будет собирать по крохам. Сделай выбор — ты и магия, или ты и разрушенный мир… — и в нескольких фразах Том рассказал о своём возвращении и смерти Лорда Волдеморта, которой будет недостаточно, чтобы остановить войну. О теперешней миссии не было сказано ни слова.
Петунья жадно перечитала письмо дважды, запоминая и подмечая мелкие детали.
— Этого не может быть, — прошептала она, не выдержав правды, и письмо, будто это было сигналом, истлело на глазах и рассыпалось в прах.
* * *
Странно, необычно и непривычно, но Альбус Дамблдор не волновался за судьбу всего мира, веселясь с другом на Мадагаскаре. Он пил, танцевал, заигрывал со знойными дамами и провоцировал Геллерта на драку и шутки. Гел на шутки злился и никак не мог расслабиться, оправдывая имя Темного Лорда как зверски недовольного.
В один томный вечер, когда тропическая ночь освещалась Млечным Путём и лунной дорожкой по воде океана, Геллерт понял, чего ему больше хочется.
— Хочу домой, — еле слышно произнёс он. — Я нужен Магической Британии.
— И чем же? Своими тайными злодеяниями? — спросил Альбус. — Может, я уже склоню тебя на свою сторону?
— Любовную, что ли? — снисходительно спросил Геллерт. — Так я весь твой.
— Сегодня тридцатое июля, — напомнил Альбус. — Ещё гулять две недели, а ты хочешь домой?
Дамблдор вздохнул. Как хочется насладиться ярким солнцем и тёплым песком. Но Геллерта не переубедить.
* * *
Ну, а утром тридцать первого июля Сигнус Принц с дотошностью аристократа в десятом поколении учил своих внуков, как вести себя на балу Малфоев, славящихся своим богатством и вычурностью. Братьям Снейп требовалось прощупать мир ещё троих аристократов из девятки «Волдеморта», которые ничего не боялись, потому что знали, что деньги решают все.
— Дедуля, а ты ничего не забыл? — спросил Северус.
— А должен был? — озадачился Принц.
— У Гарри день рождения, — подсказал Том.
Сигнус подтолкнул мальчиков к камину.
— Все вечером, — сказал он и, развернувшись, задумался о подарке и понял — он никогда никому ничего не дарил!