Ничто не забыто

В Шире отцветало лето, но мало кто из фермеров в эти дни мог занять себя, несомненно, нужной работой по сбору урожая — все ждали обещанного праздника, что посулили освободители хоббичьей земли. Угощение должно было получиться поистине незабываемым, хотя злые языки и по сей день говорили, что Бильбо с его шуточкой не обставит никто. Четверо героев войны развернулись невероятно широко: заказы на яства, питье и украшения так и сыпались, и многие в нетерпении потирали руки, готовясь пировать и праздновать не два жалких дня, а целую неделю! Не все, правда, были так радостно оживлены — некоторые хоббиты, особенно старожилы, качали головами в неодобрении — даром, что эта четверка молодых выскочек устроила шуму чуть не по всему миру, так и теперь успокоиться не желают. Не так полагается вести себя хоббиту правильному. Иные зубоскалили, что, дескать, праздник Объединения (и откуда только такое название дурацкое выкопали?) как-то по случайности совпадал по времени с днем рождения Фродо, а значит, тому не придется лишний раз тратиться на еду и вино, но таких зубоскалов затыкали даже и старожилы — уж такого Угощения в Шире точно ни разу не видели, упрекнуть Фродо в скупости было сложно. Еще несколько дней назад, когда местные жители озаботились вопросом, отчего же почтальоны не приносят приглашений на праздник, нахальный Пиппин, мелкий Пиппин гордо объявил с самой высокой крыши, что приглашений не будет. А уж когда обитатели Шира переглянулись изумленно, добавил, что на приглашения тратиться незачем, поскольку приглашены все, кто захочет прийти. Ох, и крику было тогда! Каждый свое говорил и кричал, а старожилы все качали головами — виданное ли дело, приглашений не разослать? Неуважение, выходит. А еще шептались, что приедет и Гэндальф — и привезет такие фейерверки, каких не видывали не только в Шире, но и на далеких берегах за Морем. Откуда, правда, таким фейерверкам взяться, никто не знал, но все верили. Поэтому, когда поутру в сторону Бэг Энда проскрипела повозка, над которой возвышался знакомый серый колпак, никто даже и не удивился — все только ждали с любопытством и строили предположения о том, какие кушанья будут, да нальют ли знаменитой клюквенной настойки, что так уважал молодой, а потом и старый Бильбо. Старожилы говорили, что Фродо, поди, не захочет продолжать славную традицию гнать отличную настойку, и неодобрительно качали головами. Молодые же хоббиты свои опасения выражали более открыто. И вот в означенный день в Шире словно затишье наступило. В обычный-то день пройдешь по улочкам и десяток знакомых встретишь, а ныне каждый на своем дворе сидел, да только нет-нет да и мелькнет над забором чья голова, скрипнет калитка, хлопнет окошко — каждый хотел попасть на празднество одним из первых, чтобы получить подарки поинтереснее — про день рожденья Фродо никто не забывал. И стоило только шаркнуть дверце Бэг Энда, как повалил по улицам веселый хоббичий люд — девушки нарядные и в венках, хоббиты мужеского полу — в новеньких штанах и расшитых жилетках. Иногда, правда, попадались одинаковые жилетки, но никого это не смущало — со смехом признавали руку мастера или мастерицы, да и все. Фродо, смешной и разнаряженный, немножко смущенно принимал поздравления, а его верный Сэм стоял неподалеку и вместе с женой принимал каждого гостя и объяснял, что где. Правда, Роза довольно быстро отправилась присесть — ей, жене в тяжести, было уже трудно стоять. Мерри и Пиппин же ничего не смущались, горланили в две глотки и не очень себя одергивали, выдавая каждому гостю разное количество приветствий. Кому целую родословную припоминали, а кто и «доброго дня» с трудом дожидался. Фродо дарил разные дорогие сердцу мелочи, и то и дело раздавался смех и искренние благодарности — обычно-то такие подарки подолгу ходили по рукам и уже приелись, а Фродо привез из Гондора множество диковинных вещиц. Поговаривали даже, что в королевстве громадин есть целая фабрика по изготовлению таких мелких штучек, но друзья Фродо уж точно были уверены — все эти штучки тот любовно собирал еще тогда, когда с тоской на сердце вспоминал милый Шир. Однако время полдника уже началось, а любой хоббит знает, что полдник пропускать никак нельзя, поэтому Фродо развязал большой мешок и широким жестом предложил гостям самим выбрать себе подарки — кому уж что по душе. Но и тут Сэм о хозяине своем позаботился — приглядел, чтобы Саквилль-Бэггинсы больше двух подарков на одни руки не брали. Мерри и Пиппин переглянулись. - Ну-ка! - воскликнул Пиппин. - Гэндальф уже, наверное, кушать отправился. А не тряхнуть ли нам стариной, господин Мериадок? - А вот и я думаю, - начал было Мерри, но тут над ними раздался глубокий густой голос: - А вот я думаю, что идея эта скверная, болван Тук. - И болван Брендибак, - справедливо добавил Мерри. - Рады видеть тебя, старина Гэндальф. Что это ты сегодня весь день у Фродо, а к нам даже и не заглянул? - К вам с фейерверками опасно заглядывать, - добродушно усмехнулся истар. - Но я тоже рад вас видеть, мои маленькие друзья. - Мы не маленькие, - возмутился Пиппин. - Ты звал нас маленькими еще до приключения, но теперь-то я на четыре дюйма выше! - А я на пять, - влез Мерри. - Так то про рост, а я про ум, - с крайне довольным видом отозвался майа. - Лучше бы проводили старика да налили ему рюмочку настойки. Я проделал долгий путь, а сегодня почти и не присел — уж на что Фродо был занят, а того больше Сэм... Кажется, никому еще в Средиземье до того не приходило в голову нанять мага, чтобы чистить картошку, - добавил он с легкой претензией. - Так ты, значит, картошку чистил? - усмехнулся Мерри. - И как тебе? - Фейерверки я запускаю лучше, - честно признал Гэндальф. - А где же рюмочка? А где же настойка? - А где фейерверки? - фыркнул Пиппин, но потащил мага за рукав. - Садись здесь, в лучшем шатре. Скоро Фродо будет речь говорить, нехорошо пропустить — он тебя очень любит. - Да ведь и я его люблю, - улыбнулся маг. - И он это прекрасно знает. Я вам приветы привез от Арагорна и от Арвен... - Приветы могли быть и поувесистей, - пошутил Пиппин, но Гэндальф вдруг сделался серьезным. - Есть и поувесистей, - кивнул он. - Только я вам попозже отдам. Сейчас уж сил нет в дом идти. Да и опасаюсь я. Вдруг где еще торт какой не украшен или фрукты не помыты... Все постепенно рассаживались. Гэндальф получил хороший кубок, полный почти до краев, и задумчиво уставился в клочок неба, что был виден из-под тента шатра. Небо еще голубело, но уже начинало выцветать к вечеру — самое время для полдника, а то ведь если задержаться, то уже и время к чаю, а то и к ужину, а любой приличный хоббит знает, что все эти приемы пищи важны — каждый по-своему. Пиппин оттащил друга в сторону и, чуть приподнявшись на цыпочки, прошептал в самое ухо: - Я ведь Гэндальфа не просто так спиной к его повозке усадил, да еще и за двумя шатрами. - Да уж я понял, господин Перегрин, - усмехнулся Мерри и обличительно наставил на друга палец. - Ты встаешь на носочки, чтобы дотянуться! А значит, я выше. - Я встаю на носочки, потому что у тебя ухо от плеча далеко, - не сдался Пиппин. - Нормально у меня ухо от плеча! - оскорбился Брендибак. - А если ты не ниже, то почему мериться отказываешься? Тут оба хоббита немного смутились. Не след такие вопросы было задавать, пока вокруг веселье и куча народу, да еще и нетронутые угощения на столах расставлены. Перед любым делом надо как следует подкрепиться — это уж точно каждый хоббит знает! А разговоры шли все бойчее и горячее. Тут и настойка, конечно, знаменитая пригодилась. Кто жевал сосредоточенно, кто некультурно чавкал — попробуй-ка, удержись, когда так вкусно! — кто уже успел быстро поесть и теперь набивал трубку перед новым заходом... А еще многие поглядывали на виновников торжества и на Гэндальфа, что таинственно поблескивал глазами из-под кустистых бровей и меленькими глоточками потягивал ароматную жидкость, словно ему и вовсе кушать было не надобно. Иные бы, может, сказали бы, что маги, поди, и вовсе не нуждаются в пище, но отважная четверка отлично знала, что лопать маги могут так, что за ушами трещит. Пиппин жадно оглядел стол — до того почти что целый день не съел ни кусочка, разве что завтрак и чашечку чаю вместо второго завтрака. Сейчас же перед ними с Мерри раскинулся роскошный стол. Чего на нем только не было! И курятина в сметане, и заливное из рыбки, и тушеная свинина, от которой аромат шел такой, что только слюнки глотать успевай. А еще ведь салаты разные да закуски... Мерри оглядывал стол, скорее, с сожалением. Понимал, что всё точно не влезет, а потому поступил как умелый воин — оценил поле битвы и выбрал самые стоящие цели. Уж больно ему нравилась курятина — да чтобы зелени к ней побольше. Едва успели покушать, как Фродо поднялся из-за стола, привлекая внимание, и шагнул к ярко освещенной фонариками площадке для будущих танцев. Небо уже начало меркнуть, и фонарики были не лишними. Наступало время Речи, но Фродо почему-то молчал, тянул... Мерри и Пиппин оглянулись, проследив за его взглядом, и увидели, как неловко из-за стола поднимается Сэм. Несмотря на сумерки, уши его пламенели столь ярко, что видно было издалека. Фродо посмотрел и на них и замахал рукой — дескать, давайте тоже сюда, но Мерри решительно покачал головой, и Пиппин поддержал. Глупо выходить вчетвером, а кое-кто ведь еще и доесть-то не успел. Фродо развернул плечи и заговорил — поначалу отрывисто и звонко, но со временем Речь его зазвучала много спокойнее: - Дорогие наши сородичи... Мы собрали вас всех — всех-всех! — для того, чтобы каждый из вас... Чтобы каждый мог насладиться миром, которого у нас могло бы и не быть. Я не буду называть каждого, сегодня мы — как одна большая семья, и я всех вас люблю. Гэндальф одобрительно покивал, а вот Пиппин не удержался — метнул взгляд на Лобелию. Но она сидела прямо, точно палку проглотила, и обмахивалась ярким веером, будто ей жарко. Фродо откашлялся и продолжил: - Мне жаль, что мой дядюшка не может сегодня встретить наш день рождения вместе со мной. Он занемог, но я надеюсь, что эльфы поздравят его со всем возможным почтением. Хотя, конечно, ничто не может заменить родного края и дорогих сердцу хоббитов... Мерри слышал, как одна женщина, что сидела неподалеку от него, перегнулась через стол и довольно громко прошептала что-то о том, что долгие речи у Бэггинсов в крови. Однако Фродо и сам явно понял, что пора бы и закругляться: - И мы — я и Сэм, - он схватил друга за руку, - хотим сказать, что почти не верим, что действительно наступил мир и Четвертая Эпоха на средиземский счет. И что мы сами — живы. И видим вас, дорогие наши друзья. Едва ли многие поняли эту речь, а некоторые и вовсе не слушали — больно сложно Фродо говорил, да и после еды, ясное дело, не до длинных речей. Лучше немножко подремать и снова покушать. Либо уж хотя бы спеть или сплясать — чтобы побыстрее «провалилось». Сэм, так и не сказавший ни слова, совсем раскраснелся, и словно по его заказу резко зазвучала музыка — это музыканты, сообразив, что Речь окончена, ретиво взялись за свои инструменты, пока Фродо не разразился чем-нибудь еще. Многие сорвались с места, особенно молодежь. Старожилы покачивали головами неодобрительно — в их времена такого не было, чтобы девушки сами расхватывали кавалеров, а кавалеры хвалились не пуговицами на жилете, а умениями вальсировать — диковинный танец тоже привез из своих бесконечных приключений, конечно, Бэггинс — да еще и хвалился, что его сами эльфы учили! Мерри проводил взглядом Сэма, что, уж разумеется, не танцевал — его и до этого на площадку было не вытянуть, а уж теперь, когда его жена с трудом вставала со стула, и вовсе предпочитал не отходить от нее. Фродо же отправился к Гэндальфу — несмотря на то, что он провел с ним рядом весь день, видно, поговорить у них толком времени не было. Пиппин толкнул Мерри под руку: - Кажется, пора. - У-у, - отрицательно замотал головой тот, а прожевав, возмутился. - А моя курятина? - Потом покурим, - нетерпеливо подпрыгнул на стуле Перегрин. - А сейчас и Гэндальф занят... Мерри позволил себя увести, только еще откусил один большой кусок, который и жевал по дороге. А уже в густой тени повозки возмущенно прошептал: - А ты что, и впрямь позвал меня фейерверки запускать? Я-то уж думал, ты так... Иносказательно, значит. - Успеется, - отмахнулся Пиппин. - То, о чем ты думаешь, можно в любом поле, а то и дома, если соседи не греют уши. А фейерверки Гэндальф редко привозит. Почем ты знаешь, когда в следующий раз привезет? - И то верно, - Мериадок с нежностью посмотрел на друга. Тот, конечно, был по-прежнему молод да зелен, но война любого научит быть внимательным и толковым. Залезая под тент, Мерри даже глаза распахнул от восторга — таких огромных и красивых петард он еще никогда, кажется, не видал. Пиппин возмущенно его толкнул: - Дай влезть. И убери ноги. Везде твои ноги, словно их у тебя сотня. Мериадок подал ему руку и помог взобраться, а потом начал упоенно перебирать всякие хлопушки, пока не выбрал самую толстую. - Эту! - Нет, эту! - Перегрин тоже времени зря не терял. - Обе, - решили товарищи в один голос. На этот раз, и впрямь, они были умнее. Отошли с ворованным добром подальше, а прежде, чем запустить, прикопали хлопушки в землю, чтобы успеть отбежать. - Огонь есть? - возбужденно подпрыгнул Пиппин. - А чем я, по-твоему, трубку-то разжигаю? - хмыкнул Мерри и достал кресало. - Будь готов уносить ноги. - Куда? - Лучше туда, - махнул рукой в сторону поля Мериадок. - А то Гэндальф нам головомойку устроит. А если вернуться попозже, глядишь, захмелеет или подобреет. - А ты голова, - с уважением глянул на него Перегрин. - А то, - довольно откликнулся тот. И чиркнул кресалом. Два крошечных огонька сверкнули в наступивших сумерках яркими искорками, быстро пожирая не очень длинные запальные шнурки, и хоббиты со всех ног помчались по оговоренному направлению. Только и успели запрятаться в густой траве, как раздался страшный грохот — двойной. В небо рванулись огни, что на лету рассыпались разноцветьем: один обратился зеленым красавцем-оленем, второй — россыпью звезд, совсем как та, что и так сияла на небе. Странноватое от этого впечатление было, но — красиво! Мерри зачарованно посмотрел, как сверкают, а потом и затухают огоньки, и удовлетворенно перевернулся на спину: - Хорошо получилось. И фейерверки запустили, и сами в целых одежках. - И Гэндальф нас не поймал, - добавил Пиппин. Шум и крики со стороны празднества постепенно стихали, и азарт шалости улегся, когда Пиппин поближе подкатился к другу и осторожно заметил: - А все ж таки красиво. Я вот иногда думаю, а что было бы, если бы мы в Гондоре остались? Или у эльфов, как старый Бильбо? В Ривенделле мне очень... - Ты же знаешь, что мне тоже, - принял тон Мериадок. - Как я их предания слушал! Особенно про те годы, когда здесь был другой Враг — а не этот с Кольцом. Каков же тот был, если мы и этого всем миром с трудом одолели. А ведь те эльфы противостояли ему... Нужные слова прозвучали. Нечасто этим двоим доводилось остаться вот так — вдвоем, где больше никого, и когда теплая ночь так и звала в свои объятия. Пиппин взглянул на звезды и вздохнул: - А там, поди, уже и ужин подали. Но мне теперь тоже нравится на звездочки смотреть. Эльфы в них что-то видят. Или чувствуют. - Почувствуй и ты, - просто предложил Мерри и положил ему руку на грудь. - Здесь. Можно, я обращусь к тебе... Ну, как мне нравится? - Мне тоже нравится, - не уступил Перегрин и проговорил куда нежней. - Можно, Маэдрос. - Нам теперь все можно, Фингон... Мерри побыстрей скинул жилетку, чтобы не раздражала своими пуговицами рядком — эльфы такого не носили, и остался в одной рубахе на завязках и в мягких штанах. Жилетку он набросил на ноги, чтобы и они не раздражали веселой кудрявой порослью. Пиппин поднял на него знакомо хмельной взгляд, хотя и не пил почти. - Маэдрос, раздень, - попросил он хрипло. - Руки дрожат. Мерри честно постарался сделать это так, как было честно — одной рукой. Но эльфы не зря не носили пуговиц — ничего не получалось. Пиппин поспешно ему помог, и вторая жилетка тоже упала в ноги. Кажется, хриплое дыхание и колотящиеся сердца и на Угощении было слышно, но теперь это мало хоббитов волновало. Пожалуй, появись здесь сейчас Лобелия — и то бы член не опал, до того стоял крепко, подумалось Мерри. Пиппин размениваться на всякую ерунду не стал, стянул и рубаху. Он завсегда поначалу немного смущался — как настоящий эльф. Мериадок был уверен, что эльфы всегда так в постели или посреди лугов: сначала смущаются, а потом жарко ласкаются, точно не помнят уже, что бессмертны. - Фингон, - зачарованно протянул Мерри, пока тот нервно комкал праздничную чистую рубаху в руках. - Ты... - слово долго не подбиралось, но потом вспомнилось, - ты очарователен. - Маэдрос, я... - поначалу вступать в игру было трудно, и Перегрин запинался не только от смущения. - Я... Он не знал, что сказать, да и позабыл, что вообще сказать-то хотел. Отбросил рубаху и потянулся к другу. Нетерпеливо, жадно — как только и умеют молодые. Эльфы, хоббиты — все равно. Целоваться по-эльфийски — среди отцветающего поля под звездами — было так сладко, будто медовой настойки глотнул. Мерри-Маэдрос чувствовал, как друг — или возлюбленный, как в Ривенделле говорят — неловко и неумело скользит языком по губам. Каждый раз так целуется, словно впервые. Но Мериадок помнил, что Маэдрос, в чью роль так упоительно было вживаться, был выше и старше, а потому, несомненно, утешал и успокаивал своего многовекового, но все равно юного сердечного друга. Да и сам Брендибак был старше, а значит... - Маэдрос, - Пиппин вырвался из объятий и одуряюще страстно зашептал. - Мой воин, мой брат... От этого признания в штанах стало и вовсе невыносимо находиться. Портки давили так, будто их и впрямь на эльфа натянули. Мерри плохо осознавал, что делает, когда потянулся рукой — правой! — чтобы расстегнуться. Но Пиппин-Фингон роковой ошибки совершить не дал — отстранил отсутствующую якобы руку и сам склонился над штанами, развязывая тугой узелок. Мерри, конечно, как всегда, торопился, а потому бантик завязать не догадался. Впрочем, Маэдрос тоже таким был, это Пиппин понял по рассказам уцелевших и доживших до нынешних дней эльфов из того волшебного народа... А развязав узелок, Пиппин понял, что дальше и трудиться особо не надо — под давлением штаны и сами разъехались — любо-дорого посмотреть. Первые разы получалось неловко и глупо. Мерри надолго не хватало, а потому вся сложная и трепетная подготовка к любовному соитию оказывалась почти что и бесполезной. А может, и вредной, потому как Мериадок и сам дурел, пока готовил сердечного друга. Подавив размышления о том, было ли так же у младшего из эльфов, Фингон-Пиппин на этот раз поступил много умней — наклонился к члену да и взял его в рот. А сосать-то долго и не пришлось, даже челюсть устать не успела. Мерри сорвался, заливая рот уже явно не медовой настойкой — горчило так, словно в жарком что-то несвежее попалось. - Благодарю тебя, брат мой, - в изнеможении пробормотал Мериадок и уже осознанней взялся за дело. Вылез из штанов, старательно их уложив — по его мнению, эльфы-воины всегда свои одежки аккуратно складывали; и вытряхнул из штанов Перегрина. Тяжелый, стоящий колом член качнулся из стороны в сторону, и Мериадок даже зажмурился. Словно и не кончал только что — его собственный член снова поднялся, как войско на отзвук боевого рога. Пиппин опустил взгляд в густую траву, но позже поднял пылающее лицо и, несмотря на слабые возражения, опрокинул старшего друга в траву. Он победно распахнул рубаху на нем и горячо расцеловал немногочисленные шрамы, что остались после битвы при Гондоре. Мериадок почувствовал теплые губы и блаженно зажмурился — боевые шрамы эльфов только украшают. Но долго валяться на траве под ласками было немножко совестно — самую малость, хотя и то для хоббита нечастое явление. Но только не для того хоббита, что бредит приключениями эльфов далеких веков... Перегрин молча послушался, когда на траву опрокинули уже его. И стонал горячо и сладко, и ноги раздвигал послушно, как и приличествует младшему брату. В кармашке у Мерри, разумеется, было не только кресало — знал же, куда идет, и надеялся на «угощение», но теперь-то верная жилеточка с кармашками осталась в траве, и волей-неволей пришлось отвлечься, чтобы достать заветный пузырек. В такие пузырьки девушки наливали духи, а вот Мерри его под масло приспособил. Масло было вкуснопахнущим — сам с кухни пекаря стянул, когда тот отвлекся. В воздухе сладко запахло ванилью, и Пиппин сдвинул коленки. Этот жест, искренний и стыдливый, словно прогнал по жилам Мерри жаркую волну. Но он, Мерри-Маэдрос — воин и завоеватель, а потому просто плюхнулся рядом и разомкнул ноги рукой — теперь уже, как и положено было, левой. Перегрин поддался, старательно пряча мохнатые ступни среди густой травы, хоть и порядком примятой. Завтра старый Гэмджи будет ругаться — он это поле оберегал, чтобы «отдохнуло» от посевов — но то будет завтра, и Мериадок мало думал об этом этой ночью, когда звездочки напоминали о забытых веках. Ну а дальше уж было привычно. Всем известно, что хоббиты, если какому ремеслу учатся, то уж толк в нем знают; и эльфы, по разумению Мерри, были такими же. Недаром их по ремеслу в преданиях и называли — Маглор Златоголосый, Куруфин Искусник.... Пиппин привычно постанывал, хотя член его стоял так же крепко — и это тоже было по-эльфийски: если уж что начал, то непременно закончишь с тем же задором. Мериадок никогда не знал, когда уж можно вместо пальцев войти чем положено, но Перегрин его чувствовал, точно у него эльфийское осанвэ было — застонал снова и позвал: - Маэдрос, брат мой, прошу тебя, овладей мной. Покажи мне всю силу своей страсти, сделай меня своим. Мерри даже восхитился — ведь ни разу не сбился друг сердечный, сказал так красиво, и так по-эльфийски! Следовало ответить тем же, и мнимый Маэдрос произнес ласково: - Я постараюсь не принести тебе боли, хотя ты, брат мой, всегда был Отважным и не боялся ни боли, ни смерти. Дозволь мне... Тут у него высокие слова кончились, но и терпежу не осталось, поэтому Мериадок уж не стал договаривать — прижал Пиппина своим телом, притерся нетерпеливо и надавил. Жаркое и тугое тело поддалось, и все невеликие и без того мысли из головы пропали. Двигаться бы так и двигаться, и знать, что у тебя впереди вечность. Перегрин вскрикнул, но навстречу выгнулся; даже пятками надавил на спину. Уж на что эльфы нежные и величавые, а в таком деле наверняка и горячи, и неистовы. Именно об этом думал Мерри, когда, дождавшись безмолвного разрешения, качнулся раз-другой да и разогнался. На поляне среди тентов гремела музыка: трубки и горны, дудки и флейты громыхали так, как до того, кажется, и не бывало в Шире; но здесь, под звездами в поле, звучала совсем иная Музыка — музыка громких стонов и бьющихся сердец, горячего дыхания и влажного звука соития. Так по-эльфийски, так завораживающе... Мерри, кончив разок, теперь на многое был способен. А уж довести сердечного друга до извержения семени безо всяких там щупаний казалось и вовсе простецким делом. Перегрин вскрикивал, прижимался всем телом, цеплялся за отвороты воротника и прикусывал губу, запрокинув голову. Мерри коснулся его уха — острого — и сам застонал. - Фингон, - звук этот шелестом отозвался в густой траве. - Фингон, смотри на меня. - Да... - Пиппин выдохнул томно и распахнул глаза, шальные и мутные. Мериадок ощутил, как член его зажимает, словно кузнечным прессом, а стоило Перегрину выгнуться в последней предфинальной судороге, Мерри и сам уже смотреть не смог. Глаза закрыл, да только от того толку мало было — под закрытыми веками словно выжгло искаженное страстью лицо возлюбленного да яркие звездочки вспыхивали — как на небе. А когда он глаза открыл — что уж там, даже дыхание прерывалось, оказалось, что Пиппин ему улыбается. На груди его поблескивали влажные потеки семени, а губы были искусаны. - Я люблю тебя, Маэдрос... - выдохнул он, а потом и добавил, совсем тихо уже. - Мерри. - И я люблю тебя, Фингон-Пиппин, - слабо улыбнулся ему Мерри. - Лишь ты понимаешь меня... Жаль, осанвэ не давалось смертным, но сейчас Мериадок и без него чувствовал и понимал, что Пиппин думает. И ведь правду же сказал — только он, тот, кто побывал на войне, кто слышал рассказы и песни эльфов, кто проникся этой безумно прекрасной сказкой, мог стать для него отдушиной в этом мире. - А хочешь, сбежим? - вдруг спросил Перегрин, когда его освободили. - Нам-то не привыкать, поди. За реку, что ли. И станем там друг другу мужьями. - За рекой нормальных хоббитов нет, - буркнул Мерри, хотя мысль была притягательной. - Там и люди шастают. И грибы я там часто... того... собирал. Меня там палкой прогонят. - И меня, - фыркнул Пиппин. - Но там, где люди шастают, уклад всегда попроще. Или, может, в тот же Ривенделл уйти... Нам-то, поди, Элронд в приюте не откажет. - Нет, там я не смогу забыть, что не эльфом родился, - грустно вздохнул Мериадок. - Но уж если ты хочешь мужьями... Так ведь у Маэдроса с Фингоном история-то несчастливая вышла. - А мы проживем за них! - вдруг подпрыгнул Перегрин. Правда, как подпрыгнул, так и охнул сразу, осторожно опускаясь обратно в траву. - У нас нет вечности, но мы можем прожить счастливую жизнь — за них. - Можно, - поразмыслил Мерри. - Только я никуда не поеду. Маэдрос за свою землю стоял, и Фингон — тоже. Так что если как они, то непременно здесь. А если кто что скажет, так про нас и без того говорят. А уж про Фродо — и того больше. Где это видано, чтобы приличный хоббит без пальца ходил? - Построим дом, - с энтузиазмом предложил Пиппин. - Чтобы только не нору, а настоящий дом. Как у эльфов Ривенделла. И украсим — как у них. Только поменьше, а то я с трудом дотягивался. - Это да, - Мериадок тоже воодушевился. - Идет, дружище. А надевая штаны, не удержался: - А все ж таки, я больше живицы у энтов пил. У меня и это самое на дюйм побольше. - Неправда, - уже застегнувшийся Пиппин нахмурился. - Вот если я в тебя... Сразу узнаешь, у кого больше. - Померяемся, - решительно заявил Мерри. - Этим — точно померяемся. - Где же вас носило? - раздался у них над головами вкрадчивый голос, не узнать который было невозможно. Оба хоббита, еще не пришедшие в себя после горячего единения, смущенно переглянулись и опустили головы, не зная, как и ответить. Про фейерверки они уже успели позабыть, зато не забыл Гэндальф: - Уши вам надеру, болваны. - Не надо, - буркнул Мерри. - Мы же все правильно и хорошо сделали. И безопасно. Пиппин вдруг сообразил, что других фейерверков не было, и посмотрел наверх удивленно: - А чего ты сам ничего не запускал? Ведь все ждали! Маг сердито нахмурился, но вдруг улыбнулся — ярко и светло, как умеют только те, кто свет Валинора видел: - Правильно, говоришь, господин Мериадок? Молодая жена Гэмджи так перепугалась от ваших шуточек, что и разрешилась раньше времени. Мне тут не до фейерверков было. Всем не до фейерверков было. А как ребеночек родился, так сразу и отметили — музыкой да танцами. Ну и настоечкой, конечно, куда ж без нее. Оба хоббита пристыженно замолчали, а маг продолжил, ласково и по-доброму: - Вы, конечно, болваны. Но с ребеночком все хорошо, а получилось... Получилось очень правильно: в этот день, день Объединения, в Шире началась новая жизнь. И ребенок этот непременно станет знаменитым. Знаменитым кузнецом, или пекарем, или почтальоном... Первое дитя нового мира в Шире. Жизнь продолжается. Арда продолжается. Мериадок и Перегрин переглянулись и тоже заулыбались. И у них тоже продолжится жизнь. А обращать внимание на старожилов — глупо. Новая жизнь пришла и в Шир. Вместе с Четвертой Эпохой.