Плохие мальчики оставляют раны

Если бы год назад Дане сказали, что он влюбится в саркастичного, придурошного парня, он бы рассмеялся в ответ на это. Все изменилось, когда выяснилось, что родители, с которыми он жил все свои шестнадцать лет не являются его биологическими. Тогда-то он и встретил этого наглого, дерзкого, но невъебенно красивого мальчишку его возраста, да ещё и однофамильца. Именно с этим Аполлоном Бельведерским Даню и перепутали в роддоме. В первые секунды Даня считал, что Ваня прототип идеального в его понимании человека; считал он так ровно до того момента, как Ваня начал говорить. Своими словами, своей интонацией и пропитанным ядом голосом, Ваня разрушил иллюзию своей идеальности. Даня думал, что на этом все закончится, но шестнадцать лет — возраст больной, гормоны так и плещут. Иванова привлекало тело Вани, его милое личико и ничего более. О какой внутренней красоте может идти речь, когда все, что можно было услышать от Вани это мат и пошлости? Даня разрывался между тем, чтобы заставить Ваню заткнуться нахуй и не понижать айкью всего города своей болтовней и тем, чтобы умолять его говорить вечно, не важно что, просто хотелось наслаждаться глубиной голоса Иванова. Но Данил всегда выбирал первый вариант и, с напускной злостью гаркая «Вань, заткнись уже ты нахуй», чувствовал, как сосет у него под ложечкой. А Ваня лишь ухмылялся, но замолкал. Если бы год назад Дане сказали, что он будет мучиться от чувств к человеку, который его раздражает одним своим существованием, он бы умер со смеху. Ну серьёзно. Ваня в поле зрения Дани двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, и это уже порядком заёбывает. Даня привык к одиночеству. Он никогда не сближался с людьми, а уж тем более не подпускал к себе ближе, чем на статус «знакомого». А с Ваней всё по-другому. Они не друзья, но и не знакомые, а уж тем более не враги. Да, у них часто бывают стычки; да, они грызутся чаще, чем дышат; да, у них уже не осталось тем для ссор, но они продолжают орать друг на друга по любой мелочи. И Дане какого-то хуя это нравится. В последние дни во время их споров Дане пиздецки хочется заткнуть Ваню грубым поцелуем и показать, кто прав. Но, во-первых, Даня не умеет целоваться. Во-вторых, Даня часто оказывается неправ, ведь в последнее время Ваня начинает срачи в которых явно доминирует. В-третьих, Ване нравится Эля, и он блядский натурал, перетрахавший половину девчонок из гимназии (и не только учениц). И этот факт ебать как бесит. Даня делает вид, что тоже влюблён в Элю, но на самом деле плевать он хотел на неё с высокой колокольни. Он делает это, чтобы позлить Ваню и лишний раз найти повод поспорить. Когда эта самая Эля сталкивает их в раздевалке, с завязанными глазами — лицом к лицу, нос к носу — Даня чувствует запах дорогого мужского одеколона от партнёра и даже с завязанными глазами сразу понимает, кто стоит перед ним. Он не отстраняется, ведь это его шанс. Шанс почувствовать эти блядские горячие губы на своих; шанс прикоснуться к подкаченному телу; шанс получить всё и сразу. Но Ваня чувствует подвох и отскакивает от Данилы как ошпаренный, матерится на Элю и выбегает из раздевалки так быстро, что, кажется, ракеты с меньшей скоростью в космос взлетают. Но они все равно идут вместе домой, чтобы избежать лишних вопросов от родителей. Папа Антон всё равно умудряется надавить на больное, спросив, как прошло занятие по борьбе, на которую Данька, вроде как, должен был идти (а не на эти сраные танцы с Элей, которые привели его в раздевалку). Иванов с издевкой в голосе, через которую едва ли различимо проскальзывают нотки обиды, отвечает простое: «не мое это — с мужиками обниматься». Ваня смотрит на друга испуганными глазами, будто Данил одной своей фразой разрушил его только-только устоявшийся мир. А рыжий просто разворачивается и уходит наверх в их комнату. Он знает, что сейчас придёт Ваня, он знает, что им надо поговорить, он черт возьми знает, что если Ваня долго будет упираться, Даня не сможет сдержаться и поцелует его. И ему будет плевать на последствия. Даня хочет попробовать губы Вани. Даня хочет запустить пальцы в густые волосы Вани. Даня хочет касаться Вани везде, до куда только дотянется. Даня хочет Ваню. Их разговор заходит в тупик после того, как Ваня говорит, что ему плевать. Ну не ебёт его вся эта ситуация, видео их недопоцелуя, которое осталось у Эли в телефоне, да и вообще плевать ему на саму Элю, Даню и всех остальных. Когда Даня читал книжки, он не понимал смысла фразы, которую используют практически все авторы в своих произведениях, что словом ранят. Но сейчас, когда Ваня буквально разъебал вдребезги все скрытые надежды Дани на взаимные чувства, Иванов почувствовал, будто его ножом в грудь ударили, да ещё и повертели его в разные стороны, чтоб жизнь мёдом не казалась. Да она и так не кажется. Плохие мальчики ведь оставляют раны? А Ваня плохой мальчик. Очень плохой. Его хочется наказать и приструнить, но никому это не под силу. Ни родителям, ни девушкам, ни, к сожалению, Дане. А Дане пиздец как хочется. Он, блять, на что угодно готов пойти, лишь бы выбить эту дурь из Вани, сделать его пушистым пай-мальчиком. Но одно неверное слово, одно нечёткое движение, и всё рухнет. Душу разорвут на части, а сердце выбросят в мусорный бак. Плохие мальчики всё же оставляют раны. Ваня обнимает так, будто это последние секунды, когда он может чувствовать тепло тела Дани в своих руках. Ваня целует так, будто это всё, что ему осталось. Ваня говорит так, будто подбирал нужные слова всю свою жизнь, и это единственное, что он может. Признания, объятия, поцелуи. То, чего Даня так жаждал на протяжении всех этих месяцев, наконец-таки доступно ему. Он умирает и возрождается вновь от каждого прикосновения Вани к своему телу. Он готов кричать. Кричать так, чтоб слышал весь мир. Хотя для этого ему не нужно кричать, ведь весь Данин мир сейчас уткнулся носом в его шею и покрывает мелкими поцелуями плечо.