De facto

Бывают вещи, которые никогда и никем не могут оспариваться. Такие вещи еще называют de facto. То есть, не оспоришь, можно даже не пытаться. Можно с пеной у рта что либо доказывать, но факт останется фактом. Трава останется зеленой, как ее ни назови. Солнце встанет на востоке, даже если земля сойдет с орбиты. Небо будет таким же голубым, какое бы явление его не накрыло. А Давид Вилья неизменно будет просыпаться с Францеском Фабрегасом, в какой бы точке земного шара они ни оказались. Их могут поселить в разные номера, но непременно кто-то из них увидит другого по утру. Они могут разругаться до того, что удалить друг друга, наговорить обидные вещи, и вообще забыть и не вспоминать. Но неизменно, открыв глаза, Цеск увидит рядом Вилью, тихо посапывающего и зарывшегося лицом в подушку. Они могут находиться в разных местах, странах, городах. Их могут разделять километры и часы, но обязательно, Давид проснется от назойливого видеозвонка, проклиная это чудо техники, не глядя ткнет в телефон и увидит донельзя довольное лицо каталонца, вещавшего на таком родном солнечном языке: - С добрым утром, ребенок! Это неизменно. Это факт. Это не обсуждается. От таких вещей становится теплее на душе, хочется воспарить, ведь когда есть то, чего нельзя изменить да и не хочется, если честно – то это прекрасно! Это понимал Цеск и Давид, наверное, понимал, просто признаваться не хотел. Но, не смотря на это, они оба ценили эти моменты. Они не сразу пришли к тому, что лучше им просыпаться вместе. Все началось с банального поражения. Просто сборная Испания проиграла очень обидно, и, по мнению молодого и горячего Фабрегаса до ужаса несправедливо. Да еще и он забить не смог. Не сумел, всех подвел. Когда человек находится в стрессовом состоянии, нельзя оставлять его одного, особенно когда этот человек очень молод и очень глуп. Давид это понял сразу, увидев взгляд Цеска. Для него тогда каждый проигрыш был трагедией, сейчас ничего не изменилось, правда, но не настолько все плачевно. Так вот, во взгляде Фабрегаса читалось отчаянье, почему-то было понятно, что он придет в номер, забьется куда-нибудь в угол и начнет рыться в своем подсознании, вытаскивая бесов. Вытаскивая всю тьму, рассматривая ее, ужасаясь ею. Он будет думать, что подвел честь страны, не старался, испугался. Это ужасное чувство, знаете ли, когда никому нет дела до твоей проблемы, потому что у самих их очень и очень много. И тогда остается только сидеть и накручивать себя, чтобы на следующей игре сыграть еще хуже. Не нарочно, просто так выйдет. Давид пришел к нему сразу после отбоя. Вид у Францеска был мягко говоря не самый лучший. Он осунулся, побелел, под глазами залегли тени, а ведь он даже не ложился! - Эй, ну, ты чего? – ласково ероша пряди Цеска спрашивает Вилья, - не делай из мухи слона, будут у нас еще победы. - Будут. У тебя. Меня-то из состава попрут, - буркнул Фабрегас, забираясь на кровать. За окном бушевала стихия, дождь, гром, молния – полный набор того, чего так не любил каталонец. - Ты не виноват, запомни, и запомни хорошо, второй раз повторять не буду, - предупредил его Давид, как будто нужно было это ужасное сочувствие, - ну, что с тобой? - Я не знаю, - Цеск уткнулся лбом в плечо испанца, он был похож на маленького запутавшегося ребенка, которому так хотелось понять, что происходит. - Все еще будет, - прошептал Давид, приподнимая лицо Францеска и очерчивая большим пальцем невидимый узор на щеке. Тот смотрел на нападающего большими карими глазами, и не понимал, почему он ему помогает. Вспышка озарила и без того светлую комнату, принося с собой раскаты грома, отчего Цеск вздрогнул и зажмурился, на мгновение прижимаясь к испанцу. - Не уходи сегодня, пожалуйста, мне от этого станет легче, пожалуйста, всего на одну ночь, - шептал он, сильнее прижимая к себе оторопевшего Давида. - Я могу просыпаться с тобой каждое утро, - зачем-то брякнул Вилья. - Правда? – как можно было отказать этим глазам? Как? - Да, - в этот момент Давид ненавидел в себе единственную черту: всегда выполнять свои обещания. Так вот у них и повелось. Всеми правдами и неправдами – но Вилья просыпается рядом с Цеском каждое утро, целует того в губы, а потом в нос, чуть прикусывая самый кончик, заставляя каталонца смешно морщиться пряча лицо в подушку. А когда они не рядом, то и прятаться не от кого, но так хочется, так порою хочется. С течением времени Цеск понял две главные мысли: это то, что Давид действительно выполняет все свои обещания, и то, что любовь, это такое чувство, которое не различает пол, возраст, вероисповедание и цвет кожи. Любовь – это самое прекрасное чувство, и Фабрегас может сказать об этом наверняка. А еще, еще он знает, что когда небо станет зеленым, трава синей, а солнце вдруг решит взойти на западе. Вот тогда и именно тогда он проснется в пустой постели. Один.