Проект S&J

Можно сказать, Джону просто повезло. По романтичной версии, Вселенная услышала его отчаянную просьбу, по прагматичной - это была банальная случайность. Но тем не менее, факт оставался фактом: спустя всего два дня после того страшного вечернего инцидента с ребенком, Уотсон смог раздобыть телефон. Над тем, как это сделать, он ломал голову почти все время, когда не был занят прокручиванием в памяти воспоминаний о слове, возникшем на выключенном мониторе, и детском смехе, до сих пор эхом звучавшем у него в голове. Ни у кого из сотрудников мобильных не было, оба его охранника таскали на ремнях только рации внутренней связи и синхронно усмехнулись, переглянувшись, когда Джон как бы между прочим спросил у них о телефоне. Оставался генерал Уиллиш, который наверняка имел связь с внешним миром, но Уотсон был более чем уверен, что генерал не позволит ему воспользоваться мобильным, и пока еще был в своем уме, чтобы не обдумывать всерьез возможность тайного проникновения в его кабинет. Но на третий день, во время завтрака, Фортуна улыбнулась Джону ложкой овсянки и подмигнула двумя имбирными печеньицами. – Как будто время пошло вспять, и я опять оказался в Афганистане, – грустно заметил Уотсон, ни к кому конкретно не обращаясь. Он стоял с подносом в руках возле столика раздачи в столовой и с тоской разглядывал свой завтрак, состоящий из пяти ингредиентов депрессивного серо-коричневого цвета. – Если на обед дадут суп с крапивой и фруктовый компот в походных флягах, сходство будет просто пугающим. – Скучаете по старой доброй пицце и гамбургерам, доктор Уотсон? – шутливо поинтересовался стоящий рядом лейтенант Скотт. За последние недели они пересекались не меньше десятка раз, но парень впервые после дня прибытия Джона на базу сказал ему что-то кроме стандартного приветствия. – Скорее, по пирогам с капустой, которые продаются в булочной на углу Бейкер… – он дернул подбородком и поджал губы. – Того места, где я раньше жил, – исправился Джон. – Вы не представляете себе, что это за пироги. А еще чай, чай с вишневым джемом, – мечтательно добавил он. – Понимаю, – улыбнулся лейтенант и кивнул на ближайший столик, предлагая его занять. – А я бы все отдал за пару бутылок пива и пакет чипсов с паприкой. – Кажется, я старею, – шутливо заявил Уотсон, обдумав слова парня. – Как иначе объяснить, что мне хочется пирогов с чаем, а не пива с чипсами? Скотт искренне рассмеялся. Они уселись за стол друг напротив друга и теперь синхронно ковыряли серый как асфальт омлет. – Не знал, что вы воевали в Афганистане, – задумчиво произнес лейтенант, отправляя в рот кусочек консервированной рыбы, предварительно отковыряв налипшую на нее овсянку. – Было дело, – подтвердил Джон, размышляя над тем, не этот ли факт внезапно сделал парня словоохотливым. Мало ли, что может быть связано с Афганистаном у человека в форме и со званием, даже если он выглядит слишком молодо, чтобы быть в числе участников тех событий. – Я был военным врачом, пока меня не комиссовали по ранению, – уточнил он. – Вам имя Джозеф Юстер ни о чем не говорит? – неожиданно спросил Скотт. Джон задумался, пытаясь вызвать какие-нибудь ассоциации, но память упрямо твердила одно и то же. – Кажется, нет, – смирился, наконец, он. – А кто это? – Мой двоюродный брат, – ответил лейтенант. – Он тоже воевал в Афгане, третий дивизион, но после первой же вылазки подорвался на мине вместе со своим отрядом, и месяц провел в госпитале. Джозеф говорил, ему спас жизнь какой-то Джон, военный врач. Так я подумал, вдруг мир настолько тесен? – Скотт улыбнулся и пожал плечами. – Ну, нет так нет. Так вот, в чем дело. Джон моргнул. Вот правда, он всего лишь моргнул, но за это время успел не только прокрутить в голове несколько вариантов дальнейшего развития событий, но и мысленно упомянуть всуе Шерлока и тот факт, что до встречи с сыщиком он бы никогда не стал действовать подобным образом. – Джозеф Юстер, говорите? – переспросил он. – Кажется, что-то вспоминаю. Такой темноволосый, шатен, да? – Скорее, рыжий. Светлая кожа, веснушки… – Точно! – воскликнул Джон. – Рыжий, конечно. А ранение было… ммм… осколочным, если я правильно помню, где-то в область груди, рук… – прищурившись, осторожно перебирал он, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. – Ему кость в бедре раздробило куском какой-то трубы, – произнес Скотт, нахмурившись. – Потерял много крови и чуть не лишился ноги. Врач спас. – Я, это был я, – уверенно сказал Уотсон, хлопая себя ладонью по груди. – Рыжий, нога, Афганистан и доктор Джон – все сошлось, видите? – Возможно, – неуверенно ответил лейтенант, хмурясь еще сильнее. Джон часто и неглубоко дышал, боясь сделать неверный шаг. – Собака, он все время говорил о своей собаке, – решился он. Скотт никак не отреагировал. Господи, у всех молодых парней есть собаки. Собаки и девушки. Точно! – И о девушке, все переживал, дождется ли. Как же ее звали… – Уотсон изобразил задумчивость. – Милли? – переспросил лейтенант, снова начиная улыбаться. – Он и вам все уши про нее прожужжал, да? С ним тогда было просто невозможно разговаривать. Джозеф с любой темы перескакивал на эту свою грудастую подружку. Они расстались, кстати, – добавил он, снова начиная есть. – Очень жаль, – Джон неопределенно покачал головой. – Мне казалось, он ее любил. Ну а как там Джозеф вообще? Передавайте ему привет от старого друга, – затараторил он, с облегчением отпивая глоток… ладно, назовем эту мерзость чаем. – Обязательно, – кивнул Скотт. – Он в порядке, работает в фирме по ремонту бытовой техники, встречается с кузиной своего школьного друга, она хорошая. – Очень за него рад, – сказал Джон, а потом резко перехватил руку лейтенанта с уже занесенным куском омлета на вилке. – Лейтенант Скотт, мы с вашим братом многое пережили вместе, – начал он шепотом, – такое не забывается просто так. Он в долгу передо мной. Его сейчас нет рядом, чтобы я мог попросить отплатить услугой за услугу, но есть вы, – Уотсон сделал паузу, давая возможность переварить информацию. – Скажите, вы же не откажете в одной маленькой просьбе человеку, который спас вашему брату жизнь? Под напором больших честных глаз Джона, буравящих его насквозь, парень сжался и побледнел: – Если это будет в моих силах, – он слабо кивнул. – Уверяю вас, будет, – радостно выдохнул Уотсон. – Я прошу вас о сущей мелочи, мне просто нужен мой телефон. Лейтенант Скотт тут же изменился в лице и дернул рукой, сбрасывая ладонь Джона. – Это строго запрещено! – возмущенным шепотом сказал он, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто их разговор. – Строго. Я не просто лишусь работы, если нарушу прямой приказ генерала Уиллиша, я попаду под военный трибунал. – Один звонок, об этом никто не узнает, – продолжал настаивать Джон, но Скотт резко поднялся из-за стола, отодвигая от себя тарелку. – Мне очень жаль, ничем не могу помочь, – твердо произнес он, прежде чем резко развернуться и уйти. – Джозеф бы сделал это для меня, – громко сказал Уотсон ему в спину, отмечая, что лейтенант на секунду замедлил шаг, но тут же уверенно продолжил свой путь к выходу, так и не обернувшись. Это было обидно. Джон убеждал себя в том, что сделал все правильно, но предательская мысль терзала его и без того уставшие мозги: он был абсолютно уверен, что Шерлок на его месте уже давно бродил бы вокруг здания столовой, пока лейтенант Скотт вприпрыжку несся бы к нему с мобильником в руках. Но уже час спустя Уотсону пришлось оставить самоедство до лучших времен, потому что генерал Уиллиш позвал его к себе в кабинет. Начальник был хмур больше обычного и по старой традиции не предложил посетителю присесть, на одном дыхании сообщив, что испытания препарата перешли в решающую фазу, эксперименты продолжатся на крупных животных, и теперь Джону, помимо всего прочего, будут поставлять кровь вакцинированных свиней для исследования образования антител и эффективности действия препарата. Вместив эту информацию в три коротких предложения, генерал Уиллиш смерил Уотсона тяжелым взглядом и многозначительно посмотрел на дверь, намекая, что аудиенция закончена. – Я не вирусолог, – только и смог выдавить из себя опешивший Джон. – Я врач. Могу пришить оторванный палец и посоветовать лекарство от резей в желудке. А то, что вы от меня требуете, вне моей компетенции. И вне компетенции как минимум половины сотрудников проекта. Здесь есть медики, ветеринары, фармацевты и даже обычные биотехники, но ни одного специалиста по генной инженерии и вирусологии, как это понимать? – едва сдерживая поток бушующих внутри эмоций, произнес он. Генерал выслушал его со спокойствием бронзовой статуэтки Будды. – Выполняйте приказ, задавать вопросы и ставить под сомнение мои решения в ваши обязанности не входит. У вас есть две недели на все необходимые тесты, после чего мы запустим в производство пробную партию препарата. Джон почувствовал, как в нем вскипает ярость и панический страх одновременно. – Производство? – переспросил он, не веря своим ушам. – Речь шла о начальных стадиях разработки, так о каком производстве вы говорите? – Мы ограничены во времени. Сроки поджимают, – нехотя сказал генерал, хмуря брови. – Сроки? – медленно повторил Джон, склонив голову набок. Уиллиш с размаху двинул кулаком по столу. – Прекратите задавать лишние вопросы и займитесь делом! – гаркнул он. Джон заметно поутих, но в сторону двери даже не глянул. – При всем уважении, генерал Уиллиш, вы хоть представляете себе, что будет, если выпустить вакцину от мутантного вируса, не проверив ее до конца? Или вы снова скажете, что мне не о чем волноваться, и назовете генетически соединенные штаммы атипичной пневмонии и японского энцефалита вирусом насморка? – У вас все? – поинтересовался генерал. Уотсон скрипнул зубами, заставляя себя замолчать. Он был уверен, что снова задавать вопросы о ребенке или говорить о своих подозрениях бессмысленно. – Вы свободны. Первая партия образцов уже доставлена на ваше рабочее место. Все, что Джон мог сделать – это со всей силы хлопнуть дверью, уходя из кабинета Уиллиша, но та на его беду была снабжена доводчиком. Так что в итоге он смог добиться только легкого щелчка замка, что совершенно, абсолютно не выразило степени его возмущения происходящим. Наполненные кровью пробирки ждали его в лаборатории. Часть из них находилась в термостате с уже успевшим отделиться от прозрачной сыворотки кровяным сгустком, часть, залитая консервантом, нашла свой приют в холодильнике, а часть стояла в штативе прямо на лабораторном столе, готовая для проведения всех необходимых тестов. Именно к ним Джон и направился, гоня от себя прочь дурное настроение и плохие предчувствия. Монотонные движения и четко прописанные в методиках действия успокаивали, поэтому он позволил себе просто отключить на время мозг и плыть по течению: «добавить три миллилитра… взболтать… прогреть 30 минут… отцентрифугировать… добавить пять миллилитров… взболтать…». Обед Уотсон, как и обычно, пропустил, но сердобольная Мелисса, лаборантка из соседней комнаты, принесла с собой из столовой бумажный пакет с сухим пайком и отдала его Джону, сказав при этом, что заботу о нем проявил лейтенант Скотт, который просил передать, чтобы доктор Уотсон обязательно пообедал, пока все окончательно не остыло. Сердце Джона нервно заколотилось. Неужели, его план все-таки сработал, и Скотт передумал? Он отошел в дальний конец лаборатории, в так называемую мертвую точку, которую не охватывали камеры, и развернул бумажную обертку. Внутри обнаружились бутерброды с еще теплым филе индейки и… его телефон, потертая Нокия в тонком пластиковом пакете. Дрожащими руками Уотсон вытащил мобильник и сунул его в карман халата. Стараясь не вызывать подозрений, Джон вышел из боксовой комнаты в коридор, дружеским жестом махнул одному из охранников и направился в уборную, насвистывая себе под нос простую мелодию. В туалете было пусто. Уотсон обошел все кабинки, открывая двери и заглядывая внутрь, а потом закрылся в самой дальней, у стены, вытащил драгоценный телефон из кармана и вставил симку, которую повсюду носил с собой. Индикатор заряда батареи мигал двумя короткими полосками из семи возможных. Джон, не медля ни секунды больше, нажал цифру пять и не отпускал кнопку до тех пор, пока мобильник не среагировал на команду быстрого набора, и на экране высветился номер исходящего вызова. Грегори Лестрейд не был настроен на разговоры, что и дал понять сразу, пропуская положенную по правилам этикета часть с приветствием. – У тебя что-то срочное, Джон? – по-деловому спросил он, перекрикивая врывающийся в трубку ветер. – Я на месте преступления. У нас труп. Перезвонишь позже? – Мне нужна твоя помощь, – быстро прошептал Уотсон, прикрывая ладонью рот с прижатым к самым губам микрофоном мобильника. – Я на военной базе, это секретный правительственный объект, я даже не знаю, где точно он находится. Ближайший населенный пункт – Радсток, это все, что мне известно. – Как? Хадсток? – переспросил Грег. – Сейчас, подожди. Эй, куда вы его понесли? Эксперты еще не закончили, оставьте все как есть! – крикнул он куда-то в сторону, а потом снова вернулся к разговору. – Ты проник на какую-то военную базу в Хадстоке? Тебя арестовали? – Что?.. Черт, – выругался Джон. – Да нет же, Грег. Радсток, Радсток, а не Хадсток. Я тут работаю, официально работаю кем-то вроде… я и сам до конца не понимаю, что тут делаю, – признался он. – Это правительственный проект по разработке и испытанию вакцины, но здесь начали происходить странные вещи. – О чем ты? – коротко спросил Лестрейд. – У меня есть основания подозревать, что на базе проводят опыты над людьми. Над детьми, Грег. Я слышал детский голос в лабораторном корпусе два дня назад и видел… – он сглотнул, пугаясь собственных мыслей о крохотном тельце, прикованном к больничной койке за тонкие запястья. – Кажется, я видел ребенка. Он не стал говорить, что видел только кровать. Лестрейда следовало напугать. – Может быть, тебе просто привиделось? – неуверенно спросил инспектор. – Или кто-то из сотрудников привел сына на работу, чтобы показать, в каком крутом месте работает папочка? – предположил он, но беспокойство в его голосе слышалось отчетливо. – Тайно привести ребенка на закрытый военный объект? – Джон истерически хохотнул, но сразу взял себя в руки и продолжил все тем же шепотом. – Да нам тут шагу ступить не дают без разрешения. За мной сутками напролет ходит пара солдат, а каждое перемещение отслеживается передатчиком в пластиковом браслете и камерами наблюдения. Я уже молчу о том, что сама база обнесена силовым полем. Так что вполне возможно, здесь даже мыши в кладовых с продуктами пересчитаны и пронумерованы. Незаметно провести ребенка на базу невозможно, Грег. Значит, он был здесь не просто так. – Понятно, – сухо сказал Лестрейд. – Чем я могу… Шерлок! – неожиданно воскликнул инспектор. – Я запрещаю тебе воровать улики с места преступления. Сейчас же положи то, что взял, обратно, иначе прикажу офицерам обыскать тебя и вывернуть карманы! Джон закрыл глаза. Шерлок. Там был Шерлок. Всего в нескольких метрах от Грегори Лестрейда, склонившийся над трупом или копающийся в ближайших кустах. Шерлок гребаный Холмс был там, и сейчас, скорее всего, отвечал что-то инспектору в своей привычной грубой манере. Уотсон задержал дыхание, жадно прислушиваясь к шорохам и помехам в трубке. – Извини, Джон, я правда занят. Твой дружок после того, как ты уехал, окончательно слетел с катушек и впал в депрессию. Он ходит за мной по пятам и зудит на ухо, что ему нечем заняться, и я, видите ли, должен его развлекать. Не поверишь, в участке от него уже все шарахаются, – Грег тяжело вздохнул. – Мы сейчас на берегу Темзы, здесь утопленник. Обычный пьянчужка – полез купаться после очередной бутылки и утонул. Но нет же, наш гениальный Холмс уже расписал в деталях его биографию и теперь пытается доказать, что это убийство, а не несчастный случай. Только очередного глухого расследования мне и не хватает для полного счастья, – недовольно закончил он. – Шерлок в депрессии? – невпопад переспросил Уотсон, невидящим взглядом изучая шершавую стену туалетной кабинки. – Ты задаешь уточняющий вопрос не к той части моего монолога, Джон. Он нас достал, тут уже все в депрессии. А Майкрофт и не думает вмешиваться, хотя я неоднократно просил его пристроить младшего братца куда-нибудь, чтобы он оставил нас в покое. – Майкрофт! – сказал Джон так, словно на него снизошло озарение. За дверью раздались шаги, и скрипнула ручка. В туалет кто-то зашел. – Ты можешь узнать у Майкрофта, что это за база? – быстро прошептал он. – Радсток, генерал Уиллиш, проект «S&J». В телефоне раздались странные помехи, и снова начал завывать ветер. – Какой проект? – переспросил Лестрейд. – Джон, плохо тебя слышу, перезвони мне через пару дней, ну или через недельку, идет? Я подумаю, что могу для тебя сделать, – свист в трубке был такой тонкий и мерзкий, что у Джона заболели зубы. – Шерлок! Убери оттуда руки немедленно, иначе я тебя арестую за то, что ты мешаешь расследованию, клянусь своим пистолетом… – Проект «S&J». Я не смогу позвонить еще раз, Грег! – отчаянным шепотом произнес Уотсон. – Я и в этот раз чудом сумел добыть теле… – в трубке раздались короткие гудки, и экран тут же погас, экономя остатки энергии, – …фон, – закончил Джон в пустоту. Он был уверен, что его связь с внешним миром окончательно исчезнет с последней полоской заряда аккумулятора в мобильнике, но не это было самым пугающим. Джон Уотсон почему-то знал наверняка: у него нет недели на расследование. Его подсознание, логика и обычный жизненный опыт кричали, просто вопили о том, что у него, возможно, не оставалось и пары дней. * * * Инспектор Грегори Лестрейд по-настоящему ценил не так много вещей. Хорошее вино, интересный футбол, щелчок наручников на запястьях преступника и порядочность – вот, пожалуй, и все. И последний пункт в этом списке вызывал у него особую привязанность. Он провел весь день на чертовом берегу рядом с трупом бездомного, продрог до костей и в очередной раз выслушал пламенную речь Шерлока о своих жалких умственных способностях. Грег был зол, голоден и завален тупой бумажной работой на ближайшие три дня, а еще он никак не мог выбросить из головы Джона и их короткий разговор по телефону. Уотсон ему понравился сразу, с того самого дня, когда Лестрейд лично попросил Холмса помочь полиции с расследованием череды загадочных самоубийств. После нескольких раскрытых бок о бок дел первое впечатление о прямолинейном и честном даже в мелочах докторе только улучшилось, и Грег, не отдавая себе в этом отчета, стал относиться к Джону с большим уважением. Именно поэтому сегодняшние слова доктора все время всплывали в его рутинных мыслях о работе, мешая сосредоточиться. Джон Уотсон не был похож на человека, готового поддаться панике на пустом месте. Наконец, Лестрейд не выдержал. А если Джону действительно не померещилось, и на базе проводились незаконные эксперименты? По крайней мере, он мог проверить это по своим каналам, не подключая Майкрофта Холмса, и если на вид все окажется вполне законным, стоило перезвонить Уотсону и успокоить его. Грег развернул к себе монитор стоящего на столе компьютера и вошел в полицейскую базу данных, введя свой логин и код доступа. «Радсток», – вбил Лестрейд в строку поиска. «Город в графстве Сомерсет, население 5 275 человек», – откликнулась машина, выбрасывая на экран с десяток старых черно-белых фотографий жителей поселения на фоне угольных шахт. «Радсток, военные базы», – уточнил запрос инспектор. Компьютер обиженно пискнул, выдавая надпись: «Ничего не найдено». Грег барабанил пальцами по столу, обдумывая следующий шаг. «Радсток, объекты», – написал он. Программа вертела эмблемкой в форме полицейского значка в углу, показывая, что идет поиск, а на экране постепенно формировался список. Инспектор пробегал глазами название за названием и хмурился все сильнее: «Угольная шахта №421, расстояние до населенного пункта 7 километров – закрыта в 1972 году». «Угольная шахта № 566, расстояние до населенного пункта 14 километров – закрыта в 1953 году». «Военный полигон для испытания ракет класса воздух-воздух, расстояние до населенного пункта 17 километров – выведен из эксплуатации в 1967 году». «База полевой практики студентов аграрных специальностей, расстояние до населенного пункта 19 километров». Еще была пара грузовых мостов, железнодорожная станция, закрытая больше десяти лет назад и подземное хранилище, построенное во времена Второй мировой войны, но так ни разу и не использовавшееся по назначению. Все последующие объекты находились на таком расстоянии от Радстока, что под определение Джона «где-то поблизости» не подходили совершенно. Никакой военной базы медицинской направленности в радиусе полусотни километров не было и в помине. Инспектор Лестрейд еще раз прокрутил колесиком мышки приличный по длине список, убеждаясь, что ничего не пропустил, и стер запись в строке поиска, вбивая следующую: «Генерал Уиллиш». «Сержант Томас Уилшоу, 1982 года рождения», – зачем-то выдал компьютер. Видимо, в параметрах поиска людей была прописана возможность существенно отклониться от запроса на тот случай, если не было известно наверняка, как именно пишется фамилия. Грег сощурился и цокнул языком. Ему не нравилось все это, совсем не нравилось. «Проект S&J», – ввел он и замер, ожидая результат. Какое-то время ничего не происходило. Эмблема в углу была неподвижна, и все выглядело так, словно программа зависла. Грег потянулся курсором мышки к кнопке поиска, собираясь нажать ее еще раз, но в этот момент экран потемнел, и по центру выскочила ритмично мигающая красная надпись: «Доступ запрещен, подтвердите уровень доступа». Тяжело сглотнув, Лестрейд снова ввел свой логин и пароль в открытые поля. «Доступ не подтвержден», – бескомпромиссно мигнула надпись, больше не предлагая что-либо куда-либо вводить. Обреченно пискнув, компьютер самовольно начал перезагружаться. Инспектор Грегори Лестрейд не был склонен к импульсивным поступкам. Он не позволил себе истерить или бежать к начальнику полиции за выяснениями. Грег медленно вдохнул и так же медленно выдохнул, поднялся из-за стола, снял висящий на витой металлической вешалке плащ и покинул кабинет. Он шел к Макрофту Холмсу, справедливо решив, что подобный разговор не стоит начинать по телефону. * * * Это было отвратительно. Мерзко, унизительно и слабовольно. Джон развлекал себя, подбирая все новые и новые уничижительные эпитеты, но на его самоконтроль это вообще никак не влияло: он все равно непрерывно думал о Шерлоке. Недавний разговор с Лестрейдом и подсказанная воображением картинка того, как сыщик в своей манере рыщет по грязному берегу реки, исследуя место преступления, никак не шли из головы. Интересно, Шерлок понял, кто именно звонил инспектору Лестрейду? Не мог не понять, ведь Грег несколько раз назвал Джона по имени. Но кольнула ли его гениальный мозг догадка, что Уотсон, возможно, в беде, если отрывает инспектора от дел в самый разгар рабочего дня? Спросил ли он потом Грега, о чем они говорили? Или Холмс уже давным-давно и думать забыл о своем бывшем соседе, чтобы его хоть как-то волновали подобные мелочи? Джон нажимал на клапан механического дозатора, отмеряя фиксированные объемы серной кислоты в капсулы с очищенной клеточной массой, а в мыслях у него был Шерлок, который держал в руках точно такой же дозатор с белым наконечником в тот самый роковой день их первой встречи. Тогда он прочитал Джона Уотсона, как открытую книгу, за минуту пересказав основные события его жизни. А потом, словно жук-короед, влез ему под кожу, за какую-то пару недель подчинив себе его разум настолько, что мозг даже теперь отказывался полноценно работать, не ведя постоянные мысленные диалоги с мистером гениальным сыщиком, а сам Джон, прежде чем принять мало-мальски важное решение, непременно сверял его с золотым стандартом: «Как бы в этой ситуации поступил Шерлок?». Уотсон готовил плацебо для контрольной группы животных из дистиллированной воды и набора солей и огромным шприцем пропускал раствор через бактериальные фильтры. Жидкость плавно перетекала по стенке в стерильные емкости, а перед глазами Джона всплывала совсем другая, затертая в воспоминаниях до дыр картинка: обнаженный Шерлок лежал в его постели поверх одеяла и медленно, струйкой выдыхал сигаретный дым в потолок. Его все еще влажная от пота грудь постепенно опадала, а затем резко вздымалась снова, когда он делал вдох. Раствор в лабораторном стакане мгновенно вскипал крупными пузырями от нескольких капель перекиси, а Джон, вместо того, чтобы испугаться, не вытечет ли содержимое через край, вспоминал свои руки, покрытые густой мыльной пеной, которые массировали голову Шерлока, откисающего в ванне после очередного рейда по не слишком хорошо пахнущим подвалам Лондона. Джон сидел на бортике у изголовья, опустив ступни в горячую воду, а Шерлок, уткнувшись лбом в его колено, бесстыдно ласкал себя, раздвинув ноги и медленно, почти лениво водя по члену рукой. Иногда он ускорялся, когда ладони Джона опускались к затылку и шее. Ничего более возбуждающего Уотсон не видел ни разу в жизни. Таймер на шейкере отсчитывал последние секунды до окончания времени, после которого штатив с пробирками можно было снимать с прибора и начинать готовить образцы к следующей стадии, а Джон мысленно видел перед собой совсем другой секундомер, на боковой двери в ангар. Тот давал им с Шерлоком фору в пять с половиной минут, по прошествии которых свисающие угрожающим клубком провода, тянувшиеся к контейнеру с тем, что до оскомины напоминало взрывчатку, намекали на веселую развязку. Джон Уотсон стоял в узком проулке между двумя складскими помещениями прямо напротив той двери и не сводил взгляда с таймера, вяло отмечая, что первая цифра сменилась с пятерки на четверку. Вернее, он пытался не отводить взгляда, убеждая себя, что контролирует процесс, но глаза то и дело теряли фокусировку, цифры плыли, а шум в ушах только нарастал. – Черт, – не выдержал он, зажмурился, прислоняясь пылающей щекой к холодной кирпичной стене, и вцепился пальцами в плечо Холмса, который сидел на корточках перед ним. Кудрявая голова ритмично двигалась в районе расстегнутой ширинки джоновых брюк. – Шерлок, давай вначале разберемся с бомбой, а потом все остальное, – задыхаясь, прошептал Джон и тут же зашипел, когда Холмс оторвался от своего занятия, чтобы посмотреть вверх, а влажный от слюны член обдало холодным февральским воздухом. Шерлок мигом исправил ситуацию, накрыв его рукой, и принялся ритмично дергать ладонью, согревая и возбуждая одновременно. – Да брось, не поверю, что тебя не заводит, – сказал он с усмешкой. – Бьюсь об заклад, это одна из твоих фантазий: я стою перед тобой на коленях, и нас вот-вот могут увидеть. Ну или мы взлетим на воздух, и твой труп с расстегнутой ширинкой будет лежать рядом с моим с открытым ртом, – меланхолично добавил Холмс. – Тут уж как повезет. Это было похоже на подростковую тягу к новым ощущениям, которую мужчине в его возрасте не пристало испытывать. Но от мысли, что полицию они вызвали минут десять назад, и в этот переулок действительно в любую секунду может кто-то заглянуть, член Джона дернулся, а рука, в обход осмысленным приказам мозга, подтолкнула голову Шерлока туда, где она сейчас была намного нужнее. – У нас осталось чуть больше трех минут, – обреченно констатировал он, взглянув на таймер, и вздрогнул, когда язык Холмса медленно, по кругу облизал головку. – Делаю что могу, теперь все зависит от тебя, – нагло заявил Шерлок и впустил в себя член Джона так глубоко, что влажные губы сжались почти у самого основания. Уотсон снова посмотрел на табло. Первая цифра сменилась на двойку. Он подумал, что тридцать секунд промедления им вполне по карману, но когда горло Шерлока пришло в движение, и он начал часто сглатывать, от чего стенки гортани волнами сжимали и ласкали его член, Джон понял, что не продержится и десяти. Как Холмс обезвреживал бомбу, Уотсон помнил, словно сквозь туман. Только замершие навечно цифры врезались ему в память: 1.23 – именно столько еще оставалось у них в запасе после того, как перерезанные провода вынудили таймер остановиться. Джон подумал тогда вовсе не о том, как же сильно они рисковали, устроив подобное в полуметре от килограммового пакета взрывчатки. Он с сожалением отметил, что эти почти полторы минуты можно было провести с большей пользой, попросив Шерлока не торопиться, и насладиться моментом до конца. Тогда Джон Уотсон возненавидел свою любовь к перестраховкам. Холмс брезгливо отбросил в сторону взрыватель и подошел к Джону, самодовольно глядя на него сверху вниз, а потом потянулся рукой вперед и ловко застегнул ширинку его брюк. – Не благодари, – сказал он и пошел, не оборачиваясь, вдоль серой кирпичной стены к выходу из проулка, откуда уже раздавался все нарастающий вой полицейских сирен. * * * Кто-то осторожно тронул его за плечо. Джон резко обернулся и инстинктивно отступил назад, перепугав своей реакцией несчастную лаборантку. – Д-доктор Уотсон, – заикаясь, начала светловолосая девушка в белом халате. – Таймер давно сработал, вы не отключите? Джон с недоумением смотрел в ее водянистые серые глаза с наспех подкрашенными ресницами и пытался понять, что она от него хочет, пока по ушам не ударил мерзкий монотонный писк. – Простите, – смущенно произнес он, выключая прибор. – Задумался о чем-то своем, и вот… – он развел руками. Девушка неожиданно покраснела и опустила глаза. – Еще бы, вы ведь с самого утра отсюда не выходили, как только сил хватает столько работать, – сказала она, зачем-то подходя ближе на шаг. – Если я не занят чем-то полезным, я либо сплю, либо мертвый, – не слишком удачно пошутил Уотсон. – Старая привычка. Джон снял с шейкера нагретый постоянной вибрацией прибора штатив и поднял его до уровня глаз, на свету разглядывая содержимое стеклянных пробирок. Удовлетворенно кивнув, он бережно перенес образцы на стол, обойдя девушку, чьего имени не помнил в упор, хотя они определенно знакомились в районе первой недели его пребывания на базе. Спрашивать имя еще раз казалось ему не слишком вежливым, а продолжать вести разговор с человеком, никак к нему не обращаясь, и вовсе бестактным. Поэтому Джон Уотсон справедливо рассудил, что инцидент с таймером исчерпан, и он вполне может вернуться к своей работе. Молча и в одиночестве. Но девушка была другого мнения: – Хотите, я вам помогу? – неожиданно сказала она, снова бесшумно подкрадываясь со спины. На этот раз рефлекторный поворот на сто восемьдесят градусов стоил Джону не просто испуга в серых глазах, он обошелся намного, намного дороже. Полы застегнутого только на две пуговицы халата взметнулись вверх, цепляя край лабораторного стола, и Уотсон, оступившись, неловко махнул рукой, задевая штатив с образцами. Тот рухнул на пол, перевернувшись в воздухе, и кровь из пробирок расплескалась по паркету огромной, наполненной горой осколков лужей. Девушка приглушенно ахнула, прижимая ладони ко рту, Джон только выругался про себя: почти четыре часа работы коту под хвост, теперь все нужно было начинать заново. – Сейчас, я уберу, – захлопотала лаборантка, принимаясь метаться по комнате в поисках специальных контейнеров для биоматериала. – Ничего не нужно, я сам, – сказал Джон немного грубее, чем планировал. Он чувствовал себя пристыженным, хотя его вины в произошедшем не было вовсе. Нужно иметь совсем уж куриные мозги, чтобы подкрадываться со спины к бывшему военному врачу на военной базе, где воплощается в жизнь секретный военный проект. Хотя… Джон ведь до сих пор не знал, кому из сотрудников достался хоть маленький кусочек правды о том, на что направлены их исследования на самом деле. Возможно, кому-то из персонала повезло… или не повезло увидеть другую часть паззла, о которой он мог только догадываться. – А чем вы вообще здесь занимаетесь, доктор Уотсон? – неожиданно спросила девушка, словно прочитав его мысли. – Ну, всяким, – растерялся он, вспоминая приказ генерала о запрете обсуждения своей работы с другими сотрудниками. – Изучаю образцы, – туманно добавил Уотсон, чувствуя себя полным идиотом. Он поспешил ретироваться к холодильнику, в котором стояли дубликаты проб крови свиней после вакцинации. – Это чья кровь? – снова раздался за спиной мелодичный женский голос. Джон стиснул зубы, чтобы не сорваться. Какого черта она никак не оставляла его в покое? – Свиней. Мне нужно провести кое-какие исследования, но помощь не требуется, спасибо. Я привык работать один, – как можно вежливее сказал он, надеясь, что намек достаточно прозрачный. Уотсон вынул наугад одну из герметичных пластиковых пробирок для транспортировки и хранения образцов и плавно перевернул ее крышкой вниз, придирчиво вглядываясь в перетекающую вслед за его движением красную массу. Охлажденная кровь являлась не лучшим вариантом для тех исследований, которые были ему необходимы, некоторые белки негативно реагировали на снижение температуры, выпадая в осадок вместе с клеточными компонентами, но выбирать было особо не из чего. Искоса взглянув на девушку, которая так и стояла у дальнего стола, Джон перенес пробирки в тепло и отодвинул штатив в угол, почти к самой стене, занимая оборонительную позицию и готовясь, если потребуется, отстаивать сохранность последних оставшихся в живых образцов силой. – Она не свиная, – задумчиво сказала лаборантка, не отводя взгляда от ряда пробирок. – У свиней кровь гуще и темнее. Может быть, обезьяна. Но точно не свинья. – Девушка подошла ближе. – Какие глупости, – выдавил из себя Джон, чувствуя, как немеют губы. Обезьяна. Почему именно обезьяна? – Нельзя на глаз определить, какому виду животного принадлежит кровь. – Я ветеринар. Десять лет ассистировала на операциях в ветклинике. Нельзя сказать наверняка, но можно предположить с большой долей вероятности. Не верите, давайте проверим. Размеры кровяных клеток и их соотношение у животных отличается, а вариантов может быть не больше десятка, мы же не в зоопарке расследование проводим, речь идет о лабораторных животных. – Она больше не спрашивала, просто подошла к накрытому чехлом гематологическому анализатору и щелкнула переключателем: индикатор питания загорелся зеленым. – Я настрою спектры на размеры клеток свиньи, если прибор откажется считывать информацию, будем калибровать до тех пор, пока не найдем нужные параметры. Вот увидите, я права, – уверенно сказала она, плавно вращая колесико ручной настройки. Прибор тихо пискнул, подтверждая готовность. – Давайте любую пробу, сейчас все и узнаем. – Нет! – гаркнул Джон и быстрым шагом подошел к девушке, перехватывая ее руку и почти что отталкивая от анализатора. – Никаких расследований мы проводить не будем. Вы ошибаетесь. Кровь свиная, а вам пора уходить, рабочий день давно закончился. – Почему вы не хотите проверить? – искренне удивилась она. – Потому что это трата времени, – отрезал Джон. – Так уверены в себе, доктор Уотсон? Думаете, что не можете ошибаться? – не сдавалась девушка. – В том, что касается работы? Нет, не могу. Она высвободила руку, обиженно дернула плечом и пошла к выходу, по пути расстегивая халат и снимая его с плеч. – Все когда-то бывает в первый раз, доктор Уотсон, – сказала девушка, обернувшись у двери, чтобы отцепить висящую на манер бейджика карту-ключ. – И меня зовут Эмма, вы, по всей видимости, это забыли, – вздохнула она. – Извините за пробирки, я не хотела. Знаете, в обычной жизни люди приглашают тех, кто им нравится, выпить кофе в баре или сходить в кино, но здесь это трансформируется в предложение протитровать пробы или раскапать кислоту в платы. – Так это вы… – замялся Джон. – То есть, вы предложили мне помощь не просто так? – переспросил он, сгорая от стыда за свое тугодумие. – Вечер, пустая лаборатория, сорок образцов крови. Романтика, – рассмеялась Эмма. – В свое оправдание могу сказать, что это еще не худший вариант. Вчера Том, такой высокий, с хвостиком, предложил Мелиссе сходить с ним вместе на вскрытие кролика. Вот это я понимаю свидание, – улыбнулась она напоследок. Джон искренне попытался улыбнуться в ответ. Сорок образцов. Сорок организмов, получивших вакцину. Сорок пробирок с кровью, которая, по мнению опытного ветеринара, не была свиной. Не одна, не пять, не десять. Сорок. «Простите меня за грубость, Эмма», «Приятно снова познакомиться, Эмма», «Увидимся еще, Эмма», – хотел сказать Джон Уотсон, но эти слова застревали у него в глотке и отказывались выходить наружу. «Надеюсь, ты выберешься отсюда живой, Эмма», – упрямо вертелось у него в голове, когда он смотрел девушке вслед.