Над обрывом времени

I Волны разбивалась об отвесные утесы Мохер в Ирландии в графстве Клэр. Впереди волновался темно-синий мрачный Атлантический океан, а на горизонте виднелись Аранские острова, где уже давно никто не жил. Лейтенант объединенной британской армии Джордан Хендерсон с сержантом Адамом Лалланой третий час дежурили на тонкой полоске каменистого берега, упираясь спиной в холодный камень скалы, а вода постепенно заливала военные ботинки. Они были одни, если конечно не считать дронов над ними, военной базы на триста человек за спиной наверху утеса и стремящегося в небо тридцатиметрового инопланетного корабля в виде конуса, Зеркала. — Еще десять минут, — сказал Джордан, соблюдая устав. Адам разглядывал черную морскую звезду, которую оторвал от камня, хотя знал, что это было запрещено. В руках должна быть рация и винтовка, ничего лишнего, чтобы в случае непредвиденной ситуации открыть огонь. Все двадцать три сеанса для них на этом объекте прошли без каких-либо проблем. Инопланетяне никого трогать не собирались. Пока. Нижняя дверь Зеркала отворилась ровно в назначенное время и трое исследователей из их команды спустились один за другим, и Джордан глубоко выдохнул. У него были приказ, что делать, если они не отворятся, и он не хотел приводить его в исполнение. Джордан с радостью избавлялся от гранат и оружия на базе, сбрасывая все в личный ящик для боеприпасов. Они с Адамом начали крепить оборудование и поднимать наверх, пока тройка исследователей переводила дух на камнях — привыкала к земной гравитации и приливам. Каждый раз Джордан думал — неужели нельзя было приземлить свою инопланетную колымагу в более доступном для людей месте, кто их только учит правилам парковки на их далекой планете? Явно какой-то идиот с щупальцами вместо мозга, из-за которого им теперь приходилось на каждый сеанс спускаться со скалы на берег, как каким-то скалолазам, и затем проделывать весь путь обратно, потому что с воды было не подойти. На подъем ушло пятнадцать минут, он подсадил Адама, перекинул автомат за спину и повернулся к медленно закрывающейся двери Зеркала — Джордан должен был проследить, чтобы она закрылась, и подняться последним. — Пошли, — сказал Адам, вися на тросе. На сегодня все. Каждый раз он думал, что, если двери не закроются? Что, если исследователи не выйдут, не смогут закончить сеанс? Что, если начнется шторм и их с Адамом смоет посреди сеанса? Что, если… Гептаподы — так называли они пришельцев — считали, что нет никаких «если». Все предопределено, и то, что должно случиться, обязательно случится. Детерминизм в абсолюте. Дорога обратно на базу была намного приятнее, чем туда — перед глазами было не надвигающееся Зеркало, а умиротворяющий зеленый луг, спускающийся вниз к долине, к людям. — Все в порядке? — Джордан нарушил тяжелое молчание в машине, бросая взгляд в зеркало на заднее сидение, где как обычно расположились капитан их отряда Стивен Джеррард и главный лингвист — Хаби Алонсо. — Как обычно, — ответил Хаби, а затем наклонился и прошептал что-то Стивену. Джордан вернул взгляд на дорогу — эта информация была засекречена для них с Адамом. — Может, послушаем музыку? — Адам тоже все понял и потянулся к дисководу, включая, как всегда, «Битлз». «Сегодня был трудный день. И я работал как пес». То, что надо. Шел восьмой месяц со дня Второго Контакта, и их команда исследователей находились уже на четвертом своем объекте — «Западный выступ» в честь острых скал на западе Ирландии, перед которыми над морем находился объект. Не «инопланетная тарелка», как называл ее Джордан, а по-военному обезличенный «объект». Научные группы перебрасывали с одного объекта на другой в качестве ротации и обмена информацией, чтобы сохранить доверие и открытость между разными странами, как вещал с трибуны Организации Объединенных Наций генеральный секретарь Антонио Гутерреш. Никто не хотел, чтобы опять случилась геополитическая катастрофа, как двенадцать лет назад, когда Зеркала прибыли в первый раз. Тогда из-за подозрительности русских едва не началась война. Это официально, а неофициально все страны шпионили друг за другом, руководствуясь принципом «катастрофа не случится тогда, когда все будут знать следующие шаги друг друга». — Ну да, теория заговора, — вставлял Адам. — Как ты себе это представляешь? Он только пожимал плечами. Джордан плохо ориентировался во всех этих политически-военных делах, в отличие от Адама он никогда не планировал идти в военные или работать в сфере контактов с внеземными цивилизациями. Все детство он мечтал стать футболистом и уже готов был подписать первый профессиональный контракт со своим домашним клубом «Сандерленд», когда на Землю спустились космические объекты в первый раз. После этого он не смог продолжить играть в футбол, в отличие от многих других. В первый год инопланетяне были сенсацией, в пятый год — рационализированным знанием, темой для научных дискуссий и вечерних дискуссионных шоу, к десятому — главой в школьном учебнике, где-то между посадкой первой ступени ракеты Илона Маска и глобальным потеплением. Повышение уровня моря на пять сантиметров и гуманитарная катастрофа на островных территориях Тихого океана, которые уходили под воду, казались более важными. Да и к тому же, правительство максимально засекретило всю информацию, полученную во время контактов с гептаподами. После их исчезновения с планеты стало известно только одно — те хотели помочь человечеству, поделившись своим самым сокровенным знанием — своим языком и пониманием времени. Правительство и Организация Объединенных Наций считали по-другому. Что будет, если каждый человек будет знать свое будущее? Хаос. Слом всего, на чем строилась жизнь на планете Земля. Это не подарок, а бомба замедленного действия. Спустя пару лет всю информацию о языке гептаподов засекретили, книги изъяли, а курсы в университетах прикрыли. Профессор Луиза Бэнкс, которая была единственным, кто вошел в прямой контакт с гептатодами во время Первого Контакта и полностью овладела языком инопланетян, исчезла в один октябрьский день, оставив после себя пустой кабинет на кафедре лингвистики, и больше о ней никто не слышал. Поговаривали, что она сошла с ума. Поговаривали, что глубокое изучение языка гептаподов ведет к разрушению твоего сознания, что ты теряешь всю ту причинно-следственную связь, что делает человека человеком — сомнения, мотивы, переживания. — А что, разве не так? — резонно спросил Адам, когда он поделился своими мыслями. Они потягивали холодное пиво вечером в общем номере в центре Найроби — на их втором объекте. — Луиза Бэнкс в первый год говорила, что это дар. — У Доктора Манхэттена тоже был дар. Куда его это привело. — Не знаю, но все же было бы круто знать свое будущее. — Не вижу в этом ничего крутого. Что бы ты хотел узнать? Когда умрешь? — Нет, например, c кем я проведу остаток жизни. У Адама были очень пронзительные карие глаза и нечитаемый взгляд, а он явно перебрал с алкоголем. — Не знаю, но кое-что из твоего будущего и я могу предсказать — Стивен Джеррард тебе устроит взбучку, если не закончишь отчет к завтрашнему утру. С Адамом он познакомился в тренировочном лагере в Ливерпуле. Зеркала появились спустя два года, и их с Адамом определили в одну группу, отправив на первое задание в Токио в составе международной делегации. Джордан никогда раньше не путешествовал за пределами Европы, но оказалось, что самая лучшая часть дня международной операции по взаимодействию с инопланетными космическими объектами — вечерние посиделки с Адамом за просмотром английской премьер-лиги с бутылкой «Хейнеккена». Капитан Джон Фланнаган вел «Ливерпуль» к третьему чемпионству подряд, и они с Адамом не пропускали ни одного матча. И даже никогда не стареющий тренер «Арсенала» Арсен Венгер не мог помешать им взять титул. Инопланетяне инопланетянами, а футбол по расписанию. Что еще у человечества оставалось. Например — влюбляться. — Слабо? — Адам улыбался загадочной улыбкой в миллиметре от его лица и смотрел прямо, с вызовом. В ливерпульском баре «Назад в будущее» играла джазовая группа, и от запаха сигарет, вяленой рыбы и потных тел перед глазами начало расплываться. Все, кроме знакомых карих глаз Адама. — Мне ничего не слабо, — в нем говорила четвертая пинта пива. Адам сдавливал его плечо, а ухо обдало теплое дыхание: — Ее зовут Ребекка. И развернул его, выдергивая из уютного сложившегося мира на двоих, подзывая кого-то к ним за столик. Веселая громкая Ребекка с обворожительной улыбкой до самых ушей работала медсестрой в Ливерпуле. Джордан не собирался заводить никаких отношений, но по настоянию Адама позвал ее на свидание, а потом еще раз, и на третьем она позвала его к себе домой на чай. — Я не слишком доступная? — уставилась она на него посреди поцелуя. Она сидела на его коленях с расстегнутой блузкой, из-под которой был виден красный кружевной бюстгальтер. Джордан любил красный цвет. — Все нормально, но если хочешь, можем притормозить. — Нет, не хочу. Она стянула с него футболку, и они продолжили целоваться. — Это странно, — начала опять она, — если я скажу, что думала об этом с момента, как мы познакомились в баре? — О чем именно? Она положили руку ему на пах, сдавливая сквозь ткань брюк. — Об этом, о чем же еще. Он рассмеялся, чувствуя, как дернулся в ответ ласке член. Ребекка была притягательная, не похожая ни на кого, кого он встречал, это ему нравилось. Адам шутил и говорил, что из них выйдет отличная пара, а дети будут красавчиками. Когда он пересказал это Ребекке, та лишь назвала Адама «чудаком», а потом задумалась и добавила: «может он и прав». Он обнял Ребекку, вытягиваясь на диване перед телевизором — отпуск заканчивался через четыре дня, и он уже считал часы до того, как сядет в поезд до Лондона и встретит всех на базе. Адама. Он бы пристыдил себя за такие мысли, но никак не получалось. Объект в Майами посреди небоскребов ничем не отличался от всех других объектов, а вот сама служба была больше похожа на бесконечный вечер пятницы. Взгляд на качество жизни сотрудников в США был более либеральным, поэтому каждое воскресенье они забирались в автобус и ехали на легендарный южный пляж Майами-бич на пятой улице — только там остались работающие кафе и были какие-то люди. Одиночества им хватало и на базе. Адам нехотя рассказывал о том, как провел отпуск, о жене Эмили, с которой они дружили со школы, и показывал фотографии подросших сыновей — Артура и Алби. — Рано вы, конечно, — сказал в очередной раз Джордан. — Судьба такая, — пожал плечами Адам. Джордан фыркнул. Слово «судьба» с появлением гептаподов перешло из категории философских размышлений в категорию научных знаний. — То, что мы стали лучшими друзьями — тоже судьба? — Я уже твой лучший друг? — Адам улыбался своей хитрой заговорческой улыбкой вора, который только что вынес целый магазин «Тиффани». — У меня есть друзья и получше, — нашелся Джордан. — Но они все в Сандерленде, а мы — на пляже в Майами. — Похоже, успех на нашей стороне, — фыркнул Адам. — И попридержи коней, званиями «лучшего друга» просто так не разбрасываются. — Хорошо, я придержу коней, а ты украдешь невесту, — Джордан указал на хихикающего молоденького сержанта Люка Шоу из их отряда, тот уже час не отлипал от зататуировонного качка из местного флота, который прокатил его на своем гидроцикле. — Потом организуем выкуп. Адам засмеялся своим камерным смехом, словно не собираясь посвящать других в свою шутку. — Но можем просто ограбить повозку с ромом, — смиловался Джордан. — Подходит. Но сначала — загар, — Адам перевернулся на живот. — Разбуди меня, если я засну. Джордан стоял на страже того, чтобы его белая кожа с чернильным ангелом на боку не сгорела, лежа рядом и разглядывая выступающие лопатки и татуировку, которую мог нарисовать с закрытыми глазами. На объекте в Ирландии было намного спокойнее и умиротвореннее, чем в Майами, в Найроби, и точно лучше, чем у подножья вулкана «Иджен» на острове Ява, где от сероводорода постоянно слезились глаза, и половина сотрудников уехала после первой же недели. Можно было представить, что они в отпуске, настолько здесь было красиво. Ирландские скалы Мохер помнили первых поселенцев, скифов, англичан, Бернарда Шоу, съемочную площадку «Гарри Поттера» и толпы людей со смартфонами, а теперь еще и пришельцев. Как сказали бы гептаподы, эти скалы всегда их помнили, еще за тысячу лет до их прихода, потому что не существовало прошлого или будущего в человеческом понимании, была вечность. Спорить с гептаподами было бессмысленно. Хотя, было бы забавно на это посмотреть, Джордан бы даже организовал видеотрансляции по всему миру с названием «мой милый марсианин». Правда для гептаподов не существовало понятия «спор» — есть объективная правда, и все остальное. Джордан думал, пережевывая фруктовую пастилу, глядя на безжизненное Зеркало, — жаль их, конечно. Солнце клонилось к закату, а они с Адамом сидели недалеко от Башни О’Брайана, на другом конце утеса, дальше от Зеркала, где заканчивалась оцепленная зона. Адаму снились кошмары, и они часто приезжали к краю скал на закате — ветер шумел в ушах, выдувая все ненужные мысли. Адам сидел, устремив взгляд в сторону виднеющегося Зеркала и заходящего за ним красного диска солнца. Джордан опустил флисовую шапку пониже, чтобы закрывала уши, и упал на промерзлую землю, закинув руки за голову. На небе оранжевые солнечные лучи играли на облаках, подсвечивая словно изнутри, создавая сияние. — Ближе к утру будет шторм, — Адам определил это не то по усиливающимся волнам, не то посмотрел прогноз погоды. Он часто говорил об океане. — Предсказываешь будущее? — толкнул его Джордан, и, не получив ответа, сменил тему. — Так что насчет переезда в Ливерпуль, когда все закончится? Стивен сказал, что это, возможно, последний их объект, и предложил Адаму перевестись в их отделение на постоянной основе — тот все еще был прикреплен к подразделению Саутгемптона. Джордан не признавался, но перспектива окончания активной службы на объекте пугала. — Хочешь быть моим соседом? — А что? Будем играть в гольф на пенсии. — Ага, и в любительский футбол после работы. — Или барбекю жарить. — Звучит заманчиво, — поморщил нос от смеха Адам. — Я серьезно, — осмелел Джордан и замер в ожидании ответа, боясь, что Адам его не так понял, или напротив — понял именно так. Адам посмотрел на него нечитаемым взглядом, а затем отвернулся и уставился на свой океан. Внутри все сжалось. — Не хочу думать о будущем. Надо жить сегодняшним днем. И это… приглашение? Правильно ли он понял? Солнце светило прямо в лицо, подсвечивая профиль Адама тепло-оранжевым светом, а ветер выбивал отросшие не по уставу волосы. В ушах отдавались громкие удары сердца, Джордан сглотнул, пытаясь оторвать язык от неба и что-нибудь сказать. Вместо слов он нашел пальцы Адама во влажной траве, осмелев, словно дальше ничего не было, только океан. Адам не отдернул руку и ничего не сказал, только спина выпрямилась как струна. Джордан провел по ладони и сжал ее — на большее смелости не хватило. Он яростно пытался выискать правильные слова. Что он мог сказать? Что он без ума влюблен в Адама чуть ли не с момента их знакомства? Что у Джордана уже давно сводит желудок, когда он иногда засматривается на профиль Адама? Что самым лучшим в Майами было разглядывание украдкой спящего на лежаке Адама? Что каждый день там, внизу скалы, он справлялся с напряжением только потому, что Адам рассказывал истории из академии Саутгемптона? Что он хотел бы, чтобы гептаподы никогда не исчезали, а они — остались бы здесь навсегда? Солнце медленно катилось к горизонту, а небо быстро темнело. — Адам… — сердце готово было разорваться. — Не стоит, — Адам выдернул руку, встал и побрел к машине. Резко подул северный ветер, и от земли потянуло холодом даже через три слоя одежды. Джордан натянул шапку до самого носа и закусил от обиды ворот термобелья. До базы они доехали молча. II Адаму снился один и тот же сон. Он летал, а перед глазами была голубая планета Земля. Солнце светило справа на горизонте, освещая бескрайний Тихий океан, наполовину спрятанный за облаками. Он видел ночную Латинскую Америку, с яркой косой огней вдоль восточного побережья, и черные пустоты посреди, где пролегала Амазонка и не было городов. Он видел переливающиеся зеленым и желтым линии северного сияния. Иногда он видел разлетающиеся обломки международной космической станции. Во сне его сковывал леденящий отупляющий ужас. Он чувствовал, как сзади натягивается трос, но обернуться не мог. Иногда хотелось проснуться, а иногда — нет. И это было еще страшнее. Дни на базе были похожи один на другой, к седьмому месяцу со дня Второго Контакта не было никакого прогресса, в воздухе начала витать усталость и даже громкий бас Юргена Клоппа будил всех ненадолго. — Два закругления в овале — означает человек. Уходящий в землю стебель цветка — это рождение. Так писали в учебнике «Гептаподский для начинающий». — Ты не говорил, что знаешь язык гептаподов, — удивился Люк Шоу, жуя переваренный рис с говядиной в столовой. — Не особо, — ответил Адам. — Брал два базовых курса в академии, пока его не запретили. И правда, даже часа в день не хватало, чтобы хоть немного продвинуться в изучении. Для понимания языка у опытных лингвистов уходили годы ежедневного труда, хотя даже они осваивали только инструментарий, полагались на свою память. — Но ведь они не просто так каждый день повторяют один и тот же символ? Человек. Земля. Рождение. — Еще раз, откуда ты это узнал? — понизил голос Джордан, чтобы их никто не услышал. — В кабинете у Хаби увидел выкладки последних пяти сеансов, пока его Стивен отвлек каким-то срочным вопросом. После посмотрел в учебнике, расшифровал, что смог. — Когда ты все успел? — Ночью, не мог уснуть. Он почувствовал на себе внимательный взгляд Джордана. В общей столовой стоял гул из голосов и звон металлических вилок, так что их мало кто мог услышать. Официально им запрещено было обсуждать операцию и объект, но о чем еще можно было разговаривать. Только о краже засекреченной информации. По-крайней мере, у Адама не было никаких планов сливать информацию журналистам или еще кому-нибудь. Этим и без него все успешно занимались. — А что, если они хотят взять человеческое дитя? — у Люка расширились глаза. — Для экспериментов? Как в том фильме с Томом Крузом! Они клонируют нас и уничтожат. — Они и так могут нас уничтожить, — хмуро бросил молчаливый физик-ядерщик Джеймс Милнер. Над столом повисла тишина. Это правда, которую не отрицало даже всеобнадеживающее правительство. Никто точно не знал, есть ли у пришельцев какое-либо оружие и вообще представляют ли они опасность. Поэтому никто не собирался их провоцировать, опыт с Северной Кореей всех многому научил. — А может, они хотят совокупиться с человеком? — не унимался Люк. — Смешать ген человека и свой? Может они исчезают как вид? — Как ты вообще себе это представляешь? — Не знаю. Может они личинки откладывают в самках. — Фу, ну я же ем, — скорчился Джордан. Джеймс Милнер отложил вилку, взял еще полную тарелку с едой и с хмурым видом встал из-за стола. Адам тоже посмотрел на кусок говядины в соусе с отвращением. — У тебя больная фантазия. — Еще увидишь. — Надеюсь, что нет. — Да ладно. У всех свои фетиши, да, Адам? — Прости чувак, но с фантазиями о щупальцах тут только ты. Они переглянись с Джорданом и синхронно встали, оставляя Люка за столом одного. — Очень смешно. — Мемфису пожалуйся. — Зачем ты так с ним, — улыбался Джордан. — Пожалуется же. — И что, тот прилетит через океан и покажет, как можно, а как нельзя разговаривать с его парнем? И вот. Снова этот взгляд. Адам поставил поднос, делая вид, что не замечает. «Будешь моим соседом», — пошутил Джордан в тот вечер несколько недель назад. Будет. И еще будет гостем на их свадьбе с Ребеккой. Это будет небольшая таверна в Сандерленде, у Ребекки будет строгое пышное слегка бирюзовое платье, в тон цветов и бабочки Джордана. Адам уйдет сразу после официальной части. Адам Лаллана знал их будущее, и в нем Джордан был слишком счастлив. Он был не в праве отбирать это у него, да не мог — события стремительно вплетались в настоящее один за одним, случайность за случайностью, словно цельное неделимое полотно. Адам знал будущее только урывками, но даже этого хватало, чтобы понять — гептаподы правы. Время нелинейно. Элекса, дочь Джордана и Ребекки, сдружится с Альбой и будут ходить в одну школу, с разницей в пару лет. У Джордана рано появятся первые морщинки, а Адам отпустит бороду. Они будут ездить на рыбалку раз в три месяца, играть в футбол по четвергам и иногда в гольф. Они будут отличными лучшими друзьями, вот только Адам не вытерпит и сбежит из Ливерпуля, когда они разведутся с Эмили. — Что с тобой не так? — будет постоянно спрашивать она год за годом, пока не устанет разговаривать сама с собой. — Неужели ни разу не можешь со мной быть честным? У нее будет заплаканное уставшее лицо, но все равно еще красивое, живое. Что он сможет ей сказать? О ее будущем муже или о раке груди, который атакует ее как внеземная форма жизни через двадцать три года. Он все еще будет ее любить, поэтому ничего не скажет. Он помнил, что через пять лет он начнет пить, переквалифицируется в разнорабочего и к сорока пяти начнет ходить в группы поддержки алкоголиков. Сейчас ему двадцать шесть, — напоминал он себе. Он помнил, что Джордан будет ему названивать каждый вечер, а он — не брать трубки, а потом как-нибудь очнется у себя дома из-за того, что одетый в промокшей куртке Джордан будет нависать над ним и кричать, что он чуть полицию не вызвал, потому что тот ему не открывал дверь. — Это же убьет тебя, — устало скажет Джордан, поджимая губу. Забавно, в тот момент он тоже научится предсказывать будущее. И для этого ему не нужно будет изучать инопланетный язык. Адам пытался рационализировать — все умирают, рано или поздно, просто ты знаешь точно. А дар ли это разрушающий или созидающий — вопрос за тобой. Он прекрасно понимал, почему правительство засекретило всю информацию об этом опасном оружии. Человечество этого не вынесет. Поэтому проще всего было не думать ни о чем и следовать указаниям — завтракать с отрядом, ехать на объект, выполнять рутинную работу, заполнять отчеты. Жить сегодняшним днем. Кто бы знал, как это сложно. Морские звезды в руках, шевелящие своими маленькими усиками-присосками, соленый ветер и ударяющиеся с силой о скалы волны — нет ничего более сиюминутного, чем это. Может быть, только пальцы Джордана на его ладони. Он никому не рассказывал о том, что с ним происходит. Он бросил учить язык гептаподов на третьем курсе, и никаких видений и слишком реальных снов не было до Второго Контакта. Возможно, это происходило не только с ним, но одно он знал точно — заикнется и его упекут для исследований. Они просто подопытные животные, часто проносилось в голове у Адама. Они — все человечество. Он надеялся, что скоро это все закончится. Он знал, что скоро все закончится. Все началось со срочного сообщения из Мадрида. Гептаподы передали сообщение через связного Икера Касильяса: «Люди спасут нас». А дальше пришельцы выдали целую речь, в которой говорилось, что у людей есть оружие, которое они должны использовать. Не все гептаподы согласны с тем, чтобы просить помощь у людей, но будущее гептаподов неопределенно, и они не знали, что им делать. Стоит ли делать что-либо. Эта новость моментально поставила руководство всех стран на уши. Хотят ли они помощи? Ценой чьих жизней? Инопланетяне настаивали на том, чтобы это сообщение транслировалось по всем теле— и радиоканалам Земли. Китай с Россией ожидаемо были против, США — за, Голландия и еще тридцать стран воздержались. Решение повисло, в отличие от интернета — новость просочилась в социальные сети через пару часов, и ее уже было не остановить. Как и панику людей. В столовой за завтраком напряжение в воздухе можно было резать ножом. Связисты пытались вытащить из гептаподов больше информации, но те только повторяли уже сказанное. Это было первое упоминание их цивилизации и планеты. Может, они просто тянули время. Все они. В те ноябрьские дни всю неделю шел дождь, превращаю всю нетронутую землю в огромное болото. Парни начали рыть траншеи вокруг базы, чтобы вода быстрее стекала в ручьи к океану, иначе техника застревала посреди поля. Природа была сильнее и их, и инопланетян. Так было и в тот вечер, который он запомнил на всю жизнь. Нескончаемый дождь барабанил по крыше их небольшого дома в Борнмуте — в футбол погонять со школьными друзьями сегодня не сложилось. Этот же дождь застал их с Эмили на пути с вечеринки старшеклассников — они добежали до ближайшего открытого магазина, промокнув до нитки, и тогда она его впервые поцеловала. В тот день никто не отменил ни одного вызова, и, продрогнув, он выпил пару стаканов виски в ближайшем баре и сел в машину — нужно было проехать пару метров. Этот дождь, только кислотный с оксидами серы и азота, лил целыми днями на далекой планете гептаподов из другой галактики, где две яркие звезды прогревали кору планеты, сменяя друг друга раз в два месяца. Адам никогда там не был, и при этом он был там всегда. — Адам, — выдернул его из мыслей Джордан, сжав больно плечо. — Ты что тут делаешь? У Джордана было красивое лицо, острый вздернутый нос и голубые глаза как вода в Атлантическом океане. Адам провел по острым скулам, чувствуя под пальцами легкую щетину. — Тебе идет. Джордану и правда шла щетина и легкая бородка, вскоре он начнет ходить только так. — Пойдем, — дрожал голос Джордана. — Ты же замерз. Он всегда слушался Джордана, в конце концов, тот был лейтенантом. Звание капитана он получит очень скоро, когда Стивен отойдет от дел и порекомендует лейтенанта из своего отряда. Слово Стивена — закон. Адам будет им страшно гордиться. Из Джордана выйдет прирожденный лидер, Адам всегда слушался его приказов, даже сейчас: раздеться, зайти под горячий душ. — Адам, не пугай меня, — Джордан ущипнул его за кожу на плече, возвращая в настоящее, в сегодня, в ноябрьскую ночь на северо-западе Ирландии. У Джордана были холодные губы, видимо, после дождя — этого или того — непонятно. Адам чувствовал их на скулах, шее, предплечье, за ухом и снова на губах. Такие знакомые. Джордан любил целоваться медленно, — вспомнил Адам. Он вспомнил, что Джордан скоро признается, как ему сносит крышу от стонов Адама, и от того, как тот смотрит на него снизу, заглатывая полностью член, не разрывая зрительного контакта. Словно он точно уверен — Адам здесь. С ним. Сейчас. Прирожденному лидеру Джордану больше всего понравится отдавать Адаму инициативу, ключи от наручников и тканевые повязки на руки. Однажды он скажет, что ему нравится, когда Адам целует его внутреннюю сторону бедра, где самая тонкая и чувствительная кожа, и тот начнет это делать всегда, решая, что это его любимая часть Джордана. Любимчики у Адама будут меняться каждый день. Он помнил это, и еще миллион других моментов. В этих воспоминаниях не будет никакой свадьбы в бирюзовых тонах, зато будет в лиловых. Адам не уйдет с нее в девять вечера, а останется до самого утра, пытаясь засунуть оладушек в рот только что проснувшегося Джордана и проливая горячий кофе на простынь. Он помнил, как Джордан встанет на одном колене перед кроватью одним мартовским утром, и, запутавшись в словах, просто положит красную бархатную коробочку ему в руку, сообщая, что тот ему совершенно не помогает своими подколками о самом неловком предложении в мире. У них никогда не было секса. Адама выбросит на каменистый берег в Ирландии, и совершенно без сил подняться, он будет лежать, чувствуя, как одна за другой будут накатывать слабые волны. Солнце будет в зените, а перед ним будет чистое спокойное мирное море. И никаких космических объектов. Ему никогда не подняться в космос, потому что всегда будет прибивать к берегу. Он приклеится к камню отвесной скалы как морская звезда своими присосками. Отцепишь — умрет. III Джордан проснулся раньше будильника и раньше Адама. Да, Адама. Тот мирно лежал рядом на животе и сопел в подушку. Джордан просыпался уже два раза, словно боялся, что тот исчезнет, но, убедившись в обратном, утыкался носом в чужое теплое плечо и незаметно для себя снова проваливался в обволакивающую темноту. Жесткая полуторная военная кровать была не предназначена для двоих, но Джордан сейчас ни на что не собирался жаловаться. Да он даже говорить ничего не хотел, вместо этого прижался губами к чужой руке у него под носом, пробуя на вкус теплую и влажную кожу, слушая чужое размеренное дыхание. Он провел пальцем по его спине и ложбинке между ребрами, пока Адам не вздрогнул во сне, и убрал руку. Будить его совершенно не хотелось. Пружины под матрасом заскрипели, когда он, наконец, сполз с кровати, стараясь быть как можно тише. До первого будильника было еще двадцать минут, до завтрака — час. Он взял вещи со стула, накинул одеяло на Адама и на цыпочках ушел в ванную. Холодная вода из крана била по лицу, шее и спине, помогая прийти в себя, расставить по полочкам все, что произошло вчера. Джордан провел намыленной губкой от живота вниз и улыбнулся. Точнее, не что, а почему. Он начал прокручивать события вчерашней ночи в голове. Сна не было ни в одном глазу. Джордан успел покрутиться на кровати с час после отбоя, отжаться два раза по тридцать, и даже предпринял тщетную попытку почитать книгу про гептаподов, которую подсунул ему Адам , но мысленно он гулял по базе, заглядывал в последние отчеты сеансов, возвращался к последним летучкам, Зеркалу на воде и руке Адама под его ладонью. В десять минут первого он постучал в дверь соседнего номера. Адама там не оказалось, хотя дверь была не заперта, кровать была заправлена, а телефон лежал на столе. Внутри все скрутило от неприятного предчувствия. Он обошел базу, хотя знал, где его надо искать. — Ты с ума сошел? — спросил Люк, который дежурил в ту ночь на складе. — Час ночи. Какая машина. — Я ненадолго. И я тебе буду должен, — подмигнул он. — Конфет каких-нибудь. — За кого ты меня принимаешь? — Тогда чипсы. «Принглз». Сойдет? И что-нибудь сверху, придумаешь сам. Он нашел Адама возле башни О’Брайана, как и думал. Совсем тот с ума сошел — по дождю от базы идти чуть больше тридцати минут. Хлопковые военные штаны промокли полностью, а на ногах были самые обычные ботинки. Адам смотрел вперед, вдаль, где за стеной дождя находился обрыв, море, а над ним Зеркало. — Адам, — он подошел и сжал плечо. — Ты что тут делаешь? Дождь хлестал со всей силы, отбивая по щекам и макушке, ветровка и брюки были полностью мокрые. Адам повернулся, посмотрел ему в глаза и качнулся вперед, неловко положив руки ему на лицо. Джордан замер, глядя как завороженный на движение пальцев по скулам. Взгляд буравил его подбородок, затем ухо. — Тебе идет. Джордан сглотнул. — Пойдем. Ты же замерз. И потащил его в машину, пока их не спохватились. Всю дорогу Адам смотрел в сторону, а Джордан снова не знал, что сказать. Лицо горело. — Тебя трясет, — заметил Джордан уже в душевой, когда включил свет. У Адама были синие губы, и он дрожал всем телом. — С гриппом решил слечь? На больничный домой тебя вряд ли отправят, будешь здесь в лазарете валяться. Давай в душ. Он и сам успел промокнуть до нитки и замерзнуть. Пальцы едва слушались, а тело пробирала дрожь. Он быстро сбросил с себя все промокшие вещи и заскочил под горячую струю, стараясь не прислушиваться к тому, как звенит молния на брюках Адама, слышен был шелест, мокрые шлепки по полу и звук включившегося за стенкой крана. Он простоял под напором горячей воды минут двадцать, не то согреваясь, не то боясь снова столкнуться с Адамом. К тому же он был уверен, что после отбоя дверь в душевую закрывают по военному распорядку — шастать по базе ночью особо не разрешалось. Так что нужно было сворачиваться — не хотелось отвечать на вопросы, особенно когда он сам не знал ответа, какого черта они делали ночью на улице. Он стянул с перегородки полотенце и взъерошил волосы. За стенкой все еще лилась вода. Он прислушался — больше никаких звуков. Он обернул полотенце вокруг бедер и заглянул в соседнюю кабинку. — Давай закругляться. Адам стоял спиной, и тонкая струйка воды лилась ему за шею, вниз по спине, вдоль позвоночника, к впадинам на пояснице, посередине ягодиц и стекала на кафельный пол по ногам. Джордан отвел взгляд. — Адам, не пугай меня, — Джордан взял его за плечо, разворачивая к себе. Они стояли слишком близко, — запоздало подумал он, когда почувствовал взгляд Адама куда-то в район его шеи. — Бирюзовый тебе очень идет, — прошептал Адам. — Подходит к глазам. Джордан выдохнул и прижался к его губам, и Адам не отстранился — впустил его, ловя язык, сталкиваясь зубами, шепча каждую секунду как присказку: — Сейчас. Сейчас. Сейчас. Адам запустил руки в волосы, сжимая, а затем повел по мокрой спине, прижимаясь как можно ближе, чувствуя, что падает полотенце. Джордан забыл про воду в ногах, горящее лицо, опасность быть застуканными, дом, Ребекку и даже проклятые Зеркала. Он вжимался в Адама, чувствуя, что недостаточно, нужно еще ближе, еще сильнее. — Можно выбирать, — прошептал ему в рот Адам и накрыл поцелуем, перехватывая инициативу и прижимая его к холодному кафелю. В глазах — вечность. «Просьба всех сотрудников с уровнем допуска три и выше собраться в восемь двадцать в конференц-зале», — услышал Джордан объявление. Адама в номере уже не было. В зале стоял гул — все члены исследовательских групп делились мнениями, что могло произойти. — Перейду сразу к делу, — в микрофон сказал Юрген Клопп, и наступила тишина. — Сегодня утром мы узнали, что гептаподам действительно нужна помощь человечества, точнее, одного человека. Последние пару месяцев они искали человека, который будет готов войти с ними в контакт. Мы провели переговоры со всеми штабами — отбор велся на всех объектах, сегодня около одиннадцати человек согласились на выставленные условия и примут участие в испытании. Больше сейчас сказать не могу. Все присутствующие в обязательном порядке пройдут медицинское обследование в ближайшие дни, если у кого-то были странные сны или реакции в последний месяц, прошу написать об этом полный отчет. Джордан бросил взгляд на сидящего рядом Адама — тот совсем не слушал Юргена, он смотрел в окно со спокойным выражением лица, сложив руки на груди. — На нашей базе вошел в контакт и дал согласие на участие Хаби Алонсо. Джордан перевел взгляд на стоящего в углу Хаби. В зале повисло молчание. Что тут, хлопать что ли надо? Как еще будешь приветствовать живого мертвеца. Джеррарда в зале не было. — Он тоже сделал выбор, — наклонился к нему Адам, а затем крепко сжал его ладонь, переплетая пальцы. Зеркала исчезли через пару дней. Что случилось с командой из одиннадцати человек, было неизвестно — информацию, конечно, засекретили. Правительство сообщило им только сотую долю правду, а населению и того не досталось. Адам рассказал ему все только несколько лет спустя, когда, по его словам, наступило «правильное время». По его теории, можно видеть только то будущее, которое наиболее вероятно, а в остальном всегда можно делать выбор. ЭПИЛОГ Адам помнил тот дождливый вечер, как и вчерашний, как и помнит последующий. Дома он оказался сильно за полночь, захлопнул за собой дверь, оказываясь в тишине и тепле, и тут же стянул с себя мокрую куртку и ботинки. В холодильнике его ждали остатки ужина, и он стянул с тарелки кусок ветчины. Он принюхался к рубашке — на нем остался сладковатый запах чужого парфюма и сигарет. — Как прошло? — спросил сонный Джордан, когда тот нырнул под одеяло после горячего душа. — Отлично. У Альбы веселые однокурсники, представляешь, у него появилась девушка. Она такая умная! — Да, она классная. — Что? — Адам толкнул его. — Альба рассказал тебе раньше, чем собственному отцу? — Я не виноват. Он просто любит меня больше. — Из четырех родителей он любит тебя больше всех? Эмили тоже была не в курсе. — Меня невозможно не любить. Это правда. Память человека отличалась от памяти гептапода и не хранила все воспоминания о каждой прожитой секунде, только самые яркие эпизоды, как выяснят ученые после. Он точно помнил следующий поцелуй и еще сотни после. А остальная сотня станет приятной неожиданностью. Адам Лаллана знал свое будущее, вплоть до каждого дня, и его задачей было прожить этот день как можно лучше. Иногда это было непросто, но он знал, что справится.