« …ибо ни один может жить спокойно, пока жив другой» Дж. Роулинг
— Жалко Кикимера. — Да, жалко. Снейп примчался, как только узнал. Бросил все дела. Гарри посетовал на свою несдержанность в письме, только недолго — слишком был рад любому поводу встретиться. Они аппарировали на берег Английского канала. Клиника располагалась левее. Тут же — пустой пляж, ничейная земля. Сели на большой валун и стали смотреть на море. — Погода совсем испортилась, — вздохнул Гарри. Нынешний день был одним из немногих ясных, хотя и прохладных. — Ничего, это бывает, — голос Северуса звучал мягко, — зато сентябрь будет тихим и солнечным. Гарри прислонился к его плечу. Такое же худое, как и раньше. Что же, хогвартские эльфы его совсем не кормят? И куда только смотрит Шицзуки-сан? — Тебя что-то тревожит? — Снейп обнял Гарри. Тот только вздохнул. — Нет, ничего, тебе кажется. Это я просто волнуюсь, как всё пойдёт в школе. Волнуюсь, как второгодник. Думаю, как у ребят всё сложится. Жалко, что Драко будет учиться не с нами. — Можно перевести, если он захочет. — Правда? — Конечно. Гарри улыбнулся, всё ещё не веря. — А как же незыблемые вековые традиции школы? — он чуть толкнул Снейпа плечом. — Да ну их! — рассмеялся тот. Гарри отодвинулся и изумлённо посмотрел на него. Даже пощупал лоб и рассмеялся в ответ. Почему он лгал? Гарри и сам себе не мог объяснить. Объяснить ложь заботой о Северусе он не мог. Если тот узнает — будет волноваться намного больше. Но сегодня такой чудесный день, и Гарри соскучился, и совершенно не хотел думать ни о каких снах. Северус развернулся к нему лицом и раскрыл объятия. — Устраивайся. Прислонившись спиной к профессорской груди, Гарри довольно закрыл глаза. — Как там в школе? Многое изменилось? Я даже соскучился, честное слово. — Всё по-старому, только погода была отличная, летом всё шло в рост. У профессора Спраут теплицы просто ломятся от урожая всего подряд. Хагрид бегает по лесу и считает возросшее поголовье единорогов и прочих тварей. Снейп улыбался, обнимая Гарри за плечи. — Скоро, мой дорогой, уже немного осталось. Вам как удобно — ехать вместе со всеми в экспрессе или прибудете на день раньше? Вопрос был вполне резонный. Ребятам удавалось пока избежать ненужного внимания к себе. Поездка в Хогвартском экспрессе могла превратиться в бесконечное паломничество в их купе всей школы. — Наверное, нам стоит приехать в школу раньше. Я никогда не интересовался, а экспресс до Хогвартса ходит регулярно или он только возит учеников? — Конечно, регулярно. Вы сможете приехать за день до начала учебного года. Гарри довольно улыбнулся. Пустая школа. Можно пообщаться с учителями, посетить знакомые уголки, погулять по лесу — там, где никто не съест. Просто чудесно. — Тогда я скажу остальным. А кто обычно ездит на поезде в другие дни? — Те, кому нужно попасть в Хогсмит, но кто не хочет или не может аппарировать или лететь на метле. Там цепляют-то всего один вагон. Но можно и портал вам устроить. — Думаю, мы прокатимся. Наши точно не откажутся от такой поездки. А учителя уже все в школе? — Да, все. Снейп наклонился, заглядывая в лицо Гарри. — Хочешь кого-то увидеть особо? — Так... в принципе. Через два дня всех увижу по-любому. Гарри пригрелся, прислонившись спиной к груди Снейпа. А вслед за теплом пришла и дрёма. Глаз сами собой закрылись, и Гарри клюнул носом, но тут же вздрогнул и поморгал. — Что это тебя в сон клонит? Плохо спишь по ночам? — в голосе Снейпа послышалась тревога. — Ну... нет... — Гарри? — Что? — Опять сны? Гарри вздохнул. — Да, опять. Снейп тоже вздохнул, но в его вздохе чувствовалось беспокойство и некоторая обречённость. — Почему не сказал? "А что бы это изменило?" Но Гарри промолчал. Да, он не пользовался окклюменцией уже очень давно. Его вина. — Прости, — он сжал обнимающую его руку. — Расскажи, что тебе снилось. Когда Снейп говорил таким спокойным тоном, Гарри хотелось удавиться на первой берёзе. Так спокойно, слишком спокойно. А в душе-то — боль. Но Гарри послушно пересказал два своих последних сна о Лорде. — Думаешь: это правда? — робко спросил он, не решаясь обернуться и посмотреть на Снейпа. — Это правда. Это и для Томаса правда, потому что для каждого человека она своя. В этом есть и объективный взгляд. Альбус не мог не понимать, что Том к нему тянется, но никак не ответил. Я не верю, что есть люди, которые воплощают собой зло изначально. Я в это не верю. — Я тоже не верю. Но он выбрал этот путь сам, и получается, что от обид — на родителей, на жизнь, на окружающих. Получается, что он слабый человек? — Да. Почему это тебя удивляет, Гарри? Человек от слабости довольно часто выбирает левостороннюю тропу. Она требует меньших душевных затрат. — Как ты думаешь: что-то можно было с ним сделать в детстве? То есть ему на роду было написано быть таким? — Нет, конечно. Объективно Том не виноват, что был не нужен своей матери, что она решила забеременеть только ради того, чтобы удержать мужа. Он не был виноват в том, что семье отца он тоже оказался не нужен. Очень легко его объявить сумасшедшим, как сейчас пытаются порой сделать в прессе. Он не был сумасшедшим. Чаще всего он руководствовался логикой и вопросами выгоды. Он очень редко выходил из себя. Он не был шизофреником, не был маньяком. Он вполне осознанно совершал свои поступки. Иногда, правда, его заносило... Снейп замолчал. Он хорошо помнил, что Лорд бывал и нелогичен и непоследователен. Всякий раз, когда перед Лордом вставала проблема эмоционального плана, он становился не то что нелогичен, а совершенно беспомощен. И тогда он превращался в испорченного и жестокого ребёнка. — Да, бывало и такое. Он очень многого боялся. Смерти, старости, привязанностей. Снейп опять умолк. Он никогда не говорил о Лорде так долго. — Что он от меня хочет? — спросил Гарри. Снейп стиснул его плечо. — Не знаю, мой дорогой. Гарри обернулся и обнял профессора. И, правда, что бы ни было, чего бы Лорду ни было нужно... Даже если Снейп и был единственным, с кем Гарри мог поговорить об этом, сейчас не время для этого. — Я тебя очень люблю, — прошептал он. Северус прерывисто вздохнул, его ладонь легла на чёрные вихры. — Когда во мне оказались две части его души, мне было так больно... и мне хотелось освободиться от этой боли, и я ушёл за Арку, — тихо говорил Гарри, не размыкая рук, — там было так спокойно. И боль ушла — только сначала было страшно, когда из меня словно что-то выдирали, как будто на части рвали... А потом стало хорошо... Но я всё время думал о тебе... И я хотел вернуться. Щеке Гарри стало как-то влажно. — Не плачь, — попросил он, целуя Снейпа в щёку. — Пойдём домой, пап? Снейп чуть заметно вздрогнул. Вот и ещё один рубеж пройден. В слове "отец" было что-то официальное. "Папа" — это уже совсем близко, это по-настоящему родственно. — Пойдём. Они встали и аппарировали на Гриммо, вошли в тихий дом: накануне отъезда в Хогвартс и Джинни, и Рон, и Гермиона вернулись к родителям — провести с ними пару-тройку дней. На Гриммо оставался только Драко, но и его, видимо, сейчас дома не было. Кто знает, может быть, он решил навестить поместье Малфоев, взять с собой в дорогу что-нибудь из памятных вещей? Завтра… Уже завтра Гарри опять увидит Северуса в школе. Но ему не хотелось отпускать названного отца. Почему-то сейчас очень не хотелось остаться одному в этом пустом доме. — Побудь со мной, — попросил Гарри. — Конечно. Только если ты ляжешь поспать. Тебя уже пошатывает от недосыпа. — А ты будешь меня за руку держать? — усмехнулся Гарри. Шутка не была безобидной, как могло бы показаться постороннему, словно его мальчик уже опасался спать. Снейп нахмурился, но на пороге спальни сказал: — Знаешь, я тоже, пожалуй, прилягу. Скоро школа заполнится маленькими и не очень маленькими чудовищами — когда ещё выпадет несколько спокойных часов? Последнее он говорил, сидя на кровати и скидывая ботинки. Мантия уже была брошена на спинку стула. Растянувшись в рубашке и брюках поверх покрывала, он подождал, пока Гарри ляжет на массивное блэковское ложе. — А теперь спи, — сказал Снейп, поворачиваясь лицом к Гарри. Тот положил очки на тумбочку и тоже лёг на бок. — Угу, — он улыбнулся, сжал на мгновение руку Северуса и закрыл глаза.* * *
«Устал мой мальчик». Это Гарри ещё слышал и почувствовал, как его погладили по голове, и успел ещё раз улыбнуться… Бывают сны настолько чёткие, что человеческое сознание перестаёт их так воспринимать. Проснувшись, мы искренне удивляемся, когда оказывается, что всё это нам приснилось. То место, где оказался Гарри, было очень странным, но казалось при этом абсолютно реальным. Оно не могло существовать, но оно было. Вначале пространство казалось пустынным. Ограниченный рамками сна или видения, Гарри не мог или не хотел оборачиваться назад. Он смотрел только вперёд, и то, что еле брезжило на горизонте, как при многократном увеличении через оминокль, внезапно приблизилось. Или это Гарри, сделав всего шаг вперёд, покрыл разом несколько сотен метров. Твёрдая земля под ногами, без единой травинки. Её как будто крепко прихватил мороз. И да, тут было холодно. Но как-то странно холодно. Обычно морозец пощипывает лицо, пробирается через одежду, норовя куснуть. Тут холод словно шёл изнутри. Гарри кутался в мантию, но согреться не мог. Было желание выпить стаканчик чего-нибудь горячительного, чтобы тепло само потекло по жилам. И чем дальше Гарри шёл, тем холод становился всё навязчивей. Он не столько мучил тело, сколько раздражал нервы: как противный звук, как раздражает иногда отвратительный запах, источник которого нельзя найти и ликвидировать. То, что поначалу показалось Гарри нагромождением камней, оказалось при ближайшем рассмотрении рядами старых потрескавшихся надгробий. Однажды Северус посоветовал ему анализировать свои сны, искать в видениях ассоциации того, что он видел наяву. И сейчас Гарри подумал, что это кладбище, возможно, отражает его воспоминания о кладбище в Годриковой Лощине. И как только Гарри так подумал, то остановился, как вкопанный. Можно ли анализировать сон во сне? Только в книгах порой пишут: «N подумал «Надо проснуться» — и проснулся». Можно настроить себя на сон, но пока сознание человека не отреагирует на что-то страшное или неприятное, он не проснётся. А Гарри всё не мог проснуться, хотя он с каждым шагом вперёд чувствовал всё больший страх, и страх совершенно иррациональный. Объективно место это страшным не выглядело. Оно было скорее абсолютно безликим, никаким. Эти ряды одинаковых камней немного напоминали американские военные кладбища, но там белые надгробия чётко выстраивались среди аккуратно подстриженной травы, в тени посаженных деревьев — Гарри однажды видел такое по телевизору мельком. Разумеется, тётка тут же переключила на развлекательный канал — станет она смотреть на кладбище. Могильные камни располагались кругами вокруг небольшого холма, на вершине которого торчало старое, лишённое листьев дерево. Вот дерево такое Гарри точно видел, и он мог бы сразу сказать — где именно. Точно такие же окружали поляну, посреди которой хранилась Чаша Хаффлпафф. Ветви-обрубки, узловатые, покрытые грибком, тянулись в разные стороны. Гарри всё шёл вперёд, он уже углубился в проход между надгробий, на которых не было никаких надписей. Он стал подниматься на холм. Чем выше Гарри поднимался, тем явственней видел, что под деревом что-то есть. Это что-то казалось кучей серого тряпья. Гарри подошёл ещё ближе. И в самом деле: под деревом валялся серый, замызганный больничный халат. Но он что-то прикрывал. Нельзя было понять: предмет под ним скрывался или живое существо. А если и живое, то пожалуй что и маленькое. Ноги от непонятного страха приросли к земле. И вот тут Гарри вдруг смог обернуться назад. Он находился словно под колпаком: неба не было, пространство, ощущавшееся, пока Гарри шёл, огромным, оказалось тесным и душным. Вместо неба колебалась какая-то сероватая муть, и она была одновременно и плотной, как крышка, и вызывала ощущение тумана, за которым — над которым — прячется нечто, что грозит неминуемой гибелью. Только это дерево почему-то вызывало чувство некоторой безопасности. Гарри подошёл к нему, сел и привалился спиной к шершавому стволу. Серое тряпьё вдруг зашевелилось. Сначала из-под халата показались детские босые ноги — посиневшие от холода и словно твёрдые, какими бывают конечности у мертвецов. Потом и сам ребёнок приподнялся и сел. — О Господи! — вырвалось у Гарри. Маленький Том Реддл повернул голову в его сторону. — Ты кто? — спросил он. Гарри хорошо помнил, как звучал голос Тома-мальчика при его первой встрече с Дамблдором. Неожиданные для ребёнка его лет властные интонации, чёткие, рубленые фразы. Сейчас же это был тихий голос больного ребёнка. — Ты кто? — повторил мальчик. — Я Гарри, — выдавил он из себя. — Гарри… Слабая улыбка тронула синие от холода губы. Том привалился спиной к дереву. — А кто я? — спросил он неожиданно. — Ты не помнишь? — Я не знаю. Что такое «помнить»? Гарри еле дышал от душевного напряжения. От рвущего душу сочетания детской беспомощности и обречённости старика, которые звучали в голосе и интонациях мальчика. — Ну вот… Расскажи, что было вчера? — спросил он. — А что такое вчера? «Вот это и есть вечность, — подумал Гарри. — Как же страшно!» — Ты не знаешь, что такое помнить, что такое «вчера» … А что ты знаешь? — Я знаю «всегда». Том совершенно не удивлялся тому обстоятельству, что его одиночество было прервано чьим-то приходом. Видно, что явление Гарри тоже укладывалось в схему этого самого «всегда». Пока укладывалось. Судя по выражению лица, мальчик о чём-то напряжёно раздумывал. «Но мысль-то не может быть «всегда», — мелькнуло в голове у Гарри, — она имеет начало и конец, в ней есть время». Он тоже думал — о бесчеловечной справедливости этого места. Лорд заключал части своей души в замкнутые пространства, и теперь переживал то же посмертно. Что, крестражи, получается, тоже мучались? Вот об этом лучше было не думать. Гарри основательно приложился затылком о ствол, но ничего не почувствовал. Единственное, что он ощущал, — это всё те же холод и страх. А ещё вдруг накатила острая жалость, и Гарри протянул руку и погладил ребёнка по голове. И вот тот почувствовал прикосновение, и обернулся. — Ты знаешь, кто я? — последовал вопрос. — Ты Том, — Гарри проглотил ком в горле. Губы мальчика беззвучно шевелились. По артикуляции судя, он повторял своё имя, привыкая. И тут он резко обернулся к Гарри. — Ты пришёл, чтобы меня отсюда забрать? Гарри чуть не закричал: в этом голосе было столько боли и столько безумной надежды, что он не выдержал. — Да, Том, я пришёл за тобой. Радость на лице мальчика сменилась вдруг ужасом. — Они меня не отпустят, — и он указал на ряды камней. И он заплакал. — Я знаю — я плохой. Гарри открыл, было, рот, но что он мог сказать? Лгать, что Том ошибается, что они не имеют к нему никакого отношения? Тут не слова были нужны. Вместо этого он обнял ребёнка и прижал к себе. И заплакал вместе с ним.* * *
— Гарри! Гарри, очнись! — хлёсткая пощёчина обожгла и вернула к реальности. Снейп с трудом удерживал в объятиях бьющегося в рыданиях Гарри: его колотило, он плакал беззвучно, но порой рыдания перемежались стонами боли. Снейп и проснулся-то от такого же стона, после того, как он лежал довольно долго и смотрел на спящего, а потом и сам невольно задремал. — Гарри! — Снейп прижал его к себе, успокаивающе покачивая. — Пап? — непонимающий взгляд, потом вздох облегчения. — Да что с тобой, дорогой мой? Гари молчал. Мысли, мысли… Они сейчас причиняли одну только боль, и ещё большую могли причинить родному человеку. Оставалось только сосредоточиться на этом объятии, чтобы удержать на устах это ужасное: «Зачем ты меня разбудил?»