Неповторимые

Последний день августа порадовал ясным небом и теплым ветерком. Те, кто был свободен от рабочей рутины, уже давно уехали за черту города, чтобы с почестями и шашлыками проводить лето. Оставшиеся на работе завистливо вздыхали и покрывали более удачливых знакомых трехэтажным матом, желая вырваться из удушливых стен офиса… Сидя в междугороднем автобусе, Мария прислонилась лбом к стеклу, лениво скользила взглядом по многоэтажкам и размышляла, как могла бы провести этот день. Её темные брови чуть заметно хмурились, когда далеко не новый автобус начал дребезжать, отчего ей пришлось отстраниться от окна. Лоб болезненно пульсировал, но Мария не обращала внимания. На третий год обучения её уже никто не отвозил в другой город, располагавшийся в двухстах километров от дома. Ей приходилось не только трястись в пропитанном бензином автобусе, но и тащить самой вещи. Хорошо хоть есть чемодан на колесиках, хотя Мария мучилась, так как на пути то и дело попадалась выбоина. Город-миллионник, черт возьми, а дороги и тротуары сделать не могут… До общаги тоже пришлось ехать на автобусе. Вот только он был меньше, а народа в час-пик было много, поэтому Марии было неловко за свой помятый внешний вид и чемодан, мешавший проходу. Раскрасневшиеся от жары щеки еще больше покрылись румянцем. Какое счастье, что старшекурсникам не сразу нужно заселяться! Начиная со второго года обучения, студенты заселялись с первого сентября и до пятнадцатого, а в августе оформляли только первый курс. Так что Мария просто показала прошлогодний пропуск, и полная вахтерша лет пятидесяти милостиво кивнула, вновь опуская глаза в кроссворд. Её личный ад — подъем с тяжелыми сумками на седьмой этаж. Все удивлялись, когда узнавали, что девятиэтажное здание было без лифта. И, казалось бы, к третьему году жизни в общаге Мария должна была привыкнуть. Но тело её, далекое от идеала, не могло принять каждодневный подъем. Многие знакомые постоянно говорили: «Зато похудеешь!», и в такие моменты Мария лепила на лицо натянутую улыбку и давила в себе желание убивать. Два года подъема и спуска ничего не дали, ни грамма не исчезло из её тела, и она ничего не могла с этим поделать. С привычными мрачными мыслями о себе Мария добралась до седьмого этажа и покатила грохотавший чемодан по длинному коридору до самого конца — её комната была именно там. Дверь уже была открыта: её соседка Лиза приехала пару дней назад. Они переписывались ВКонтакте, обсуждая, что и кому нужно будет привезти из дома. Дальше их общение не заходило, хотя они давно привыкли жить вместе. Маша испытывала теплую благодарность к своей соседке, несмотря на то, что у них были абсолютно разные пути. Она знала, что не будет общаться с Лизой после окончания университета, как знала это и сама Лиза. Тем не менее, проводя вместе очень много времени, они раскрыли друг другу, случайно или нет, очень много секретов, переживаний и мыслей. И теперь к ним подселили еще одну соседку. Девушка сидела на кровати у окна и немного испуганно смотрела на Машу. Та усмехнулась едва заметно и поздоровалась, привычно добавляя к приветствию факультет и курс: — Привет, я Маша. Литфак, третий курс. — Я Дина, — робко произнесла девушка и нервным жестом поправила выбившуюся из пучка темную прядь волос. — Физмат, первый курс. Да, по ней видно, что первый. Слишком робкая, слишком растерянная. Не обращая внимания на её любопытствующий взгляд, Маша прошла к своей кровати и поставила чемодан рядом. «По крайней мере, Лиза больше не будет ворчать на меня, когда найдет в ванной темные волосы. Попробуй догадайся, чьи они», — это единственная мысль, мелькнувшая в её голове по поводу новой соседки. Больше Дина ничем не заинтересовала, и эта равнодушная отчужденность на лице Маши, вызванная дикой усталостью и изнурительной поездкой, со стороны казалась, наверное, пренебрежением. Такое часто бывало, когда Маша забывала следить за выражением лица. А вот после долгого душа Маша подобрела и даже за чашкой чая с лимоном пообщалась с Диной. Милая, в общем, девушка, из приличной семьи. Отличница, красавица и скромница… Маша надеялась, что она такой и останется: если Дина начнет водить парней, то долго в этой комнате не проживет. При всей своей внутренней доброте к личному пространству и спокойному сну Маша относилась серьезно, и без жалости смогла бы выжить Дину. — Тебе этот вопрос еще не раз зададут, но все-таки спрошу: почему ты выбрала именно наш вуз? Дина улыбнулась и пожала плечами: — Если честно, главная причина — мой брат. Он давно переехал в этот город, и родителям спокойней, когда я под присмотром Эльдара. — Тогда почему же ты живешь не у него? — удивилась Маша, мысленно восхитившись редким именем. — Если честно, — Дина не заметила, как начала повторяться, но Мария уловила это и едва заметно поморщилась: обучение на литфаке сильно изменило восприятие чужой речи, — я сама захотела пожить в общаге. Это опыт и некоторая свобода, а под крылом Эльдара я не смогла бы вздохнуть лишний раз. Он слишком заботливый. — Миленько, — отметила Маша, но думала она о другом. К слову о слишком заботливых… Илларион, наверное, извелся. Маша взяла с него обещание не тревожить её в августе, ей хотелось отдохнуть от его навязчивого внимания. «Надо ему позвонить», — равнодушно подумала Маша, но не торопясь действовать. Они познакомились, когда Маша была на первом курсе. После её первого, но не самого легкого экзамена, она чувствовала необычайную легкость и гордость за твердую четверку в зачетке. Пребывая в приподнятом настроении, она остановилась около деканата и поделилась эмоциями со своими одногруппницами, еще не сдававшими экзамен. Как обычно, она не обращала внимания на окружающих людей, так что заметно удивилась, когда высокий шатен вклинился в их разговор с вежливым вопросом «Вы случайно не историки?». Маша переглянулась с девушками, и они ответили отрицательно, сразу же забыв про парня. Но вот, пожелав девочкам удачи, Маша осталась одна. Сделав два шага, она начала изучать расписание, краем глаза заметив, что шатен все еще стоит рядом. Он смотрел на расписание исторического факультета, но иногда как бы случайно косился в сторону Маши. Та привычно начала искать в себе недостатки: косметики на ней не было, разве что тональный крем, так что ничего размазаться не могло, волосы сегодня были покорными и спокойно лежали на плечах, юбка прямая, задраться не могла, она бы почувствовала, бордовый кардиган прикрывает зад, и каких-нибудь пятен от мела не видно было бы. Почему же тогда парень не уходит?.. Он с ней заговорил. Маша уже не помнила, о чем, но вежливо поддержала разговор. Так они и стояли у расписания, неловко смотря каждый в свое расписание, но переговариваясь. Со стороны, наверное, это выглядело нелепо, и Маше должно было стать некомфортно, но она… забавлялась. Её заинтересовало, до какой степени дойдет их общение. В итоге они вместе оделись и вышли из корпуса. И только там, на заснеженной улице, Маша поняла, что так и не узнала его имени, как и он — её. Это отметил сам парень, и она отшутилась, что её слишком увлекла беседа и она обо всем забыла. Она и сама поняла, что солгала, только вечером. На самом деле ей просто было плевать, как его зовут. Но к этому времени Илларион уже взял с неё обещание пойти с ним на свидание… Маша моргнула и посмотрела на Дину. Та целиком была поглощена телефоном и не заметила задумчивой отчужденности соседки. Эти воспоминания… Они и сейчас у неё ничего не вызывали. Ни протеста, ни тепла. Тогда, два года назад, Маша распрощалась с Илларионом после первого свидания. Она жутко комплексовала из-за лишнего веса и годами клялась себе, что отдаст всю свою любовь любому, кто обратит на неё внимание… Хотя бы кому-нибудь, лишь бы не быть одной. Но теперь, когда за ней начал ухаживать парень, Маша не чувствовала… ничего. На месте сердца была черная дыра, как ей казалось. Когда Илларион взял её руку в свою, она думала только о том, как это выглядит со стороны. «Неужели это все?», удивлялась Маша. Никакого ускоренного сердцебиения, бабочек в животе, потных ладошек. Она не смогла переступить через себя и забыла о Илларионе. Тем не менее, Маша все еще была уверена, что быть любимой важнее, чем любить. Если, конечно, любовь существовала. Отчаяние, вызванное непрерывным тоскливым одиночеством, вырвалось наружу год назад, в начале второго курса, и Маша по собственной инициативе возобновила общение с Илларионом. Её многое в нем раздражало. Она ненавидела, как он коверкает её имя: Машутка, Марьюшка, Марьяша, Манюта, Маруся, Марусенька. Она бесилась, когда он переходил границы дозволенного, оставляя руку на её колене или шептал ей в ухо то, что можно было сказать обычным голосом. Но она оставалась с ним, потому что знала, что иного шанса может не появиться.

***

После четырех пар Маша жутко устала. Само небо, казалось, легло на её плечи, и каждое движение ноющих коленей давалось с трудом. Тяжелый воздух, вызванный душным днем, непозволительным для сентября, с трудом проникал в легкие. Да еще и подъем пешком на седьмой этаж… Она чувствовала себя столетней старухой, и в очередной раз клялась себе, что запишется в тренажерку. Но сама понимала, насколько лживыми были её обещания. В комнате её ждал неприятный сюрприз. Незнакомый парень, точнее, мужчина лет двадцати пяти удивленно встретился с Машей взглядом. Он сидел на кровати Дины с её, Машиной, кружкой в руках. Мгновенно настроение опустилось ниже нулевого уровня. Маша была готова делиться с соседками всем: косметикой, едой, конспектами… Но только не кружкой! Это её личное! Она купила белую кружку с картинкой очаровательных пингвинов на фоне льда специально для общаги еще на первом курсе, и все это время строго запрещала Лизе и Алине, уехавшей соседке, пить из неё. Тем не менее, Мария привычно заглушила раздражение. Чертова тактичность! Забавно, что ей было некомфортно делать другим людям некомфортно, как бы глупо это ни звучало. — Привет. — Маша постаралась замедлить сбившееся дыхание, чтобы не выглядеть еще более нелепо перед незнакомцем. Она догадывалась, кто был перед ней. — Я Эльдар, — широко улыбнулся он. Маша кивнула и привычно отвела взгляд. Смысл улыбаться в ответ? Она не собирается быть вежливой, а он уже и так пьет чай из её кружки. — О, Маш, привет! — воскликнула, входя в комнату, Дина. Она держала в руках мокрую тарелку. — Знакомься, это мой брат. — Да, мы уже познакомились, — усмехнулась Маша и, взяв домашнее серое платье, которое она носила только в общаге, пошла переодеваться в ванную. Как оказалось, Эльдар пришел не просто так. Еще до прихода Маши он починил замок, язычок которого иногда заедал. Он с удовольствием уплетал купленные Машей печеньки и пытался завязать с ней беседу, но тщетно. Он был слишком обаятельным, слишком интересным, и Маша… испугалась. В который раз. Боялась показаться странной, что было правдой, хоть и горькой. Боялась стать причиной для насмешек… да хотя бы из-за того же веса! Над ней никогда не издевались в школе и в универе, но внутренний страх никогда не исчезал. Поэтому проще было казаться снежной королевой и проявить напускное пренебрежение, что Маша и сделала. Лишь маленькая горстка людей знала, насколько чувствительной и эмоциональной она была. Как крепко она держалась за любимых. Как горько она плакала над судьбой Джона Коффи и Гэтсби, Андрея Болконского и Квазимодо*. Как разрывалась от зависти её душа при виде счастливой пары или при виде любящей матери с ребенком. Когда-то она хотела поделиться своими чувствами со всем миром, с каждым знакомым человеком, но её высмеяли один раз, предали другой, отвернулись в третий раз, и вокруг сердца медленно выросла огромная кирпичная стена, через которую уже год не мог пробиться даже добродушный, но немного нелепый Илларион. Эльдар пообещал сделать Дине полку своими руками и прийти через неделю, чтобы прибить её. Словно прочитав Машины мысли, он едко поинтересовался, не против ли она, чтобы он пришел. Маша во второй раз встретилась взглядом с темно-карими глазами, но на этот раз не опускала веки, как обычно. Эльдар медленно улыбнулся, и нечто насмешливое читалось в его чертах. Она не понимала, что творится с ней, но глаза не желали отрываться от бездонного темного взора. — Ну что ты, — с трудом вернув самообладание, сухо проговорила Маша. — Приходи хоть каждый день. — Ты сама предложила, — усмехнулся Эльдар. Ночью Маша долго не могла уснуть. Лежала на спине, смотря в белый неровный потолок и практически не моргая, и думала, думала, думала. Почему она так отреагировала? Что с ней произошло? Нет, она всегда была уверена, что абсолютно каждый человек имеет индивидуально прекрасные глаза. Поэтому она любила всматриваться в глаза матери, отца, сестры, племянницы и даже лучшей подруги, но природная стеснительность не позволяла долго смотреть прямо в лицо чужого человека. Но сейчас она была уверена, что у Эльдара самые удивительные глаза. Она почти слышала, как трещит глубоко внутри неё кирпичная высокая стена, образовывая проход… куда?.. *** Сначала он пришел прибить полку. Лиза восхитилась его работой, и Эльдар вызвался сделать полку и для неё. Соседка удивилась такой доброте, но отказываться не стала. Потом у нас засорилась раковина (Маша тысячу раз предупреждала Лизу, чтобы она не мыла посуду прямо с оставшимися кусочками овощей, они ведь забивают трубу!). Девочки настолько привыкли к присутствию Эльдара, что совсем не возражали, когда он приходил просто так. Он работал где-то недалеко, и на обед заходил к ним. Машу это раздражало, и она все чаще огрызалась с ним, немного грубила, стараясь этим залатать брешь в той самой стене. Эльдар, казалось, не обращал на это внимание, но в конце сентября, когда они остались наедине, он спросил напрямую: — Я тебя чем-то обидел? Маша подняла взгляд от книги и попыталась изобразить удивление. — Нет, с чего ты это взял? — удивилась она, прикусив внутреннюю сторону щеки, сдерживая ненужные порывы. Эльдар подвинул стул к её кровати, заставив Машу почти беспричинно смутиться. Положив локти на колени и с прищуром уставившись на неё, он серьезно проговорил: — Когда я здесь, ты стараешься уйти якобы к одногруппницам или спрятаться в книгах и в наушниках. Я предлагаю тебе свою помощь, но ты резко от неё отказываешься. Я пытался завязать с тобой диалог ВКонтакте и добавить в друзья, но ты игнорируешь меня. Что не так? Маша сглотнула и впилась взглядом в предельно честное лицо Эльдара, чувствуя, как рвется с цепи её сердце. Не особо красивый, чуть резкие черты лица и тонкие губы все портили. Но было что-то обаятельное. Короткий, не по моде, темно-русый ежик волос, словно он недавно пришел из армии. Неплохое тело, наверняка за полицейской формой и безразмерными футболками скрывалась мускулатура. Следовало бы назвать его среднестатистическим, но у Маши язык не поворачивался сделать это. Что, ну что он в ней нашел? Полненькая, невзрачная, часто в нелепой одежде, потому что по-настоящему классные вещи в магазинах были максимум пятидесятого размера при её пятьдесят четвертом. Да, густые шоколадно-каштановые волосы, но они вечно собраны в пучок или в конский хвост, потому что быстро путаются… и проблемы с перхотью никто не отменял. Симпатичные светло-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами, но кто обратит на них внимание при носе картошкой и бледных тонких губах? И косметикой она почти не пользовалась: во-первых, бессмысленно покупать дешевую ерунду, а на дорогую не было денег, во-вторых, Маша не умела правильно краситься. Максимум, что она использовала — тональный крем, когда прыщики некстати появлялись. Если бы Эльдар знал, какую боль она сейчас испытывала! Она боялась даже поверить, что кто-то — разумеется, помимо Иллариона — мог в неё влюбиться! Слишком много комплексов, слишком много преград. Нет, проще гладить синицу в руках… К счастью, в этот момент пришла Дина. Она отходила ненадолго к коменданту, что-то там по поводу паспорта и временной прописки. И вот сейчас так вовремя прервала разговор, дав Маше шанс не отвечать на вопрос Эльдара. Дина отвлекла брата своей болтовней, но его красноречивый взгляд дал понять, что разговор не окончен. И тогда Маша сделала так, чтобы он не возобновился. Дрожащими руками она взяла телефон и написала Иллариону. Дожидаясь ответа, зажмурилась, стараясь прогнать непрошеные слезы. Уже через десять минут Маша переоделась в свое лучшее платье и стояла перед зеркалом, завивая волосы Лизиной плойкой. Эльдар был удивлен её выходкой, но то, что произошло дальше, его поразило еще больше. — Дин, я сегодня не буду ночевать, если что, — якобы невзначай заметила Маша, прикусывая нижнюю губу. — А, к Лариону пойдешь, — проницательно кивнула Дина. Маша через зеркало встретилась взглядом со странно сосредоточенным Эльдаром. — У тебя есть парень? — не своим голосом поинтересовался он. — Наши общие друзья сказали по секрету, что видели его в ювелирном у отдела колец, — не подумав, брякнула Маша и опустила веки. — Хм, — все, что произнес Эльдар, усевшись на кровать сестры. Маша редко ночевала у Иллариона. Просто не могла часто терпеть совместную постель. Он постоянно пытался обнять её, прижать к себе, даже во сне, тогда как Маша привыкла спать одна. А секс — это вообще одно разочарование. Исключительно миссионерская поза, потому что в ином положении она жутко стеснялась своего тела. Не сказать, что и так Маша была в восторге от него, но старалась вытерпеть. К тому же нелепо пыхтящий Илларион, вцепившийся в её полную грудь, словно клещами, и часто-часто снующий член, только отвращали. В этот раз все было хуже. Илларион довольно долго не мог насытиться, и в третий раз Маша уже сама его оттолкнула. Завернулась в одеяло, оставляя парня голого на одной смятой простыни, и подошла к окну. За окном бушевал ливень. Верхушки тополей во дворе грозно мотались под порывами злого ветра, качели колыхались, и Маша почти слышала, как они жалобно скрипели. Вода с неба падала, казалось, одним непрерывным потоком, вмиг замочив глупцов, выбравшихся из надежных укрытий. Капли на окне, к которому прислонилась Маша, искажали картину, тем самым делая её немного нереальной. Почему-то именно сейчас Маша вспомнила свой первый раз. Илларион не знал, как правильно обращаться с девственницей, и сделал так, как умел. И поэтому все прошло больно, мерзко и противно для самой Маши. Он просто начал двигаться, не давая времени её телу привыкнуть к вторжению. В тот вечере Маша исцарапала себе ладони до крови, и даже сейчас, если присмотреться, можно было заметить маленькие тонкие шрамы, которые многие ошибочно принимали за продолжение линий жизни и сердца. Две недели после неприятного лишения невинности Маша игнорировала Иллариона, чувствуя отвращение к нему, но в первую очередь — к себе. Вскоре она возобновила отношения, хотя к телу не подпускала его еще месяц. Мужские руки обвили её талию, и Илларион прижался всем телом, шумно вдыхая аромат её волос. — Машут, что тебя тревожит? — ласково спросил он. И вновь внутри появился тягучий дым раздражения, пытаясь прорваться наружу. Маша привычно подавила свою злость и откинулась на плечо Иллариона, потому что знала, как ему это нравится. — С чего ты взял? — бесстрастно поинтересовалась она. Он во второй раз шумно вздохнул и сменил тему: — Поехали знакомиться с твоими родителями на следующих выходных. Вот теперь Маша не смогла сдержать себя. — Нет, — процедила она. Эта тема поднималась Илларионом не один раз, и все заканчивалось ссорой. Да, Маша не хотела везти своего парня в родной город, знакомить его с любимой семьей: с простодушной матерью, быдловатой сестрой, занудным отцом и капризной племянницей. Это — её сердце, место и люди, с которыми она по-настоящему счастлива, и пускать туда Иллариона Маша не собиралась. Конечно, она не говорила этого вслух, и он не понимал, почему Маша упрямится. От этого бесился еще больше. И снова Илларион начал злиться, выговаривать ей что-то, а Маша рассеянно смотрела на стену дождя за стеклом и понимала, что минут через десять она сама станет тем жалким человеком, оказавшимся в ужасную погоду на улице. Она понимала, что только мучает его, но заставить себя уйти окончательно или полюбить в ответ не в её силах. Теперь она не была уверена, что быть любимой важнее.

***

Эльдар больше не появлялся. Маша знала, что он часто звонит сестре, но на этом все. Так было легче, кирпичная преграда восстанавливалась, и она посвятила себя учебе. На выходных она попадала в другой мир, проводя время с семьей. Каждая пятница заканчивалась ссорой с Илларионом, и чем дольше он пытался надавить, тем больше раздражения у неё вызывал. Постоянно у Маши чесался язык оборвать их отношения, но пресловутый страх остаться одной сдерживал её. Наступила зима. Снег сделал мир светлым, каким-то сказочным, и в целом настроение Маши изменилось. Она с удовольствием изучала пейзажи за окном автобуса, пока ехала домой, и внушала себе влюбленность. Кто знает, может, так будет лучше… Так, по крайне мере, не одиноко. В середине декабря Маша возвращалась из торгового центра расслабленная, утомленная выбором подарков семье и общением с одногруппницей. Она не ожидала вновь увидеть Эльдара в своей комнате. Что внутри перевернулось, но виду она не подала. Спокойно поздоровалась и, сняв покрытую снегом верхнюю одежду, принялась разбирать подарки. — Готовишься к Новому году? — спросил Эльдар, попивая чай… опять из её кружки! Но теперь-то он знал, как трепетно Маша относится к ней! Маша поджала губы и посмотрела на рисунок пингвинов. Эльдар вызывающе усмехнулся, понимая причины её раздражения и не делая ничего, чтобы исправить положение. Дина увлеченно резала помидоры и скидывала их в шипящую сковороду. Она периодически начинала что-то щебетать и, стоя спиной к брату и соседке, не замечала их внимательных взглядов друг на друга. Что-то в лице Эльдара подсказывало Маше, что он найдет способ остаться с ней наедине. Так и случилось, но без его вмешательства: Дине позвонил одногруппник и попросил срочно принести конспекты на второй этаж. Несколько минут в комнате стояла неловкая тишина. Маша подошла к окну и начала отвечать на какие-то сообщения ВКонтакте, но вспомнить, кому и что она написала, не могла. Через какое-то время Маша оказалась в кольце мужских рук, уже других, и на этот раз сердце её забилось быстрее. Мягко отобрав телефон, Эльдар положил его на подоконник и заставил Машу повернуться к нему лицом. — Ну хватит уже выносить друг другу мозги, — мягко, но непреклонно произнес он. Приподняв её подбородок, Эльдар заставил Машу посмотреть на него. Веки его удивленно расширились при виде застывших в уголках глаз слез, но он продолжил: — Видел я как-то тебя вместе с парнем. Ты с незнакомцами и то эмоциональнее общаешься. А вот мне грубишь. Потому что нравлюсь, да? Маша положила руки на грудь парня, желая оттолкнуть, но тело не слушалось её: грудная клетка Эльдара размеренно поднималась и опускалась под её ладонями, и она хотела простоять так вечно. — Зачем, ну зачем ты снова пришел сюда? — Маша не совсем понимала, что говорила, но знала, что очень скоро пожалеет о внезапных откровениях. — Я не знаю, что творится, но мне очень больно, понимаешь? Заранее больно, ведь я знаю, что не выдержу предательства. Больше не выдержу… Илларион может мне изменить, и я ничего не почувствую. Этого достаточно для счастья. Эльдар покачал головой и зло поджал губы: — Ты дура, Маша. Слишком не уверена в себе, поэтому не хочешь признать, что я нравлюсь тебе. Он хотел сказать что-то еще, но Маша испугалась и попыталась выскользнуть из его рук. — Нет, нет! Эльдар, пусти! — Слезы так и не пролились, но что-то в месте, где раньше была черная пустота, болезненно пульсировало и сжималось. — Я не хочу говорить с тобой! — Не хочешь говорить? — вдруг усмехнулся он. В темно-карих глазах сверкнуло что-то опасное. — Значит, будем молчать! Как оказалось, «молчать» для Эльдара — синоним слова «целоваться». Он просто одной рукой зажал ей скулы, не давая отвернуться, и прижался губами к её губам. Сердце Маши скакануло вверх, прямо к горлу, а душа наоборот ушла в пятки. Чуть грубые, жесткие тиски казались ей удивительно приятными, и даже его язык, пробравшийся меж удивленно раскрытых губ, не вызывал отвращения. Маша застыла, внутри содрогаясь от приятных ощущений. Она прикрыла глаза и полностью отдалась чувствам, не веря, что подобное возможно. Это не сравнить с поцелуем Иллариона. Напористые, уверенные движения губ Эльдара, его языка, вызывали слабость и дрожь в коленках. И даже наглая рука, пробравшаяся под широкий синий свитер и обвивавшая талию, не напугала её. Когда уже не хватало дыхания, Эльдар неохотно оторвался от губ Маши. Рука под свитером медленно поглаживала доступный участок кожи. Растерянная и разгоряченная девушка прижалась лбом к плечу Эльдара и спросила, почти не думая: — Что же ты во мне нашел? Грудь подо лбом Маши резко поднялась, рождая недовольный вздох, и Эльдар резко произнес: — Правду, Маша. Ты не пыталась мне понравится, не пыталась быть со мной любезной и на мои вопросы отвечала предельно честно, высказывая свое мнение. Это необычно. Еще меня привлек твой задумчиво-мечтательный взгляд, когда ты на пару секунд отрывалась от чтения и смотрела в пространство. И… твою мать, не умею я говорить красиво, как в тех самых твоих книжках. Просто нравишься, и все. Неохотно возвращаясь в реальность, Маша почувствовала привычно-болезненный укол. До последнего она оставалась в объятьях Эльдара, таких неожиданно приятных, и с горечью понимала, что ни в коем случае нельзя их повторить, иначе она пропадет окончательно. — Хватит, Эльдар, — Маша с трудом выпрямилась, но руки его сжались вокруг неё в стальном захвате. — Не думаю, что ты сможешь довольствоваться тем, какая я… — Ты про внешность? — нахмурился он и потерся носом о её нос. — Не забивай себе голову ерундой. Все люди разные, и нет четкого идеала красоты. Ты не идеальна, я тоже не особый красавчик. Но знала бы ты, как часто я хотел сжать тебя в объятьях так, чтобы ты перестала вести себя как снежная королева. Маша с надеждой посмотрела в его темные глаза и смущенно спросила: — Ты серьезно… находишь меня привлекательной? Эльдар поджал губы и возмущенно спросил: — То есть ты хочешь сказать, что все это время не замечала моих заинтересованных взглядов? Ты либо слишком наивная, либо дура. — Я наивная дура, — рассмеялась Маша сквозь слезы. Ей было дико страшно принимать реальность, но, Господи, как же она хотела! Не просто быть любимой, а любить. Взаимно. Эльдар положил руку на её шею и чуть сжал. В другой его руке оказался её телефон. — Сейчас ты звонишь своему Иллариону и бросаешь его, — твердо заявил он. — И больше никогда не называешь его «своим». Впервые за всю жизнь Маша сама потянулась за поцелуем, не до конца уверенная, что ей ответят. Но Эльдар горячо отозвался, легко руша бастион вокруг её чувствительного сердечка.