Тени на солнце

      Держась в тени, Моргана быстрым шагом преодолела мощеный булыжником двор. К счастью, бдительная стража Камелота не патрулировала коридор, ведущий в ее покои. Было бы, право, очень сложно объяснить, зачем она, едва нашедшаяся отрада короля, бродит по полупустому замку в такой поздний час.       Моргана нахмурилась. Интересно, столь же сильно обрадовался бы Утер, если бы узнал, что его ненаглядная подопечная являлась одной из тех, на кого он вел долгие и безжалостные гонения? Пустил бы он скупую слезу, догадавшись, что несколько часов тому назад обнимал не названую дочь, а колдунью, силой мысли способную отнять его никчемную жизнь?       Как знать…       И вот, готовясь отпереть дверь, дабы наконец-то оказаться в своей обители, Моргана почувствовала, как некто позади бесцеремонно положил руку на ее талию.       — Артур!       В подсознании тотчас зашевелились подозрения: как давно он следил за ней, слышал ли хотя бы часть их разговора с Моргаузой?       — Ты удивлена?       — И да, и нет.       Артур усмехнулся.       — Я не мог уснуть. Ты тоже?       «Нет, он ничего не заметил», — решила Моргана, сдержав просящуюся в ответ улыбку.       Ведь ей было доподлинно известно о чувствах наследника трона Камелота, скрывающихся под броней невозмутимости.       Без предисловий она отворила дверь и шагнула за порог комнаты, попутно сбросив с плеч подбитый ярко-малиновым бархатом плащ. Как и ожидалось, Артур последовал за ней, не заботясь о правилах хорошего тона и не дожидаясь особого приглашения.       — Ты прав. За год я отвыкла спать на перине и взбитых подушках. Поясницу от всей этой роскоши, знаешь ли, ломит, — произнесла Моргана и кожей ощутила, как его взгляд скользнул по ее спине.       Сняв плащ, она не забыла вытащить из потайного кармана крошечный пузырек с мутновато-зеленой жидкостью, и теперь, отвернувшись от Артура, крепко зажала его в кулаке.       «То, что он явился сюда посреди ночи не может быть простым совпадением», — подумала Моргана, надеясь, что ее наигранное покашливание смогло заглушить звук откупоренной пробки.       К счастью, служанка, отпущенная с вечера, не стала убираться в ее покоях. Серебряные кубки стояли именно там, где положено. Моргана улыбнулась и доверху наполнила их вином…       — Послушай… — Он шагнул вперед, забрал протянутый кубок и одним глотком осушил его почти до половины.       Моргана отчаянно не желала признаваться в этом, но стоило Артуру приблизиться, и вся ее горделивая спесь почти тут же сошла на нет. Истончилась под взглядом его синих глаз. Возможно, окажись Моргана в другом помещении, не хранящем воспоминания об их общей тайне, — при ярком, обличающем свете дня, а не под надежным покровом безлунной ночи, — она бы смогла справиться с чертовым наваждением, но, увы, не теперь.       — Послушай, Моргана… — вновь обратился он к ней, поставив кубок на край стола. — Я понимаю, у тебя есть причины сердиться как на отца, так и на меня, но, поверь, не прошло ни одного дня, когда мы бы не искали тебя. Когда я… не думал бы о тебе.       О нет, злость, владеющая ею, давным-давно перегорела, сделав разум кристально-чистым.       Вот только…       — Да неужели? Думы обо мне настолько сильно тебя тяготили, что от безысходности ты решил обратить внимание на Гвиневру?       Наверное, потом она горько пожалеет, что дала волю чувствам… Ведь за год, который Моргана провела вдали от Камелота, она должна была как можно быстрее обуздать свой дар. Моргауза утверждала, что успех не будет сопутствовать ей до тех самых пор, пока Моргана не отбросит в сторону остатки светлых и добрых чувств к Утеру, несмотря на то, что тот растил и любил ее, как собственное дитя.       Не переставая при этом оставаться жестоким и нетерпимым тираном.       Что же до Артура…       «Он такой же, как и его отец. Он не примет и не поймет тебя, когда узнает о тайне, которую ты хранишь», — тотчас всплыли в памяти убедительные слова сестры.       — Это не так, — твердо произнес Артур. — Но, признаюсь, со временем я действительно стал сомневаться, захочешь ли ты вернуться. Странно, что разбойники, весь год державшие тебя в плену, ни разу не потребовали выкуп. Ведь их, насколько мне известно, интересует лишь золото, и отец не поскупился бы на него ради своей подопечной. Я — тем более.       «Да он гораздо умнее и проницательнее Утера, который проглотил наскоро сочиненную байку, даже не вникая в подробности», — подумала Моргана.       — Откуда тебе знать, что творится в головах этих, с позволения сказать, людей? — отмахнулась Моргана, но Артур поймал ее за запястье, не позволяя отойти в сторону.       — Ты можешь рассказать мне правду.       Предложение прозвучало донельзя заманчиво, но цена сей правды была высока. К тому же Моргана слишком хорошо знала натуру Артура. Между чувствами к любимой девушке и долгом перед отцом он непременно выберет последнее, как и полагается достойному наследнику престола.       — Правду? Даже король не сомневается в моих словах!       — Я бы тоже ни на секунду не сомневался, если бы не видел, как сильно ты изменилась. И стала еще красивее… — Артур сдержанно улыбнулся, скользнув взглядом по ее лицу. — Это странно, учитывая, в каких условиях тебе приходилось жить.       Конечно, отчасти его слова были правдивы. Худоба явно шла ей на пользу, выгодно подчеркивая выступающие ключицы поверх выреза платья, а глаза нежно-зеленого цвета на фоне заострившихся черт лица наверняка сияли еще ярче, еще призывнее.       — Изменения не столь плохи, как многие привыкли думать, а подчас они и вовсе неизбежны.       — Так что же мне сделать, чтобы все было как раньше?       «Для начала перестать испытывать мое терпение», — тут же пришло на ум, однако вслух Моргана не произнесла ничего подобного. Не столько по причине боязни быть раскрытой, сколько из-за того, что… Да, как бы она ни клялась себе, пребывая вдали от белокаменных стен родного замка, что врожденный дар куда важнее переменчивых чувств к другому человеку, сколько бы ни пыталась вытравить светлый образ Пендрагона из воспоминаний, в глубине души она отчаянно желала того же, что и он.       И потому Моргана не отступила, когда Артур потянулся к ней, а лишь прикрыла глаза, давая волю проснувшейся ностальгии.       «Он такой же, как и его отец!»       Чужие слова проступили в ее сознании, выведенные твердым почерком невидимой руки, но Моргана с неожиданной решительностью отмахнулась от них, как от дурного сна. Не для того она бродила по глухой чаще, собирая редкие травы, не для того несколько дней кряду уговаривала сестру изготовить нужное ей зелье, чтобы после, оказавшись в единственном шаге от цели, отказаться от нее.       Не желая более размышлять о последствиях, она обвила руками плечи Артура, вынудив слегка наклониться, и прижалась губами к его губам. То не было похоже на невинный и робкий поцелуй, коими она одаривала его в прошлом. На сей раз это была ничем не прикрытая страсть, что до сих пор тлела внутри еле теплящимся угольком, а теперь вырвалась наружу, не чувствуя на пути никаких мысленных преград.       Моргана откровенно дразнила Артура, отыгрываясь за целый год собственных терзаний. Она то отталкивала его, тая усмешку в уголках губ, то притягивала обратно, позволяя покрывать свою шею торопливыми, невесомыми поцелуями…       Лишь глупцы полагают, что истинное удовольствие заключается во взаимности. О нет! Истинное удовольствие — это осознание собственной власти над кем-то. Осознание, что, невзирая на мнимую независимость, влюбленный человек никуда не денется, даже если возжелает того всем сердцем.       Она не вздрогнула, когда Артур резко рванул ее платье вниз, обнажая плечи. Несчастная ткань затрещала, но Моргана не вымолвила ни слова. Лишь крепко сжала кулаки, врезаясь ногтями в ладони.       — Моргана… — срывающимся голосом произнес Артур, и на смену дерзости вновь пришла обезоруживающая нежность.       Она почти ненавидела чертова Пендрагона за то, что он до сих пор смел произносить ее имя так, а заодно ненавидела и себя, потому что позволяла подобное.       Артур плавно развернул ее лицом к окну, и Моргане ничего не оставалось, кроме как намертво вцепиться руками в круглую столешницу и до щиплющей боли закусить нижнюю губу. Постыдный стон вот-вот был готов сорваться с уст, когда безнадежно испорченное платье скользнуло к ее ногам.       — Я скучал по тебе.       — Замолчи! Просто… замолчи, — перешла на шепот Моргана, почувствовав, как медленно и бережно он проник в нее сзади. Как огладил ладонями бедра, как поцеловал, а после прикусил кожу на ее плече, провоцируя и нарочно заставляя подаваться навстречу его движениям.       Жар струями стелился по спине и поднимался все выше. Застилал не только разум, но и глаза. Превращал белокаменные стены и малиновые оконные занавеси в расплывчатое пятно…       Еще немного, и она точно не выдержит — задрожит в его руках, не сумев скрыть не столько от Артура, сколько от самой себя, что она тоже… тоже скучала.       Когда же он наклонился вперед, входя до упора, Моргана прогнулась в пояснице и царапнула короткими ногтями гладкую древесину. Она задыхалась от удовольствия и одновременно презирала себя за слабость. За то, что не устояла…       Но в решающий момент все равно перехватила руки Артура и не позволила ему отстраниться. Она не видела его лица, но слышала, как он до скрежета сжал зубы, заглушая протяжный стон, а после тугой, горячей струей излился прямо в нее.       Заспанное светило наконец-то вынырнуло из-за линии горизонта, и блеклые, не несущие тепла солнечные лучи проникли в комнату.       Моргана все это время не смыкала глаз, мятущейся тенью блуждая по своим покоям, то и дело переводя взгляд с безмятежно спящего Артура на розовеющую полосу неба за окном. Не зря говорили, что самое темное и тревожное время наступает перед рассветом, а после тени неизбежно отступают от солнца.       Но когда Артур разомкнул веки, щурясь от неяркого света, Моргана, как ни в чем не бывало, сидела рядом, у изголовья, и гладила его по волосам.       — Доброе утро…       — Доброе ли? — усмехнулась она, глядя на Артура из-под полуопущенных ресниц. По ее подсчетам, действие волшебного зелья вот-вот могло закончиться. Еще не поздно было отступить и передумать, продолжая жить в томительном, но безопасном неведении. — Помнишь, вчера ты сказал, что хочешь услышать правду? Так вот, теперь я тоже этого хочу.       — Так говори, — улыбнулся Артур, коснувшись костяшками пальцев ее щеки и вновь потянувшись к губам. Что-что, а действовать у него всегда получалось гораздо лучше, чем вести долгие задушевные разговоры.       — Нет, подожди, — возразила Моргана, а после со смешком добавила: — Видишь, из-за того, что Гвен у нас теперь находится на особом положении, она совершенно обленилась и забыла убрать засохшие цветы. Лепестки ведь давным-давно опали.       — И что с…       — Тс-с! — Моргана приложила указательный палец к губам. — Лучше смотри!       Ее рука плавно взметнулась вверх, а дальше…       Лепестки медленно поднялись, вспыхнули и, подхваченные легким порывом ветра, витиеватым узором поплыли по воздуху.       Последовав ее примеру, Артур также сел на кровати и отбросил в сторону пуховое одеяло. Проведя ладонями по лицу, он неожиданно тихо спросил:       — Как… Как ты это сделала?       — Легко, — с готовностью ответила она, одновременно набирая в грудь побольше воздуха. — Ты удивлен? Или, может быть, зол?.. Что ты чувствуешь, Артур?       «Ну же, посмотри на меня так, как смотрел всего минуту назад. Скажи, что для тебя это ничего не меняет. Подтверди хоть словом, хоть жестом, что я вернулась сюда не только ради справедливой мести».       — Как давно ты…       — Обладаю магией? — тут же подхватила Моргана. — Как оказалось, с самого детства.       — Эти твои кошмары…       — Да. И они тоже… Но сейчас важно другое! — Ей было жаль каждую секунду напрасно потраченного времени. — Обещаю, я расскажу тебе все, что захочешь. Открою тайны, о которых ты даже помыслить не мог. У нас будет на это время, но… не сейчас. Сейчас я хочу узнать лишь одно: что же ты чувствуешь?       «Ко мне», — хотела добавить Моргана, но невесть откуда взявшееся смущение заставило промолчать.       — Ты сказала: «у нас»? У нас?! — повысил голос юный Пендрагон, с пренебрежением отстранившись от Морганы, будто та была прокаженной. Будто от ее прикосновения теперь можно было заразиться какой-то неизлечимой болезнью. — Нет, это уму непостижимо.       Пока он тихо чертыхался, наверняка вспоминая, куда прошедшей ночью бросил рубашку, Моргана сидела на краю широкого ложа, подтянув колени к груди и обхватив их руками.       Внутри бушевал такой ураган страстей, что Моргана еле-еле сдерживалась, чтобы случайно не разбить мозаичные витражи. Или разрушить стены собственной комнаты… А там уж и до костра недалеко. Ведь Утер полагал, что лишь пламя может очистить душу, запятнанную колдовством.       Лишь пламя…       Слезы закипели на темных ресницах Морганы, но она наскоро смахнула их рукавом сорочки, решительно подошла к Артуру и отвесила ему хлесткую пощечину.       — Смотри на меня, Артур Пендрагон, когда я с тобой разговариваю! — прошипела Моргана, в приступе нешуточной злобы сжимая кулаки. — Я пошла на смертельный риск, ослушавшись совета сестры. Я вернулась в ненавистный Камелот, к ненавистному королю, готовясь терпеть его ненавистную заботу, лишь для того, чтобы быть рядом с тобой. Менять прогнившие устои этого королевства, менять представления людей о магии, которых твой отец запугал ею до смерти! Менять к чертовой матери все… — вновь повторила Моргана, не заботясь, что ее могут услышать, — но вместе с тобой.       — Моргана!..       — Нет. Даже не начинай. Я не хочу слушать про твоего отца, про долг и прочую чушь, которая лишь кажется тебе чем-то важным, а на самом деле — это пустые слова. Пыль на мощеных дорогах Камелота.       — Да как ты не понимаешь! — Артур до боли сжал ее плечи.— Если отец узнает…       — Я не боялась его гнева раньше. Думаешь, испугаюсь теперь?       Впрочем, вскоре Моргана поняла — все это время она лишь напрасно тратила силы, а затем Артур произнес решающую фразу:       — Откажись! — он с силой сжал кулаки, сминая ткань ее ночного одеяния. — Откажись от своего дара, от магии… И я никогда не вспомню о том, что случилось сегодня.       В горле у Морганы неприятно защекотало, но она все же смогла выдавить несколько слов:       — Заешь, Артур, а ведь ты прав… Ты на самом деле ничего не вспомнишь.       Ее взгляд схлестнулся с взглядом Артура, в котором еще теплилась робкая надежда, смешанная с неверием и упрямым отрицанием. Теперь, оглянувшись назад, он бы наверняка предпочел неведение, чем такую нестерпимую и горькую правду.       — Да будет так, — сказала Моргана, когда веки Артура начали слипаться, а колени — медленно подкашиваться.       — Моргана, что со мной?..       Он обессиленно сполз по стене, а она продолжала недвижимо стоять на месте и наблюдать, как выпитое зелье погружало наследного принца Камелота в глубокий сон.       — Ты отнял у меня веру, но я заберу у тебя гораздо больше, — прошелестела Моргана и опустилась на колени подле Артура. — Я заберу твои воспоминания о прошедшей ночи. Все, без остатка. И ты обязательно начнешь ненавидеть меня. Потому что я — ненавижу! Слышишь? Я ненавижу тебя, Артур Пендрагон.