птицы не страшные

Они шли практически бок о бок друг с другом, катя велосипеды рядом с собой по пыльной дороге и, хотя до комендантского часа оставалось еще около сорока минут, оба нервно оглядывались по сторонам, то и дело прислушиваясь к отдаленным шумам заведенных двигателей машин и кличу вечерних птиц; в фермерских угодьях, где они держали свой путь, воздух стоял душный и тяжелый, потому Стэн периодически вдыхал полной грудью, не привыкший к такому. Это Майк предложил идти здесь, пообещав, что потом проводит до самого дома. Майку было необходимо поговорить сегодня со Стэном, потому даже перспектива возвращаться домой в темноте его не пугала. Единственное, что его пугало — огромная птица, и факт того, что Оно об этом прекрасно знало, не давал спокойно спать. Чтобы получше рассмотреть цветные фотографии птиц в дневнике Стэна, мальчишка включает лампу над своей кроватью, которая то и дело мигает, всякий раз отвлекая этим мальчишек от изучения книги. За плотно зашторенными окнами и закрытой дверью они не могут чувствовать себя в безопасности, даже сидя максимально друг к другу, даже зная, что в соседней комнате находится отец Стэна, и лишь в разгадке тайны кроется успокоение Майка Хэнлона. Стэн нервным, но от того не менее изящным движением руки переворачивает страницы, давая Майку возможность разглядывать фотографии птиц, читая вслух названия на латыни. Но тот лишь отрицательно качает головой на каждый новый вариант, едва цепляясь взглядом за изображения. — Что-то вроде этой, но все равно не то, — он задумчиво разглядывает фотографию довольно большой птицы с темным оперением, которая, хоть и напоминает отдаленно птицу из его кошмаров, но все же, является лишь жалким подобием, — она была просто гигантской, огромной. Я думаю, такие птицы не водятся нигде. Стэн кивает в задумчивости, откладывая книгу на покрывало, прислушиваясь к отдаленным шумам улицы. Редкие автомобили и велосипедные звонки — вот, что он слышит. Совсем не то, что возле фермы Хэнлона, где они были около часа назад. Прокручивая в памяти совсем недавние воспоминания, он наслаждается пением птиц и стрекотом сверчков, что окружали его на пыльной дороге, когда они шли вдвоем в сгущающихся сумерках. И Стэн готов поклясться, что даже на Пустоши не было ему так спокойно и хорошо. А Майку было спокойно, когда он перелистывал страницы орнитологического атласа Стэна, любуясь его красивым и аккуратным почерком, вчитываясь почти в каждую пометку Уриса, хотя и не особо сведущ был в этих делах; ему было спокойно от осознания, что на самом-то деле птицы вовсе не страшные. Однако, это чувство покинуло его, когда Стэн убрал атлас. Он мог бы попросить его рассмотреть его еще раз, или даже взять с собой домой до завтра — но не попросил. Майк проследил, как Стэн вернулся от книжной полки к кровати и аккуратно сел, держа спину абсолютно ровно и сложил руки на коленях; на секунду Майк представил, что вместо этого он падает на кровать спиной, закрывая глаза и запрокидывая руки за голову, тяжело выдыхая — сегодня был тяжелый день. И, возможно, если бы Майк не сидел здесь, так бы и было. Он почувствовал себя здесь чужеродно, хотя, конечно это чувство было у него изначально, с той самой секунды, как он переступил порог комнаты Стэна Уриса, но сейчас оно дошло до самого своего пика — настолько, что Майк не мог здесь больше находиться. Не только из-за собственного неприятного чувства, а больше затем, чтобы не мешать другу. Он немного помялся, но все же встал. — Думаю, уже слишком поздно, — конечно, Майк бы хотел, чтобы Стэн проводил его (желательно до самого дома ведь Оно не спит Оно никогда не спит) но в то же время ему не хотелось нарушать этой спокойной минуты, когда Стэн уже абсолютно готов к тому, чтобы откинуться спиной на кровать — но ему необходимо одиночество, и он ждет, когда Майк уберется. И вместе с тем, Хэнлон почувствовал неимоверное желание остаться здесь, спрятаться и ждать или, что еще более нагло — стоять на своем месте, не оставляя Стэну выбора, ведь рано или поздно наступит момент, когда он не выдержит и просто сделает это, наплевав на все. — Я провожу тебя, — он так же аккуратно встал, тем самым разрушив все надежды Майка на то, что он мог бы все-таки остаться и увидеть, возможно, самое запретное зрелище из всех — Стэн Урис падает на кровать после тяжелого дня. Он кивнул, выходя в коридор. У дверей начиналась непроглядная темнота и, если бы дома Майка не ждала мама, он бы ни за какие коврижки не покинул бы этого спасительного островка света. Стэн понимал, что ехать ему совершенно не хочется, но ничего не мог поделать, кроме как предложить старый фонарь, который будет освещать дорогу хотя бы на пару метров впереди. — До завтра? — Майк сел на свой велосипед и взял в руки фонарь, небрежно придерживая руль, чтобы показать, что на самом деле вовсе не боится. Однако Стэн, практически правильно уловив его мысли, с легкой улыбкой ответил: — Мы завтра обязательно увидимся. Через пару минут главный источник света — открытая дверь дома Урисов — исчез, скрыв вместе с собой и мальчика, что скорее бежал от неловкости, чем от темноты. Уже после того, как Майк уехал, он вернулся в свою комнату, достал с полки орнитологический атлас и сел на кровать, все так же ровно держа спину и сведя вместе коленки. И, должно быть к большому разочарованию Майка, все же не упал спиной на кровать, однако тот об этом никогда не узнает.

***

Вновь чувство абсолютного спокойствия посетило Майка в тот день, когда он принес на Пустошь отцовский фотоальбом, чтобы показать всем Неудачникам, и вместе проследить почти всю историю Дерри с теми страшными событиями, о которых говорил Бен. Он, конечно, рассматривал эти снимки далеко не в первый раз, но их странное содержимое всегда пугало Хэнлона, однако, открыв альбом сегодня, он почти не почувствовал страха или дискомфорта, и почти так же ощутимо, как тогда в комнате Стэна, ему стало спокойно. Сейчас Майк Хэнлон, можно сказать, не боялся ничего, потому что рядом с ним впервые в жизни были настоящие друзья — такие же несовершенные и местами разбитые, как и он, но вместе являющие собой единое целое, неделимое. Вечером того дня Майк думал, что нуждается в Неудачниках так же сильно, как и они в нем, и был в этот момент абсолютно прав, однако, все еще не догадывался об одной немаловажной детали. Тогда он держался молодцом перед всеми Неудачниками, он правда, даже на удивление самому себе, пытался не показывать, как ему страшно и тяжело, но рядом со Стэном Урисом, почему-то, мог и не притворяться вовсе — страх сам исчезал бесследно, уступая место спокойствию. Именно такому большому и тягучему, как в первый день их знакомства — когда ты впервые и сильнее всего ощущаешь, что не одинок. Рассматривание орнитологического атласа больше не увлекает его особо, потому как ответа на свой вопрос он не нашел, да и даже если бы нашел — это ничего бы не исправило, но сейчас он все так же изучает знакомые уже страницы, сидя рядом с Урисом возле их клубного дома на Пустоши, потому что именно его он пригласил. Позвал сам. И никого другого. Майк думал, что, возможно, узнай другие Неудачники о том, что они со Стэном гуляют вдвоем, они бы обиделись, и ему становилось совестно, но все же не настолько, чтобы отказаться. Ему нравилось проводить время так, а не в душном сарае на ферме. Следить за тем, как Стэн переворачивает страницы, а когда его увлекает какая-то запись или фотография, сосредотачивается, рассматривая ее, не замечая, что морщит нос. Где-то запела вечерняя птица и Майк, только сейчас отвлекшись от своего увлекательного занятия (рассматриванием Стэна, увлёкшегося своим увлекательным занятием) заметил, как сгущаются сумерки над Пустошью. Стэн, выведенный из раздумий, прислушался, а потом быстро перелистал атлас до страницы, которую, кажется, помнил наизусть. — Это вьюнок, — он ткнул пальцем в картинку небольшой птички на странице, которую открыл, и без лишних слов было понятно, что поет именно она, — это одна из тех птиц, что спасла мне жизнь… у Водонапорной башни. По его изменившемуся лицу было видно, что вспоминать о мертвых мальчиках в мемориальном парке ему совсем и совсем не нравится, однако он посчитал нужным сказать об этом. Будто считал своим долгом упомянуть о великой заслуге этой небольшой птицы. Он заметно погрустнел, закрывая книгу. Только сейчас Майк заметил на обложке следы, похоже, от пальцев, как будто обложка была мягкой и ее без труда можно было деформировать, как пластилин. Он представил, как тонкие пальцы Стэна сжимают книгу, когда он находится в жалкой паре метров от истинного воплощения зла, и как в этот момент, однако, не теряет дар речи и может хоть как-то противостоять. — Птицы замечательные, на самом деле, — говорит он отстраненно, будто даже не замечая присутствие Майка рядом. — Да… Но одна чуть ли не убила меня, — через какое-то время отвечает тот, слабо улыбаясь, пытаясь хоть немного посмеяться над этой ситуацией и, в конце концов, не обидеть Стэна. Все же, видно, что он старается. Мальчишка поднимает на него взгляд, грустный и уставший — взгляд человека, который проиграл. Майк видит, что ему хочется уйти, но Стэн, самый воспитанный из всех мальчик, никогда не уйдет вот так, оставив друга. Он вздыхает тяжело и садится максимально ровно, пытаясь отстраниться — то ли от обидных мыслей, то ли от самого Хэнлона. Тот тоже выпрямляется, подвигаясь чуть ближе. — Но... Я думаю, дело тут не в птицах. То есть, не в том, что они спасли тебя или, наоборот, напали на меня. Дело тут в том… во что ты веришь и на что полагаешься. Будь то твои собственные знания — или друзья. Майк многозначительно глянул на Уриса, ожидая ответа. Не особо умеющий говорить красиво и правильно, он не думал, что сможет донести все нужные чувства этими словами и убедить Стэна в его важности, однако, они произвели на того очень сильное впечатление. Не сумев сдержать своих чувств и эмоций, он тут же вновь изменился в лице и почти подался ближе к Майку, но, будучи самым воспитанным мальчиком из всех, он не смог бы броситься к другому мальчишке с поцелуями, даже если бы любил так сильно, как на самом деле любил Майка. Мальчишка опускает взгляд и потирает предплечье, после чего неловко улыбается Майку, все так же не сводящему с него взгляда. — Спасибо, — его улыбка при этих словах абсолютно невероятная, и Майк вновь (уже в который раз за последние пару недель) мысленно возвращается в тот вечер, когда сидел рядом с ним на кровати. И Стэн, сейчас улыбающийся настолько искренне и расслабленно, теперь совсем не такой. Будто на минуту позабывший, что необходимо держаться ровно и уверенно, когда тебя видит кто-то другой. Он запрокидывает голову и облокачивается на дерево, легко отклонившись назад. У Майка ладони потеют от того, что именно об этом он думал последнее время — и это случилось. Именно при нем Стэн расслабляется и выглядит спокойным. Майк подвигается еще чуть ближе — казалось бы, куда еще — так, что они с Урисом соприкасаются руками, и он чувствует ладонью его холодные пальцы. Берет его руку в свою, чтобы их согреть. Стэн, не подающий вида, что сейчас смущен до смерти, смотрит на свои коленки, но руки не отнимает, а внутри у него все дрожит и ходит ходуном, и через пальцы буквально проходит электрический разряд. «Ближе этого может быть только поцелуй», — проносится у Майка мысль и, повернувшись к Стэну, который все так же прячет взгляд, рассматривая свои колени и не обращая на действия Хэнлона внимания (усиленно делая вид, что не обращает) он наклоняется и касается губами скулы мальчика, чувствуя при этом, как тот слегка вздрагивает, но не отстраняется, а, прикрыв глаза, тоже поворачивается к Майку. Им тринадцать, всего тринадцать, и сегодня они целуются в первый раз, но оба думают о том, что далеко не в последний, и теперь они всецело могут полагаться друг на друга в сложных ситуациях и знать, что рядом друг с другом могут не бояться ничего на свете. Даже если Оно станет самой ужасной птицей — Майк не испугается, потому что на самом деле птицы не страшные.