Сухость

— Молодой человек, ну сколько мож-жно! — Отстань, Поллен. Натаниэль с присущим ему спокойствием стряхнул пепел с сигареты в побитую фарфоровую чашку, которая служила ему пепельницей уже второй год. Жёлтое существо бросало на художника взгляды, полные презрения, и периодически выражало недовольство его вредной привычкой вслух. Поллен вообще-то была милой и весёлой квами, но уж чересчур принципиальной. — Вы опять надымите, у меня от Вашего яда голова кругом! — пчёлка сморщилась и, вздёрнув нос, вылетела из кухни. Совсем как её подопечная. Или хозяйка? Натаниэль так и не разобрался в том, каким именно образом связаны заносчивая блондинка и надоедливая букашка, но сходство в их поведении было очевидным. Художник со вздохом отложил карандаш, грифель которого больше напоминал коготь древнего монстра, и обречённо уставился на получившийся портрет. Опять. Натаниэль попросту пропустил тот момент, когда иссиня-чёрные волосы Маринетт, которые он так любил сравнивать с парижской ночью, сменились бесцветным водопадом, холодным, как январский снегопад. Со страниц его альбомов смотрел кто-то дерзкий, возмущённый всегда и всем подряд, вечно дующий пухлые губы, но при том несравнимо изящный, элегантный и женственный. Королева Парижа, потерявшая корону. Хлоя Буржуа собственной персоной в самых разных позах, с самых разных ракурсов. Как всё это глупо. Скрывать от неё эти портреты было бы бесполезно. Поэтому раз за разом Натаниэль мог наблюдать чудесную картину: лёд голубых глаз тает, на персиковых устах появляется печальная, но довольная улыбка. Хлоя, словно не доверяя своему идеальному зрению, проводит пальцем по нарисованным линиям, бросает удивлённый взгляд на рыжего художника, который, вопреки всем законам привычки, всякий раз наблюдает, ожидая её реакцию. И знает, что дождётся нежного, благодарного взора, сведённых вместе бровей, ямочек на щеках, едва заметного румянца на скулах. И на следующий день, засунув куда подальше собственную волю, снова напишет до ужаса знакомые черты столь ненавистного всеми лица. Как всё это нереалистично. Натаниэль захлопнул альбом и поднялся из-за стола. Хотя форточка была открыта, дым навязчивым туманом расползся по маленькой кухне. Кажется, не одна Поллен будет сегодня вечером жужжать ему в уши. Парень взъерошил порядком отросшие волосы и, вертя в холодных пальцах сигарету, прошёл в свою комнату. Окно здесь было открыто настежь. Далеко не тёплый осенний ветер играл с тюлем, подкидывая его до самого потолка. Хлоя, сжавшись в маленький жёлтый клубок, устроилась на узкой и жёсткой софе. Махровый халат явно не спасал от цепких лап холодного воздуха. Натаниэль искренне не понимал, в чём была прелесть засыпать в его комнате, где всё пропахло красками и ацетоном, да к тому же на дико неудобном месте. Но Хлоя упорно продолжала сюда приходить. Натаниэль на автомате раздавил недокуренную сигарету теперь уже в пепельнице. Из ломтиков фруктов, которые вкупе с хрустальной вазочкой вполне могли послужить композицией для натюрморта, выглянула местная Домоправительница. — Это ты окно открыла? — прошипел ей художник, озираясь по сторонам. — Да, — Поллен со звоном кивнула. — Хлоя терпеть не может табачный дым, она стала бы чихать, всё из-з-з-за тебя! — Ну ты и дурочка, мудрейшая квами, — улыбнулся Нат, снисходительно покачав головой. Иногда в своём стремлении сделать как лучше пчёлка банально забывала подумать. — Она же только из ванной, простынет. Он наконец нашёл красный клетчатый плед, который каким-то образом оказался закинутым на шкаф, достал его оттуда, прошёл к окну и со скрипом закрыл древние створки. Хлоя что-то промычала, не открывая глаз. Натаниэль усмехнулся и подошёл к софе, чтобы накрыть аристократку тёплой вещью. Всего пара мгновений понадобилась для обретения мадемуазель Буржуа желанного тепла. Она расслабилась и мило причмокнула губами. Натаниэль аккуратно провёл пальцами по бархатной коже лица, убирая за ухо парижской королевы прядь волос. Хлоя внезапно открыла глаза, и Натаниэль замер. — Ты опять уснула здесь, Хлоя. Сколько можно? Девушка не отвечала, только глупо моргала, разглядывая лицо рыжего художника. Тот убрал руку и опустился на пол напротив неё. — Куртцберг, болван, тебе пора стричь чёлку. Хлоя вытащила руку из-под пледа и провела пальцами по его волосам, открывая лазурь хитрых творческих глаз. Натаниэль лишь улыбнулся — так, как это умел делать только он, — одними уголками губ. Где-то совсем рядом перезвонами маленьких колокольчиков захохотала Поллен. Каждый из них в этот момент вспоминал, как всё начиналось.