***
Пробежало мое девятилетие. Я взялась за голову. Нет, не в прямом смысле, как полмесяца назад. Просто стала учиться, как делала это когда-то субъективно очень давно. Учеба стала занимать у меня наивысший приоритет, как средство ухода от проблем и переживаний. Это действительно помогало, а семья не могла нагордиться моими успехами. Еще бы. Я выбилась в лучшие не только в физических нагрузках. Шаринган всплыл, и я получила статус гения. А еще, изредка, нагнанная братом и уводимая им в ближайшую кафешку, я забывалась и улыбалась искренне и беззаботно. Шисуи в такие секунды тоже источал подобные эмоции, только в меньших количествах. Эти моменты я всегда ценила и впитывала в память губкой. — Кстати, мама просила предупредить, что у нас сегодня гости, — на одной ноте, спокойно сообщил брюнет. — М? — я заинтригованно отложила палочку с данго. — Кто же? Брат лукаво заулыбался, предпочитая отмалчиваться. — Ну нии-сан! — смешно и по-детски надула щеки, состроив глазки кота из Шрека. Выглядела такая моська в сумме очень уж комично — старшего пробрало и он засмеялся. А я лишь поразилась, как легко он надевает холодную маску спокойствия и собранности перед тем же официантом. Я тоже так умею, но не настолько профессионально. Вот что значит Учиха со стажем. — Фугаку-сан, Микото-сан, Итачи-кун… — выдержал он неоднозначную паузу после перечисления. Хотел, чтобы я продолжила, хах. Мне пришлось поддержать игру, наивно и смущенно хлопая ресницами: — А Саске-кун будет? — о да, до неожиданного «просветления» я была так глупо влюблена в, на самом-то деле, достаточно шумного мальчишку. Ничего не поделаешь, все Учихи поголовно — красавцы. Даже самые мелкие. Я и на Итачи заглядывалась, но он был значительно старше меня… Пф. О чем это я. Шисуи повелся. Он так каждый раз «подлавливает» меня, любит наблюдать, как я «краснею», что при желании тоже просто изобразить. — Конечно. Я улыбаюсь, прекращая акцентировать свое внимание на этой новости, и возвращаюсь к вкусностям, которые мне так редко удается вкусить. Если встретите Учиху, по типу Саске, который будет говорить, что не любит сладкое, знайте: он натурально брешет! Просто диатез никому не в радость, да и лечить тяжело. А еще все это, отчего-то, очень постыдно. Если бы не было этой проклятой аллергии, килограммами бы поглощала, ух. А так, разрешено не больше порции в два-три дня. И вот, между прочим, я пробовала — сколько помидоров не жри, плохо не станет. Ох, Саске, я только что познала суть бытия. — Пошли, Сузуму-тян, — братец уже заплатил за заказ и ждал закопавшуюся меня. — Тебе надо еще успеть переодеться в кимоно, — мне показалось или нотки сожаления и сочувствия таки прозвучали у него в голосе? Впрочем, неудивительно. Я застыла, побледнев от одного только упоминания о одеянии. Оно ж такое неудобное, ы-ы-ы-хы. Спасите-помогите. Отмерев и вдохнув жаркий, душный воздух, который спасал температурным разнообразием лишь ветерок, я взяла брата за руку. — Шисуи-нии-сан, — поймав его вопросительный взгляд, я серьезно продолжила: — я очень люблю тебя. Учиха хотел засмеяться с моей серьезности, но когда она неожиданно перетекла в что-то похожее на грустную ностальгию, напрягся и смерил меня взглядом. Внимательно-внимательно. Вспоминал, могу ли я знать что-то о очевидных волнениях в клане? Знать ничего не надо, братец, достаточно просто видеть. — Я тебя тоже. Очень-очень сильно люблю, — тихо сказал он. Не знаю, что он успел обо мне подумать, но вряд ли это имеет особое значение. Я только крепче сжала его руку, вынуждая выйти из транса и начать двигаться домой по запылившейся дороге.***
Не домашние посиделки, а натуральная чайная церемония со всем этим излишним официозом и вытекающими из этикета и прочей чернухи проблемы, блин. Приходилось молча следовать правилам, уперевшись пустым и безынтересным взглядом куда-нибудь пониже в стену (главное в этом было как-нибудь «не так» не посмотреть — оскорбление таким образом тоже можно было нанести, гх). В общем, сидеть на жопе ровно. Так стоически выдерживать скучную и унылую беседу взрослых получалось только у меня и Итачи с Шисуи (и то, потому что я внимательно слушала, хоть там и не мелькало чего-то важного и хотя бы интересного). А вот у Саске явно шило было в мягком месте. Бегающие глаза выдавали. Он то норовил одернуть брата, но вместо него одергивал себя, то с интересом рассматривал меня, необычно тихую и покорную. Ну, запомнил-то он меня достаточно буйной и вспыльчивой в семейном и дружеском кругу. А тут… Итачи тоже заметил перемены в моем характере, но в меня красноречивые вопросительные взгляды было кидать бесполезно, а потому будущий наследник клана кидал их моему брату. Тот нервно улыбался. Что ж, видимо, ожидался допрос. Весь этот цирк с конями, конечно, не был чем-то важным. Просто некая репетиция внутри клана. А иначе не объяснишь этого холода, повисшего в воздухе, при такой тесной дружбе семей. Сидя напротив Саске я прятала взгляд и всячески старалась изобразить из себя пустое место. Говорить я все равно не собиралась, да и не требовалось это от девятилетней малявки, которая понятия не имеет о чем бубнят старшие. Хоть последнее и было заблуждением. — Кстати, из твоей дочери выросла достойная жена, — совершенно спокойным и серьезным голосом проронил Фугаку, обращаясь к моему отцу. А я же понадеялась, что никто не заметил, как меня передернуло. Забыла, что тут до сих пор имеют место быть договорные браки (или даже по принуждению?!). Фу, какая мерзость. — Да, это правда, — глава моего семейства не стал прятать гордость, при этом никак не стремясь посмотреть на меня. Все присутствующие навострили уши. Даже Саске прекратил со скукой рассматривать скудные детали комнаты. — Как насчет брака? — с кирпичным лицом предложил глава клана, не ходя вокруг да около. Я округлила глаза, прикидывая кого мне могут всучить. Какая жуть. Хотя, на фоне будущих событий нет никакой разницы, что они там решат. Впихнуть мне решили Саске, который, как только осознал, что этот разговор касается его ровно так же, в точности скопировал мое лицо. Брат непонимающе поглядывал на сникшую окончательно меня, переглядываясь на задумчивого от этого разговора Итачи, и решил прекратить это обсуждение, напрямую попросив об этом отца. — Имото, я не позволю, чтобы тебя выдали замуж против воли, обещаю, — быстро просек фишку Шисуи, прошептав это на ушко, успокаивающие гладя по голове. Я безразлично посмотрела на него. Кивнула. Было скучно, но на уроках бывало хуже — я уже как полчаса умудрялась не засыпать. Колени от сидения в нужной позе жутко затекли, а кимоно давило, что аж было тяжело дышать. Это, черт возьми, не чайная церемония, это натуральная пытка. Мой тяжелый вздох уловил Шисуи, который по доброте душевной решил спасти меня. И Саске, ну, за компанию. Все-таки, нии-сан был уже джоунином (или уже даже АНБУ, я… не знаю) и к его словам Кагами-тоо-сан прислушивался. И именно поэтому, когда шиноби непрозрачно намекнул, мол, молодое поколение устало, пускай погуляют, старшие со вздохом, но дали добро. На улице был глубокий вечер, звезды красиво мерцали на небе, а я поняла, что напрасно не уделяла достаточного внимания звездной карте в своем прошлом мире. Луна вообще-то была в два раза больше, но разрыва какого-либо шаблона это не вызывало. Я просто знала это. Рядом блуждающий все это недолгое время Саске потянулся и блаженно выдохнул. Я же села на крыльцо, намереваясь свесить уставшие ноги и, может, даже поболтать ими, как в далеком детстве. Это так иронично. Ведь сейчас я снова ребенок. — И… мы будем что-то делать? — не смог удержать молчание в воздухе соклановец. — М, ты о чем? — черт, если бы не умение держать лицо, я бы вздрогнула и успела бы надумать невесть что о младшем Учихе, который, как показалось, в курсе, что будет через… пару месяцев. Последнее я и так успела сделать, но выдать не выдала. Морда-кирпич передается с генами?.. — О помолвке, конечно! — горячо выпалил он, явно возмущенный этой данностью, однако быстро вернул себе самообладание. — А ты прямо против? — насмешливо протянула я. — Конечно! — хмуро зыркнул он на меня в темноте. — Я бы поняла, если бы у тебя была возлюбленная там… — Э? — удивленно вскинул брови мальчик. — А на деле хуже только мне. Не ты же будешь сидеть дома и стирать, убирать, готовить, детей рожать, — тихо проскрипела я зубами. Это вообще бесило. Варианта остаться, как говорилось в прошлом мире, «старой девой со стадом кошек» не было. А жаль. В ответ мне зазвенело непонимающее молчание, а я закатила глаза. Будто бы ему дано понять. — Расслабься. Нии-сан сказал, что не позволит выдать меня замуж против моей воли, — хрипловато припомнила я слова любимого брата. — Не думаю, что тебя в таком случае будут заставлять. Это если я уж настолько тебе не нравлюсь, — я попыталась скрыть усмешку, обычно несвойственную детям, под наигранной обидой. Уж не знаю, получилось или нет. — Хн, — по всей видимости, он отвернулся от меня, желая выглядеть более высокомерно?.. Ух, не важно. Спать хочется — я зеваю. Проходит время, за которое я успешно отхожу от неожиданной подставы со стороны родителей. Просто прихожу к и так понятному выводу, что до полноценной женитьбы я попросту не дотяну. Либо случится чудо и я выживу, но в этом случае уже некому будет меня заставлять что-то делать. Либо есть еще вариант, что Учиха не будет вырезан, но такая вероятность крайне мала: взрослая внимательность к другим людям, которую можно назвать некоторой неэкстрасенсорной эмпатией, неплохо так дает понять, насколько старшие Учихи напряжены (в квартале у некоторых все же маска спокойствия и высокомерия дает трещину: можно увидеть задумчивого шиноби с шаринганом, который будет нервно и задумчиво постукивать ногой или пальцем о ближайшую поверхность; Шисуи сверлит меня взглядом все задумчивее и задумчивее). Семья Фугаку прощается с нами через час или два, только Итачи с моим братом уходят куда-то гулять. Саске перед этим опять старается выпросить у старшего Учихи тренировку (это на ночь-то глядя), но тот ограничивается щелчком об лоб и обещанием, которое так никогда и не выполнит. Я еле заметно, с болью, качаю головой. И уж замечает это Итачи, или нет, но после этого он ласково ерошит волосы младшего на голове.***
Текло ненавистное время. Следующей весной Саске пошел в академию, а я все больше предавалась фантазиям и учебе, нередко сочетая одно с другим. А еще был разговор с Шисуи, который захотел вызнать о моем представлении о всем происходящем. Я честно сказала ему, что чувствую, что произойдет нечто ужасное. Это определение подходило и под переворот, и под уничтожение Учих, потому я этим ни разу душой не покривила. — Ты не беспокойся. Женитьба это так… попытка растрясти тебя, — признался старший, в надежде замять только что состоявшийся разговор, или даже убедить себя, что я говорила о собственной свадьбе, и вызвать хоть какую-то бурную реакцию, которая должна бы была проявить Сузуму на этот инцидент. Но я лишь лениво отвлеклась от созерцания вида из окна. — Я думаю, ты хорошо понимаешь, что сейчас мне не поможет даже это, — ровным шепотом добила я его. — Ты и в правду гений, — покачал братец головой, сжимая кулаки. Сейчас он как никогда понимает, что не сможет сдержать данное самому себе давным-давно обещание: уберечь хотя бы детство своей сестры от жестокости этого мира. — Шисуи-нии-сан… — позвала я после оформившейся паузы, такой огромной и задумчивой, что, казалось, даже если закричишь, она уже не разорвется, ни единого звука не будет. Но так только казалось. Формулировать дальнейшие слова нужно было аккуратно. Он пустым взглядом скользнул мне по лицу и закрыл глаза, устало вскидывая голову, мол, чего? — Я очень-очень люблю тебя. В моих глазах ты никогда не сделаешь ничего неправильного, — подавила я тяжелый вздох, который мог бы перейти в судорожный всхлип. Этот его взгляд я запомню на все жизни. На лице больше не было маски сдержанного спокойствия. Чистая боль и разбитость обстоятельствами. У подростков, замученными их семейными или романтическими драмами, не может быть этой пронизывающей благодарности за простые слова. То, что происходит, вышло за рамки определения «семейных» драм. Ведь… — Моя маленькая милая имото… — скованно и неуверенно подобрался он ко мне и обнял. Не помню как, но я, без всяких препираний, послушно перебралась к нему на колени, почти обвиснув в его объятьях безвольной тушкой, лишь аккуратно поглаживая рукой по спине. …здесь вот-вот может начаться гражданская война. А Шисуи совсем не взрослый. Просто он очень сильный, в отличие от меня. Но даже у самых сильных есть времена, когда они не в силах держать броню. Когда слабеют. «Я буду молчать о твоих слезах, дорогой брат».***
Шисуи пропал. Вернулся в Коноху с миссии, но не вернулся в квартал, растворившись где-то между этими двумя пунктами. Тело нашли через два дня — его прибило течением к берегу реки, которая была продолжением того самого водопада, что я видела в аниме. На похороны собрался почти весь клан и даже люди, не имеющие к нему никакого отношения. Среди последних были и (бывшие?) сокомандники Шисуи, имен которых я не знала и не потрудилась узнать. Просто подошла и кротко — еще ниже не позволяли клановые обычаи и гордость — благодарно поклонилась: «Спасибо, что заботились о Шисуи-нии-сане, я, как его младшая сестра, вам очень благодарна». Девушка, носящая клановый герб Яманака, расплакалась. Обвинили во всем Итачи, как его лучшего друга, Учиху, у которого кто-то левый видел мангэкью, и просто человека, у которого не было алиби. Но также и никаких доказательств не было, потому сделать с этим никто ничего не мог. А может, потрудился его отец. Я не знаю. Это было… тяжело, чего уж там. Даже тяжелее, чем обычно. Мало того, что все это значило, что все идет по канону, так и… Я чувствовала себя еще более одинокой, чем тогда. Если раньше обо мне заботился, мне уделял время брат, то сейчас все были заняты своими чувствами, своей депрессией. И я оправдывала их этим. И бесконечно прощала. В конце концов, все это время я была точно такой же. Нечего жаловаться. Но мир, каким бы он ни был, все равно несправедлив. — Мам? — позвала я зареванную женщину, которая сидела на мягком стуле перед кухонным окном. Та спешно начала вытирать остатки дорожек слез, не желая показываться мне слабой. Я подошла и аккуратно остановила ее ладонь: щеки уже покраснели от раздражения. Лицо и впрямь выглядело не очень, но я проигнорировала это, захватывая женщину в объятья. Казалось, с каждой секундой мне все тяжелее было бы спросить то, зачем я сюда пришла. Была почти середина июня — и мне нужны были точные сведения о нападении. Чтобы просто психологически подготовить себя. Хотя это смешно. Подготовиться к уходу из жизни, как какая-то суицидница. Это так в моем стиле. — Мам, можно спросить? — я отлучилась от родственницы, когда та пережила новую эмоциональную атаку в виде слез. На заторможенный кивок я продолжила: — Ты не знаешь, когда в июне и июле полнолуние? Случайно нет лунного календаря? — аккуратно выспрашивала я. Да, вот что я запомнила, так это то, что в тот смертоносный июльский день в небе была полная луна (ну и еще то, что у Саске через две недели было день рождение, которое в июле — и это я тоже узнала). Так что, несмотря на то, что я не имею точных дат и чисел, я все еще могу сориентироваться. Для спокойствия. — Вроде бы, седьмого июня было и того же самого числа в июле будет. А… зачем тебе это? — как-то сомнительно покосились на меня. Благо, есть у меня оправдание. — Ты знаешь, — я замялась, прозвучать должно было очень бредово, но я ребенок, так что… — меня по полнолуниям, уже как два месяца, тянет в наш храм… да, тот самый, где еще статуя Тэнгу стоит, — начала я втирать. Это должно было принести какой-никакой результат. Точнее, результат мне был совсем не важен. Оставят меня за десятью замками дома либо даже выпрут силком в храм — не слишком это важно. Но так или иначе, мама мне поверила. Пф, шиноби — народ суеверный. Ясное дело, что хочется верить во что-то, что может уберечь или повысить твои шансы на очередной смертельной миссии. «Все равно, где встречать убийцу», — отсрочено и слишком спокойно, нежели раньше, подумала я, идя к пруду, еле ускользнув от мамы, которая, оклемавшись, пыталась накормить меня. Неужели вместе со смертью брата и несколькими бессонными ночами, запоминающимися только рыданиями, в мое сердце пришла не только пустота, но и смирение? Определиться бы еще, хорошо это или плохо. На пруду, освещенным ярким и теплым солнцем, вполне типичным, впрочем, для Конохи почти всегда, тренировался Саске. И если бы он метал кунаи или ходил по воде… Он, черт возьми, репетировал Большой Огенный Шар. Сложную технику для генина! Правда, контроль у мальчика был слишком плохим, и из-за этого выходил хоть и не пшик, но всего лишь жалкое подобие техники, которую мне некогда давно продемонстрировал брат. Шисуи… Со странной решимостью подхожу к обессиленному Учихе, который, разочарованный собой, ударяет кулаком о деревянные доски мостика, на котором мы и стоим. — Ну ты полегче там, на поворотах, — иронизирую, для уверенности кладя руки в карманы темных шорт. Саске вздрагивает, ошалело смотря на меня, потому что… Я грустно улыбаюсь, смотря на красивый вид. Раньше, в том мире, эту фразу я бы сказала с кавказским акцентом и кто-нибудь из моих подруг засмеялся с моей клоунады. Но здесь ни Кавказа, ни подруг. — Тц, — брюнет, насупившись, отворачивается, но, даже если очень хочет, не делает попытки подняться и уйти: слишком истощен. — Не напомнишь печати? — серьезно смотрю в даль, не переводя взгляд. Подмечаю лишь краем глаза, как Саске хмурится. — И не надо думать, что это секретная техника или что-то типа того. Весь клан знает ее. Те, кто носит клановый герб, во всяком случае, — сухо проинформировала я. — Хм, — высокомерно выдал. Но таки пробурчал последовательность, найдя в себе силы немного отползти, поняв, что я собираюсь дальше выполнять эту самую последовательность и видеть результат. Змея, овца, обезьяна, лошадь, тигр! Печати техники складываются не так быстро, как хотелось бы, но приемлемо для человека, который делал это последний раз два года назад. — Катон: Большой Огненный Шар! — изо рта вырывается пламя, где-то на метр-полтора. Лучше, чем было у уставшего Саске только что, но далеко не то, что нужно. Шипение воды еле услышать за самой техникой, которая развеялась слишком быстро. Это был фейл. — Что ж, от моего Большого Огненного Шара одно название, а ведь меня гением кличут… — вслух признаю свое поражение, на пятках поворачиваюсь к ошалевшему мальчику, видимо, у него в первый раз получилось все же хуже. — Это… твоя первая попытка? — несколько восхищенно, но с явной завистью, вопрошает брюнет. — Неа. В первый раз пробовала два года назад, в шесть. Тогда вышел пшык, — я медленно двинулась к сидящему. — Как видишь, я до сих пор не ношу клановый герб, — посетовала я, криво ухмыляясь собственной слабости. Непросто признаваться в этом так легкомысленно, имея учиховское воспитание. — Я тренируюсь первый день… — признался собеседник, опустив взгляд в пол, а я закусила губу, чтобы не засмеяться, — но больше того, что ты видела, у меня так и не вышло, — покачал головой. Его ответное признание было чертовски милым, и я даже почувствовала знакомую симпатию, которая возникала у меня обычно к людям противоположного пола. Господи, ему же всего семь… ой, эйджизм — это нехорошо. — Спасибо, что не смеялся, — прошептала я. И уверена, что Учиха услышал, но будучи ребенком с пока еще шаблонным мышлением, он захлопал глазами: — Что? — Ты слышал. Спасибо, что не постарался унизить, — и это было самым искренним на этот момент. — Что касается советов, так лучше иди домой и отдохни. Чем больше ты чакры, которой у тебя, будем честны, сейчас нет, вложишь в технику, тем мощнее она. Также важен контроль, так что не бухай слишком много. Если не управишься — ничего не будет, а вложенное испарится, — с наставительным видом лектора я поднялась на ноги, готовая уходить, но не сделавшая пока и шага. — Я не могу уйти! — взъярился соклановец. — Я должен освоить технику до вечера! — Глупость какая, — пробубнила я ему прямо в лицо, резко наклоняясь, на что Саске нахмурился, уже готовый отстаивать свою позицию. — Если ты и сможешь освоить ее до вечера, то на всю жизнь останешься калекой. Твои чакроканалы просто не выдержат нагрузки и разорвутся. Это не подлежит восстановлению, — холодно отрезала я. — Но… отец сказал, что Итачи смог, — смотря мне в глаза, сжал кулаки брюнет. Однако, похоже, мои весьма угрожающие слова смогли взбудоражить его здравый смысл. — Но ты же не Итачи, — не поняла я. Младший округлил глаза с этого факта. — Вы, пусть и братья, совершенно разные люди. У тебя свои сильные стороны, у него — свои. Нет причин ровняться на того, у кого, к примеру, очень хорошее тайдзюцу, при этом имея предрасположенность к ниндзюцу и полностью забывая о последнем. Ты же понимаешь, о чем я? — подняла бровь. — Не надо ровняться на Итачи, — сделал вывод Саске. И ушел в раздумья, хмурясь и усиленно соображая. Я утвердительно покачала головой. — Хорошо. Так ты последуешь моему совету? — тронула я за плечо совсем ушедшего в себя. На скованный кивок удовлетворенно вздохнула. — А ты что будешь делать? — успел вставить брюнет, наблюдая за мной через плечо. — Тоже тренироваться. Я хочу, чтобы Шисуи-нии-сан гордился мной. Хотя бы посмертно, — задул ветер, прикасаясь к коже холодной рукой. Я знаю, Шисуи, ты и так гордишься мной. Но разве бывают лишние поводы?.. У меня так мало времени. В тот же вечер я почти полностью израсходовала свой резерв. Даже с учетом того, что эта техника была жалким подобием, в которое не было заложено достаточное количество энергии, а мой контроль был едва ли не идеальным, в таком режиме меня хватило всего на три исполнения. Так и осела на этом мостике, пообещав себе завтра добить это дело. А послезавтра сделать это при отце и получить на одежду заслуженный герб. От таких мыслей я грустно улыбнулась, подтягивая колени к себе. С болью я осознавала, что все же есть то, что я не успела: фотография моей семьи в полном составе. Вот, казалось бы, мне так легко бы было все сделать вовремя, раз я знаю все наперед, но нет… и, устав обвинять себя в слабости, я скажу, что в этом никто и ничто не виновато. В вине нет правды.***
Постучалась я, и, после стандартного вежливого поклона, наконец смогла говорить: — Отец, не уделите мне секундочку? Все у нас в семье через одно место, я скажу. Нормальные неформальные отношения только с мамой да братом и удавалось поддерживать. В кабинете, в котором я никогда прежде не была, стоял полумрак — я подгадала подходящее время суток, чтобы мое представление вышло более эффектным, а это сумерки. Слабоосвещенный, он был полон тайн и ощущения скуки, которое передалось мне на интуитивном уровне от старых воспоминаний выходящего оттуда довольно уставшим отца. Казалось, тоо-сан был даже удивлен (скрывать не стал), что его тихая и смирная дочь нашла в себе силы не только хотя бы постучаться, но и на его кивок войти и быть спокойной и сосредоточенной. Разочаровывать его не хотелось. — Я хотела бы просить Вас увидеть технику Большого Огневого Шара в моем исполнении, как технику, умение пользоваться которой может позволить мне с гордостью носить герб великого клана Учиха, — перешла я на уважительно-деловой стиль, продолжая смотреть в лицо Кагами, которое стало таким же холодным, как мое. — Освоила технику, которая не стоит в программе академии, и думаешь, что теперь не уронишь честь клана? — строго посмотрел на меня отец, и мне стало не по себе. Однако я быстро взяла себя в руки, уповая на то, что мне, в принципе, нечего терять. — Да, отец, — секундная заминка все же случилась. Но, в конце концов, краткость — сестра таланта, чего воду лить? Он же не сказал, что я уже давно ее, эту честь, уронила и старательно втоптала в грязь, несмотря на то, что ношу шаринган и фамилию Учиха? Верно, он просто спросил. Оставаться спокойной и стабильной. Даже если по какой-то причине не выйдет, я пойду дальше — к главе клана, а чего мелочиться? Сжимаю кулаки и продолжаю стоически выдерживать строгий взор. — Я приятно удивлен, Судзуму, — кивнул заместитель главы полиции. Я сдержала громкий вздох. — Ты стала сильнее. «Правда? Неужели», — прикрываю глаза, позволяя ироничной и грустной улыбке окрасить мое лицо. Сколько помню, всегда мечтала получить похвалу от черствого человека, которого и называла папой, а затем просто отцом. Но чаще всего предметом его гордости оставался Шисуи. А я… дискриминация ли по половому признаку, или я просто была и остаюсь слабачкой?.. — Я надеюсь стать достойной куноичи, — честно солгала я. Когда-то надеялась, а сейчас уже ничего даже не жду. — Я хочу посмотреть на эту технику в твоем исполнении, и, если она действительно будет подобающей, я разрешу носить тебе герб. Тем более, ты уже пробудила шаринган, — расщедрился мужчина, а я, ненароком, одарила его той самой улыбкой, полной надежд и сожалений в одном флаконе. Улыбкой смертницы. — Что-то еще? — возвращаясь к бумагам, он просканировал меня черными глазами, на долю секунды останавливаясь на лице. Стоит рассказать? Но ведь гордость и гордыня слишком большое влияние имеют на Учих. А уж Фугаку никогда в жизни не пойдет договариваться о чем-то с Хокаге или, Ками упаси, идти ему на уступки, хах. Тем более, что тут большее значение играет настроения в клане. Это не переиграть. Передо мной такой же выбор, как перед Итачи. Только о своей вине буду знать только я. — Нет. Но я была бы благодарна, если бы Вы назначили мне приблизительное время. Задумчиво Учиха пробегается взглядом по документам. — Через полчаса. — Поняла, — покорно, как и принято здесь, вновь кланяюсь и собираюсь уходить, но меня останавливает реплика. — Шисуи сказал, — он, похоже, все это время колебался, говорить следующее или нет, — что гением тебя зовут не за глаза, — серьезно продолжил он, хмуро наблюдая за моими отсутствующими эмоциями. Какой, однако, каламбур. — Знай. Я горжусь тобой. И это тоже… словно прощание. — Я очень благодарна и рада, отец, — снова кланяюсь, медленно выхожу, закрывая за собой дверь. Чтобы как можно незаметнее стереть слезы. Горело пламя над тем самым озером. Я впервые на своей памяти позволила себе обнять отца.***
Саске шокировано пялился на гунбай у меня на футболке. Я довольно улыбалась, понимая, что хоть каких-то целей, но умею добиваться. Учиха еще пару секунд просто открывал-закрывал рот, но в итоге выдавил: — Как? — Тренировки, медитации, хороший контроль… Много чего, короче, — отмахнулась от дальнейших перечислений. — Ты лучше расскажи, как у тебя с успехами? — Плохо, — и дальше все перешло в невнятное бормотание. Терпеть это долго я не могла да и не собиралась: — Стоп-стоп. Хорошо, — вздохнула я. — Как ты вообще делаешь это? — Я, — с потаенной надеждой начал он, — как и учил отец, скапливаю достаточное количество чакры огня в легких и выдыхаю… — Достаточное — это такое, которое забирает половину резерва и очень тяжело контролировать? — подняла я бровь, перебив. Брюнет тормознул с обвинением, оценивая мои слова. — Возможно? — в тон мне. — Так постарайся вкладывать меньше чакры — такое количество, которое будет проще контролировать. Не гонись за мощностью и размахом. Просто доведи до автоматизма что-то меньшее, постепенно увеличивая. Так и время тренировок, вместе с чакрой, увеличишь. А то я не знаю, сколько ты тут сидишь и ждешь восстановления, — фыркнула я, присаживаясь рядом с ним и глядя в воду. — Не старайся как-то излишне контролировать огонь. Это свободная стихия. Будет ли он на пути к освобождению закручиваться или стремиться по прямой — индивидуально. Я чувствую спиральное движение, — я улыбнулась, подняв голову к небу и еле-еле скосив на него взгляд. Повисшее молчание не хотелось прерывать. Я так вообще забыла о насущном, лениво смотря за плывущими облаками в глади воды. Саске, поглядывал на меня, задумчиво и непонятно. А после некоторого времени так вообще встал и, сложив печати, выдохнул шар, размером чуть больше бейсбольного мяча, зато он был явно стабильнее. Все же недовольный результатом, он продолжил, но увеличивая диаметр шара — количество вкладываемой энергии. Но уже на третью попытку его пошатнуло, и я еле успела его поймать. Все это происходило почти молча, не считая выкрикивания названия техники, и я почти свыклась с мыслью, что он больше ничего мне не скажет за сегодня, но ошиблась. — Спасибо за подсказку, — отведя взгляд, запоздало поблагодарил. — Пожалуйста, — с хорошо скрытым смешком ответила я, помогая сесть рядом со мной. — Я думаю, — задумчиво протянул Саске, — что я все-таки не буду против свадьбы с тобой. Ты не такая шумная, как раньше, — пробормотал. «Просто ты не знаешь, на что соглашаешься. В моей семье будет матриархат», — серьезно пошутила про себя я. — Я тоже, — я тепло улыбнулась брюнету и поцеловала его в висок, не замечая, как тот краснеет. А почему нет? Хотя в девять лет найти «любовь всей своей жизни» это как-то слишком. Поэтому на более бурную реакцию я поскупилась. — У тебя все получится, я верю в тебя. Через несколько часов, вечером, с новыми силами Саске все же смог покорить одну из пока немногих своих вершин. И на следующий день он показал мне идентичный гумбай на темной футболке, совсем не замечая, казалось бы, моей грусти, спрятанной за фальшивыми улыбками. И было с чего грустить. Наступал июль.***