I will miss you

Свечи пахнут чем-то тягучим и цветочным до безобразия пошло и отвратительно — так, что он жалуется на это вслух, и в ответ размеренный голос смеется: — Что еще можно ожидать от нордов? На грубых стенах талморского посольства в Скайриме горят факела — легкий треск от них раздражает уши первое время. Вино в бокалах отливает оттенком красного, схожим с кровью: он смотрит внимательно, покачивая в пальцах хрупкое стекло, пальцами сжимая тонкую изящную ножку, носом водя чутко, словно гончая. — Бокалы явно не отсюда, — говорит он вслух. — А вино? — Ты не захочешь знать. Он смотрит прямо в глаза первому эмиссару Талмора и улыбается едва уголками губ. — Не захочу знать, что оно из родных виноградников? Эленвен кивает. Большего ему и не надо. Она приглашает его присесть — и он с радостью принимает приглашение, легко опускается в кресло напротив, закидывая ногу на ногу и делая глоток из бокала. Не то чтобы оно действительно нужно ему, ведь он все равно не пьянеет, но… надо же составить даме компанию? Эленвен складывает руки на столе и заинтересованно приподымает аккуратные светлые брови. — Так ты хотел о чем-то поговорить? Он прочищает горло перед тем, как сказать четко, глядя в чужие глаза: — Я покидаю Скайрим. Эленвен молчит с минуту. Потом вертит бокал на столешнице. Думает. Делает глоток. Снова молчит. — Куда ты отправишься? — наконец спрашивает она. — На Саммерсет. Эленвен вскакивает. — Да ты с ума сошел, — шипит она, упирая ладони в стол. — Тебя повесят на первом же дереве. — Не думаю, прекраснейшая, — он улыбается, отпивает немного вина и закрывает глаза, будучи не в силах смотреть на ярость, искажающую красивое женское лицо. — Меня не повесят, мне отрубят голову. — Рен, ты идиот. — Я знаю, моя дорогая. Руро часто говорит мне. Когда он открывает глаза, Эленвен уже сидит за столом и наливает вино в свой опустошенный только что бокал. — Ты… ты уверен? — Я хочу найти своих сестер, — говорит он. — Найти и посмотреть им в глаза. — Тебе недостает презрения от нордов? — Вен. Она откликается на это дружеское прозвище мгновенно, морщинки на ее лице будто бы разглаживаются, а глаза покрываются грустью. — Ты же знаешь, что для меня это важно, Вен. Альтмерка вздыхает и качает головой осуждающе. — Ты понимаешь, что мы с Ондолемаром не переживем, если нам пришлют письмо с вестью о том, что второго эмиссара обезглавили на площади в Алиноре? Он усмехается, демонстрируя ей клыки. — Для того, чтобы меня казнить, меня нужно еще поймать. Эленвен вздыхает, но позволяет ему усесться у ног и прислониться щекой к своему колену. — Ты безумец. — Шеогорат с этим полностью согласен. Эленвен зарывается к его волосы пальцами — пряди короткие, не такие, какие были, когда они встретились впервые. Тогда, кажется, его было проще принять за девушку, чем изможденную вечной работой первого эмиссара. — Руро присмотрит за мной, — говорит он, прижимаясь щекой к ее ладони. — Но я должен это сделать, понимаешь? Я не могу больше так жить. Она вздыхает — он слышит в ее дыхании оттенок какой-то материнской боли и тоски по тому, что только должно будет случиться. — Я сожалею о том, что сделал. — Есть в этом и хорошая сторона, — говорит она, не реагируя на его скептический взгляд, направленный снизу вверх. — Благодаря этому ты попал сюда. Он смеется коротко и немного нервно. — Спасибо, что пытаешься вселить в меня оптимизм. — Я просто начинаю пьянеть, не обольщайся. Да и без тебя тут будет до одури гнусно. Факелы все еще потрескивают, и он цепляется за этот звук инстинктивно, когда поднимается и оставляет первому эмиссару Талмора короткий поцелуй. Губы у Эленвен имеют привкус вина и грядущей скуки. — Я буду скучать, дорогой, — шепчет она тихо и с надрывом несколько. Он обнимает плечи, одетые в черную талморскую форму, и уходит, не прощаясь на словах — потому что знает, что иначе вовсе не уйдет. Этим же вечером Эленвен позволяет себе напиться.