Правильно.

Самая крепкая любовь должна пройти через ненависть. Гвен в это не верила никогда, думала, что за ерунда. Как можно любить того, кого еще вчера ненавидел? В её жизни был Кевин, с пятого класса, кажется, теплый и надежный, словно скала и она не без гордости понимала, что действительно нашла свою каменную стену. Кевина она любила. С ним ей было спокойно. Бен был придурком, негодяем и лентяем. Его она терпеть не могла, стыдилась их родства, и всегда презрительно относилась к его взглядам и принципам. Он ведь был придурком и тупым идиотом. Ничего общего. Так уж вышло, жили рядом, имели отцов-братьев, и учились вместе. Хочешь-не хочешь, а общаться приходилось. Она знала о нем все, до каждой мелочи, до каждой нелепой детали, все, начиная от вкусов в еде и любимых фильмов и заканчивая нижним бельем, которое он предпочитал носить. Они не любили друг друга, презирали и жили словно на разных планетах. Но при этом, были единственными, кто мог понять их обоих. Так уж вышло. В школе Гвендолин была первой во всем. В учебе, на кружках и в клубах, занималась в совете и цепко держала себя и свою репутацию. У неё не было подруг, но был парень, хороший спортсмен, достойная партия. Малодушные мысли, полно, но именно они грели душу Гвен, когда она целовала его во дворе школы. Кевин был красавчиком, сильным и сексуальным, о нем многие мечтали. Гвен не мечтала, ей просто повезло когда-то заметить пока не ограненный алмаз. А когда пришло все это, то он уже был ей парнем. Бен тоже был спортсменом, но занимался больше музыкой. Холеный красавчик, харизматичный, он имел много фанаток. Гвен раздражало то, как девушки пускали на него слюни, как вешались, едва ли не скопом, как соблазнительно улыбались, заманивали. Многие из них мечтали не только о страсти в ночи, в него влюблялись с пол оборота, потому что, черт возьми, он был обаятельным и слишком жизнелюбивым. На него невозможно было не смотреть и не тянуться. Гвен с этим жила, осознавала несколько иначе, и постоянно бесилась. Знала, что ни одна из них взаимности не получит, потому что Бен все таки придурок. Он ждет ту самую, которой среди них нет. Это не грело, ни морозило, но что-то выводило из себя. Гвен не знала, почему не может просто на это плюнуть. А после в школе появилась Джули, мягкая и кукольная, такая очаровательная, и неожиданно-негаданно в её руках оказался Бен, тот самый придурок, который повелся на стеснительность и меж тем тихую твердость. Джули не была той самой, но ему подходила, Гвен это понимала и осознавала, но вот... принять не получалось. Гвен смотрела на обращенные её улыбки, с отвращением наблюдала за робостью некогда отчаянного Бена и впервые не могла понять, почему. Он ведь никогда таким не был, никогда не опускался до такого. Гвен бесила эта покладистость. Бен не был ей толком братом или соперником, но он был тем, кто понимал её любую, стервозную, заносчивую, гордую и слишком придирчивую. Он читал её как открытую книгу, он видел всегда и все. Он был безмолвным дополнением, чем-то, чего в её жизни не хватало и он всегда был тем, кто все же поддерживал её во всем. Было в этом что-то, в этой непонятной связи, среди которой было место и злости и радости. Он знал её столь же хорошо, как она его и все в этих узах было правильно, пока однажды в их жизни не появилась Джули, которая словно стена, встала между ними и закрыла Гвен доступ к Бену. Он все еще был придурком, но... Она больше не знала его. Он не менялся, но был другим, не привычным и не уютным. Такого Бена и правда хотелось ненавидеть, такой Бен доводил её до отчаянья и бессилия. А без прежнего было уже не то. А потом как-то вышло, она сама не помнила как, мама попросила сходить к тете и забрать, кажется, рецепты, а вместо этого Гвен застала Джули под Беном, стонущую, взмокшую и с минуту пропялившись на крепкую и поджарую спину брата, ушла, не сумев справится с сюреалистичным чувством. Эта картина была неправильна, вымещала все законы целостности и казалась до безобразия... не полной. Чего-то не хватало и это не давало Гвен покоя. У неё был Кевин, в его руках она трепетала, ему доверялась и тянулась к мускулистым, сильным плечам. Он вбивал её в кровать быстро и жестко, немного неряшливо, и то, что до этого вызывало удовольствие и чувство правильности, вдруг померкло, стало обидным и болезненным, и прижимаясь к нему в попытке все исправить, она больше не хотела его тела. Не хотела его поцелуев, ласк и взглядов. Ей больше не хотелось его любить, и разбитая, засыпая в ту ночь, она вспоминала картину в соседском доме, и не могла отделаться от мысли, что рыжие волосы в руках у Бена будут смотреться куда уместней. Время шло, что-то неуловимо уходило сквозь её пальцы и Гвен больше не знала покоя и умиротворенности. Кевин не приносил ей душевного равновесия, она им больше не гордилась, не дорожила. Гвен менялась, не замечая за собой, а взгляды с презрительных, сменялись ревнивыми. Она не понимала, и сиротливо ждала, когда кто-то сможет понять. А затем случилось лето, они запрыгнули в старый дедушкин фургон, любимый с детства и все стало как-то... правильно. Без Джули Бен был прежним, снова легко её читал и безмолвно поддерживал. Гвен стало легко-легко, она никогда не ощущала себя такой умиротворенной, и мгновения счастья ловила как подарок. Она росла и осознавала. Но Бен, все равно, понял все раньше. Неделя прошла с их путешествия, они ехали по лесной трассе, дедушка Макс подремывал за рулем, а Гвен спокойно читала заданную на лето книгу. Бен свесился со второго этажа, просверлил её долгим взглядом и задал самый идеальный из всех возможных вопросов: — Почему? Гвендоллин не то, чтобы не знала, не поняла тогда, о чем он, а когда сама оглянулась на себя и всё их общение даже растерялась. Он был ей не братом толком и не другом, общались они постольку-поскольку, были словно с разных планет. Но понимали друг друга и Гвен осознала, что Бенжамин таки знает её лучше, чем она сама. Это не было очевидным, но... душу грело. Она решила — оставлять все так бессмысленно, она человек действия. Когда она впервые поцеловала его, не прошло и двух недель от начала поездки. Это был заповедник, раскидистый дуб и укромная тень. Там они молчали, без слов понимая, там она отдавала все и восстанавливала чувство правильности и там она помогла ему пересилить эту связь. Там родилось что-то новое, гармоничное и мимолетное. Там все началось, но только дедушка Макс стал единственным свидетелем той подростковой надломленности. Прошли годы, Бен все же женился на Джули, которая неожиданно оказалась бездетной, А Гвен, что весьма неудивительно, стала госпожой Левин, подарив мужу не его первенца. Любовь крепнет, проходя сквозь ненависть. Они дошли до точки своего понимания и были счастливы.