Through the Worlds

      — Энни! — закричала Петра, когда на её глазах убили лучшую подругу.       В голосе звучали отчаяние и печаль, и Петра бросилась к ней, но в тот же момент выстрел настиг и её, пуля попала прямо в верхнюю полую вену. Стрелок, взявший в заложники учеников старшей школы Хиттерфилд явно был профессионалом в своем деле. Почему именно школа? Этим вопросом задавались все, но, видимо, это не имело большого смысла, и было лишь акцией протеста или террористическим актом — что к чему, директор так и не разобрался. Полиция Лондона на улицах уже пыталась договориться с преступником, но тот заявлял, что сначала убьет всех учеников, а потом — застрелится и сам, оставив учителей вечно скорбеть и размышлять о том, как не уберегли сотню жизней. Штурмовать школу они не решались, ведь по словам террориста где-то была заложена бомба, и он её с удовольствием взорвет, как только увидит копов. Жертв становилось все больше, и Леонхарт, желая защитить подругу, подставилась под выстрел и велела Рал прятаться, но кажется, девушка была слишком напугана, чтобы просто сбежать, пока была шумиха. Ни одного охранника не было возле двери в раздевалку, и Петра могла бы спрятаться там, но Энни… она не могла оставить подругу умирать, а потому бросилась к ней.       Сколько времени прошло уже с того момента? Как долго Петра Рал находилась в этом странном мире, где господствуют титаны? Кажется, уже семь лет? Этот мир безумно напоминал ей школу, которую захватчики превратили в темницу, это было очень странно… Она лишь помнила, как однажды проснулась на сеновале какого-то крестьянина. Кажется, это было село Рагако, и у того доброго мужчины, что приютил её, был сын Коннор. Красивое, гордое имя для свободного человека. И почему-то она, узнав тогда, что за стенами их окружают так называемые великаны, невольно усмехнулась. Почему-то ей казалось, что человек с таким именем точно будет бороться за свободу, бороться за неё до конца своих дней, пока либо не добьется её и не убьет всех титанов, либо пока не погибнет сам. Хотя сам Конни желал пойти в военную полицию. Девушке было так странно слушать все эти рассказы, не имея никакого понятия о том, что же происходит и что это за мир. Она сказала, что после травмы потеряла память и не помнит теперь, как оказалась на их сеновале.       Что же происходит? Как она сюда попала?       Но она не должна была сдаваться, нужно… Что? Возможно ли было такое, что все, кого убили в тот день в её школе, попали сюда? Но тогда здесь должны были быть и её одноклассники, а главное — Энни. Но её не было рядом, а это значит, что-либо её больше и нет, либо… Либо она где-то совершенно в другом месте. Может, в каком-нибудь городе?       Петра вздохнула и потерла переносицу, когда Леви пришел с подносом, на котором было две кружки с чаем. В отличие от Ирвина и Ханджи, он не поверил её истории о том, что она из Хлорбы и продавала цветы. Почему? Да потому что она была слишком добра к нему, когда Аккерман попал в разведотряд, ведь даже Зое была насторожена. Он преступник, о котором ходило так много слухов вот уже несколько лет, а значит все, особенно те, кто служил в армии, должны были знать о нем и побаиваться. А Рал улыбнулась ему и протянула руку. Она была особенной, не такой, как остальные, и это было заметно с первого взгляда. Тогда Леви не стал ни о чем спрашивать, но мало-помалу они сблизились, начали общаться больше, и однажды Аккерман попросил рассказать, откуда она приехала.       Обещаю, что расскажу однажды, когда придет время.       Петра так легко дала обещание, а теперь, когда это самое время пришло, и она должна была открыться Леви, было так сложно… Может, это все сон, и она действительно была родом из Хлорбы, как и указала, проходя военную подготовку? Может, и Энни была лишь выдумкой её больного мозга? Девушка никак не могла поверить в это, но страшнее всего оказалось то, что её узнал мужчина из Хлорбы и назвал дочкой. Стало даже как-то страшно, ведь до того момента она была уверена, что это не так, что она действительно училась в школе в Лондоне. Но с тех пор её сомнения стали все больше и больше возрастать. До того дня. До того дня, как она увидела в списке кадетов, что участвовали в защите Троста, имя Энни Леонхарт. Девушку будто прошибло током, и она поняла, поняла, что Энни тоже была здесь, но, видимо, попала в другое место. Возможно, у неё здесь даже была семья, и она… она, как и Петра, пошла в кадетский корпус, хотя и намного позже.       — Ты обещала все рассказать, так что не спи и не игнорируй меня. Я тоже устал, — хмыкнул Леви и протянул подруге кружку чая. Пожалуй, только для неё он мог встать в три часа ночи (хотя еще и не ложился) и пойти заваривать чай. Они часто сидели в кабинете капрала и о чем-то говорили, но никогда Рал не смела его будить, никогда не будила его со словами о том, что должна все рассказать. Эта рыжая девушка заявила, будто бы у неё не хватит решимости ждать до утра, и если не сейчас — то никогда.       — Да, я помню. Спасибо за чай и заботу, — улыбнулась она. Кажется, Петра была единственной, кто замечал эти заботу и доброту в прогнившем сердце капрала. А может, только по отношению к неё он и был таким. Но как бы то ни было, она понимала, что сама уже не сможет без Леви, его тяжелого и презрительного взгляда, который наполнялся тень теплоты лишь когда попадал на неё. Понимала, что не сможет уже вернуться в мир, где его нет, и спокойно жить дальше. Он стал неотъемлемой частью её жизни.       Воспоминания… Почему они все навеяли лишь сейчас? Когда она покинула родной дом Конни, девушка твердо решила, что должна выяснить, что происходит в этом мире и можно ли как-нибудь вернуться обратно домой. Тогда-то она и отправилась в столицу, но быстро выяснилось, что без денег, без памяти, знаний и опыта, а еще и скрывая тот факт, что она не местная, далеко не продвинешься. Тогда-то она и наткнулась на мужчину, который обнял её и назвал дочерью, сказав, что она пропала месяц назад. Тогда-то Петра и очнулась в доме Спрингеров, месяц назад. Кажется, тогда именно отец и подтолкнул её к той мысли, что только аристократы или военная полиция имеют доступ к знаниям об этом мире, именно его слова и заставили её отправиться в армию. Несмотря на то, что у отца Петры был магазин цветов, где и работала девушка раньше. Точнее, местная Петра, а сама она — отправилась в кадетский корпус западного округа, несмотря на все его протесты.       Девушка помнила, как сложно ей было поначалу, как она умудрилась все же войти в десятку лучших, слишком много всего произошло в то время, и девушка совершенно ничего и не узнала об этом мире, зато… Зато те люди, что говорили о свободе, напомнили её маленького Коннора. Сын Волков — так в Англии объясняли это имя, и девушка подумала, что и она тоже должна попытаться. Наверное, разгадка кроется за стенами, если в них никто ничего не знал? Значит, нужно было победить титанов, а потом — найти способ вернуться домой.       Так рассуждала Рал ровно до встречи с Леви Аккерманом. Что-то в его взгляде заставило девушку задуматься о том, нужно ли ей правда домой. Там остались родители, там погибла Энни, защищая её, там была школа, любимый город, страна. Признаться, девушка любила Британию и весьма и весьма удивилась, узнав, что и в этом мире говорят по-английски, так что она смогла их понимать. Она скучала по Хайд парку, где всегда гуляла после школы, по Лондонскому Глазу, где у неё было первое свидание с каким-то старшеклассником. Кажется, Джексон — так его звали. Но теперь она также понимала и то, что привязалась и к этому миру и не готова так запросто отступиться, не готова отдать его на милость титанам, а потому — боролась. Почему? Было во взгляде Леви нечто странное, а его слова…       Этот мир прогнил насквозь, но я все равно его люблю и буду защищать.       Это он сказал, когда Петра спросила, почему он все же согласился вступить в легион разведки, ведь командор дал ему выбор, и он мог запросто отказаться. И возможно, это заставило ярко-зеленые глаза девушки засверкать от какого-то странного восторга. Она ведь никогда-никогда не слышала ничего подобного ни в этом, ни в том мире, и это её вдохновило. Страшно было идти до конца, но она пошла. Потому что в этом мире были еще люди, которые готовы были сражаться против титанов, сражаться за свободу. Их называли безумцами или гордыми носителями Крыльев Свободы. И кажется, Петра впервые почувствовала себя одной из них.       — Леви, ты, наверное, подумаешь, что я сошла с ума, но я пришла из другого мира. Точнее, я просто оказалась тут, хотя родилась в мире, где нет титанов, в стране под названием Англия. И, признаться, я бы подумала, что ты тоже англичанин — так же пьешь чай, такой же чистоплюй, — тихо захихикала девушка, хотя это и было совсем неуместно, но она просто хотела расслабиться сама. — В том мире меня и мою лучшую подругу взяли в заложники в школе и убили…       Речь лилась будто сама собой, и Аккерман внимательно слушал подругу, он даже не прикоснулся к своему любимому черному чаю. Великобритания, школа, подруга, террорист — интересно, кто такие, — а потом и вовсе этот мир. Все это было слишком странно, но капрал поверил девушке. Он не знал, почему, просто поверил, ведь это могло быть правдой. Тогда почему бы не поверить? Хотя осознавать это было даже несколько странно, и невольно у Леви появилось желание узнать все о том мире, ведь возможно, это могло помочь и им понять, откуда эти титаны. Ведь они не могли появиться просто так, а Петра — не могла просто так появиться в этом мире, в мире, где правили титаны и уничтожали людей. Может, есть еще такие люди?       Петра рассказала обо всем, даже то, что происходило с ней уже в этом мире, в том числе и про Конни, про отца и про все остальное. Это заставляло её саму думать, что возможно, мир, где была Британия, лишь её выдумка, но Энни… Она точно знала её! Они точно вместе учили биологию, ходили на разные кружки — Энни занималась восточными единоборствами в то время как Петра — училась бальным танцам.       — И чего ты решила мне это рассказать именно сейчас? Мы только днем зачищали Трост от оставшихся титанов, могла бы тогда рассказать, а не ломиться ко мне среди ночи, — недовольно проговорил он и наконец сделал глоток уже остывшего чая. Интересно, какой он — чай в мире Рал?       — Потому что сегодня я видела Энни Леонхарт. Она была одной из кадетов, что как раз-таки этот самый Трост защищали! — заявила Петра и серьезно посмотрела на, кажется, удивленного Леви. И только теперь девушка поняла, что не объяснила, какое отношение к этому имеет Энни. — В моем мире она была моей лучшей подругой. Она была сама на себя не похожа, будто… Будто что-то здесь заставило её измениться. Но это была она, я уверена! Я чувствую это.       Леви молчал, слишком долго молчал по мнению Рал, и она уже успела испугаться, что сейчас Аккерман назовет её умалишенной и отправит к майору Ханджи лечиться, но тот лишь вздохнул и подошел к окну. Капрал тщательно обдумывал слова девушки, пытаясь понять хотя бы что-то, ведь если она говорит правду, то это должно иметь хотя бы какое-то значение, ведь люди не «попадают в другой мир после смерти», тем более, в такой ужасный мир. А может, это просто ад? И реальный мир — мир Петры, а они все живут в аду? Но почему тогда люди умирают даже здесь… Леви устало помассировал виски, уже понимая, что нужно будет побеседовать с этой Энни или хотя бы устроить ей встречу с ней. Смит как раз планировал отстаивать возможность Эрена вступить в разведотряд, поэтому будет суд.       — Через три дня поедешь со мной в столицу на суд, — наконец заявил Аккерман и, оставив девушку в недоумении, погладил её по голове, велел убраться в кабинете, и вышел. Когда же девушка, сверкнув зелеными глазами, побежала за ним, в коридоре уже никого не было.

***

      — Энни! Энни, — закричала Петра, как только увидела подругу после суда. Эрена отдали под ответственность Леви, и девушка, лукаво улыбаясь и подарив ему поцелуй в щеку, побежала к подруге. Аккерман пообещал, что они смогут поговорить.       Но вот сама Леонхарт, кажется, не так этого желала. Она взглянула холодным и усталым взглядом на подругу и, кажется, только вздохнула. Она всегда думала не так, как Рал и не была такой доброй, не стремилась помогать людям. Она была другой. Энни — была воином и оказалась в семье в Гетто Ребелио, она никогда не была в пределах стен прежде и даже не имела представления о том, что где-то тут могла быть Петра… Что она тоже здесь, что её миссия — убить и её тоже. В глазах Энни отразилась боль и даже какое-то отчаяние. Блондинка не была такой смелой и самоотверженной, дабы взять и рискнуть жизнью ради каких-то других людишек, а на спине у её лучшей подруги красовались крылья свободы, знак самых сумасшедших по её мнению людей. В отличие от них, Леонхарт знала, откуда взялись титаны, знала слишком много, чтобы просто так отправиться в разведотряд, ведь у неё была другая миссия. Она должна была подобраться к королю, должна была забрать силу Прародительницы титанов, силу Имир Фриц.       — Почему ты здесь? Я надеялась, что тебя нет в этом аду… Но хорошо, что ты жива, — тихо говорила Энни, а её глаза на миг наполнились привычным теплом, и хотя Энни держалась холодно, но она взяла подругу за руку, выражая всю свои радость и даже какое-то сожаление. Петра списала это на то, что блондинка не хотела, чтобы она тоже была здесь. Рыжая девушка еще не знала, что Энни должна стать одной из той, кто убьет всех жителей стен, в том числе и Рал. Она была слишком труслива, чтобы отказаться от этой миссии, ведь её тогда убьют эти чертовы марейцы. Она не хотела умирать и тогда думала, что ничего не будет, если она это сделает, но и предположить не могла, что среди тех, кому она приговорила смерть, будет и её лучшая подруга. Она подумала, что смогла бы забрать её в Маре, но прекрасно понимала, что это невозможно, а тем более теперь, когда Эрен оказался в отряде разведки… Что с ней могут сделать Райнер и Бертольд? Если им придется убить весь легион, дабы захватить силу Атакующего Титана….       Петра что-то говорила, что-то о том, что она рада вновь её видеть, а у Энни текли слезы. Она прекрасно понимала, что ей придется убить собственную лучшую подругу. Где-то в груди защемило сердце, хотя она и думала, что его у нее уже давно нет. Только считая себя бессердечной, она могла заставлять себя идти дальше и сражаться, ведь она сознательно шла убивать людей, хотя и считала, что это был не её мир, и она просто должна делать то, что должна. Она не чувствовала себя ни элдийкой, ни марейкой, и ей было, право, все равно, что случится с этим миром и жителями Парадиса. Она не была такой, как Петра.       Петра.       Ну почему она здесь? Почему она должна была оказаться именно на Парадисе? Почему она не могла попасть с марейскую семью? У Леонхарт дрожали руки, и она едва не упала на колени перед лучшей подругой, а вместо этого лишь обняла Рал. Она была рада, что Петра жива, но кляла себя за то, что должна будет её убить. Она в этот момент ненавидела собственные слабость и характер, ненавидела тот факт, что слишком труслива, чтобы поставить на кон собственную жизнь и бороться, попытаться помочь эти несчастным людям, что жили в заточении стен. Она ненавидела себя за то, что даже теперь не сможет отступиться от своей цели, ведь тогда Райнер и Бертольд просто отправят её на смерть, чтобы сила Женской Особи оказалась у другого, того, кем они смогут манипулировать. Она не хотела умирать, но и предать подругу…       — Пообещай, пообещай, что что бы ни случилось, ты пойдешь со мной, когда я позову, — тихо попросила Энни дрожащим голосом. Голос срывался, и она действительно не могла успокоиться. Но она спасет Петру. Скажет… Скажет, что это ошибка, и она — марейка, чью семью когда-то давным-давно взял в плен 145-тый король Фриц.       Петра кивнула, радостно глядя в глаза подруги и продолжая сжимать её в объятиях.

***

      — Петра! Петра! — кричал Конни. Он помнил свою странную подругу, которая жила у них пару недель и сразу её узнал, как только увидел. В самом корпусе они мало виделись и разговаривали, но сейчас, когда Армин попросил его рассказать ей о своих догадках, он рискнул всем и решился ослушаться приказа капитана Гельгера, решился пойти вглубь леса, хотя ему и было приказано не уходить, но Армин пообещал взять титанов, которые должны были за ним пойти, на себя. И они вместе с Жаном действительно едва сами не погибли, позволяя ему уйти. Ведь Армин видел разговор Энни и Петры после суда, он подумал, что ей надо знать.       — Что такое? — улыбнулась Петра. Рядом с ней ехидничать начал Оруо, но тут же Эрд его осадил, а Гюнтер рассмеялся. Один лишь Эрен серьезно посмотрел на Спрингера, понимая, что могло случиться что-то совершенно ужасное, ведь не зря же… Не зря Конни прибежал!       — У Армина есть подозрения… Подозрения, что под личиной Женской особи скрывается твоя знакомая, Энни Леонхарт, — кажется, Конни хотел еще что-то сказать, но раздавшийся взрыв и грохот заставили его побледнеть и, торопливо попрощавшись, убежать обратно на свое место. Но теперь уже Петра не находила себе места, ведь Энни не могла быть Женской особью… Но если это так, тогда капрал её убьет…       — Энни… Энни… Нет, это неправда! — тихо шептала себе под нос Рал и даже не обратила внимания на то, как радовались её товарищи тому, что командору удалось поймать её живой. Даже Эрен несколько раз моргнул и просто смотрел вслед Конни, не понимая его слов, но с одной стороны, если это слова Армина… И все-таки Эрен не хотел в это верить, но не стал говорить о своих мыслях, ведь другим, кажется, было попросту все равно. По крайней мере всем, кроме Петры. Оруо смеялся с того, что это была новобранка, насмехался над ней, говоря, что капрал Леви запросто с ней справится.       Этого и боялась Рал. Того, что капрал её убьет, но тут явился он сам и велел готовить лошадей, а сам — пошел наладить еще одно дело. Девушка даже не успела ему ничего сказать, но он лишь окинул её серьезным взглядом, а этом могло значить только одно… Они захватили её, захватили еще живой. Им нужно было выполнять приказ, некогда скорбеть. И к тому же, цвет глаз и волос еще вовсе ничего не означает — это могла быть и не Энни, а слова этого Арлерта… Петра знала о его необыкновенном интеллекте, но предпочитала не думать об этом. Петра старалась убедить себя саму в том, что он все равно не прав, убедить… Но кажется, теперь до неё начал понемногу доходить смысл слов, сказанных Энни в последнюю их встречу. И значение всех её жестов…       Они отправились готовить лошадей, как вдруг за их спиной послышались гулкие шаги — это была она, Женская Особь. И Гюнтер, решивший её отвлечь…       — Эрен, беги дальше! Если она тебя схватит, все будет напрасно! Ты нам не доверяешь? — Петра скакала на лошади позади него и говорила какие-то заранее подготовленные реплики, натянула капюшон пониже, чтобы её лица не было видно, и отправилась в бой вместе с Оруо и Эрдом. Она не могла поверить в то, что это и правда была Энни… не могла, просто не могла. Из глаз текли слезы, но она все равно шла в атаку. Они должны её вытащить оттуда, вытащить из тела титана, как когда-то Микаса и Армин вытаскивали Йегера. Она должна собственными глазами увидеть, что это была Леонхарт, а иначе — ни за что не поверит. Иначе она просто не сможет жить спокойно, ведь, насколько они уже успели понять, Армин не ошибается и ход его мыслей… Он мог с точностью утверждать что-то и оказаться правым, но все равно Рал должна была увидеть её.       Увидеть Энни, что пошла против человечества… Но почему? Ведь если её задумка свершится, то даже она умрет… Неужели она готова убить свою лучшую подругу, с которой они были знакомы больше десяти лет? С первого класса школы… Она не смела поверить в предательство подруги, но слезы… Слезы продолжали литься из зеленых глаз девушки, и только слова Оруо о том, чтобы сначала вырезать ей глаза, привели девушку в чувство. Если им не удастся победить её, то они никогда не узнают, прав ли оказался мальчишка Арлерт. Они должна вытащить её, ведь она разумна, ведь там внутри точно есть человек.       — Энни! Только не говори, что это и правда ты! — закричала Петра, бросаясь с новой атакой на титана, и кажется, противник от неожиданности даже вздрогнул и замер на секунду. Петра тоже остановилась. Это была она… Только она так могла отреагировать, но Эрд уже наносил новую атаку, и она тоже не могла остановиться, чтобы прикрыть друга, но тут же, защищаясь от Эрда и бросив его куда-то в пол, она рукой откинула Петру, хотя и сама не заметила этого. Удар о дерево. Вывернутая шея, сломанный позвоночник. Смерть наступила мгновенно, и следом тут же упало и тело последнего из отряда Леви — тело Оруо, который порывался отомстить за товарищей. Но Энни было уже плевать, она смотрела невидящим взглядом на подругу… Мертва. Это было понятно и так по количеству крови, по неестественно вывернутой шее. Если бы титаны могли плакать, то большие капли соленых слез уже бы залили этот лес гигантских деревьев. Если бы она сейчас могла заплакать, она бы сделала это, но не могла. В сердце будто всадили кинжал, ведь подруга… Подруга была ей так дорога, и меньше всего она хотела её убивать. Меньше всего хотела… Зачем? Зачем она согласилась на эту миссию? Леонхарт… Львиное сердце, ну да, конечно. Трусиха, не посмевшая поставить свою жизнь на кон и решившая, что ничего плохого не случится, если она уничтожит каких-то людей….        Сделай весь мир своим врагом.       Она не могла, ведь Петра — была единственной, кто не считал её странной, кто любил её как друга и человека, Петра заменила ей целый мир… И она собственными руками её убила…       По лесу пронесся громкий рык, и девушка даже не поняла, её ли это или чей-то другой. Но все сомнения развеялись в тот самый момент, как на неё набросился Атакующий Титан. Какая глупость — нападать на неё! Ведь Энни всегда была сильнее. И она это докажет, она заберет и Эрена, и тело лучшей подруги, но сейчас Эрен, видимо, был слишком зол и бил во всю силу, каждый его удар был наполнен яростью, и девушке придется явно несладко.       Леви слышал рык, сразу поняв, что это был Эрен. Так что же случилось? Могло ли это значить, что он вычислил женскую особь? Капрал сразу понесся туда, видя трупы… Трупы своих товарищей, тех, с кем бок о бок прожил больше трех лет. Самым ужасным оказался тот факт, что среди них… Была и Петра… Леви вздрогнул и не смог уже идти дальше спокойно. Он вообще не смог идти дальше, не мог даже отвести взгляд от безжизненного тела подруги, которую успел за эти три года полюбить. Подруги, которая видела в нем не только сильнейшего солдата человечества, но также и личность. Кажется, все вокруг вмиг посерело, и деревья, чья листва была того же цвета, как и глаза рыжеволосой девушки, что сейчас лежала мертвой на холодной земле, лишь навевала тоску. Руки Аккермана, сжимавшего холодную сталь клинка, дрожали, и в мыслях осталась одна лишь мысль: месть. Он должен был отомстить за неё, чего бы это ей ни стоило, хотя именно Петра однажды и сказала ему, что это неправильно, что нельзя жить мести ради. Плевать. Плевать на все.       Наклонившись, Леви провел пальцами по волосам девушки и прикоснулся губами её губ. Он впервые поцеловал её, впервые проявил хоть какую-то нежность, пусть и так поздно. Нужно… Нужно уничтожить эту женскую особь, если уж вернуть Петру к жизни не получится. Хотя может… Может, теперь Рал в лучшем мире? Может, она теперь в мире, где нет войны? Может, это и называют реинкарнацией? Ведь в тот раз после смерти она оказалась здесь.

***

      Леви молча вошел в подвал, в котором Ханджи тщетно пыталась допросить Энни или хотя бы расколоть чертов кристалл. Зое, взглянув на товарища, в этот раз не стала его подкалывать и просто вышла, понимая, что сейчас не время. Он шла бок о бок с Леви и Петрой и понимала, что, должно быть, у Леви свои счеты с Леонхарт.       — Эта тварь… Что, теперь ты довольна, чертово отродье? Убила собственную подругу, даже не подумала о том, чтобы оставить её в живых. Но ты убила не только её, но и моих товарищей. Весь мой отряд. Их убила ты, — с тихой холодной яростью проговорил Аккерман. Он был при полном вооружении в отличие от Зое, которая считала, что сейчас Энни не опасна. Но сам капрал почему-то был уверен, что… Что она слышит. Уверен, что она слышит, что он говорит, и может мыслить сейчас. Ему хотелось заставить её выйти из этого кристалла, чтобы она напала на него, не в силах вынести всех этих оскорблений. Тогда-то бы уже он её убил с особой жестокостью, чтобы она не успела снова превратиться в титана.       И он был прав.       Энни слышала, но ничего говорить явно не собиралась. Она и сама называла себя всеми этими словами. Отродье? Мягко сказано, даже слишком, ведь… Она убила лучшую подругу, единственного человека, которому она была нужна. Единственного человека, что стал ей родным, кому она смогла довериться. И убила… Убила собственными руками… И сейчас Леонхарт даже не могла понять саму себя, ведь это так странно… Она уже не понимала, где она настоящая, а где та личность, которой она прикидывалась, чтобы выжить в этом мире. Она не могла понять, кто она — бессердечная девушка, которая действительно верит в идеи Маре, которой было плевать на всех людей вокруг, или же ученица двенадцатого класса Хиттерфилдской школы, которая жила мечтами о спорте, которая могла запросто подраться с мальчиками, которая всегда учила уроки вместе с подругой и которой в детстве недодали любви родители.       У нее создалось впечатление, что это две разные личности, что у нее раздвоение личности, хотя и понимала, что это, возможно, всего лишь отговорка, чтобы успокоить себя, чтобы не винить себя в смерти Петры. Ведь только плохой человек мог убить лучшую подругу… Она вспомнила слова Арлерта о плохих и хороших людях. Он так странно рассуждал, хотя его мысли и не были лишены смысла, но Энни хотела… Хотела, чтобы он назвал её плохой, просто чтобы он заставил её ощутить свою вину в полной мере, чтобы она нашла в себе храбрость сдаться и принять свою вину, но Энни не смогла это сделать, не смог её заставить этот мальчишка. На сердце было так паршиво. Хотелось кричать, убивать, да что угодно, лишь бы искупить свою вину. Обвинить во всех бедах марейцев — легко, но рассудительная девушка и сама понимала, что виноваты не они. Они напоминали ей фашистов. Конечно, верхушка, правительство неправо, но… Люди ведь верят. И она тоже… Это целиком и полностью её вина, ведь она пошла на их поводу ради того, чтобы спасти собственную шкуру.       Трусиха. Подлая. Стерва. Аккерман продолжал осыпать её оскорблениями и проклятиями, и кажется, сейчас она поняла, что капрал пришел к ней не только потому, что она убила стольких людей, нет. Он пришел из-за Петры. Любил её. Признаться, Леонхарт даже печально улыбнулась в мыслях. Многим нравилась её рыжая подруга, ведь она такая добрая, умная и красивая, в отличие от боевой и самодовольной Энни. Они часто ходили гулять, и многие хотели с Рал познакомиться. Она сумела очаровать этого холодного мужчину с таким тяжелым и жестоким взглядом…       Она была особенной.       — Эй ты, вылезай оттуда, трусиха. Тебе было весело убивать её, так? Очень весело, полагаю, ведь тебе чужды человеческие чувства, ты не понимаешь людей. А ведь Петра так тобой дорожила, идиотка. Такой мерзавкой, таким монстром, хотя говорят все, что монстр — я.       Энни хотела бы сжать кулаки, если бы могла в этом кристалле, но вместо этого лишь вздохнула. Она находилась там с закрытыми глазами, но и так знала, что перед ней — капрал Леви. У неё был прекрасная память, и она помнила того, кто сумел её захватить и почти одолеть. Как он может говорить что-то, не зная её? Как он может её осуждать, не понимая чувств? Но Энни и так понимала, что неправа… Но у неё были чувства и прямо сейчас… Прямо сейчас ей жаль, безумно жаль, что своим эгоизмом она убила подругу… Жаль, что это все случилось из-за неё, жаль, что… Признаться, Леонхарт сейчас жалела о слишком многом, например — о том, что не обняла подругу во время их встречи в суде, о том, что не сказала многого, не рассказала правды…       Но она все же была действительно трусихой и не решилась заставить кристалл исчезнуть, не решилась показаться Леви. Она не хотела умирать. Она знала, что Аккерман исполнит свое обещание и убьет её с особой жестокостью, хотя была и другая причина. С её смертью сила титана попросту передастся другому, и нападение на Парадис продолжится. Но что преобладало? Страх. Страх перед смертью. Она была не такой, как Петра. А человек, испытавший смерть единожды, точно будет бояться этого еще больше до самого своего конца. А она была именно такой… Она уже однажды защитила Петру, умерла сама, но… Больше она не хотела, она навек запомнила ту боль и больше не хотела это испытывать.       Эгоистка.       За это Энни Леонхарт ненавидела себя, но ничего не могла изменить, не могла изменить себя саму. Из её плотно закрытых глаз потекли слезы. Большие капли медленно скатывались по её щекам, застревали в щелях кристалла. Это все, что могла сделать Энни. Все, что она готова была сделать.