***
— Да? — Хотел извиниться за утро. Я ужасно торопился и не успел представиться. Я Чонгук, Чон Чонгук. — Ким Тэхён. — Приятно познакомиться, Тэхён. Я вообще звоню, чтобы… я могу пригласить тебя на ужин?***
Тэхён с улыбкой вспоминает их первое свидание: Чонгук в буквальном смысле выбивает весь воздух из его легких. Три минуты в машине Чонгука заставляют его вжаться обеими руками в сиденье, переживая за сохранность своей жизни. В том, что ты видишь мир не только в черно-белом цвете, есть один серьезный недостаток: красный свет светофора выглядит теперь гораздо более пугающе, чем раньше. — Сука, успокойся! Иначе ты нас обоих на тот свет загонишь! — шипит Тэхён. Костяшки его пальцев белеют: настолько сильно он вцепился в кожаный ремень. — Бронь на семь. — Я ведь говорил тебе, что не против в уличных кафешках перекусить. — А я тебе говорил, что не люблю водить людей по улицам на свидании. — Ну ты и мудак, — Тэхён не был бы против прямо сейчас задушить этого парня. — На первом свидании, — поправляет Чонгук, и до него, кажется, доходит, почему Тэхён его не понимает. — Да, камон, первые впечатления самые лучшие! — Явно не в твоем случае. А вообще-то, стейк оказывается совсем не плохим. В последний раз, когда Тэхён пробовал что-то более-менее качественное, он заказал пиццу около двух часов ночи, а потом весь оставшийся день пытался стереть из памяти, сколько ему пришлось отвалить за доставку. Чонгук — юрист, узнает Тэхён («Ну, и какого черта ты тогда не следуешь правилам дорожного движения?»). Он работает в одной из топовых юридических фирм в Сеуле, а универ окончил в Штатах. Парень вернулся всего пару недель назад, но Намджун — его друг — зарекомендовал парня в фирме, где он сейчас и пашет. — Это был первый день моей работы, — Чонгук меняется в лице, отчего начинает выглядеть не на свои двадцать четыре, а гораздо моложе, что заставляет Тэхёна смягчиться в своем отношении к нему. — И я явился на нее с опозданием, наполовину пустым стаканом латте и огромным пятном от кофе на рубашке. — Пардон. Чонгук усмехается, опускает взгляд на свою тарелку и принимается разрезать стейк на маленькие кусочки. — Зато я пришел на работу человеком, который видит мир цветным. Тэхён решает, что Чонгук с румянцем на щеках выглядит миленько.***
Тэхён как раз укладывает в кровать последнего ребенка, когда оборачивается и впадает в, мягко говоря, культурный шок. На пороге детской спальни возле двери стоит Чонгук с натянутой глуповатой улыбочкой на лице и излишне робко махает ему рукой. — Привет, — говорит он, когда оказывается рядом. Чонгук обвивает талию Тэхёна руками, и на губах его мелькает тень легкой улыбки. — Салют, — тихо смеется он, подталкивая Чонгука к выходу из комнаты, чтобы, не дай Бог, не разбудить детей. Быстренько ухмыляется вконец ошеломленной секретарше, когда она одаривает его понимающим взглядом, и переводит взгляд обратно на Чонгука. — Пришел, чтобы забрать кого-то? — А как же? — Чонгук склоняется к щеке Тэхёна с одной из своих нахальных улыбочек, которые так обожает Тэхён. — Мальчишка такой двадцати пяти годиков. У него прекрасная улыбка и волосы самого дикого оранжевого цвета, потому что — цитирую: «Лето такого же». Обещал, что буду проводить с ним больше времени. Могу забрать? Тэхён смотрит на Хосока, который закатывает глаза и машет рукой, мол «идите уже!». — Ну, конечно. Знаете, ваш мальчик — настоящее стихийное бедствие. Замучились мы с ним, так что заберите, будьте так добры. — Верну его в целости и сохранности, — смеется Чонгук и тянет Тэхёна через автоматически открывающиеся двери, а его рука плотно обхватывает его ладонь. Они прогуливаются по улицам, пальцы небрежно переплетаются друг с другом, и Тэхён слегка раскачивает руки. — Тяжелый день? — На самом деле совсем наоборот, — Чонгук поворачивается к нему, и каждый раз Тэхён неосознанно улыбается, потому что эмоции младший совсем не скрывает — пускай весь мир видит, у Чонгука на лбу написано, что он чувствует. Когда он счастлив, сквозь его улыбку проглядывают заячьи зубки, а глаза обретают форму полумесяца, что кажется — еще чуть-чуть, и их совсем не будет видно. — Я взял недельку отпускных. Может, рванем куда-нибудь? Только ты и я. — Почему бы и нет, — Тэхён сжимает руку Чонгука и тянет к уличному ларьку, где они делят на двоих пиалку с жутко острыми рисовыми пирожками. В этот момент Тэхён чувствует, как его сердце пылает, а Чонгук чувствует то же самое — только оно мечется на кончике языка. — Нехорошо это, — ворчит Чонгук, вытягивая язык и пытаясь обмахивать его руками. — Я тут гуляю с тобой, а ты, похоже, на тот свет меня отправить хочешь. — С чего бы это? — смеется Тэхён, вытирая большим пальцем с губ Чонгука остатки острого соуса.***
Когда Чонгук привозит их на железнодорожный вокзал, Тэхёну даже мысль в голову не приходит, что скоро у него на руках будут билеты на двухчасовую поездку до Тэгу. Он пялится на парня до ужаса огромными глазами, а Чонгук улыбается так, что Тэхёну интересно: а не сводит ли у него челюсть. — Чего? — и он не знает даже, что сказать. — Я просто думал, что ты скучаешь по дому. А Тэхён и правда жутко скучает по дому. Всю дорогу он сидит рядом с Чонгуком, укрытый пледом. Сердце бьется в предвкушении, он то и дело прижимается ладонями к теплому стеклу и наблюдает за сменяющимися, подобно бабочкам, картинами за окном. Младший сопит у него на плече, подразнивая его щеки короткими выдохами. Все не так, как раньше. Все меняется сквозь палитру цветов, и у Тэхёна перехватывает воздух где-то на пути в легкие, когда он замечает слабый отблеск зеленого на листьях или бело-синее мерцание солнечного света, отражающееся от зданий. Красиво. Прекрасный и живой; мир — это феникс, яркий, желто-красный, возрожденный из серого пепла. Тэхён тянет (тащит) Чонгука, улыбаясь шире, чем за последние несколько лет, водит по всем местам из своего детства, обнимает деревья в парках и вдыхает запах апельсинов на уличных открытых рынках, пробуя их на вкус. Пробует жизнь на вкус. Чонгук наблюдает за Тэхёном с дикой нежностью в глазах и переплетает их пальцы. Все утро они торчат в дендрологическом парке, смотрят на растения всевозможных цветов, вспоминают, как же все вокруг ярко, и между смешками то и дело благодарят друг друга. Остаток дня для Чонгука проходит в попытках поймать в залах Тэхёна, петляющего между скульптурами в музее. В ту ночь Тэхён приводит Чонгука домой, и пульт от телевизора выскальзывает из рук его матери, когда она открывает дверь. — Прикольная рубашка, м-м, розовая, — выдает Тэхён. Она опускает взгляд на его руку, замечает, как переплетены их с Чонгуком пальцы, и все понимает. Чуть позже, когда Тэхён тут же вырубается у себя в комнате, Чонгук сидит, не в силах заснуть в непривычном месте. На кухне он сталкивается с его матерью, сидящей с кружкой чая в руках. Чонгук слегка кланяется ей в приветливом жесте и с легкой улыбкой на губах. — Так значит, — говорит она после долгого молчания, — это ты показал моему сыну цвет неба? — Да, — сглатывает Чонгук. Так они и сидят, наслаждаясь обществом друг друга. Два человека, готовые умереть за парня, сопящего в соседней комнате. Мама Тэхёна подносит к губам чашку, отпивает и шепчет: — Спасибо. За то, что смог сделать то, чего я не смогла. А по другую сторону стены Тэхёну снится, будто он проводит рукой по поверхности бирюзового океана и наблюдает, как проходит по ней рябь и вторит, словно эхо.***
Это происходит тогда, когда листья перестают быть ярко-зелеными, скатываясь к цвету ржавого красного. Когда ночи становятся весьма прохладными, и люди уже не рискуют выходить на улицу без второго слоя одежды. Тэхён валяется в кровати Чонгука, который проводит пальцами по его телу, выводит какие-то очертания. Бледную кожу на его обнаженном плече освещает полоска лунного света, пробившаяся сквозь щель в шторах. Когда Тэхён открывает глаза, замечает, что Чонгук смотрит на него своими темными глазами. Этот взгляд абсолютно нечитаемый, но такой спокойный. — Хэй, — шепчет Чонгук. «Мм?» — бормочет Тэхён. — Не хочешь переехать ко мне? И в этот момент Тэхён закрывает глаза снова и видит бледно-оранжевый, фиолетовый, множество оттенков, сопровождающих рассветы, которые они могут встречать в своей жизни бесчисленное множество раз. Вместе. Он заворачивается в объятия Чонгука и думает, что еще никогда в жизни не ощущал ничего более прекрасного, чем сейчас. — Хочу, — говорит он, опускает веки снова. И чувствует, как Чонгук приподнимается, чтобы поцеловать его, отнимая способность дышать. И ощущение, словно это их первый поцелуй. Все с чистого листа.***
— А я уж грешным делом подумал, что тебе надоело, учитывая то безумное количество времени, которое ты провел на улице в прошлом году. На щеках Тэхёна — румянец, в то время как он сам по колени в ворохе листьев, отражающих живые оттенки красного и коричневого. Они до сих пор опадали на землю после того, как Тэхён прыгнул в них пару секунд назад. — Не будь скотиной. Чонгук прислоняется к машине и наблюдает, как Тэхён сгребает в кучу опавшие листья и потом прыгает в них же. Это продолжается в общей сложности минут десять, пока тот, наконец, не решается сказать хоть что-то. У Тэхёна волосы уже оттенка ненасыщенного красного, но Чонгук думает, что это ничто по сравнению с цветом его щечек в такие моменты. — Вот давай не будем, а? — говорит он. — Нет. Тэхён. Ты серьезно? Тэхён считает нужным просто выстрелить горсткой листьев в сторону Чонгука, хотя вообще-то они не долетают даже до расстояния в два метра от младшего, учитывая, что листья-то по большей части почти не весят ничего, да и сопротивление воздуха… — Знаешь… Ладно, повторюсь, просто забей. Чонгук не удерживается и фыркает, наблюдая, как его парень так старается с выступающим промеж губ кончиком языка. Тэхён всегда высовывает язык, когда сосредоточен на чем-то, и в этом есть что-то до чертиков очаровательное, потому как сейчас он полностью сконцентрирован на том, чтобы сложить листья в кучку… чтобы потом прыгнуть в нее же. Чонгук тихо вздыхает, расправляет плечи и приседает, чтобы закатать низы штанин, а потом спокойным шагом направляется прямиком к Тэхёну. И зарабатывает полный удивления взгляд, когда он протягивает руку, чтобы забрать у того грабли. — Это вот так ты, — говорит Тэхён, заходясь в дразнительной усмешке, — «совсем не желаешь ко мне присоединяться», а? Спустя десять минут Чонгук сражается с Тэхёном за право прыгнуть в ворох листьев, потому что мы должны меняться, грабли-то только одни, а спустя еще пять Тэхён висит на спине Чонгука, маленькие трещинки и осколки осени путаются в его волосах, и младший замечает подобные оттенки красного по всей его шее. Иногда они валяются вместе в постели, просто держась за руки, и именно в такие моменты Тэхён чувствует себя совершенно разбитым от любви. Потому что его чувства, кажется, растут с каждым новым вдохом, проникают в каждую ткань его косточек, пока не зафиксируются там и не останутся навсегда. Чонгук любит переплетать пальцы и поднимать их руки, потянув к потолку. Тогда он может скрещивать их большие пальцы друг с другом, сгибая и выпрямляя суставы остальных волнистыми движениями. Чонгук говорит, что это похоже на взмах крыльев бабочек. — Они всегда у меня в животе тусуются, когда я с тобой, — начинает Чонгук, и Тэхён давит в себе желание задушить младшего подушкой. А Чонгук знает, этот мелкий засранец все понимает, поэтому продолжает. — Хотя, по правде говоря, они там уже прописались. Тэхён смотрит вверх, на то, как дрожат их руки, отбрасывая тень на потолок, и улыбается. — Ты идиот. Чонгук никогда и не спорил. Когда Тэхён, наконец, засыпает, он запускает пальцы в его волосы, прижимается губами ко лбу и шепчет: «Идиот, но только для тебя…» В другие дни они могут потратить все утро выходного дня в кафе, находящегося вниз по улице, обсуждая, с какими цветами у них ассоциируются определенные чувства. Они всегда взбудоражены и взволнованы, каждый раз появляется что-то новое и, кажется, словно так будет вечно. А любимый цвет Чонгука на сто процентов — голубой. « — Почему? — А разве он не прекрасен? Это цвет неба и океанов. Цвет свободы, цвет надежды. Цвет печали. Много чего прекрасного — голубого цвета». У Тэхёна в общем-то нет предпочтений, он любит абсолютно все цвета. Он почти каждые два месяца красит волосы, будто ребенок, пытающийся понять, какую же конфетку ему слопать. Тэхён здесь, Тэхён там, но Чонгук всегда рядом. Они счастливы, они довольны, крадут оттенки радуги у всего и друг у друга.***
Ладонь Чонгука, сжимающая Тэхёнову, теплая, но их дыхание замирает в воздухе полупрозрачными белыми облачками. Поздний вечер, холодно, и они оба голодные — в животах так же пусто, как у Чонгука в холодильнике (к глубокому разочарованию Тэхена). — Поверить не могу, что ты не ходишь в магазин за продуктами, — бормочет Тэхен, еще крепче сжимая руку Чонгука и надеясь, что урчание у него в животе не слишком громкое. — Разве у людей обычно нет хотя бы рамена про запас? — Я живу холостяцкой жизнью, — говорит Чонгук, но ловит на себе красноречивый взгляд Тэхена и тут же с неловким смешком поправляет себя. — Жил, но никогда не поздно что-либо изменить. Мы, в любом случае, почти дома. Тэхен запрыгнул на Чонгука (у того не было клиентов на вечер, и потому он мирно дремал на диване) буквально сразу же, как только вернулся из детского сада, и заявил, что они должны приготовить что-нибудь дома. Шатающийся и слабо соображающий, но ничуть не расстроенный Чонгук обвил рукой талию старшего и уступил. — И как это понимать? — Что — это? — У тебя в холодильнике шаром покати. — А, да. Об этом… Супермаркет неподалеку от дома Чонгука встречает их теплом, и Тэхен сразу же вешает себе корзину на руку и направляется к полкам; Чонгук плетется за ним с видом потерянного щенка. Тэхен кидает в корзину пару упаковок пасты (пенне, потому что, по мнению Тэхена, они выглядят точь-в-точь как те картофельные снэки Roller Coaster, от которых он без ума), банку соуса Альфредо, несколько пачек тертого сыра и еще стручковый перец всех возможных оттенков. « — Да ладно, Чонгук, если они так выглядят, то они на сто процентов вкусные». — «Ненавижу перец, будь он хоть одного цвета, хоть нескольких». В конце концов они покупают несколько бутылок вина — красного, белого и розового, просто потому, что Тэхен не удержался. «— Оно розовое! Вино розовое». «— Малыш, это французское вино, я уже пробовал его пару раз в Штатах». Тэхену греет душу, что Чонгук кажется почти ребенком — молодой парень двадцати лет с хвостиком, в оранжевой шапке, неаккуратно натянутой на уши, следующий за Тэхеном по всему супермаркету и искренне удивленный тем фактом, что рис, оказывается, может продаваться в виде полуфабрикатов. — То есть, мне просто надо засунуть это в микроволновку на пару минут, и я могу спокойно есть это с кимчи? — у Чонгука явно выраженное недоумение на лице, когда он подносит пластиковую упаковку с рисом на уровень глаз, окидывая беглым взором состав. — Вау. Тэхен вырывает упаковку из рук Чонгука и кидает ее в корзину, при этом смеется так, что глаза его превращаются в щелочки, и младший лицезреет его коронную прямоугольную улыбку. — Ну, я могу показать тебе это на практике как-нибудь, почему нет? Уже на кассе, пока их товары пробивают, Чонгук крепко прижимает Тэхена к себе, обвивая старшего руками за талию, и прижимается губами к виску. Он шепотом произносит три слова, выдыхая прямо ему в ухо, чтобы только он мог услышать. Тэхен улыбается и шепчет то же самое в ответ.***
Бокал мутнеет и двоится, когда Тэхен, с пылающими от алкоголя щеками, тянется к нему, и парень издает удивленный смешок, когда цепляет руками воздух. Сосредоточенно сжав губы, он пробует снова, хватаясь буквально в сантиметре от ножки бокала. Напротив него сидит Чонгук и, запрокинув слегка голову, тихо смеется над тем, насколько Тэхен пьян. На краю кофейного столика стоит пустая бутылка из-под красного вина, и они оба сидят рядом на полу, скрестив ноги; им осталось допить меньше половины бутылки с белым вином, так как Тэхен настоял на том, чтобы попробовать все оттенки за раз, и Чонгук не мог сопротивляться, приняв это как вызов. Алкогольный вызов. — Только попробуй теперь отвертеться, — Тэхен говорит неразборчиво, кидая пошлый взгляд на Чонгука и щурясь, в то время как на лице младшего проскальзывает снисходительная улыбка. — Ты сам хотел этого. — Нет, — говорит Чонгук, улыбаясь настолько широко, что глаза становятся похожими на полумесяцы, и от этого сердце Тэхена трепещет, как и всегда, впрочем. — Я толком и не спрашивал даже, хочешь ли ты этого. — У меня чувство, будто меня обдурили, — бормочет окончательно сбитый с толку Тэхен. Он смотрит на свой наполовину пустой бокал белого вина, пока Чонгук не приподнимается и не подсаживается к нему, приобнимая Тэхена за талию и утыкаясь носом ему в висок. — Ты опять ведешь себя, как придурок. Голос Чонгука низкий и теплый, дыхание щекочет шею, и Тэхен дрожит, придвигаясь ближе. — Но ты все равно ведь меня любишь, — Чонгук прижимается губами к щеке Тэхена, потихоньку спускаясь к шее. — И это совершенно взаимно. Тэхен бурчит «нечестно» и возвращается к делу, чувствуя взгляд Чонгука на себе, пока он допивает вино из бокала, и мысленно торжествуя, когда Чонгук говорит, что он справился на отлично. — Давай ужин готовить, — усмехается Чонгук, легонько убирая челку со лба Тэхена, рассматривая пунцовые щеки и мутные глаза. — Паста? — С соусом Альфредо, — Тэхен позволяет Чонгуку поднять себя с пола и проводить на кухню, где младший дает ему банку соуса, которую они ранее купили в супермаркете. — Разогрей это в микроволновке, я приготовлю пасту. Даже будучи упитым в хлам, Тэхен чует неладное и, опустив глаза на банку, недоверчиво крутит ее в руках. — Уверен, что не спалишь кухню к чертям или что-нибудь в этом роде? — Я не настолько безнадежен, я пять лет один жил в Штатах. Тэхен ложкой выкладывает соус в миску и ставит в микроволновку, наблюдая, как Чонгук нарезает перец и складывает его разноцветной кучкой из красного, зеленого и желтого, яркой настолько, что у Тэхена дыхание учащается. И Чонгук. Чонгук — это произведение искусства: с его накаченными руками и слегка нахмуренным лицом, пока он возится с ножом, пока считает в голове, сколько пенне им понадобится на две порции, пока перемешивает пасту в кастрюле. — Эй, — шепчет Тэхен, обнимая Чонгука со спины за талию, пока тот обжаривает в сковородке перец. — Мне кажется, ты выглядишь потрясающе, что бы ты ни делал. Чонгук тихонько усмехается и что-то невнятно бормочет в ответ, помешивая перец на сковороде; масло чуть слышно шкворчит, разбавляя тишину. — Спасибо? Он тянется за солью, когда чувствует губы Тэхена на задней стороне шеи; Чонгук холодеет и резко прерывает Тэхена, когда тот сжимает рукой ткань его боксеров. — Не сейчас, — предупреждает Чонгук, но его слова благополучно пропускают мимо ушей, и Тэхен слегка усиливает хватку, срывая с губ младшего еле слышное шипение. — Пожалуйста, — низко стонет Тэхен Чонгуку на ухо, и тот чувствует, что вот-вот с ума сойдет. — Пожалуйста, поцелуй меня. Минута — и Тэхен уже сидит на кухонном столе перед Чонгуком; тот делает шаг назад и оценивает ситуацию. Тэхен с пылающими от спиртного щеками и призывно раздвинутыми ногами, рядом с плитой, на которой все еще готовятся овощи. — Потом, — говорит Чонгук, проводя легонько пальцами по щеке Тэхена, но все же делает скидку и, слегка приблизившись, мягко целует старшего в губы. — Ты, я думаю, чертовски пьян сейчас, — на самом деле, в этом есть свое очарование, но об этом Чонгук умалчивает. — Неправда, — Тэхен настаивает, прижимается еще ближе. Он обнимает Чонгука за шею, притягивает к себе младшего и снова касается его губ своими. Чонгук чувствует горько-сладкий привкус алкоголя на губах и языке Тэхена. Чонгук, наконец, сдается, наощупь выключает плиту и, обхватив руками Тэхена за бедра, несет его в спальню и опрокидывает там на матрас. На руках Чонгука уже явно виднеются красные следы от ногтей Тэхена, младший же метит территорию губами. Дерзко и решительно, оставляя темно-фиолетовые синяки по всей шее, плечам и левой ключице Тэхена. — Мой, — рычит Чонгук, крепче сжимая бедра, и Тэхен срывается на крик, закрывая глаза рукой и отчаянно хватаясь за простыни, при этом ноги его дрожат. — Мой. С ним — как дома. Тэхен — это храм, а Чонгук с давних пор стремился к душевному равновесию гармонии. Где ничто не важно, где есть только настоящее и нет ни прошлого, ни будущего. Где он берет все от этого прекрасного хаоса, когда Тэхен распадается под ним на крошечные частицы, и имя Чонгука всхлипом срывается с кончика его языка, и он, зажмурившись, ощущает всю невообразимую мощь белого цвета снова и снова. Уже позже, когда Чонгук засыпает, и тени скользят по его лицу, Тэхен, нежно касаясь кончиками пальцев, убирает их и шепчет: «Твой».***
Осталось всего ничего до тихого часа, и Тэхен старается не споткнуться об кого-нибудь из этих маленьких людей, которые цепляются за его ноги и уговаривают еще поиграть, вместо того, чтобы ложиться спать. Он шагает медленно и неуклюже, подталкивая их в сторону спальни, зажимая при этом телефон между ухом и плечом. — Ну давай, — шепчет Тэхен, легонько похлопывая маленькую девочку по спине, пока та забирается к себе в кроватку. — Будь умницей. — Что это? — девочка во все глаза смотрит на него и тычет пальцем в основание его шеи, и в этот момент Тэхен благодарит всех богов за то, что она видит все черно-белым. — Оу, — Тэхен пожевал губу; девочка буквально сверлит его взглядом, и он чувствует себя немного глупо из-за внезапно накатившего ощущения паники. — Это то, что ты получаешь от того, кто тебя любит. Как укус насекомого, но… В хорошем смысле. — То есть, тебя кусают? — девочка в недоумении морщит нос, и Тэхен торопливо укрывает ее, натягивая одеяло до самого подбородка. — Ага, — бессовестно выкручивается он. — А потом начинают сосать, как граф Дракула, пока оно у тебя не станет фиолетовым. — Что такое фиолетовый? — Узнаешь, когда встретишь своего соулмейта. Где-то там, на другом конце провода, Чонгук давится глотком кофе, за что получает косой взгляд от Намджуна и других коллег. Хосок сидит перед доской в другом углу спальни, выписывая на нее буквы алфавита. Маркер выпадает у него из рук, он разворачивается и неверяще ахает. — Ким Тэхен, какого хуя? — Шшш, ты разбудишь детей! — Они же могут родителям настучать о том, что ты им сказал!***
Есть что-то такое особенное в том, как замедляют свой танец снежинки, прежде чем коснуться земли. Тэхен думает, это потому, что им не хочется так скоро растаять и превратиться в ничто. Всюду жажда жизни. Праздничные гирлянды тянутся от одного фонарного столба к другому, и посреди площади стоит большая рождественская елка. Уже прошла первая неделя Рождества, и Тэхен все так же поражен всей этой пестротой вокруг, как и три года назад, когда впервые увидел цвета. Свое первое совместное Рождество они провели в доме Чонгука. Младший раздобыл маленькую елочку и поставил ее в центре гостиной. — Здесь нужна звезда, — настаивал Тэхен, пока они украшали елку золотой и малиновой мишурами и закрепляли маленькие лампочки и колокольчики на ветках. В какой-то момент Чонгук обхватил Тэхена руками и утащил с собой на диван. — Ты угробишь несчастное дерево. Слишком много украшений для такой маленькой елочки, — сказал он сквозь смех, в то время как Тэхен упрямился и сопротивлялся, ведь «Ей нужно больше украшений и любви!». Тэхен позволил Чонгуку водрузить себя на колени, но тут же дернулся, схватил что-то у себя за спиной и поднял над их головами, при этом широко улыбаясь: — Омела, — Чонгук вздернул бровь, — ты должен меня поцеловать. Сейчас же. Чонгук так сильно прижался к его губам, что Тэхен выронил омелу.***
В четыре часа дня в музыкальном магазине почти никого нет, и консультант тепло улыбается, когда Тэхен входит в магазин, а колокольчик на двери сообщает о его присутствии. Альбомы ровными рядами стоят на полках, и Тэхен мягко вздыхает, потому что Чонгуку нравится практически любая музыка, и он хоть убей не помнит, какого альбома у младшего еще нет, чтобы можно было ему его купить — ведь рождественский подарок должен быть особенным, и он уже всем сообщил об этом, несмотря на их ответы из серии главное — это от души. Это происходит, когда он стоит в задней части магазина. Внезапно Тэхен ощущает головокружение, как будто механизм заново начинает работать, и картинка перед его глазами мутнеет. Он на автомате пытается опереться обо что-то и случайно смахивает несколько дисков с полки. Когда боль утихает достаточно, чтобы он мог хотя бы открыть глаза, сердце Тэхена пропускает удар, и он, путаясь в собственных ногах, выбегает из магазина на улицу. Снег все так же идет, рождественские украшения продолжают радостно мигать, но цвет постепенно сходит на нет, все тускнеет и теряет свою красоту. Телефон звонит в самый, кажется, мрачный момент жизни Тэхена, и в кои-то веки он бросает трубку первым. Он смотрит на огни на площади, на небо, смотрит на елку. — С Вами все в порядке? — спрашивает консультант, и в его голове отчетливо слышится беспокойство. — Она больше не зеленая, — шепчет Тэхен, и ему холодно. Очень холодно. — Оно умерло. Он умер. Все умерло. Цветов больше нет. Через неделю после похорон Тэхен находит в комоде Чонгука маленькую бархатную коробочку, но он не открывает ее — ему не хочется смотреть на кольцо и не видеть синего цвета, который так любил Чонгук.***
Тяжело опять возвращаться к серой палитре, когда однажды уже вкусил цвет, алый, пылающий на чужих губах. Тэхен держит букет тюльпанов, носки его обуви увязают в земле перед могилой Чонгука. Тюльпаны желтые, ну, или, по крайней мере, он именно такие хотел купить. Продавщица в цветочном магазине смотрела на него с такой жалостью, что Тэхен отвернулся и ушел сразу же, как только оплатил. Он вспоминает весну в сезон цветения вишни и зеленые пейзажи, ровно год назад, когда Чонгук возил его на краткосрочную поездку в Киото. Он, Чонгук, со своим любимым Никоном на шее и Тэхен, слишком быстро шагающий по философскому пути, бесконечно поторапливающий Чонгука и а на это посмотри, красиво как. Был самый разгар цветения, каждое дерево было наполнено жизнью и цветом, и Тэхен поражался, насколько сюрреалистичным казалось все вокруг. Однажды вечером, где-то спустя неделю после поездки, когда Тэхен вернулся домой из детского сада, он обнаружил, что вся стена от двери и до лестницы была увешана его фотографиями на фоне вишневых деревьев, и он подумал тогда, что это и есть любовь, и эта любовь останется с ним навсегда. — Не будь так жесток к себе, — сказал Хосок, — ты не виноват. Никто не виноват. Некоторые вещи просто случаются, потому что жизнь — сука. Расслабься, просто отдохни какое-то время от всего. Тэхен поднимает лепесток вишни с земли и держит в ладонях, мечтая, чтобы он перестал быть серым. Светофоры и дорожные знаки, по сути своей, бесполезны, когда не различаешь цвета, поэтому неудивительно, что в один миг Тэхен обнаруживает себя лежащим на спине и лихорадочно хватающим ртом воздух. Краем глаза он замечает бензовоз. Когда он поворачивает голову, прижимаясь щекой к дороге, асфальт под ним кажется не то горячим, не то холодным. Боли нет, и Тэхен смутно припоминает, что как-то читал о том, что мозг выделяет эндорфин перед тем, как человек умирает, и это, собственно, и есть оно. Он видит, как его кровь растекается по асфальту, затекая в трещины на дороге. Пронзительно-алое смешивается с черным и растворяется в нем. Веки Тэхена дрожат, все вокруг перестает быть четким и становится будто бы нереальным. Он смотрит в одну точку, мир плывет у него перед глазами, но, может быть, просто может быть, все хорошо. Потому что небо снова синее…