madness.

      Солнце противно бьет по сомкнутым векам, заставляя Славу недовольно жмуриться и ерзать на двуспальной кровати. Долбаная привычка не закрывать окна шторами перед тем, как ложишься спать. Да и само явление — солнечный день в Питере осенью, это что-то новенькое.       Карелин не глядя, проводит рукой по другой стороне постели, но обнаруживает, что там пусто (как и в его душе). В очередной раз. Саша всегда просыпается рано, с самого начала их отношений. Готовит кофе и завтрак, как самая замечательная и сказочная женушка. А еще она пахнет сладкой ванильной ватой. И этот запах очень четко ощущается везде — на подушках, на простынях, он витает в воздухе, и на самом Славе, черт возьми.       Их отношения такие же, как и сама Сашенька, — лёгкие, нежные и такие прекрасные, что порой становится тошно. Между ними не возникает ссор или каких-то разногласий. Всё действительно как в сказке. Но чувствует ли Слава себя счастливым? Нет. Но он пытался, правда. Карелин никогда не мог представить себя в таких отношениях. Ведь сам он чересчур эмоциональная, вспыльчивая личность, которая часто ссорится даже с самыми близкими людьми. И когда всё происходит настолько идеально, ему кажется, что он находится не на своём месте, а на чужом. Однако Слава благодарен Саше, — девочке, которая поддерживала, когда это было необходимо, не позволяла залечь на дно, уйти в депрессию и очередной запой. И смотря на то, какая она счастливая, парень не может причинить ей боль. Пока что пусть будет именно так, как оно есть.       Эти ежедневные мысли, возникающие после сна, просто душат Славу. Он не может понять, что не так, ведь о подобном мечтают многие. О спокойном и мирном счастье без скандалов. Поток размышлений прерывает едва слышимый скрип двери и вошедшая в спальню Саша. Девушка подходит к кровати, садясь рядом. Одетая в широкую футболу Славы, которая висит на ней как платье-ночнушка, и мило улыбающаяся. Без макияжа, с чуть растрёпанными волосами, настоящая. — Доброе утро, — бросает та, затем поднимая свой взгляд на настенные часы, повешенные прямо над кроватью. — Точнее, уже день. Два часа. Ты опять заснул под утро? Я, конечно, понимаю, что ты работаешь над альбомом. Но не издевайся над организмом, — произносит Саша, невесомо чмокая еще сонного шатена в губы. — Доброе. Мне комфортно с таким режимом, не переживай, — слышится голос, который звучит еще ниже обычного и с более заметной хрипотцой из-за того, что он долго не разговаривал. На губах остается вкус чего-то сладкого. — Шоколадные пончики, — выдает Слава, получая в ответ искреннюю улыбку. Это уже перешло в какую-то мини игру по утрам. Саша настоящая сладкоежка, и она сначала неосознанно, а потом уже специально ела что-то сладкое перед утренним поцелуем со Славой. — Как ты постоянно угадываешь? — тихо смеется девушка, плюхаясь рядом и закидывая свои стройные ножки на шатена, мягкими движениями проводя по его волосам. — У тебя опять чёлка отрастает. — Да, я знаю. — Завтрак на столе. Сегодня очень тепло и солнечно, прогуляемся? — Но это Питер, поэтому может также внезапно пойти дождь. — Опять ищешь отмазки, чтобы сидеть дома? Слава, ну хватит, ты никуда не выходишь. Окей, давай хотя бы вечерком в бар сходим? С друзьями, или просто вдвоем. Без разницы. — Не хочу я бухать, Саш. Мне и дома неплохо. — Который день ты сидишь в четырех стенах? — Неправда, я еще периодически лежу и хожу, — совсем невесело смеется парень, медленно и нехотя избавляясь от одеяла, а затем и вовсе вставая с кровати. — Я серьезно беспокоюсь за… — Бля, Саш. Для меня ценна твоя забота, но я не маленький мальчик, понимаешь? И нахожусь в состоянии, чтобы решать многие элементы в своей жизни самому, — несколько раздраженно говорит Карелин, удаляясь с комнаты и проходя в ванную.       Мысленно себя одергивает и напоминает, что Саша, между прочим, последний человек, на котором стоит срываться. Если иными словами — на ней срываться вообще не стоит. Но Славу тошнит от такой жизни и от этого всего. Хочется выть от безысходности. Но самое страшное это то, что на внутренний вопрос «Как же ты хочешь жить, Слава, и с кем?» в голову лезут воспоминания лишь с Мироном, мать его, Яновичем. С этим придурком, у которого неебическое ЧСВ порой просто зашкаливает.       Карелин помнит всё, от начала до конца, хоть и большинство того времени, что он проводил с Федоровым, они оба были пьяны. И одурманены друг другом. Слава помнит, как выходил на балкон вместе с ним в одной тонкой футболке, а после этого получал от Мирона: «Долбоеб, ты простудишься» вместе с тёплым пледом, небрежно накинутым на плечи. Помнит, как удивлялся тому, что «долбоеб» может звучать очень нежно. Помнит, какое после этого у самого Федорова было озадаченное лицо. И конечно, отчетливо помнит, как на следующее утро проснулся один в постели.       Но даже после этого они умудрялись пересекаться. На этот раз в квартире Мирона. Их недо-отношения были построены на том, что никто никому ничем не обязан. Они всего лишь трахались друг с другом (и ни с кем другим), ничего больше (помимо вопросов о самочувствии и ебучей заботы). Но Карелин раз за разом исчезал, пока Федоров спал, потому что так надо, именно потому, что никто никому ничего не обязан. И плевать, что уходил он с дырой в области сердца, которая неприятно сквозила. Но они два независимых и взрослых мужика, тем более не пидоры.       Оборвалось всё также внезапно, как и началось. Мирон перестал звонить и писать, а Карелин и не настаивал. Ведь как раз в этот период начал полноценные отношения с Сашей, пытаясь в них забыться, насколько это только было возможно. Только вот выходило, мягко говоря, хуево, сколько бы парень не старался. Потому что Сашины поцелуи и в сравнение не шли с грубыми Мироновскими губами, но такими, черт их подери, податливыми. Просто потому что Саша — не строптивый жид с гребанным еврейским шнобелем (пещерой, где родился Христос). И Сашу не хочется заткнуть рваным, но желанным поцелуем, что бы она не говорила.       К чёрту. Просто к чёрту. Шатен открывает кран с холодной водой, умываясь и избавляясь как от остатков сна, так и от ненужных размышлений и мыслей, из-за которых начинает болеть голова.

***

      К вечеру погода и вправду испортилась. Точнее, стала более похожа на обычный Питер. Все улицы в городе серые, покрытые густым и плотным туманом, а по окнам звонко стучат капли дождя. С Сашей они больше особо не разговаривали, но атмосфера не была напряженной, и они, вроде как, не ссорились. Поэтому девушка спокойно дремала на диване в гостиной, не закатывая никаких скандалов, а на фоне работал телевизор.       Звук сообщения отвлек от привычных посиделок в Твиттере, заставляя Карелина открыть диалог с незнакомым номером. Приезжай. 23:11       И Слава в недоумении бы приподнял свои брови, если бы не знал этот номер наизусть. Да, он удалил его из контактов и стер целиком всю переписку, но с таким же успехом нельзя избавиться от воспоминаний и наизусть вызубренного номера телефона. Поэтому хватило лишь одной секунды, чтобы понять, что пишет сам Мирон Янович.

Решил спуститься к простым смертным? 23:12

Корона самого охуенного баттловика в мире голову жмет? Опять захотел отдать свою шапку Мономаха? 23:12

А если серьезно, мог бы сразу через год написать, хули мелочиться 23:12

Очень смешно. 23:13

Опять с точками пишешь, заебал 23:13

Безусловно, это очень весело прибегать к тебе по твоему первому зову 23:13

Нахуй мне приезжать-то? Есть веская причина? 23:14

Слава хватит 23:15 Блять пожалуйста 23:15 Мне надо с тобой поговорить. Я бы сам приехал, но я в курсе, что у тебя есть девушка. 23:16       Слава морщится. Сам Оксимирон поинтересовался его личной жизнью, какая честь. Лучше бы он был в курсе того, что чувствует парень, а не того, что у него есть девушка. Это писать Мирону он, конечно, не собирается. Да он вообще ничего ему не собирается писать. Только почему-то быстро переодевается в уличную одежду и вызывает такси.       Ему становится противно от самого себя, потому что он в очередной раз сразу же прибегает к мужчине, как собачонка на задних лапках, поджимая свой хвост. И не менее паршиво себя чувствует, когда едет к Федорову и понимает, что каждый чертов поворот он знает наизусть. И его вечно чистый и безупречный двор знаком до невозможного.       Слава стоит перед необходимой дверью, но слишком долго мнётся, не находя в себе силы постучаться или хотя бы нажать на звонок. Что сейчас будет? Очередная ссора или какой-то действительно важный разговор? Парень усмехается, находя выход. Боишься постучать в дверь? — открой её без спроса. Да, именно так он и поступает, уверенно нажимая на ручку двери и по-хозяйски заходит в квартиру, не забывая закрыть за собой.       Свет в помещении выключен, поэтому Карелин по памяти находит выключатель, хлопая по нему. Он уже успевает снять с себя кроссовки и куртку до того, как Мирон появляется в дверном проеме между прихожей и кухней, в замешательстве смотря на гостя. Он в домашних серых штанах и просторной футболке. Такой пьяный, что Слава невольно кривит губы в ухмылке. — Ты уверен, что в таком состоянии стоит разговаривать? — Не имеет значения. Я думал, что ты не придешь. — Говори, что именно тебе нужно. И ты серьезно думаешь, что это нормально — сначала не объявляться неделями, а потом внезапно написать с просьбой поговорить? Нет, это нихуя не нормально, чтоб ты знал, — цедит Слава, опираясь плечом о стену, головой смахивая свисающую челку. — Ну? — Я ничего тебе не должен, забыл? И тем более — не должен ни за что оправдываться. — Заебись! Зато, видимо, я тебе дохуя должен, раз сейчас нахожусь здесь. Ты играешь не по правилам, Мирон. — Меня не устраивает игра, которая даже непонятно когда началась, не говоря уже о конце. И абсолютно не прикольно — ебать себе мозги этой игрой. — Завались, — вдруг хмыкает Карелин, сокращая расстояния между их телами и вставая практически вплотную к мужчине. Слава грубо хватает его за подбородок, чуть поднимая и заставляя смотреть себе в глаза. Он чувствует, как Федоров стискивает челюсть, но не отстраняется и не отводит взгляд. — Только попробуй, — сквозь зубы говорит тот, а в следующую секунду отворачивается в другую сторону, ловко увернувшись от поцелуя. — Если ты будешь продолжать провоцировать меня, я разложу тебя на любой поверхности. — Не будь таким самоуверенным. — Нет, серьезно. Чего ты добиваешься? — Хотел послать тебя нахуй в лицо. И поставить точку в этой неясной игре. — У тебя хуево получается, — усмехается Слава, склоняясь к шее еврея и проводя по ней языком. В нос ударяет знакомый запах — корица вперемешку с терпким кофе, не без примеси алкоголя и сигарет, конечно. И Слава поклясться готов, что это в сотни раз лучше однообразной приторной ванили. Он правда хочет, чтобы этим запахом пропиталась его квартира, его тело, его… душа.       По телу Мирона проходит заметная дрожь, а затем тот слегка дергается, предпринимая попытку отстраниться. Выходит так себе, потому что тут же Мирон оказывается зажатым между стеной и самим Карелиным. — Машнов, блять, харе. Я не за этим тебя звал, — недружелюбно высказывается Мирон, кладя руку на плечо шатену, крепко стискивая и таким образом не подпуская ближе. — Когда ты называешь меня по фамилии — это очень схоже с тем, что ты ставишь точки в конце предложения. Скажи, почему тебе так нравится строить из себя выебистую суку? — произносит парень, в интонацию вкладывая всё своё недовольство. — Быть может, ты звал меня не за этим, но ты знал, что закончится всё именно так.       Мужчина откидывает голову назад, несильно стукаясь затылком о стену, прикрывает глаза. И, черт возьми, его гребанные ресницы это какое-то произведение искусства. Затем быстро облизывает пересохшие губы, но и это не остается без Славиного внимания. — Сука, — шипит Карелин прямо в рот Мирона, а затем накрывает его губы своими, с наслаждением замечая, что мужчина буквально тает под властным напором. Тает, но еще некоторое время пытается сопротивляться. Пытается. Стервозная еврейка, против желания тела и подсознания не попрешь со своими принципами.       Их языки переплетаются, оба агрессивно кусают чужие губы, после чего виновато зализывают сочащиеся кровью ранки. Хочется большего. Хочется почувствовать неприличную близость тел. И стоит Славе только представить, что он будет в самом Мироне, где так узко и горячо, низ живота нетерпеливо скручивает, а в штанах становится тесно.       Карелин забирается еще холодными с улицы пальцами под ткань чужой футболки, проводя ладонью по спине и чувствуя, как от этого Федоров дёргается и шумно втягивает в себя воздух, прерывая поцелуй. Он смотрит Славе в глаза пьяно, позволяя увидеть в своём взгляде отражение пляшущих чертей и искры с самым настоящим желанием. Кажется, крышу сносит окончательно. Вот она — настоящая точка невозврата. — Видел бы ты сейчас свое лицо, — хмыкает еврей, нарушая секундную идиллию между ними. — Я с удовольствием посмотрю на твоё, когда буду тебя ебать. — Схуяли я всегда в роли бабы?       Слава хитро щурится, легким движением руки помогая Мирону избавиться от футболки, откидывает ее в сторону и наклоняется к груди. Аккуратно касается своим языком сосков, ощущая и ловя рваный выдох Федорова. — Нет, что ты, Мирон. Ты баба только на арабском. — Твои отсылки к баттлам многого стоят. — Согласен, про туалетный шнырь в предыдущий раз было не смешно.       Шатен усмехается, в очередной раз удивляясь тому, что их уже довольно многие моменты связывают. Но если бы Славе кто-то сказал перед баттлом, что их судьбы с Мироном будут так тесно переплетены, то он принял бы этого человека за чокнутого, а возможно и вовсе врезал за подобную несмешную шутку. Только вот это бы оказалось не шуткой.       Слава хватает Федорова за руку, ведя его по памяти в спальню, включает там свет. Стягивает с себя свитшот, бросая его на кресло. — Отсосёшь? — Карелин садится на кровать, шире расставляя ноги и с вызовом смотря на мужчину, который на удивление тут же опускается на колени, принимая более удобное положение. — Только не забывай, что твой хуй будет в моем распоряжении, а значит много пиздеть не стоит.       Парень многозначительно ухмыляется, приподнимая голову вверх, пока Мирон справляется с ширинкой и стягивает боксеры со штанами где-то до колен. Сначала он неуверенно проводит языком по головке, затем слегка посасывает её, дотрагиваясь до уздечки. За первый заход мужчина обхватывает губами только половину члена. — Ебу тебя в рот. Антихайп, — с серьезным видом и непоколебимым голосом произносит Карелин.       Мирон захлебывается возмущением в прямом смысле, начиная давиться. Чуть отстраняется и откашливается, собираясь что-то сказать, но Слава кладет свою ладонь на его шею, насаживая еще глубже на себя до тех пор, пока он не упирается своим еврейским носом прямо в пах. Парень обхватывает рукой чуть вибрирующее горло Федорова, ощущая собственный член. Он неотрывно смотрит на подрагивающие пушистые ресницы Мирона, выступающие капли слез, не в силах оторвать взгляда.       Федоров больно хватается за бедра шатена, поднимая взор и начиная хмуро смотреть Славе в глаза. Это приводит его в чувство, и Карелин ослабляет хватку, перемещая руку уже на выбритый затылок. Он продолжает управлять движениями чужого рта, и когда близится скорая разрядка, Слава начинает подаваться бедрами навстречу. Во время того, как парень кончает, он не убирает свою руку с затылка, не позволяя Мирону отстраниться и заставляя взять в рот всё, до последней капли. — Я тебе в следующий раз хуй откушу, идиот, — говорит Мирон, откашливаясь и приводя сбитое дыхание в норму.       Карелин улыбается и притягивает к себе мужчину на колени, принуждая обхватить себя ногами с двух сторон. Фраза «в следующий раз» звучит довольно обольстительно.       Славе настойчиво упирается что-то в живот, и это «что-то» вовсе не телефон или шоколадный батончик. Шатен горячо выдыхает прямо в чужое ухо, затем плавно спускается к шее, всасывая чувствительную кожу и оставляя пару багряных засосов. Раньше, если Карелин пытался поставить отметки, Мирон слишком категорично говорил: «Не ставь выше плеч, нельзя». Видимо, этот случай стал исключением.       Слава мягко накрывает пах Федорова через мягкую ткань штанов, чуть сжимая и поглаживая. И Мирон судорожно втягивает в себя воздух, прикрывая глаза и кладя голову на обнаженное плечо Славы. — Блять, — многозначительно высказывается еврей, пока Карелин трется до сих пор колом стоящим членом о его бедра, слабо имитируя толчки. Вновь вовлекает его в поцелуй, на этот раз более смазанный и недолгий. Вкус собственной спермы во рту на удивление совершенно не противен. Шатен мягко проводит рукой вдоль спины еврея, очерчивая каждый изгиб тела, а затем подхватывает под ноги и бросает его уже спиной на кровать, нависая сверху.       Парень окончательно избавляется от своих штанов и боксеров, то же самое проделывая и с нижней одеждой Мирона. Раздвигает ноги мужчине, бесцеремонно заталкивая ему в рот два пальца. Сначала Мирон что-то неразборчиво мычит, даже кусается, но затем принимается смачивать пальцы как можно большим количеством слюны. Слава вытаскивает пальцы изо рта, добавляя к этому еще свою слюну, и плавно подносит к сжатому колечку мышц, начиная вводить один палец. После добавляет второй, продолжая растягивать Федорова.       Мирон чуть приподнимается на локтях, крепко сжимая в кулаках простынь и плотно стискивая губы. Всё-таки растягивать приходится небыстро, чтобы избежать дискомфорта в дальнейшем обоим. Поэтому Славе приходится добавлять дополнительное обильное количество слюны, чтобы проталкивать внутрь уже три пальца. — Мирослава охуенное имя, — вдруг ляпает Слава, внимательно изучая лицо Федорова и эмоции на нём. Мирон сжимает мышцы внутри, замедляя движение пальцев. Судорожно распахивает глаза, показывая свой расфокусированный, словно затуманенный взгляд, натыкаясь на Славу. Затуманенным, кстати, оказывается не только взгляд, но и разум, потому что мужчина непонимающе хлопает глазами. — Что? — Эй, полегче, расслабься. — Слав, блять. Стой, что? Мирослава? О чём ты вообще думаешь? — Недавно думал о том, как ты охуенно пахнешь, и что тебе надо об этом сказать; сейчас — как же я хочу тебя, сука.       Шатен вынимает пальцы, поднося головку члена к анусу, нетерпеливо трется, дразнит. Только непонятно кого — себя или Мирона. Слава вновь имитирует толчки, издеваясь, но в ответ слышится недовольное мычание. Парень понимающе вздыхает, начиная плавно входить внутрь, без резких движений. Хочется бешеного темпа, однако болезненное выражение лица Федорова буквально просит о большей осторожности.       Когда Слава входит уже до самого основания, то уже начинает ускоряться, горячо дыша в ухо Мирону и изредка кусая тонкую кожу на шее. Мужчина обхватывает ногами талию Карелина покрепче, зарываясь руками в такие шелковистые и мягкие волосы. Такие же, как и когда Мирон потрогал их впервые на баттле.       С уст Федорова слетает хриплый стон, и он максимально выгибается в спине после того, как Слава касается простаты. Вычислив нахождение этой точки, парень начинает просто вдалбливаться в тело любовника под таким же углом, слыша крышесносящие стоны. И Карелин действительно сомневается, что не кончил бы еще раньше, если бы Мирон так стонал с самого начала. Это действует на него как валерьянка для кота, заставляя избавляться от остатков разума.       Слава обхватывает ладонью пульсирующий и изнывающий член Мирона, начиная водить по стволу в такт толчкам. И мужчина больше не может продержаться, он протяжно стонет, кусаясь в чужое плечо, извергая сперму и пачкая как свой живот, так и живот Славы. Он задыхается в оргазме, сжимается вокруг члена Карелина, который еще продолжает свои толчки. Правда, совсем скоро он сам кончает внутрь еврея, падая рядом с ним на кровать.

***

      Они лежат в одной постели. Карелин прижимает мужчину к себе со спины, носом утыкаясь в его макушку и размеренно дыша, чуть щекочась своим дыханием. Мирон вновь ерзает, поворачивается уже лицом к нему. — Я больше никогда не пойду в ванную с тобой, придурок. Это какое-то извращение сплошное. Задница болит, что пиздец. Я пару дней нормально ходить не смогу. — Ходи, нервно икая, — Слава невольно цитирует строки из трека Федорова, на что ощущает неслабый толчок и брыкание Мирона. Однако от этого шатен лишь сильнее прижимает его к себе. — Ты долбоеб. — Заткнись и спи.       И Мирон вроде как покорно слушается, перед этим не забыв фыркнуть. Но вот только мысли не перестают крутиться в голове, и появляется почти истерическая боязнь того, что на завтра Слава также исчезнет. И от этого неприятно сводит челюсть. — Слав? — полушепотом зовет мужчина, вырывая шатена из того самого состояния между сном и реальностью. — Да? — Учти, если ты завтра съебешься, я лично тебя найду и въебу. — Ты же ходить не сможешь, — сонно зевает Карелин, вновь получая недружелюбный толчок. — Я готов быть твоей верной женушкой — стирать, готовить, всячески тебя ублажать. И у нас будут много детишек, поначалу таких же лысых, как и ты сейчас. Одну из них мы назовём Мирославой.       Как только Слава заканчивает свою монотонную, но искреннюю речь, он получает в ответ поцелуй. Только не такой, как обычно. Он не резкий, не развязный, а очень осторожный, нежный и чувственный.       Мирон, наконец, ощущает настоящую гармонию со спокойствием. Он утыкается носом в шею парня, перед этим поставив видный засос, и закрывает глаза.

«Хоть играем мы препогано, но вот любим по-настоящему»