***
— Я, конечно, слишком хорошо воспитан, чтобы выгнать тебя, но ты же не думаешь, что из-за того, что я принял твой утренний визит без возражений, ты теперь можешь жить со мной? — лицо врача было непроницаемым, тон ровным, движения уверенными и плавными. Это настораживало непрошенного гостя. Не было понятно, раздражён ли мужчина или на самом деле спокоен и безразличен. — Полагаю, что ты опасаешься оставаться у себя в одиночку. Но из этого вытекает три вопроса. Почему ты не поехал к Сучон? Почему не поменял замок? Неужели тебя совсем не смущает, что вторженец может хозяйничать в твоей квартире, пока ты отсутствуешь? Судя по ужасу, застывшему в округлившихся глазах, последний вопрос его в самом деле очень беспокоил. Кёнсу тяжело выдохнул, прогоняя непрошенное раздражение, и отошёл от двери, пропуская недознакомого в квартиру. Чонин искренне желал низко поклониться, чтобы передать всю свою благодарность за такую бесцеремонность, но не знал, как это сделать, а незнание смущало его куда сильнее, чем мысль сделать это, поэтому он вновь не смог подобающе отблагодарить этого непричастного благодетеля. — Сучон живёт загородом у мамы, не хотел их пугать, — виновато-пристыженно объяснял Чонин, разувшись, стоя напротив хозяина, и не решаясь поднять глаза выше его домашних белоснежных тапочек. — А предупредить её ты не собираешься? — удивлённо уточнил хозяин, не понимая чужую логику. — Она точно не приедет ближайшие две недели, у неё проект. — То есть ты решил теснить меня две недели? — настороженно уточнил Кёнсу. Чонин, напуганный недопониманием, вскинулся, в поисках чужих глаз, намереваясь оправдываться и отрицать, но замолчал, поняв, что над ним только что злостно потешались. И он не смог бы точно описать, как он это понял, но, увидев лицо мужчины, спокойное, ничего не выражающее, без тени улыбки или недовольства, он отчего-то понял, что его присутствие вовсе не было неудобным. Очевидно, поняв, что его непонятное чувство юмора всё же было оценено, хозяин приподнял уголки губ, выражая своё дружелюбие, и отступил в сторону, в приглашающем жесте. — Раз ты здесь, давай проведём сеанс? — от поставленной перед Чонином керамической чашки обворожительно пахло мятой, он едва не согласился, внюхиваясь в ароматный напиток, как осознал сказанное. — Ну, не будем же мы сидеть сложа руки? — уточнил мужчина, отвечая на обеспокоенный взгляд. — Ты не пошёл к друзьям, могу ли я предположить, что ты их опасаешься? — До смотрел прямо в глаза, считывая реакции. — Значит, ты на самом деле боишься их, а не того, что можешь их потревожить, — заключил он. — Мы уже начали? — глупо уточнил гость, скорее констатируя происходящее. — Если тебя смущает название, то я могу переименовать: поговорим? — Ты бы ещё сказал: «Вы хотите поговорить об этом?», — выпалил Чонин, немного истерично улыбаясь, совершенно упустив момент, когда всё-таки осмелился сказать что-то определённо-личное своему спасителю. Он смущённо ойкнул, опасаясь чужой реакции, всё-таки Кёнсу имел право говорить неформально, хотя бы в силу разницы в возрасте, для Чонина же это было слишком фривольным поступком, он не так легко сходился с людьми, чтобы сразу на них вешаться, в этом он был осторожным, придерживаясь каких-то внутренних установок приличия. Он даже свою девушку впервые взял за руку только после её прямого согласия на заданный им вопрос. Но До будто бы и не заметил ничего, только искренне улыбнулся, смешно похихикав, такая реакция незамедлительно расслабила и самого Чонина, который зачарованно смотрел на совершенно новое, незнакомое лицо, просто удивительно, как эмоции меняли этого мужчину, он выглядел таким молодым и беззаботным, но всего секунды. — Нет, но почти да, — сдержанно улыбался мужчина с отблеском смешинок в глазах. — Нам действительно нужно поскорее с этим разобраться, — уже почти спокойно пояснил он. — Ты не можешь жить у меня, у тебя есть своя личная жизнь, сомневаюсь, что она продлится так уж долго, если мы не отсечём лишнее. И даже если мы не берём в расчёт Сучон, разве здорово ходить на работу и озираться по сторонам, выискивая косые взгляды? — оценив чужое вытянувшееся лицо, врач понял, что у этого парня всё совсем плохо с чувством самосохранения. — То есть, ты даже не думал об этом? — констатировал старший. — Хорошо. Но при этом к друзьям ты ехать не решился. Вообще по идее говорить должен ты, но, судя по всему, ты не умеешь, — беззлобно поддел молчаливого собеседника мужчина, жестом приглашая всё же начать пить чай, не только нюхать. — Нужно составить список твоего окружения, не нужно самостоятельно отсеивать людей, я бы хотел увидеть всех. Помимо этого, стоит съездить к тебе и осмотреть квартиру, потом сменить замок. Опасно оставлять дом на непонятно чьё присутствие. Да и наверняка ты еду не убрал и не вынес, — поморщился До, представив зловонный аромат испорченных продуктов. — Точно, — согласился гость, больше чтобы сказать хоть что-то, наблюдая за чужой мимикой, нежели потому что реально осознавал неприятность представленного. — Ты не получишь ужин, — тем же рассудительным спокойным тоном продолжал Кёнсу. — Почему, — в тон своему прошлому ответу отозвался Чонин, всё ещё немигающе смотрящий на чужое лицо. — Что? — сморгнув, переспросил он уже более осознанно. — Почему? — непонимающе повторился гость. — Потому что не слушаешь. Это не за мной непонятные личности хвостом бродят, — так же невозмутимо ответил врач, но Чонин снова каким-то неведомым образом осознавал, что это шутка. И парень не ошибся, потому как мужчина пошёл вытаскивать из духовки мясо, обёрнутое в фольгу, после чего нарезал его красивыми ровными пластами и подал в двух тарелках вместе с овощными закусками. Чонин испытывал ребяческое восхищение, которое никак не мог выразить словами, да и не в тех они отношениях, чтобы произносить подобное. Удивительный мужчина.***
За несколько дней Чонин составляет полный список всех тех людей, которые его окружают, он чувствовал себя едва ли не секретным агентом, составляя портфолио каждого, выжимая из себя все знания об этих людях, печатая их фотографии, чтобы дать более обширное представление об их личности и возможных мотивах, плюс это помогало ему не запутаться окончательно и самому, потому что к концу недели после такого старательного анализа, он едва ли помнил самого себя, и он действительно начал с опаской смотреть на каждого, чужие слова подтолкнули его на мысль, что преследовать просто так не имеет смысла, очевидно, что за ним наблюдают, значит, он и сам мог бы заметить людей, имеющих к нему повышенный интерес, если бы пытался. Все данные, о которых он не имел понятия, ему пришлось добывать самостоятельно, обманом выспрашивая, сканируя социальные сети каждого или высматривая в личных делах, когда удавалось отвлечь заведующую отделом чашечкой кофе и бессмысленной болтовнёй. Он ещё никогда в жизни так не нервничал, как в эту неделю, добывая личную информацию сотрудников и просто хороших друзей, причём он на самом деле старался на совесть, изучая и женщин, и мужчин, даже очень возрастных, о которых было бы стыдно подумать в плохом ключе. И всё же так было нужно. Кёнсу по вечерам изучал всё, изредка задавая вопросы. Он не давал точных пояснений, только вслух предполагал, что та или иная личность вряд ли имеет в нём заинтересованность по тем или иным причинам. За время практически бессонных ночей изучения, со вторника до лучшего дня недели, воскресенья, Чонин очень хорошо обжился в чужом доме, смело хозяйничая на кухне, уже не спрашивая разрешения, в основном скорее даже от усталости, чем от понимания, что «можно». Кёнсу был примерно в таком же состоянии и вёл себя не так сдержано, не казался больше хладнокровным и равнодушным, Чонин различал его эмоции, чувствовал перемены в настроении и искренне веселился, когда утром сталкивался с заспанным поникшим врачом в ванной. Просто этот вид совершенно отличался от того первого впечатления, которое он вынашивал по настоящий момент, с издёвкой поддевая самого себя, насколько он не разбирается в людях. В воскресенье они выбрались в квартиру Чонина. До с ужасом оценил масштабы предстоящих работ. В самой обычной малогабаритной квартирке с двумя скромными комнатами типичного спального района было невероятно неубрано. — Это я виноват, не посторонние, — сразу же признался хозяин, наскоро осмотрев квартиру, пресекая возможный вопрос, — просто Сучон с прошлой недели не было, — сконфужено уточнил он, наскоро собирая разбросанные вещи, — и я забыл, что у меня так неубрано, — неловко оправдывался он, безнадёжно сравнивая чужое идеальное жилище со своей воистину медвежьей берлогой. — Хочешь сказать, что меньше, чем за неделю, ты превратил квартиру в кладовку? — восхищённо уточнил мужчина, насмешливо и поражённо озираясь по сторонам, выискивая подозрительные предметы. — Знай, если мне нужно будет уехать, я ни за что не разрешу тебе остаться, — хохотнул До, поддевая хозяина вопиющего беспорядка. — Я просто не умею поддерживать порядок, — проныл откуда-то знакомый голос. Услышав болезненный стон, Кёнсу всё же оторвался от созерцания полки с фотографиями и поторопился на поиски стонущего. Чонин обнаружился на достаточно просторной для такого рода квартир кухне, воющим над столом, на котором зловонно разлагалась некогда несомненно красивая еда. — Неженка, — закатил глаза Кёнсу, смело направляясь к чужим шкафчикам, чтобы найти пакеты. К удивлению Чонина, его гость, что не скажешь по поведению Кёнсу, легко нашёл искомое, даже не думая спрашивать. На немой вопрос озадаченного Чонина, До сдержанно улыбнулся, пряча настоящее веселье, чтобы не обидеть и объяснил, что у женщин примерно одинаковая логика при раскладке вещей. Это удивило младшего, то ли логичностью, то ли тем, что он сам этого раньше не понимал. — Твои женщины не пытались переделывать твою кухню? — как бы между прочим уточнил хозяйственный гость который бесстрашно прокинул тарелки вместе с содержимым в пластиковый пакет. Чонин открыл рот, чтобы возмутиться относительно посуды, которую Сучон очень старательно подбирала по цене, качеству и внешнему виду, ведь это их посуда, но вместо этого на выдохе ответил на вопрос, который, судя по интонации, был скорее риторическим: — Кроме неё, я никогда никого не приглашал к себе. Кёнсу задумчиво притормозил, обдумывая что-то, а потом выловил чужой взгляд, чтобы считать реакцию, и уточнил: — А много их было до Сучон? — Это врачебный вопрос? — глупо переспросил Чонин, не до конца поняв, что произнёс, и что собирался. — Нет, — честно ответил старший, слегка изумлённо. — О чём думает твоя нездоровая голова? — с неприкрытым интересом добавил он, сам же себя перебивая: — Это точно не входит в мою врачебную деятельность, обычно я общаюсь с людьми, назначаю им анализы и таблетки. Разве между моими рабочими действиями и тем, что я делаю прямо сейчас, есть связь? Потому нет, спросил не как врач, мне интересно как анализирующему психологу, а психологи не врачи, не путай, психология не лечит, только направляет мысли в правильное русло. Я и не думал тебя лечить, вопрос касается действий окружающих тебя людей, — спокойно растолковал мужчина, видя чужую растерянность. — Прости, я совсем не то хотел сказать, — сконфуженно лепетал хозяин берлоги, пытаясь отвести взгляд, но не мог, видя вопрос в чужих. — Нет, у меня просто никогда не было особо серьёзных отношений, только в школе кое-какие неуклюжие детские встречи, с Сучон всё совершенно на другом уровне, раньше о подобном и речи быть не могло. До слегка нахмурился и с ноткой обиды сообщил, что это звучит так, будто он хвастается, а не отвечает. — Это не совсем то, что я хотел услышать, — признался мужчина, отведя глаза первым. Чонину оставалось только додумывать, что на уме у этого человека, который без конца удивлял своим поведением. И младшему постоянно казалось, что он сам себе надумывает непонятной природы глупости. Должно быть у некоторых людей просто есть уникальные способности к созданию порядка, иначе объяснить небывалую чистоту в своём доме фотограф не мог. Даже если Чонин убирался, обычно его «ровные» стопки книг отвратительно выглядели издалека, к тому же сразу же рассыпались, стоило начать что-то искать, а убирать их обратно времени никогда не хватало, поэтому они без конца хаотично валялись на полу, горками на полках, за диваном, под кроватью. Та же история с одеждой. Но помимо всего, он каждый вечер скидывал грязный комплект кучкой на пол, и не трогал, пока не наступит то самое воскресенье, когда нужно будет стирать разноцветную гору, просто потому, что не просто нечего надеть, потому что и трусов для поддержания хоть какой-то гигиены не осталось. Естественно, с таким поведением практически безустанно боролась его возлюбленная, но и у неё порой сдавали нервы и, увы, это была одна из основных причин их ссор. Зато она никогда не могла упрекнуть его в разбросанных по дому носках, он их просто не носил. Разве что в самые лютые дни зимы, и то насильно. — Точно никогда не пущу тебя к себе одного, — запыхавшись, доверительно сообщил До, растёкшись по мягкому креслу у окна гостинной, которое стояло там явно для уединения с книгами, так как рядом, прямо на полу у стены стояла двуярусная длинная полочка с книгами, которые Кёнсу выстроил в идеальные ряды, особо высокие книги сложив сверху. Чонин только лишь восхищённо вздыхал, осматривая чистые полки и углы. — Хватит сопеть, иди покупать замок, — мужчина вальяжно махнул рукой, настоятельно провожая непутёвого хозяина в путь. Тот даже не думал перечить, ощущая безграничную, почти щенячью благодарность. И Кёнсу продолжал его удивлять, этот невозможный мужчина на все руки знал толк во всёх и всё умел. И самооценка Чонина, наверное, пошатнулась бы, не знай он, что обычно таких мужчин не бывает, этот доктор До просто находка. — Меня смущает твой взгляд, — признался Кёнсу, когда готовил ужин, всё ещё в квартире фотографа. Он повернулся к Чонину и оказался прав, тот сидел за столом и смотрел на него тем же самым взглядом, каким пялился, иначе не назовёшь, когда До менял замок, искренне поражаясь тому, что, оказывается, можно менять только «вот эту внутреннюю часть, не выламывая весь замок», как ему казалось раньше. — Если ты на всех помогающих смотришь именно так, то я могу представить, почему на тебя обратил своё внимание кто-то с нездоровыми интересами. Чонин непонимающе, но с прежним волшебством в глазах пялился, совершенно не представляя, что имеет в виду Кёнсу. — Когда вернётся Сучон? — он быстро сменил тему, чтобы не распространять неудобный в этот момент разговор, такое комфортнее обсуждать на своей территории, когда есть, куда спрятаться. — Она сказала, что в среду, — спокойно поддался Чонин, не выспрашивая, что только что была за реплика, — я поговорил с ней, когда ходил в магазин, но я всё ещё не сказал ей ничего о случившемся, мне кажется, что лучше поговорить об этом с глазу на глаз, — утверждение прозвучало как вопрос и этот вопрос был доверительно обращён к старшему, чтобы понять, правильно ли он поступает. — С одной стороны ты прав, с другой стороны она имеет право знать, чтобы решить, должна ли она возвращаться и подвергаться предположительной опасности. Зная её, предположу, что разговор бы не остановил её приезд, потому опустим эту часть с «если» касательно её реакции. Давай лучше обратим своё внимание на действия предполагаемого сталкера, — До снял кастрюльку с плиты и поставил на деревянную подставку на столе. — Если помнишь, то когда ты впервые пришёл ко мне, — он расставил посуду для себя и хозяина апартаментов и хотел продолжить. — Я нагрубил тебе, — пристыжено завершил он чужое предложение. До ненадолго остановился, воспринимая смысл чужих слов, а потом очень искренне улыбнулся, смешно хихикая, совершенно очаровательно, так ярко, что его пухлые губы в улыбке стали похожи на сердечко, описанное вокруг белоснежных ровных зубов, он будто слегка поморщился, посмеиваясь, но от этого выглядел невероятно искренним и настолько молодым, что Чонин готов был попросить у того документы, чтобы убедиться, что не зря смотрит на него, как на старшего. В этот момент губы Чонина безвольно отразили чужие эмоции, а мысли глупо вертелись вокруг давнего вопроса: почему он одинок? Отсмеявшись, Кёнсу продолжил, стараясь унять бессмысленную радость: — Я рад, что ты больше так не думаешь. Спасибо, — на этом слове у мужчины так понизился голос, что благодарность прозвучала как нечто очень личное, выглядело так, будто больше никто не должен был услышать этого, даже если слышать было некому, в глазах фотографа это было чем-то интимным, он просто не нашёл другого слова, и, кажется, от волнения его сердце ненадолго замедлилось, чтобы осознать момент, и слегка ускорилось, наверное, чтобы восстановить потерянные за секунду удары. Они всё ещё смотрели друг другу в глаза и Чонин видел слабый блеск настоящих искренних чувств в тот самый момент. — Но всё же, — мягко улыбнулся Кёнсу, — помнишь, ты пришёл из-за писем? — До вновь казался серьёзным и Чонин всерьёз озаботился своим восприятием действительности, кажется, ему пора начинать писать книги, потому что, наверное, у него очень богатое воображение, просто он раньше этого не понимал. — Те письма, как ты сказал, были беспорядочными и похожими на диалог с кем-то, — продолжил старший, не дождавшись ответа, — если я правильно помню, это было что-то вроде «Увидимся сегодня на станции», «Не забудь камеру», «Одевайся теплее», «Не помнишь, когда у нас встреча?», — последнее он произнёс с сомнением, даже нахмурился, силясь вспомнить. — Это было «Не помнишь, во сколько у нас встреча?», — поправил его Чонин, — да, я думал, что их кладут в наш ящик по ошибке, это было похоже на письма влюблённого мальчика, адресованные его девушке или возлюбленной, я не знаю, я не пытался понять, просто опускал их в коробку для мусора, едва пробегаясь взглядом, потому что там не было ничего касающегося меня. Но когда я начал ощущать чужое присутствие, эти письма, которые содержали то вопросы, то ответы, перестали казаться мне случайными, — он с холодком по коже вспоминал начало всего этого, теперь уже не плавая в мыслях, разглядывая потолок, он смотрел прямо в чужие внимательные глаза, в которые теперь было интересно вглядываться, они будто отвечали, даже если мужчина молчал. — Но последним было «Не забудь её поздравить», это было в ящике в день рождения Сучон, она тогда была у мамы, она всегда этот день проводит с ней, а мне перестало казаться. — Всё было напечатано и подкинуто в ящик без подписей, так? Поэтому ты решил, что это парень? Потому что женщины склонны вырисовывать такого рода послания своей рукой, желательно ещё и с цветочками, сердечками и приятным запахом, — повторил он рассуждения из их первого разговора. — Да, я так думал, но, если это всё действительно касалось меня, то это, наверное, могла быть и женщина, не желающая быть узнанной. — Думаешь? — с долей иронии уточнил До. — Мне кажется, что при таком раскладе могут быть нападки на Сучон, ведь женщины очень ревнивы. Если это женщина, то она либо очень сдержанна по характеру, либо чувствует себя самодостаточной и верит, что может забрать тебя себе, окутав своей заботой, что вряд ли, такие обычно действуют открыто и напористо, либо это кто-то, кто просто не успел перейти к более очевидным действиям, поэтому Сучон пока невредима. Также возможно, что этот человек просто понимает, что ты не можешь обратиться в надлежащие органы для его или её отслеживания без явных причин, а их пока нет. — От твоих слов мне не по себе, — честно признался Чонин, не решаясь приступить к еде. — Я только хочу предупредить возможные проблемы и предотвратить их до их предполагаемого возникновения, — Кёнсу мягко улыбнулся одними только уголками, но в этот раз его глаза тоже тепло улыбались, а широкая ладонь, как и днями ранее, накрыла чужую в согревающем жесте, который оказался ненавязчивым призывом к начале трапезы, потому что он всего лишь потянул его руку с палочками в сторону кастрюльки, чтобы тот наконец начал есть. Хозяин теперь уже не берлоги вновь похвалил себя за странные мысли. В эту ночь было решено остаться в квартире Чонина, который с некоторым волнением теперь и сам выбирал подходящие вещи для гостя, как недавно тот делал это для него, вплоть до этого самого утра, позволяя носить свою одежду, но только ту, которую давал сам.***
— Знаешь, последний месяц ты странный. А последнюю неделю и вовсе как никогда, — вслух заметил коллега Чонина по работе, Ким Чондэ. Это едва ли не единственный сотрудник, которого Чонин не опасается, потому что тот женат и неприлично счастлив в браке. Он, конечно, иногда похож на извращенца, но совершенно точно им не является, не в отношении Чонина во всяком случае. — Тебе кажется, — натянуто улыбается Чонин в ответ, понимая, что вовсе нет. — Ты как будто что-то задумал! — заговорщически произносит тот, поймав высокого фотографа за шею. — Неужели, — он наигранно громко удивляется, — ты решил жениться? — истерически восклицает он, громко хихикая в своей извращенской манере. — О чём ты, — смеётся другой сотрудник, Пак Чанёль, — Ким сейчас больше похож на подростка, осознавшего «неправильную» ориентацию. Ты видел, как он мужиков шарахается? — Чондэ весело подхватывает дурацкую тему и они до боли в животах ухахатываются от нелепых предположений. — Да он и женщин шарахается, — с искренним весельем вспоминает Чондэ, после чего, как и всегда, переводит тему на себя и свою семейную жизнь. Чанёль тоже отпадал в силу похожих с Чондэ обстоятельств. Они втроём работают в студии, так бывает почти всегда. Женатый Ким вообще-то секретарь директора, заведующего их сектором, но он всегда сбегает с рабочего места, прикрываясь смешными причинами. А Чанёль на законном рабочем месте, они с Чонином отвечают на съёмку и обработку фотографий, за отбор моделей, за выбор цветов и прочих мелочей. И не всегда речь идёт о съёмке людей, нередко они освещают интерьер или вовсе отдельные детали для оформления рабочего сайта. — Что-то Тэмин давно не заходил, — заволновался Пак, намекая на то, что их вэб-дизайнер, отвечающий за отбор конечного материала и оформление сайта, никак не появится, а конец рабочего дня всё ближе, домой хочется. Ли Тэмин остался в списке Кёнсу, хоть Чонин этого и не понимал. Тот был его близким другом уже много лет, почти все те годы, которые он встречается с Сучон. Они всегда хорошо общались, этот парень такой же тактильный, как Чондэ, по манере поведения тоже, вот только не женат и, насколько Чонин знает, ни с кем не встречается. Фотограф всего несколько раз за годы дружбы видел его в компании девушек, но они каждый раз были разными и совсем не факт, что были с ним близки. Возможно это и было причиной красного сигнала от психоаналитика. Во всяком случае Чонин вёл себя более осмотрительно. — Он отлучался в обед, кажется, он пока не возвращался, — отозвался Чондэ, который какое-то время всё же сидел на положенном месте. От такого рода, казалось бы, обычных слов по телу проходились колючие мурашки. Сейчас самые обычные действия казались подозрительными. В студию деликатно постучалась Эмбер, очень приятная бойкая девушка из юридического отдела. Она со всеми прекрасно общается и в глазах Кёнсу совершенно точно «не та». Она со всеми поздоровалась и, извинившись, увела Чондэ по рабочим вопросам. — Ну вот, — обиженно проскулил Пак, теперь я остался один. — Спасибо, — иронично хохотнул оставшийся из Кимов. — Ты не считаешься, — подтвердил Пак обиженно.***
В этот вечер Чонин остался у себя один. До приезда его возлюбленной оставалось всего две ночи, пора уже было приходить в себя, нельзя же вечно полагаться на чью-то идеальность и поддержку. От всё ещё пустого холодильника, как это было и днём ранее, Кима отвлекли мысли о новом важном в его жизни человеке. Ещё не было и недели с начала их совместной жизни, если так можно назвать вторжение Чонина в чужой дом, но фотограф уже чувствовал, насколько сильно зависим от нового человека. Он не мог назвать его другом, не поворачивался язык и на «знакомый», всё же они общались неформально и пришли к этому с обоюдного молчаливого согласия. Это было чем-то непривычным для Чонина, но этот серьёзный человек был таким естественным во всём. Чонину это нравилось. И они были достаточно близки для того, чтобы Чонин отдал мужчине один из двух ключей, намереваясь потом сделать третий для любимой. Он находил такой поступок правильным, потому что, если что-то случится, До мог бы открыть дверь сам. Но ещё одна причина в том, что Ким и сам имел карту-ключ от чужой квартиры, хотя тот мог просто поделиться паролем. И он не знает, сколь долго рассуждал о подобного рода глупостях, когда его телефон отвлёк его. Это был Кёнсу, записанный как «исключительный», Чонин хотел приписать ещё и «благодетель», но представил, что звонок может увидеть Чондэ и, содрогнувшись, передумал. — Привет, — отозвался Ким, чувствуя, как губы расползаются в совершенно идиотской улыбке. — Привет, — послышался облегчённый вздох, врач был взволнован. — Ты не отвечал на мои сообщения и я на самом деле очень испугался, признался он. — Правда? — удивился младший, не понимая, когда мог пропустить звук сообщения. — Прости, я не знаю, как так вышло, — вопреки сожалению, он продолжал улыбаться и медленно двигался по квартире. — Я недавно пришёл, только собирался поесть, но забыл купить ужин, так что я сейчас пойду в душ, — зачем-то отчитывался Чонин. — Вот ведь глупый ребёнок, — пробурчали в ответ, а Чонин очень живо представил, как Кёнсу тяжело прикрыл глаза, разгоняя злость, и укоризненно покачал головой, он только вчера видел этот жест с десяток раз. И это казалось ему очаровательным. — На работе всё нормально? — уточнил приятный низкий голос, в очередной раз вырывая фотографа из череды сторонних мыслей. — Да, спасибо, — Чонин прислонился к стенке в прихожей и бездумно посмотрел в отражение, оттуда ему отвечал влюблённый блеск в глазах и наиглупейшая улыбка, он не торопился их стирать. — А как ты? Ты не опоздал на работу? От меня, наверное, дольше добираться? — Нет, всё прошло хорошо, спасибо, — сейчас Чонин был уверен в его детской улыбке, как и в своём нелепом отражении. И пусть даже ему это казалось, но эти мысли создавали приятную лёгкость внутри. И когда звонок был завершён, а Чонин всё ещё стоял напротив зеркала, он с ужасом сложил один плюс один и понял, что совершенно по-идиотски влюблён.***
За время работы Сучон сильно осунулась и Чонина это искренне беспокоило. Он был безмерно рад обнять это родное нежное тонкое тело, полное тепла и ответного счастья. Она тоже скучала. Две недели были долгими и изнуряющими, не верилось, что они вообще когда-нибудь закончатся. В этот момент, проводя рукой по длинным мягким волосам любимой, он не мог понять себя, чувствуя радость и тоску. Он поделился с ней историей обо всём случившемся, умолчав, конечно же, о своих неясных чувствах. Это поначалу напугало её, он мог ощутить её волнение, эмоционально вернувшись в то холодное утро на чужом пороге. Удивительно, насколько спокойно он теперь сидит на этой же кухне, ведь прошла всего неделя. Кёнсу воистину уникальный, с ним стало так спокойно. Девушка была крайне расстроена тем, что её «едва ли не муж» не может прибраться в квартире без посторонней помощи. Но Ким не воспринял эту мысль должным образом, это почему-то заставило его улыбаться. Кёнсу, ворчливо собирающий его вещи, выспрашивающий, как правильно включать стиральную машинку, задумчиво расставляющий гору книг в идеальные ряды, суетящийся на непривычно узкой кухне в поисках еды и над её приготовлением. Кёнсу, у которого широкие нежные ладони с тонкими ровными пальцами, у которого короткие волосы и большие внимательные глаза, Кёнсу, который выше Сучон на десяток сантиметров, но всё равно заметно более низкий рядом с высоким Чонином, и который улыбается так смешно и искренне, что, кажется, Чонина переполняет счастье и желание обнять и целовать. И он прекращает улыбаться, потому что он не должен думать в подобном ключе о ком-то, кроме своей возлюбленной. И он смотрит на неё, нежно улыбающуюся, молодую и прекрасную, ласково журящую его за неспособность ухаживать за самим собой, и не понимает, любит ли он её.***
Какое-то время всё протекает спокойной прежней жизнью, нет никаких намёков на преследование и Чонин почти успокаивается, начинает думать, что ничего и не было, будто он сам себе всё придумал и поводов не было, а тот завтрак всё же был оставлен Сучон, хоть это и было неправдой, но вдруг. Он даже перестаёт переписываться с Кёнсу, которому писал каждый вечер в течение недели после приезда девушки, тот не пишет первым, а Чонину больше не хватает храбрости, потому что он боится, что перемены в чувствах не были эфемерными. В день, когда у Чонина и Сучон совпадают сроки сдачи работ, они решают выпить, не в романтическом смысле, при свечах и с ароматным изысканным ужином. Они заказывают два ведра курочки в панировке: классическое и острое; и две бутылки соджу на три пива. Они обычно не пьют так много вдвоём, но в этот раз оба ощущали почти жизненную необходимость в том, чтобы отпустило. И будь то работа, сталкер или новая тайная любовь, хотелось забыться хоть немного. Так конкретно они раньше никогда не набирались, но оно того стоило, мысли в самом деле полностью покинули уставшее от них отяжелевшее тело. Утро же не было таким замечательным, и совсем не от похмелья. Чонин подлетел на постели, проснувшись от пронзительного крика. Его сердце остановилось, пока он приходил в себя, доли секунды осознавая, что не спит, затем его подорвало с постели так же быстро, как и забилось его сердце. Крик, похожий на предсмертный вопль, сорвавшийся на всхлипы и рыдания, почти оборвался, когда он вбежал в помещение, но истерика разгорелась только сильнее, когда Сучон поняла, что это всего лишь её Чонин. Она, сотрясаясь всем своим тонким телом, прижалась к нему, беспорядочно выискивая мнимую защиту, цепляясь дрожащими пальцами и острыми ногтями то за майку, то за шею, то за руки, а он, пытаясь её успокоить, всё никак не мог сообразить, что происходит, начиная с того, куда делись её прекрасные длинные волосы, которые, он мог поклясться своей раскалывающейся головой, ещё вчера не были короткими. На мгновение он испугался, что они по пьяни могли что-нибудь сотворить, но в желудке всё болезненно сжалось, когда он понял, наконец, от чего она так надломлено прячется. На их кухне в их кастрюльке, из которой не так давно они с Кёнсу ели рамён, варятся на маленькой мощности отрезанные волосы. Чонина передёрнуло не хуже бившейся в истерике Сучон, а сжавшийся желудок ухудшил положение и, вырвавшись из цепких тонких пальцев, он мгновением позже судорожно обнимал уже туалет, выводя из организма всё, что успел в него ввести несколькими часами ранее. Придя в себя физически, он, едва держащийся на ногах, нашёл её в спальне, сидящей поверх одеяла. Из её глаз всё ещё лились слёзы, но на звуки сил не осталось. Чонин ощутил себя как никогда паршиво, поступив так, как получилось, но он не мог ничего поделать, они в одной лодке, но его порыв обнять её был пресечён ещё на стадии попытки приблизиться. Она посмотрела на него так выразительно, как умела только она, и он точно знал, что должен уйти, но определённо не дальше, чем на кухню. С дрожью в «раненном» желудке, Чонин отключил плиту, а что делать дальше — не понимал. Он обошёл квартиру, осматривая каждый угол и копошась в каждом шкафу, но так ничего и не нашёл. Когда он пошёл осматривать дверь, Сучон обошла его, тепло одетая и совершенно опустошённая. Она молча обулась и спрятала волосы под шапкой. У Чонина не хватило смелости даже спросить её, куда она идёт, не то что обнять и успокоить. Да и как успокаивать, когда проблема себя не исчерпала. Когда она открывала дверь, они с ужасом обнаружили, что та и не была заперта. Они переглянулись, выражая общее недоумение, будто смотрясь в отражение. Этого хватило, чтобы его любимая преисполнилась решимости. Она ушла, нервно хлопнув дверью и пряча дрожь в руках в мягкой ткани перчаток. — Хён, Кёнсу-хён, — надломлено просипел Чонин в трубку, когда на том конце ответили, не успев сказать и слова, Ким почти плакал от смеси эмоций и тяжести похмелья, а ещё эта душащая потребность его присутствия. — Я сейчас буду, — твёрдо и уверенно ответил тот самый голос. Связь оборвалась, а Чонин так и осел на холодном полу в гостинной, совершенно не в силах переживать о своём непотребном внешнем виде. До всего раз нажал на звонок, но не услышав реакции, открыл сам и, едва разувшись, влетел внутрь, сразу же разглядев знакомую фигуру в тяжёлой позе. Кёнсу подлетел к младшему, опускаясь на колени, он обеспокоенно обернул чужое лицо своими замёрзшими ладонями, приподнимая, чтобы возможно было осмотреть весь масштаб катастрофы хотя бы по его состоянию. Чонин смотрел на него жалостливо и разбито, а ещё так доверчиво и болезненно. Старший осторожно зачесал его волосы пальцами назад, открывая полный вид на лицо. — Чонин, — тихо позвал он, оглаживая большими пальцами высохшие дорожки слёз, — господи, Чонин, — ломко повторил он, полными боли глазами скользя по искажённому страданиями лицу. — Вставай, — попросил он, утягивая младшего за собой. Кёнсу отвёл его в душ и пустил на него тёплую струю, умыл, а потом оставил, чтобы он сам привёл себя в порядок и полноценно скупался. Тем временем он избавился от найденного на кухне вместе с кастрюлей, сразу же вынося мусор, такому не стоило оставаться в доме. Когда он вернулся, Чонин облегчённо выдохнул, выходя из спальни уже полностью одетым. — Я боялся, что ты уехал, — сообщил он очевидное, после чего неловко приблизился, разбито смотря в до боли знакомые глаза, которые слишком быстро ему полюбились. — Спасибо, что приехал, — тихо поблагодарил он, осторожно прижимаясь к несопротивляющемуся мужчине. До мягко отодвинул его от себя, не отводя взгляда, Чонин покорно отошёл, понимая жест по-своему. Кёнсу же, не делая резких движений, снял куртку, продолжая смотреть в чужие припухшие глаза, он разулся и мягко обернул холодную руку вокруг горячего запястья, уводя младшего обратно в комнату, он без слов сел на кровать и отодвинулся немного вглубь, утаскивая Кима за собой, тот немного удивился, но всё так же покорно следовал за старшим, который, двигаясь очень медленно и плавно, укутал Чонина в одеяло и обнял, вынуждая облокотиться на свою грудь. В воздухе витали вопросы, но Чонин не решался их озвучить, у него не было сил на решительность. Старший методично убаюкивал его, тихо произнося какие-то бессвязные глупости и оглаживая всё ещё влажные после душа волосы. Когда Чонин пришёл в себя, Кёнсу как раз вернулся в комнату с чашкой чего-то горячего. — Я нашёл у вас только ромашковый чай, виновато сообщил он, присаживаясь на край кровати и дуя в чашку, чтобы скорее остудить, раз Ким уже не спит. — Спасибо, хён, — хрипло повторил младший, устало глядя на красивый мужской профиль. Во всяком случае он находил его красивым. И, кажется, ему никогда и не казалось. Кёнсу повернулся к нему, продолжая дуть в чашку, это заставило Чонина искренне рассмеяться, но смех охватил его в неестественных масштабах и вместе с ним, переросшим в истерику, Ким выпускал из ослабшего тела скопившиеся переживания, очень не вовремя решая для себя некоторые важные вещи. До не мешал ему, чувствуя момент, как и всегда прежде, позволяя всему выйти и оставаясь рядом. — Сучон приходила около часа назад, — сообщил старший, когда истерика иссякла, — ты спал, она не стала тебя будить, собрала какие-то свои вещи и оставила ключ, передав, что не вернётся сюда, пока всё не прекратится. Она поехала к маме, если я правильно её понял, — передал он, отпивая из кружки. — Ей очень идёт новая стрижка, — ободряюще уточнил он, отдавая чай, убедившись, что пить уже можно. — Спасибо, — глухо повторился Чонин, окончательно решившись на задуманное.***
С прямого согласия Кёнсу, Чонин временно перебрался жить к нему. Сначала атмосфера была слегка натянута, даже сильнее, чем в самый первый совместный день. До выделил Чонину место для личных вещей, расстелил там же, где Чонин спал до этого, но как раньше уже не было. Чонин много думал, отходя от шока, поэтому долго молчал и едва отвечал. Оба никак не комментировали произошедшее в квартире Чонина, потому что по факту это было своего рода терапией, не более. Даже говорить не нужно было, оба это воспринимали одинаково. Но вот сама суть поступка на самом деле являлась больше самолечением, но и об этом оба молчали. Когда мысли и чувства утряслись, а произошедшее казалось глупым сном с неприятным холодящим осадком, Чонин обратил внимание, что Кёнсу начал вести себя иначе. Он больше не прикасается к нему в обиходе: не поправляет волосы, не треплет за плечо, даже в ванной при столкновении старается огибать, не касаясь. — Хён, — не выдержав, позвал старшего Чонин, когда тот в очередной раз обошёл его, избежав столкновения. — Чонин, — как ни в чём не бывало, слегка удивлённо отозвался старший, будто уточняя, не показалось ли ему. — Всё в порядке? — хмурясь, спросил он, вглядываясь в тёмные выразительные глаза. — Что-то случилось? — обеспокоенно переспросил старший, мягко касаясь чужого плеча. — Я не знаю, — честно признался растерявшийся от такого жеста Чонин. — Ты то трогаешь меня, то избегаешь, — совершенно бездумно пояснил он. Кёнсу не строил из себя непонимание, напротив, приблизился на полшага вперёд, практически соприкасаясь грудью, и полными серьёзности глазами поймал растерянный взгляд: — А ты хотел бы, чтобы я тебя касался? — вкрадчиво уточнил он, не опуская руку. Чонин только придумал ответ, выплыв из бездонного омута чужих глаз, как Кёнсу уже отошёл, продолжив свой путь на кухню, будто ничего и не происходило. После завтрака Кёнсу ухватился за смуглое запястье, препятствуя уходу: — Есть кое-что, что мне нужно тебе показать, — сообщил он со стальными нотками в голосе. У младшего кожу обдало холодом. Речь шла о фотографиях. Кёнсу принёс два бумажных пакета, внутри были фотографии Чонина. В одном, более мятом, было два вида фото: его и его с Сучон. Это холодило нутро. Когда он листал их и осознавал, насколько старыми являются некоторые из снимков, он впервые в жизни понял, что значит «волосы зашевелились от ужаса». И не дай боже ещё кому-то узнать. В шее возрастало нервное напряжение, сверху, по линии волос, обдало жаром, растекаясь к ушам. У него ещё никогда прежде не было такого, но вот он листал один снимок за другим и паника, ужас и небывалое напряжение охватывали тело. Там были даже его спящие фотографии! Их с Сучон спящие фотографии! С момента их знакомства и до самого последнего дня. Он с опаской посмотрел на второй пакет, но его развернул уже Кёнсу, присевший рядом, хотя всегда садился напротив. Он достал похожую стопку, но в ней было уже три вида фотографий: Чонин, Кёнсу и их совместные снимки. — Я бы сказал, что это красиво, — спокойно заговорил старший, если бы это не было вторжением в личную жизнь, в личное пространство и по факту незаконным, — он показал особо удачное фото смеющегося Чонина. — Ты спросил, почему — я показал, не думай, что тебе одному тяжело, — он звучно вздохнул и продолжил, — первый пакет мне отдала Сучон, второй я нашёл в ящике на следующий же день после твоего переезда. Мне было, о чём подумать, — признался он, — поэтому я не трогал тебя, ты сбиваешь меня с мыслей. Он оставил фотографии на столе и ушёл одеваться. Вечером Чонин осторожно постучал в дверь, Кёнсу разрешил войти. Старший уже лежал в кровати, горели только бра по бокам от кровати, едва освещая бумажки, которые Кёнсу всё изучал и изучал, даже засыпая. Чонин тихонько прошёл к широкой кровати и, не спрашивая, просто подлез под одеяло, придвигаясь всё ближе, пока Кёнсу не посмотрел в его сторону, от чего тот замер, но, как и всегда, вопреки любым ожиданиям, он поступил по-своему и просто придвинулся навстречу нерешительному сожителю. Преисполненный счастья, Ким обвил старшего руками, щекой прижимаясь к плечу. — Я уж думал, ты никогда не решишься, — спокойно оповестил гостя До, продолжавший что-то читать. — Что? — уже по традиции переспросил Ким, чувствуя себя глуховатым. — Я говорю, что я хочу проверить его, — кивнул он на бумаги, не отрываясь от текста. — Но ты не это, — хотел возмутиться Чонин, но передумал. Кёнсу просматривал сделанные фотографом профайлы. И прямо сейчас это был профайл Ли Тэмина. Того самого, с которым он знаком едва ли не столько, сколько и с Сучон. — О, боже, — вырвалось у него вместе с осознанием. Ну конечно, кто ещё знает его так долго, чтобы иметь подобные снимки. И его отсутствие с обеденных часов почти каждый день, неужели в эти часы он преследует Кёнсу. — И как мы это проверим? — взволнованно заёрзал Чонин, чуть приподнимаясь. — Пригласи его выпить? — просто предложил Кёнсу. — Я тоже поприсутствую, давай посмотрим? — К нам? — округлил глаза Чонин. — Нет, конечно, — такими же глазами ответил старший, умышленно умалчивая о «нам», после хихикая, — совсем дурак? Я, конечно, смерти не боюсь, но вот за тебя действительно переживаю, — это не звучало как признание, но Чонин затаил дыхание, а сердце не на шутку расшалилось. — И твоя реакция меня смущает, — признался он, откладывая бумаги и выключая свет. Он отвернулся, но не отодвинулся, а Чонин, раздразненный этим невозможным мужчиной не мог уняться: — Почему ты её не боишься? — начал он издалека, но вопрос на самом деле беспокоил его. — Это просто: потому что я врач, а врачи любого направления каждый день борются с ней и, если показать, что ты боишься, она победит. Это та единственная женщина, которой я не проиграю, — спокойно ответил он, — и, пожалуй, Сучон тоже, — добавил он спокойно, а у Чонина сердце дрогнуло и неистово заиграло где-то в ушах, — не хотел бы ей проиграть тоже, — тише уточнил он. — Ох, хён, что ты со мной делаешь, — обречённо стонал Ким, приткнувшись к изгибу шеи, обнимая. — Соблазняю, — хмыкнул врач, переворачиваясь обратно на спину, — разве не понятно? — вполне серьёзно спросил он, вглядываясь в тёмный силуэт. — Я сдаюсь, — так же серьёзно ответил Чонин, целуя невозможные мягкие губы этого исключительного для него потрясающего мужчины.***
Тэмин охотно согласился, не выглядя подозрительным. Он пожурил друга, что тот уже неизвестно сколько безвылазно сидит дома, отклоняя все предложения, не только его, но и корпоративные. — Совсем со своей красавицей женой о нас забыл, — весело хлопотал Ли, разливая соджу. — Мы расстались, — вдруг признался Ким, от чего у его друга вполне натурально отвалилась челюсть. — Она бросила тебя и ты решил напиться? — осторожно уточнил он, отставляя бутылку. — Нет, всё совсем не так, — с искренней улыбкой оборвал его Чонин, почти забыв, что этот человек на самом деле может быть причиной его бед. — Просто я встретил кое-кого, он тоже скоро придёт. — Он? — переспросил Тэмин, усмехаясь, весь в ожидании, что его поправят, оправдываясь, но вместо этого Чонин расплылся в наиглупейшей улыбке. — Он здесь, — шепнул он, будто кто-то вокруг мог понять, о ком речь. Кёнсу, увидев Кима тоже расплылся в подобной улыбке, так, не отрывая светящихся глаз от парня, он и подошёл к столику, не сразу замечая третьего. — О, простите. Здравствуйте, — с улыбкой поздоровался До, но его взгляд сразу же переменился, а улыбка превратилась в рабочую. Тэмин вежливо ответил такой же улыбкой, но, в отличие от Кёнсу, его губы дрогнули, не выдержав натяжения. — Не ожидал, — признался он, поймав вопросительный взгляд зоркого врача. Чонин представил их официально, хотя уверенность в том, что Тэмин его знал, усиливалась. Они пили, Кёнсу непривычно много шутил, а Чонин, видя реакции пьющего друга, понимал, что у До действительно нет тормозов и ему неведом страх. А ещё его хладнокровная наигранность в самом деле остужала кровь и Чонин под действием адреналина никак не пьянел. Когда они втроём прикончили вторую бутылку, не успевая заедать между стаканами, Тэмин намеревался заказать ещё, но его рука была перехвачена чужой, стальной хваткой препятствуя движению. — Тэмин-щи, думаю, тебе хватит, — холодно оповестил его До, кивая в сторону Чонина, который с интересом рылся в его телефоне. — Так это на самом деле был ты? — с горечью констатировал Ким, листая фотографии. Тэмина передёрнуло, но он взял себя в руки, будто и не пил: — О чём ты, Нини? — ломко усмехнувшись, спросил он, будто в самом деле не понимает. — Я угадал твой пароль, — Чонин звучал очень твёрдо, листая фотографии одну за одной, и его лицо становилось всё более разочарованным, с каждым движением пальца. Тэмин, который старался держать лицо, всё-таки начал чувствовать дискомфорт: — Что происходит, Чонин! — не выдержав, он повысил тон. — Верни телефон, я совершенно не понимаю, что происходит, — он хотел перегнуться через стол и отобрать гаджет, но вот только чужая рука так и не отпускала его. Ким опустил телефон, глядя другу прямо в глаза: — Так это ты подкладывал те бессмысленные детские письма, ты слал эти фотографии, — с каждым словом Чонин зверел, его тон переполненный гневом, становился всё более и более пугающим, даже Кёнсу внутренне передёргивало от такого Чонина, — ты отрезал ей волосы, ты следил за нами и проникал в квартиру! — его трясло от гнева и Тэмин купился. Поддавшись моменту и переняв долю чужого гнева, он тоже выплеснул скопившуюся агрессию: — Мои фотографии не имеют никакой связи ни с какими письмами и мне дела нет до твоей барби с её патлами, — выпалил он, не собираясь оправдываться. Чонин переменился в лице: — Так это на самом деле был ты? — он достал из-под стола разряженный телефон. До того, как Чонин успел сообразить, что же делать с полученным знанием, Ли забрал телефон и поспешил скрыться. Кёнсу рванул за ним, Чонина не выпустили работники. Кёнсу перехватил Тэмина у поворота и припёр к стенке так, чтобы Чонин их не увидел: — Так ты говоришь, что письма были не твоими? — угрожающе переспросил он детали. Ли пытался вырваться, но хватка была невозможной, это пугало, в этом мужчине была какая-то чертовщина, от которой в самом деле потряхивало нутро. Кёнсу не нуждался в ответе, всё было понятно. Он со злостью усилил хватку и объяснил так, чтобы было понятно раз и навсегда. И он остался понятым. Было неприятно, помимо этого безобидного вредителя был кто-то ещё. Раздражало. — Хён, — окликнул его Чонин. Он смотрел тёплым светящимся щенячьим взглядом, полным обожания. — Больше ни на кого так не смотри, Чонин, люди не понимают тебя, — тяжко вздохнул До, принимая свою оставленную в помещении куртку. — Как? — не понял Ким. — Чонин, — проныл старший, вызывая невозможную улыбку уже у младшего. — Ты сводишь меня с ума, — объяснил он, устало качая головой. — Это был не Тэмин, — также добавил он, — не вини его в том, чего он не делал, он сказал, что делал только фотографии и, кажется, завтрак тоже. Пока, очевидно, не все наши проблемы ещё решены. — Хён, может переедем? — Почему? — Не хочу ни с кем тебя делить. — Чонин, — укоризненно начал старший, — но разве это не мои слова? — хохотнул он, позабыв о гневе. — Но ты прав. Куда хочешь поехать? Китай? Европа? — Почему тогда не Япония? — Это культура извращенцев, Чонин, я им тебя добровольно не покажу. Они медленно направлялись домой, планируя нереальные дела. Просто Чонин не хотел бы покидать уютную квартиру и на нём всё ещё висела оплата кредита, а Кёнсу готов был выжидать и расправляться с трудностями. И на самом деле изначально всё должно было быть совершенно по-другому, но медвежьему обаянию сложно не поддаться. Доверчивых людей легко направлять. А проблемы всегда можно устранить. Проверенно До Кёнсу.