Сборник драбблов по Pentagon

Джинхо — низенький занозный хён с широкой светлой улыбкой, у которого словно крылья ангельские из спины торчат. Усок — неуклюжий, обманутый крыльями и светом столб, безуспешно пытающийся доказать, что не такой, каким его видят. Хотя, то, что он пытается доказать это, уже кое-что означает. Но не для него. Теперь это его путь, и его дела. Он ведь взрослый мальчик. Справится. Должен справиться. — Усок-а, что ты творишь?.. — слышит наигранно заинтересованный, и с ядом голос хёна Усок, оборачивается. Сообразительности не съязвить в ответ хватило. — То, что ты видишь, хён — мою посуду после ужина, — вздыхает и отворачивается, будто бы надеялся увидеть кого-то другого. Эти хёновские скрытые подколки, из-за которых потом ходишь весь день как в воду опущенный, думаешь, чем опять не угодил, порядком надоели. Но что сделать? Для всех остальных он — как спустившийся с небес ангелок. Но Усок знает. На собственной шкуре ощутил. — Да-а? — протягивает с улыбочкой Джинхо, и смотрит в упор на разбитую кружку, стоящую на столе. — А это что? Усок мысленно ругается, а на деле лишь, дёрнув плечом, сдержанно произносит снова: — То, что ты видишь, хён. Кружку разбил, вот. Из рук выскользнула. Я уберу… Секунду спустя до мозга доходит. Медленно, но дошло. «Эта кружка — хёна» — со звоном проносится в голове, и отдаётся в ушах негромким, но с отчётливым нажимом, вопросом Джинхо: — Ты, конечно, понимаешь, что это значит? Усок кивает. Кроме смирения, и холода, исходящего от хёна, ничего не ощущает. Снова. — За свои ошибки нужно расплачиваться. Знаешь ведь?.. Младший коротко кивает. Глядя со стороны, он чем-то походит на демона. Этими чёрными, как смоль, запутанными волосами, угрюмым выражением лица, плотно сжатыми губами, помрачневшим взглядом, сутулостью. И хён. Открытый взор, светлые волосы, лицо. Опять очаровательная для всех улыбка. Искристый огонёк в глазах. Ангельский, все видят. Но не для Усока. Он знает, что за ним. Убеждается. — Что я должен делать, хён? — безуспешно пытается делать вид, что ему всё равно, и низкий голос срывается на этом тихом «хён».