Любишь ли ты мужчин?

Со дня женитьбы моей с Марьей Ивановной прошло несколько месяцев. Наша семья жила душа в душу. Всего было в достатке — и денег, и откровенности, и, бывало, знакомые приезжали. Жизнь текла своим чередом, и было так спокойно, что менять ничего не хотелось. Мы с Машей ещё не обсуждали вопрос о детях, но оба прекрасно понимали, что уже пора бы. Одним утром я и моя жена сидели за столом. В доме витал уют, и мы заканчивали завтрак. Тут к нам подбежала горничная Настасья с немного удивлённым выражением лица. Отдышавшись после путешествия со двора в дом и промокнув лицо помятым платочком, она сообщила: — Пётр Андреич, к Вам гость. — Кто же изволит в столь ранний час? — осведомилась Маша, в то время как я привстал из-за стола, готовясь встречать нежданного гостя. — Алексей Иваныч Швабрин. Рот мой открылся от удивления одновременно с Машиным. Что здесь нужно этому предателю? Неужели он задумал что-то? Не в силах справиться с мыслями, которые лезли в голову и мешали сосредоточиться, я начал наматывать по гостиной круги. Оба получили своё, у каждого давно своя жизнь. Наиболее походящего на правду ответа не находилось, и я, вздохнув, ответил: «Пусть войдёт.» В дом вошёл сильно преобразившийся с нашей последней встречи молодой человек. — Пётр Андреич, — слегка поклонился он мне. — Марья Ивановна, — поцеловал он руку Маше. — Что тебе надобно? — холодно осведомился я, изо всех сил скрывая волнение и неподдельный интерес. — Только лишь поговорить, — отстранённо ответил он, словно разговор наш был лишь назойливой помехой, отвлекавшей его. — Наедине. — Ну хорошо, — недоверчиво промолвил я, жестом предлагая ему следовать за мной. Хоть в нашем доме были и гостиная, и кабинет, но я, движимый неведомой силой, махнул на них рукой, и мы прошли в нашу с Марьей Ивановной комнату, где я сел на кровать, а Алексей остался стоять. — Ну, и что ты хотел? Я уже начинал гореть от любопытства, но понимал, что нельзя его торопить. Швабрин мялся и стоял весь красный, словно слова, которые он готовился произнести, застряли у него в горле и мешали сосредоточиться. — Ну? — спросил я более мягко. Выдохнув, будто прокашлявшись, Алексей заговорил. — Знаешь, когда мы разминулись… Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Я в ожидании поднял брови. — Не мог тебя забыть. Не изволь считать меня странным, выслушай. Много было способов. На одной даме чуть не женился. Было сложно. Я всё ещё не понимал, к чему он клонит, но в душе моей рождалось смутное сомнение. Я не мог определить, что именно меня смущает, но чувствовал, что в глубине души мы оба знаем, что же происходит. — Не представляешь, как я был рад, когда узнал, где ты сейчас. Я всё ещё молчал, будто и не слушая Швабрина. — Ты любишь Машу? — Да. — А… ещё кого-нибудь? — Кхм… Матушку. А что? — А… мужчин? Я почувствовал, что щёки мои краснеют. Вопрос поставил меня в неловкое положение. Я не знал что ответить, так как никогда не задумывался об однополых отношениях с собой в роли. Не иностранная ли это забава? И где Алексей побывал, о чём думал, и вообще... Раздумывая, я молчал. Швабрин совсем смутился и выглядел расстроенным. — А, ну ладно, я понял… Тогда пойду, чего мешать человеку, — еле разборчиво мямлил Алексей, с усилием разворачиваясь к двери. — Постой, — воскликнул я, очнувшись и стряхнув с себя мысли, словно крошки, — Присядь. Швабрин обернулся. Лицо его оставалось грустным, но глаза загорелись живым огнём. Медленно подойдя, он сел. Его колено, расслабившись, коснулось моей ноги. — Лёш, я просто никогда не задумывался об этом. Я не знаю, люблю ли… — Петруша, — произнёс Швабрин, поправляя мои волосы, нежно перебирая их и заправляя за ухо, аккуратно проводя по нему сухими и горячими пальцами. — Помнишь нашу первую встречу? Ещё до того, как ты проснулся, я долго смотрел на тебя. Изучал черты лица, тела. Влюблялся, — покраснел он. — А дуэль? Я ведь ревновал. Не Машу к тебе, а тебя к Маше. Конечно, мне не хотелось, чтобы мой любимый человек любил другого. И сватался я за Марью, дабы скрыть… это. И я каждый день потом приходил к тебе раненому, и постоянно извинялся. И влюблялся ещё больше, не в силах сдерживать свой порыв. Я сидел потрясённый. Забота Алексея казалась мне большей, чем Машина. Я осознал, что раздражение, которое питал я к Швабрину, оказалось симпатией, мгновенно изменившись. — Лёша, мне всё ещё интересно… Люблю ли я мужчин? Я трепетно беру его лицо в свои руки, притягивая к себе, и мы целуемся.