***
— Что случилось? — Кэт говорит шёпотом, прижимаясь к Данте и наблюдая за страшными пожарищами внизу. — Лимбо провалился в реальность. Теперь это революция, смена мировоззрения. То, что было скрыто, теперь лежит у всех на виду. — Не думала, что доживу до этого дня... — Это конец для демонов. Человечество будет свободным, — Данте опирается о перила и смотрит вниз. — Да. Свободным от демонов. Теперь мы сможем направить людей в новое русло... — Что? Что ты только что сказал? — Кэт и Данте синхронно, как репетировали, медленно оборачиваются к Вергилию. — Я сказал, теперь мы можем править, - на губах Вергилия мерцает восторженная, загадочная и немного жёсткая улыбка, но глаза смотрят внимательно и настороженно. Он весь внутренне подобран, будто готов для прыжка. — То есть... стать такими, как Мундус? — Как Мундус? Ха, нет. Конечно, нет! Мы будем уважать наших подданных, заботиться о них, а не порабощать! — Подданных? — голосок Кэт дрожит от удивления. — Да, Кэт. Это он про людей. И про тебя... — Я думала, мы сражаемся за свободу! — Мы сражались именно за его свободу. Не твою... — Данте разворачивается к брату спиной и медленно делает несколько шагов. В голове шумит кровь, а в груди бьётся странное предчувствие чего-то ужасного и неизбежного... — Не упрощай ты всё так! Данте, как ты не понимаешь, люди — беспомощны! Взгляни на них: они слабые, как дети, и им нужна защита. Не только от других, но и от самих себя. Мы, ты и я — спасли их! — Нет... Их спас такой же человек. Кэт. Кэт спасла мне жизнь! Она вытерпела пытки, чтобы скрыть твоё существование! — Кэт была полезна... — Полезна? — в голосе девушки звенит напряжение, у неё вот-вот начнётся истерика. — Да мы бы уже раз двадцать проиграли, если бы не она! — Данте! Послушай, если ты не в состоянии увидеть хаос, который создают люди, если ты не хочешь взять на себя ответственность за их защиту, то просто уйди в сторону! Я буду править один. — Я не для того помог тебе уничтожить Мундуса, чтобы ты смог занять его место. Я не могу позволить тебе сделать это, Вергилий, — рука привычно ложится на вибрирующую рукоять Мятежника. — А я не могу позволить тебе меня остановить, брат! Stand a side! — Вергилий, пожалуйста! — на глаза Кэт наворачиваются слёзы. Девушка даже делает шаг вперед, но резкое: «Не вмешивайся!» пригвождает её к месту. Колени подгибаются, и она обессиленно сползает на пыльную землю. Медиум подсознательно чувствует, что с боссом что-то не так, что происходит что-то очень и очень нехорошее. Она вглядывается в исказившиеся черты Вергилия, но разобраться и понять ничего не может... Вергилий отступает на шаг назад и, прищурив глаза, разворачивается вполуоборот, укладывая руку на рукоять Ямато. Губы плотно сжаты, брови сведены. Он не намерен отступать. Двигаясь плавно и бесшумно, он полукругом обходит Данте. Левая рука сжимает тёмную сайю от клинка, а правая, слегка подрагивая, сжимает рукоять катаны, что оплетена чёрной кожей. Данте всем телом поворачивается вслед за ним, не спуская глаз с брата. Вот, Вергилий слегка пригибается и пальцы со щелчком выдвигают Ямато из ножен. Данте крепче стискивает рукоять Ребеллиона. С глухим рыком Вергилий бросается вперёд, а грозная Ямато выскальзывает из ножен и посылает вперёд темно-синий разрез, но тут же сталкивается с острием Ребеллиона. Демоническая сталь раскалилась добела, мечи со скрежетом выбивают искры. Верджил до крови закусывает губы, вкладывая все свои силы в Ямато, но Данте, хоть и с трудом, все же проворачивает меч, разбивая зацеп, и отбрасывает брата в сторону. Вергилию необычайно везёт с посадкой, он на несколько мгновений касается коленом земли и снова поднимается, низко склонив голову к груди. — Прости, брат. Может быть достаточно? — предлагает Данте, хоть он и уверен в отрицательном ответе. — Не стоит, — по телу Вергилия пробегает дрожь. Чёрный, едва заметный туман ползёт по телу. Он разворачивается и снова атакует. Когда Данте удаётся второй раз швырнуть брата на землю, он замечает: — Ещё не поздно, Вергилий. — Так и есть... — глухо отзывается голос у Данте за спиной. Он резко оборачивается и едва успевает отклонить молниеносный удар катаны. По лицу Вергилия ползёт чёрный туман. Голубое пламя вырывается из-под кожи, облизывая руки. Волосы становятся ещё светлее, а серо-голубые радужки наоборот, темнеют до абсолютной черноты. Его глазами смотрит ночная тьма. По губам скользит дьявольская усмешка, и он на мгновение припадает на одно колено и вонзает Ямато в землю. По острию завихрениями бегут голубые молнии, и вот уже призрачный иссиня-чёрный силуэт отделяется от тела Вергилия. Объятый голубым пламенем, брат выпрямляется, выдёргивая катану из земли. Справа от него становится в боевую стойку ментальный двойник. Чёрный плащ с голубым рисунком светлеет и становится бело-голубым, затем он окружает себя кольцом призрачных мечей и отдаёт приказ двойнику. Призрачная копия его брата бросается на Данте, размахнувшись катаной. Данте вовремя отскакивает с траектории удара и призывает Аквиллу, но она бессильна против призрака. Пока Убийца Демонов лихорадочно пытается построить план действий, Вергилий внезапно увеличивает скорость до предела и, переглянувшись с двойником, атакует. Сила удара у брата весьма ощутимая. Силовой волной Ямато Данте отбрасывает в сторону, и он с трудом поднимается с земли. В руках мгновенно оказываются Эбони и Айвори, и следующий выпад Вергилия встречает шквальный огонь из пистолетов. Но не тут-то было. Перед Вергилием возникает голубоватое свечение, и Данте даже успевает удивиться — ни одна пуля не попала в Сына Спарды. Ещё мгновение, и он опустил катану. Ровный ряд пуль с лезвия лёг на землю. Быстрый размах, и Вергилий посылает их назад, к брату. Данте не находит ничего лучшего, чем просто отбить их. Теперь Данте был по настоящему уверен, что досуг Вергилия составляли не только компьютеры. Идеально высчитанные, выверенные и безупречно выполненные, в сочетании с превосходной тактикой и стратегией боя его атаки выдавали Мастера меча с головой. Настоящий профессионал. И Данте оставалось надеяться только на свою силу. Вергилий носился вокруг своего брата, как смазанный серый призрак. Но видно было, что двойник выкачивает из него много сил. Он, судя по всему, уже терял терпение и обрушивал на брата шквал за шквалом призванных мечей. Ямато вспыхивала то здесь, то там, нанося град режущих ударов. Плащ Данте насквозь пропитался кровью, распространяя вокруг острый железный запах крови Спарды. Запах крови щекотал Вергилию ноздри, пьянящий и кружащий в водовороте чувств и ощущений, заставлял его терять голову. Жажда победы затмевала всё вокруг, но сквозь кровавую пелену вдруг начал пробиваться тихий шепот: «Ты не убьёшь Данте. Он твой брат! Ты всегда любил его!» — Вергилий отчётливо слышал его, и раз за разом смягчал удары Ямато. Светловолосый в очередной раз делает выпад, задевает плечо брата откидывая его в сторону, и даже успевает подумать, что не хотел прикладывать того о каменную стену и пожалеть о своём выпаде. Но поднявшееся из клубов пыли чудовище с покрасневшими глазами, окутанное всполохами алого огня, вырвавшегося из-под кожи, явно не располагало к жалости. Он должен был уже просто защищать свою жизнь, а вместе с ней и всё остальное, поставленное на карту... Вергилий призывает всю свою силу, скорость и мастерство. Весь свой опыт, который он успел приобрести. С трудом отбивая сокрушительные удары Ребеллиона, Вергилий впервые с удивлением отмечает, как великолепен его близнец в ярости, окутанный своей кровавой демонической аурой. Наблюдает, как брат широко замахивается и опускает Ребеллион в очередном выпаде, машинально блокируя удар дайто. Сын Спарды снова отводит лезвие катаны, несущееся к горлу близнеца, и снова режет кожу. Он не хочет убивать. Может быть, со стороны это выглядит, как элементарная нехватка силы довести удар до конца, но всё равно уступает ему. Действительно во всём уступает брату: в силе, остроте охотничьих инстинктов... И только феноменальная скорость, да несколько трюков из тайной техники которые намного удобнее выполнять катаной, и о существовании которых Данте ничего не знает, помогают ему ещё удерживаться на плаву. Но вот Данте снова заносит меч, и Вергилий, стараясь отвлечь брата, проводит царапину на его горле. Алая кровь раскрашивает смуглую кожу, из горла брюнета вырывается низкий, клокочущий яростью хриплый рык. Вергилий ожидает блока, но Ребеллион, игнорируя Ямато, а вместе с ней и все кодексы рыцарской чести вместо того, чтобы уйти в сторону и принять на себя удар катаны, рывком летит вперёд... Голубые глаза Вергилия распахиваются совсем близко. Не верящий взгляд останавливается на широком лезвии Ребеллиона, медленно входящем в тело. Холод стали в груди становится для него острым, разрывающим сердце шоком. С губ срывается первый беззвучный стон. Широкое лезвие меча с трудом входит в грудную клетку, разрывая кожу и мышцы. Данте, расширившимися ноздрями жадно вдыхает запах крови брата. Вот он, вкус победы: острый и приторно-сладкий на губах. Кровавая пелена и вкус смерти окончательно застилают разум. С торжествующим рыком он приподнимает меч, вынуждая Вергилия выпустить из рук Ямато и пасть на колени перед собственным братом; перед своим близнецом, не дрогнувшей рукой всё глубже и глубже вонзающим подаренный отцом меч в его грудь... Как же он ошибался! Крови не видно. Чёрная ткань пальто становится холодной и быстро намокает, но всё же успешно скрывает хлещущую из раны алую жидкость. Вергилий не чувствует боли в этой страшной ране, не слышит кровавых стонов разодранных мышц и переломанных рёбер. Разве можно сравнить эту боль с той, другой, выжигающей на корню надежду, веру и любовь в его и так израненном сердце? Сила медленно вытекает из его тела; мягкая, постоянная улыбка смазывается и сползает с губ, а свет, который зажигался в его глазах каждый раз, когда он видел брата, теперь медленно гаснет, исчезая. Данте, единственное родное существо, самый близкий человек в этом мире, отступил от него. Что же он, Вергилий, сделал не так тогда? Где ошибся? Был слишком горд и недоступен брату? Слишком занят «спасением человечества», игнорируя самое важное — свою семью? Или же... семья, как и он сам, ничего не значит для Данте? Он отбросил в сторону их прошлое, их счастливое детство? И даже вспомнив всё в особняке Спарды, поспешил снова забыть? Скорее всего, так и есть. И его можно понять. Он привык, слишком привык быть один. Не подпускать к себе никого и не принимать помощи, не помогать другим. Он никого не принимал, не принимает и не примет... Даже его, Вергилия, собственного брата. Он говорит о себе: «я», тогда как Вергилий постоянно говорил «мы». Может быть причина в том, что он слишком сильно любил брата? Любил, как не должно было? Может быть, именно Данте был прав, вырывая из груди все воспоминания о прошлом? Ему так легче было выживать. Его ничто не связывает теперь. У Данте нет слабостей. Тогда почему он, Вергилий, не поступил так же? Может быть, именно в этом его ошибка? Он слаб! И теперь потерял всё. Сердце, опомнившись от болевого шока, нестерпимо болит, словно разрывается в груди. Волны горечи и обиды захлестывают Вергилия, увлекая за собой в пучины отчаяния. В глазах замерло удивление, неверие, горечь и разочарование... И море тоски и одиночества. Он смотрит и смотрит, пристально вглядывается в кровавые глаза брата. С самого начала он не верил в то, что был по-настоящему один. Надежда всегда жила в сердце ребёнка, юноши, а позже и мужчины. Он верил, что есть на свете человек, который ждёт его и которому он нужен. Человек, который поймет его и разделит с ним всё. Существо, рядом с которым он забудет про одиночество... Когда же он узнал о существовании брата, старая детская мечта вновь вспыхнула, как костёр, пробуждая надежду: «Наконец-то!». Но вспыхнув синим язычком пламени, надежда медленно таяла, исчезая. Как же он ошибался! И вот теперь, раскинувшись на пыльной земле, пригвождённый к ней по рукоять мечом в груди, захлёбываясь кровью и задыхаясь, Вергилий, наконец, полностью ясно осознал это: «Он всегда был, есть и будет один... Всегда». Последние крупицы надежды мучительно медленно покинули его сердце, разлетаясь на тысячи осколков. И растаяли. Исчезли навсегда. На Вергилия сваливается боль. Боль разорванных мышц, сломанных Ребеллионом рёбер, усталостью во всём теле вперемешку со страшной слабостью. Мозг — его сильнейшее оружие, отказывается служить ему. Голова тяжелеет, перед глазами всё плывет. Пелена застилает разум и он задыхается. Смертельный холод сковывает всё тело. Неужели это конец? Вот так просто, умереть от руки брата-близнеца? И только щемящая горечь вперемешку с обидой остаются в груди... Вергилию уже всё равно. Пусть будет, что будет... Из горла вырывается хрип и низкий, едва слышный рык от боли. В голове мелькает череда образов и воспоминаний, глаза закатываются. Ему холодно. Страшно холодно. Почему же так адски болит в груди? Ведь ему случалось выдерживать боль от более серьёзных ран, но ощущения ни от одной из них не сравнятся с тем, что происходит с ним сейчас. Боль, ломающая его изнутри, дробящая кости, рвущая в клочья нервы натянутые как струны на скрипке, выворачивающая всё его существо наизнанку. Боль в душе. Свет, тепло, доброта — всё это медленно покидало Вергилия, растворяясь где-то в глубине. А на их место пришли совсем другие, более сильные ощущения: злость и желание, которое он не сразу смог уловить и осознать... Желание мести. Перед глазами вставали кровавые картины с Данте в главной роли, в ушах звенели стоны и крики брата. Жажда мести и ярость перекрывали всё, и сквозь кровавый предсмертный туман окутывающий сознание, всё тише и тише пробивался голос. Голос женщины... Внезапная яркая вспышка перед глазами — и пелена неожиданно спадает с глаз и разума Вергилия. Слабый голос в его сознании раздаётся громче, и он невольно прислушивается. Это её голос... Несмотря на боль, его губы растягиваются в слабой улыбке. Мозг мгновенно осознает, ЧТО минуту назад крутилось в его голове и Вергилий ужасается самому себе. Как он мог только подумать о таком?! Как же низко он пал! До чего дошёл? Определённо, Данте был прав: он, Вергилий, изначально вёл себя неправильно. Он должен был забыть это чувство единства, забыть ту сильную связь, стягивающую их души тогда, в далёком детстве. Он должен был забыть всё! Настоящая любовь и привязанность — такого счастья не бывает, не было и никогда не будет. Он не должен был так ошибаться. Он сам виноват во всём, и заслужил эту тянущую боль в груди, это пренебрежение и ярость со стороны брата. Своими поступками, мыслями, действиями, своей гордостью он заслужил эту боль. Какое он имеет право злиться на него, когда как виноват только он сам? Виноват он сам... В какое же чудовище он превращается? Со стороны Данте будет милосердием убить его сейчас. Он сам мечтает о смерти. Он готов умолять о ней, просить на коленях. Он не хочет видеть себя таким. «Ну же, Данте... Не растягивай это удовольствие, прикончи меня поскорее. Я устал быть один...» — беззвучно молит Вергилий, откидываясь назад и смежая веки. Он не хочет видеть адский пламень победы в демоническом взгляде алых глаз Данте. — Данте... Данте, не убивай его! Пожалуйста! Я умоляю тебя, пощади его! Пожалуйста, остановись! — сквозь туман в голове прорываются сбивчивые слова, умоляющий шёпот. Данте, оскалившись, вгоняет меч всё глубже в грудь Вергилия и со звериным наслаждением слушает его хрипы, наблюдая, как медленно закатываются глаза его брата. Его врага. Видит, как Вергилий в бесполезной попытке тянется к нему и бессильно роняет руку, потеряв надежду. В серо-голубых глазах что-то трескается и разлетается вдребезги. Всё лицо темнеет и последний призрак мягкой улыбки, всегда живущей в каждой черте аристократически-прекрасного лица Вергилия, медленно исчезает. Вергилий закрывает глаза. Сквозь кровавую пелену Данте слышит рядом слова: — Остановись, Пожалуйста! Ради меня! Данте резко оборачивается. Кэт. Она стоит перед ним на коленях, подавшись вперёд и широко раскрытыми, полными ужаса глазами смотрит на него. С этих бледных дрожащих губ только что сорвалась просьба, мольба, обращённая к нему. К Данте... Он снова переводит взгляд на брата, тот затих и замер. Глаза закрылись, а дыхание, казалось, совсем исчезло. Данте заскрежетал зубами, крепче схватывая рукоять меча, но тонкие пальчики Кэт вцепились в его загрубевшие руки, изо всех сил стараясь разжать пальцы. Данте, пожалуйста! Данте глубоко вдыхает и резко выдыхает. Алый свет в его глазах медленно гаснет. Ещё один взгляд, сожалеющий о недостигнутой цели, брошен на Вергилия, и вот меч уже с трудом покидает своё кровавое ложе. Данте выдёргивает Ребеллион из раны на груди брата и опирается им о землю. Красный пламень медленно исчезает, заползая назад под кожу. Алый свет в серых глазах гаснет окончательно. Он смотрит на брата. Глаза Вергилия резко распахиваются и встречаются с тяжёлым взглядом брата. Данте улавливает в его глазах горечь, обиду и... разочарование? Сожаление? Вергилий смотрит печально и покорно, в его глазах отмечается лишь досада. Но… на что? Данте поднимается на ноги и медленно, нехотя, протягивает брату руку. Во взгляде Вергилия на короткий миг что-то вспыхивает и мгновенно исчезает, словно подавленное силой воли. Ясные глаза тускнеют, тут же снова заполняясь тоской и опустошённостью. Он принимает руку брата и поднимается с земли, пошатывается и хватается рукой за грудь. Очевидно, кровь всё ещё идёт. Вергилий с трудом выпрямляется и поднимает усталый взгляд на Данте, а тот не узнает брата. На светлое чело легла тень, глаза стали ещё глубже и пронзительнее, а в красивых чертах появилась какая-то обречённость. Что-то незнакомое, страшное и угрожающее чувствовалось в нём, в этом новом Вергилии. Внезапно Данте ясно почувствовал ту связь, что была между ними в далёком детстве: эта тоненькая струна, натянутая до предела позволила ему снова, как и пятнадцать лет назад почувствовать своего брата. Данте почувствовал близнеца, заглянул в его душу... И не увидел там ничего. Внутри брата была только огромная, всепоглощающая, мрачная и тёмная тяжёлая пустота. Его захлестнуло волной такого концентрированного одиночества, что он чуть не задохнулся. Резкая обжигающая боль прошила насквозь и расплавленным свинцом растеклась по телу, выжигая его изнутри. Он почувствовал, как сильно натянулась связь, ощутил чудовищное напряжение и явственно услышал тихий треск. «Нет!» — хотелось крикнуть ему, но было поздно. Струна лопнула. Огненная боль рванула всё его существо, в глазах потемнело, а ноги едва удержали тело. В глубине души медленно и вкрадчиво разлилось огромное, склизкое, холодное и пустое безразличие. Тяжёлая мерзкая пустота. Холодные и пустые глаза брата, вглядывающиеся в его собственные глаза, вывели из транса, и он как на автомате сказал то, что первое пришло ему в голову: — Мир отныне под моей защитой. — Ты выбрал не ту сторону. Ты всегда выбираешь не ту сторону, — Вергилий говорит устало и обречённо, его голос низок, глух и полон разочарования. — Ты не человек, Данте, и никогда им не будешь. Вергилий медленно отворачивается, стараясь игнорировать тупую жгучую боль в груди явно не от раны. Хотя, теперь там и болеть-то нечему, всё разбито. Он с трудом наклоняется и подбирает с земли Ямато — своего единственного верного друга. Друга, который не предаст никогда. И широким взмахом открывает голубоватый светящийся портал. Вергилий медленно направляется к голубому свечению, чувствуя нарастающую в груди тяжесть. Горечь топит с головой, а голос Евы словно исчез. Вергилий изо всех сил старается снова услышать его и не может. Ссутулив плечи, и низко склонив голову, слегка пошатываясь от ослепляющей боли, он бредёт к порталу. Больше ему ничего не остаётся. Он должен исчезнуть из их жизни. Он проиграл. Но прежде, чем ступить за круг голубого света, он всё же замирает. Что-то заставляет его остановиться. Он не может уйти, не взглянув на брата ещё раз. Быть может, в последний раз. Ведь и нефилим может умереть, если пронзить ему сердце. Он оборачивается. Его взгляд скользит по лицу Кэт, бегло отмечая там печаль и едва уловимую надежду, затем останавливается на Данте... Напряжённом, готовом ко всему Данте. В груди снова поднимается тихая ярость и ослепляющая досада. Вергилий очень хочет сказать: «Ненавижу тебя, брат!», но вместо этого из последних обрывков разодранного в клочья сердца вырывается: — Я любил тебя, брат. Чёрный туман поглощает Вергилия, но глаза его, прозрачные и нежно-голубые, словно раскалённым мечом врезались в память Данте. Глаза, полные горечи и разочарования. Глаза его брата-близнеца. Он ушёл... Данте медленно отворачивается. Он уже ничего не чувствует. Только огромную, острую, щемящую опустошённость. — Я больше не знаю, кто я, — слова почти беззвучные, но чуткая Кэт сразу же слышит и понимает его. В глазах медиума блестят слёзы горечи, ей тоже тяжело, но она кладёт руку на его щёку, нежно касаясь тонкими холодными пальцами распалённой кожи и тихо, серьёзно, с уверенностью произносит: — Я точно знаю, кто ты. Ты — Данте. Не больше, и не меньше!</i>Я любил тебя, брат...
10 декабря 2017 г. в 14:08
Крупные снежинки слепят глаза. Снег обсыпает спины и плечи людей, торопливо снующих по оживлённой улице. Яркие витрины магазинов искрятся и сверкают разноцветными огнями, приковывая к себе взгляды. Снежные хлопья падают неспешно и тихо, придавая этому вечеру какой-то особый вид и окутывая город странной аурой — аурой предчувствия и ожидания. Только ближе к вечеру ветер наконец-то замер и успокоился, наметя огромные сугробы. На тёмном небе весело мигают звёзды, такие яркие и красивые... И даже шум и суета, царившие на улицах, не портили этого ощущения спокойствия и ожидания.
По левой стороне улицы шёл человек. Распахнутая чёрно-красная куртка обнажала шею и грудь, скрытую только под тонкой серой майкой. Увешанные пакетами после покупок парочки изумлённо отшатывались при виде его полуголой груди, запахивались в шубы и торопились перейти на другую сторону улицы, провожая глазами согнувшуюся фигуру человека. Как-никак, на дворе декабрь. Пусть и только его самое начало, а мороз уже разыгрался не на шутку, обжигая ледяным дыханием щёки и окоченевшие пальцы.
Уже и снег по колено, лёд слегка хрустит под ногами, а этот сумасшедший даже не потрудился застегнуть куртку, судя по всему, далеко не зимнюю.
Данте медленно поднимался вверх по улице, то и дело хватаясь рукой за стену. Перед глазами всё плыло и покачивалось: огоньки-гирлянды, что украшали яркие витрины магазинов, обвивавшие ветви деревьев и мерцающие кое-где в затемнённых окнах домов кружили перед его глазами в каком-то бешеном танце. Ярко освещённые окна ослепляли, а бестолково снующие туда-сюда люди раздражали. До его квартиры оставалось совсем немного, а силы куда-то подевались.
Данте делает ещё шаг и пошатывается. В голову отдаёт сильной болью, и Сын Спарды тихо рычит, хватаясь за многострадальный череп. Словно раскалённый обруч сжимал виски, а по голове размеренно било, будто тяжёлым молотом. Пелена на мгновение застилает глаза, а мозг упорно желает отключиться. Исправлять ТАКИЕ повреждения он явно предпочитал в бессознательном состоянии.
Данте вцепляется в первое, что подворачивается под руку, это оказывается угол дома. Безуспешно стараясь удержать равновесие, он сворачивает в тихий переулок, делает ещё несколько неуверенных шагов и бессильно сползает по стене в снег. Перед глазами мечутся искры, весь мир плывёт и раздваивается. В голове гудит, как в будке трансформатора, горло пересохло и страшно хочется пить. Горечь от количества выкуренных сигарет с кислотно-обжигающим привкусом виски всё ещё живут во рту. Смешиваясь на языке, они составляют до того отвратительно-невозможный коктейль, что Данте хочется вывернуться наизнанку.
Волнами накатывает тошнота. Данте лениво сплёвывает тягучую горчащую слюну в снег. Во всей голове горит жаркое пламя. Он захватывает в ладонь горсть девственно-чистого снега и подносит к губам, слизывая холодные капли тающих снежинок, стараясь хоть немного утолить жажду. Затем прикладывает снег ко лбу, надеясь успокоить шум в голове и снять боль. Разгорячённая кожа обжигается ледяным холодом, и от этого начинают страшно ломить глаза. Выругавшись, Данте отбрасывает снег в сторону и сжимает пальцами виски. Пульс просто сумасшедший, сердце бешено бьётся в грудной клетке, разгоняя загустевшую от количества отравляющих напитков кровь и стараясь хоть частично реанимировать начисто угробленный организм. Шум в голове всё нарастает, а перед глазами снова расплываются и качаются близлежащие окружающие его предметы.
М-да, заходить в бывший клуб Лилит, чтобы пропустить стаканчик-другой было явно нехорошей идеей. Как говорится, стаканчик за стаканчиком и снова разговор. А ведь сегодня он далеко перешагнул свою обычную планку. И всё потому, что только когда пьёшь, не замечаешь эти наглые рожи, да количество рогов у собутыльников.
Так продолжалось до тех пор, пока Данте не почувствовал, что больше пить он просто не в состоянии... В животе плескалась такая доза спирта вперемешку с фастфудом, которая простого человека убила бы на месте. Поэтому Данте оставалось просто благодарить свою нефилимскую природу, хоть со скрипом и скрежетом, но позволяющую ему раз за разом убивать свой организм в минуты жесточайшего уныния и безысходности... И чего он только не перепробовал: и наркотики, и разные виды алкоголя, и даже суицид. Но сущность нефилима упрямо говорила ему: «Нет, дорогой, не отвертишься! Ты будешь жить, чёрт подери, и плевать я на всё хотела!», и раз за разом восстанавливала организм по умолчанию. А потом Данте снова мучился, терзаясь жестокой совестью... И всё повторялось.
Теперь, когда на часах ещё нет и полуночи, ему уже обеспечена головная боль и уйма горьких воспоминаний... о событиях, что случились всего лишь полгода назад.