Потускневший

— Повтори. — Слишком тихо для всегда спокойного парня произносит Резоль.       Илья чувствует, что зря вообще открыл рот, но слова сами собой слетают с языка, абсолютно не внимая здравому смыслу. Он сам не понимает, зачем ему все это. Просто хочется, чтобы Фоминок позлился. Чтоб пошатнулась его слепая вера в Кушнарева. Да как вообще можно верить этому пиздюку? Он вообще его глаза видел? Пустые. Там ничего нет, темнота. Выжигающая до костного мозга, Коробкин знает. Когда-то сам попался. Только вот толку мало было. Роман не обращал на него внимания. Ни один, ни второй… И теперь глядя на то, как Резоль дебильно улыбается, глядя в монитор, на котором открыт профиль Рамзеса с их общей фоткой, просто не может удержаться от язвительных комментариев. — Я говорю, что он висит на всех, как шлюха.       Глухой звук удара растворяется в тишине комнаты. Фоминок не любит, когда о мелком плохо говорят. Никогда не любил. Еще с того момента, как впервые его увидел. Почему-то тогда его хотелось встряхнуть. Как светящиеся браслеты, которые тускнеют без движения. Кушнарев был именно «тусклым». Нет, он общался, обсуждал что-то с тиммейтами, даже смеялся над какими-то шутками. Но так наигранно, что хер его знает, как остальные не замечают. Резоль замечал. Видел эту наигранность в каждом жесте, взгляде. Не нравилось. Подойти и потрясти его за плечи стало идеей фикс.       Илья тыльной стороной ладони стирает кровь с рассеченной брови. Заслужил. Знал, как Рома реагирует на такие заявления. Знал, что статус «друг» ему в этом не поможет. Просто потому, что «друг» это немного меньше, чем «любимый» Кушнарёв. Коробкин давно это понимал. Возможно еще раньше Резоля, который утверждал всем, что мелкий ему как брат. От этого и потребность его защищать. Ага. Илья не был слепым и уж точно не был идиотом. Таким взглядом на братьев не смотрят.       Рома открывает дверь и кивает на выход. Нет никакого желания дальше разговаривать с другом. Пока он еще друг. Фоминок не уверен, что сможет сдержаться, если Илья продолжит его выводить. Он прекрасно понимает, что это чистой воды провокация. Но когда эта провокация касается мелкого, ему сносит крышу. А все потому, что он видел, как на подобные заявления реагирует Кушнарев. Потому что помнит, как едва открывшийся ему мальчишка снова закрывается в себе, прячась, как черепаха в панцирь. Фоминок злится. На себя, на мелкого, на всех идиотов, которые вообще смеют обижать Рамзеса. Понимает, что это неправильно. И все равно щелкает мышкой по открытому диалогу. Попутно отметив, что парень в сети, быстро стучит пальцами по клавиатуре. *Ром, не занят? *       Ответа нет ни через пять, ни через десять минут. Опять оставил ноут включенным и ушел. Резоль с нежностью вспоминает, каким бывает рассеянным его мелкий. Его… Пугается своих мыслей, но как конченный мазохист повторяет про себя то, в чем боится признаться даже самому себе.

Мой мелкий.

      Почему-то это не кажется неправильным. Наоборот, в голове будто все по полочкам раскладывается. Легче от этого не становится, ни капли. Резоль падает на кресло, откидываясь на спинку и пялясь в потолок. Ну и что дальше? Фоминок совсем не уверен, что его чувства взаимны. А спрашивать, упаси Господи, он точно не будет. Просто не сможет. Дверной звонок как-то разом обломал все планы спокойно посидеть за компом. Фоминок уверен, что это Илья. Не сказать, что он был в настроении выяснять отношения, но оставить друга на лестничной площадке не позволяла совесть. Щелкнув замком и даже не удосужившись взглянуть, возвращается в комнату. — Помолчать пришел? — Резоль сам не понимает, почему в голосе столько едкости. — Не то, чтобы…       Холодная капля пота медленно стекает по шее, неприятно скользнув вдоль позвоночника. Шумно сглотнув, Рома не моргая пялится в монитор. В монитор, с открытой фоткой Кушнарева висящего на нем. Почему-то стало тяжело дышать. Как будто его застали за чем-то непристойным. От чего-то становится невыносимо стыдно. Медленно крутанувшись на кресле, смотрит на стоящую в дверях фигуру с большой спортивной сумкой на плече. — Рома?       Кушнарев улыбается, переведя взгляд с Резоля на компьютер. Фоминок тут же отмечает слегка порозовевшие щеки мелкого. — У меня небольшой отпуск выдался, почему-то очень захотелось встретится. До турниров далеко… — Рамзес переминается с ноги на ногу, не решаясь посмотреть в глаза старшего. Он и сам не понимает, что сподвигло его на этот безрассудный шаг. Просто почему-то срочно захотелось оказаться рядом. Он давно принял тот факт, что Рома ему ближе, чем друг. Ближе, чем вообще кто-то за всю его жизнь. Возможно потому, что он единственный из его окружения попытался его понять. А может и совсем без причин. Как там говорится? Сердцу не прикажешь? Рома и не собирался. Теперь правда жутко хотелось развернуться и убежать. И все же собирая последнюю смелость по крупицам, спрашивает, — не выгонишь? — О чем речь? — Улыбается отошедший от первого шока Резоль и обнимает мальчишку. Кушнарев, задыхаясь от эмоций, утыкается лбом в плечо.       Проболтав до вечера обо всем и ни о чем, проголодавшись и заказав пиццу, парни сидят на разобранном диване и просматривают новостную ленту. И снова этот потускневший взгляд мелкого выводит Рому из себя. Выдернув чужой ноутбук из рук Кушнарева, вчитывается в комментарии. Если можно было бы убивать на расстоянии, он уничтожил бы каждого из этих идиотов. Мерзко читать. — Малой, не обращай ты внимания. Очередные высеры имбецилов. — Треплет его по волосам, задерживая руку чуть дольше, чем требуется. Кушнарев замирает и как-то дергано отворачивается в другую сторону. — Ты же понимаешь, что ничего не было. — Резоль прекрасно видит, как краснеют Ромины уши. Выглядит это все крайне мило. Старшему, определенно, нравится. — Я бы никогда… Ни с кем из них… Просто не смог бы из-за одного человека. — Не оправдывайся, Ром. — Фоминок закрывает вкладку с постом. Последняя фраза Рамзеса на повторе крутится в голове. Набатом стучит в мозгах. Резоль ругает себя последними словами за то, что позволил хоть ненадолго подумать о том, что Рома один. Куда уж там? А когда поворачивается в сторону мелкого, на мгновение теряет возможность адекватно мыслить. Потому что он близко. Слишком близко. Еще немного и столкнутся носами. — Останови меня, пока я не наделал глупостей. — Голос старшего слишком хрипит, чтобы врать о безразличии. — Иногда глупости просто жизненно необходи… — Фоминок прижимает Кушнарева к себе за затылок и целует, не дав договорить. Не сейчас. Потом скажет все, что хотел. Роме сносит крышу. Обоим. От сухости губ, от жара прижимающегося вплотную тела. От рук. Да, Резоль полностью согласен с мелким. Именно эта глупость сейчас жизненно необходима. Подминая под себя Кушнарева, Фоминок отключает здравомыслие окончательно.

***

— Злишься? — Дурак совсем?       Резоль гладит по волосам лежащего на его груди мальчишку. Мысли в голове перепутались окончательно. И, чуть ли не мурчащий в шею, Рома совершенно не способствует собранности. — Если хочешь, я могу уйти… — Фоминок готов сейчас убить этого придурка. Уйти? Нет уж, он не позволит, теперь точно не позволит. Берет его пальцами за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. — Только попробуй уйти, и я за себя не ручаюсь.       Кушнарев улыбается. Широко и открыто, так, как может только когда рядом старший. И глаза счастливые. Кто там говорил, что у Рамзеса в глазах пустота? Идиоты. Его просто нужно было встряхнуть и зажечь. И кажется, наконец-то получилось. Фоминок уверен, что теперь сделает все, чтобы никогда больше не видеть «потускневшего» Рому. Теперь уж точно.