Месть подают холодной

      -Я тебя ненавижу! – крикнула она ему в лицо и убежала, вытирая слёзы.       Предатель. Как он мог? Он считает себя мужчиной. Точнее считал.       Он трус. Сбежал в самый ответственный момент. Бросил её перед лицом опасности. Клялся в вечной любви. Ха! Дурак.       Любовь. Настоящая любовь. Она умерла. Давно уже.       Он думал, что любит. Думал.       Он увидел их, и сердце упало вниз. Наверно, на уровень задницы, которой он в тот момент думал. Трус.       Она осталась одна. Она верила ему. Верила в любовь. Наивная. Зато, чем раньше снимаешь розовые очки, тем меньше будет разочарований потом.       Но он не знал, что женщины мстительны. Особенно девушки. Особенно она. Как только она поняла, что случилось, у неё тут же родился план мести. Она дождалась зимы. Месть. Её подают холодной.       Она хотела, чтобы он почувствовал всю ту боль, что перенесла она. Чтобы прочувствовал все её оттенки...       Декабрь. Первый снег. Как символично. В тот день они первый раз поцеловались. Она знает его режим наизусть. Дом – институт – дом. В это время заканчивается его последняя пара. Поздний вечер. Тёмный переулок. Тротуар покрыт тонким ковром белого снега. Идеально для мести.       Он идёт в наушниках, не подозревая о готовящемся нападении. Она резко выскакивает из-за угла. Бьёт по голове огромным томом с названием «Полный химический справочник», где собраны все возможные вещества с их свойствами и формулами. Его подарок на их годовщину знакомства. Зря.       Он падает. Без сознания. Отлично.       Она хватает его за шкирку и тащит в проём между гаражами. Гаражи. Они надёжно скроют их от чужих лиц. За ним остаётся след из непокрытых снегом полос земли. Плевать. Его и не подумают тут искать. Искать.       Родители в командировке. Как удачно. Младшая сестра дома. С бабушкой. Далеко отсюда.       Она остановилась передохнуть, вытащила из его кармана телефон и набрала номер бабушки.       -Валентина Григорьевна! Здрасти, это девушка Саши. Он сегодня останется у меня.       Навсегда.       Саша не вернётся домой. Никогда уже не вернётся. Она заберёт себе его душу. Она вытащит её из растерзанного тела. Из сердца. Как он вытащил у неё, вонзив нож в спину. Как по-мужски.       -Эй, братва, - позвала она.       Она протащила тело через узкий проём между гаражей. Она оказалась в гаражном кольце. Это была ошибка архитектора или людская предусмотрительность, однако здесь гаражи стояли кольцом, направив свои пустые, свободные от дверей спины внутрь этого кольца. Как удобно. Здесь часто находили тела. Тусовались всякие наркоманы, алкоголики, порой даже совсем невезучие проститутки. В гаражном проёме лежали пустые бутылки, шприцы, упаковки от презервативов. Мусор. Грязь. Клоака. Самое место для таких, как он.       В центре кольца горит костёр. Вокруг него сидят местные бомжи. Конченые уроды. Их не упекли ещё в тюрягу только потому, что милиции нет дела до таких уёбков. Хотя. Местным ментам вообще посрать на всё с высокой вышки. Очень высокой. Вышки.       -Вот. Как и обещала, - с довольной, злорадной улыбкой сказала она.       -Бля, я до последнего не верил, что ты это сделаешь, - заявил один из них. Самый грязный. Вонючий. Самый падший.       Он отошёл от костра, у которого они грелись, и подошёл к ней.       -А он ничё так. Ебало симпотное, - оценил он предложенное тело.       -Я ж говорила, что он гораздо лучше, чем бродячая собака или твой сосед, - ответила с гордостью она.       -Эй, пацаны, гляньте, - позвал он остальных бомжей. – Зацените.       Строгие судьи окружили беззащитное тело. Судьи. Падшие судьи.       Они хватали его за лицо, щупая холодную кожу. Да. Он был красив. Серые глаза. Каштановые волосы. Достаточно худощав, но качается. Качался. Бледное лицо. Тонкие, припорошённые снегом брови, обычно изогнутые в слегка надменной мордашке. Он думал, что крутой. Думал. Нос независимо от времени года всегда усеян веснушками. Он замазывал их тоналкой. Идиот. От снега всё это давно потекло, оставляя пятна на его синей куртке. Ресницы, такие тонкие, короткие, но достаточно частые. Они всегда слегка подрагивали, когда он смотрел на неё. Она думала, что это невербальный признак его чувств. Глупая. За этим трепетным дрожанием скрывался банальный страх. Обычный страх. Совсем ещё новая зимняя куртка была покрыта снежным ковром. Наушники она предусмотрительно вытащила из его ушей. Сейчас они ему не были нужны. Музыка. Он всегда находил в ней утешение и источник энергии, защиты. Защиты. Именно её не хватило ей тогда. В тот самый вечер. Когда он бросил её на растерзание местным гопникам-извращенцам. В тот день она сломалась. Как кукла. Лопнула внутри неё батарейка, дававшая ей силы и энергию для жизни. С того вечера у неё в голове была лишь одна цель. Месть. Она не могла ни есть, ни спать, пока не придумала, как отомстить за себя, свою жизнь и честь. За бесконечное доверие и глубокое разочарование. За разрушенный мир. За всё.       -Одну секунду, - сказала она, доставая пузырёк, чтоб вернуть его в чувства.       Он скорчил недовольную мину, а потом открыл глаза. Его зрачки расширились от ужаса, только рассмешив её.       -Саша? Что происходит? Где я? – пролепетал он.       Она тоже Саша. Александра. Какая ирония.       -Месть, - коротко, но с большим удовольствием ответила, растягивая это слово, наполняя его безжалостностью, она. – Можете начинать, - сказала она без тени сочувствия и сострадания.       Она отошла к костру, приземлившись на старое, прогнившее кресло, чтобы удобнее было наблюдать. Бомжи с радостью накинулись на тело. Они сорвали с него одежду, оставив абсолютно голым на морозе. Он кричал, пытался отбиваться, но его слишком крепко держали. Слишком.       -Саша! Прости меня! Пожалуйста! – вскричал он, умоляюще взглянув на неё.       Она даже бровью не повела.       Бомжи жадно хватали молодое тело своими грязными руками. Лапали. Нещадно царапая его нежную, бледную кожу. Он извивался, орал до хрипоты. Но его никто не слышал. Никто.       -Какой мягкий. Какой красавчик. А хуй-то, блять, короткий, как спичка, - заржали они.       Они оттягивали его соски, кусали их, хватали за обвисший член, взвешивая его в своих руках.       -Ближе к делу, - скомандовала она, напоминая бомжам, что время у них ограничено.       Она хотела успеть до рассвета. Когда взойдёт солнце всё уже должно быть кончено. А она хотела ещё самостоятельно поиграть с ним.       Бомжи тут же достали какие-то пустые бутылки, склянки и прочую дребедень, хоть как-то смахивавшую на член. Двое держали его, а третий пристроился сзади. Вылив содержимое одной из бутылок на анус и свои пальцы, он тут же резко вставил их внутрь, чтобы хоть немного его растянуть. Однако продлилось это не долго. Бомж вытащил свои грязные пальцы и небрежно вытер об лохмотья соседа. Он взял бутылку за основание и силой вдавил её в анус. Он вскрикнул от боли, неистово дёргаясь в руках бомжей. Неудивительно. Он был натуралом. Был. А бомжам всё равно, что трахать.       Он быстро начал двигать бутылкой, вгоняя её как можно глубже, разрывая неразработанные мышцы ануса. Кровь окрасила снег под ними. Крики его разрывали тишину ночи, нарушаемую лишь потрескиванием дров в костре. Крик. Он был самой прекрасной музыкой для её ушей. Его крик. Ему было больно. Очень. А она наслаждалась и упивалась этой болью. Но ей этого было мало. Катастрофически мало.       Бомж нещадно рвал его, яростно вколачивая бутылку в тёплое нутро бледного, холодного тела. Он стонал от боли, извивался. А она вспоминала, как точно также насиловали её, когда он сбежал. Предал её.       -Саша! Умоляю! Прости меня! – продолжал попытки он.       Попытки. Слабые. Очень.       Она окинула его ледяным взглядом, от которого ему стало ещё холоднее. Он понял, что в ловушке. Никто не придёт на помощь. Никто не спасёт его. Вскоре он почувствовал, как бутылка покинула его растерзанное нутро. Он уже хотел было обрадоваться, как тут же в него проникла другая, более короткая, но при этом гораздо толще, и всё пошло сначала. Она сидела в кресле, поглядывая изредка на часы, наблюдала за тем, как её бывшего пускают по кругу. Бывшего.       Это была любовь с первого взгляда. Они тут же понравились друг другу, когда случайно столкнулись в коридоре универа. Он постоянно бегал за ней, добиваясь её внимания. Долго уговаривать не пришлось. Они гуляли вместе. Обнимались, целовались, витали в розовых облаках, строя воздушные замки. Он дарил ей цветы, подарки. Она отдала ему свою душу и тело. Она доверяла ему. А потом...       Она видела, как бомжи грубо натягивали его на разного размера и формы бутылки и сосуды, совершенно не заботясь о нём. Идея отдать его им на растерзание пришла сама собой. Она знала, что бездомные мужики никогда не откажутся от свежего молодого тела. Им за это ничего не будет. Она зачистит все следы. Пара бутылок водки решала всю проблему со смелостью, а припрятанный на груди пистолет отца с обороной в случае очередного предательства. После того дня отец подарил ей пистолет, чтобы она могла защищаться. Ведь электрошокер, лежавший в тот день у неё в сумочке, не поможет сразу против пятерых.       Его ануса бомжам оказалось мало, они решили оприходовать и его рот. Им пришлось повернуть его, чтобы она могла спокойно наблюдать за происходящим. Всё это её ничуть не возбуждало. Хотя когда-то она становилась влажной и бесстыдно текла от одного только его взгляда, прикосновения. Сейчас перед ней стояли мужики с пустыми или полупустыми бутылками, нещадно трахавшие её бывшего, который стоял раком и что-то пытался мычать. Пресно. Скучно.       Она знала, что это – лишь разминка перед основным сюрпризом, но она была необходима, чтобы он перестал сопротивляться. Чтобы понял, что обречён. Чтобы вдоволь насладился чувством одиночества, неотвратимости.       Бомжей было достаточно, чтобы занять его на час. За это время он успел порядком замёрзнуть, сорвать горло от криков и залить снег под собой кровью, мочой и слезами.       -Хватит! – остановила она, когда один из бомжей снова решил сменить орудие пытки. – Вот остатки моей платы, - она достала из своей сумки пару купюр стоимостью в тысячу рублей.       Они попрятали свои игрушки, бросили его на снег и, взяв деньги, ушли, протиснувшись в щели между гаражами.       Она встала с кресла и подошла к нему. Он был весь перепачкан в собственной крови и блевотине. Он лежал, свернувшись в позе эмбриона, и ждал смерти. Она схватила его за волосы, заставив запрокинуть голову. Полными ужаса глазами он взглянул на неё, как забитый зверёк.       -Саша, мне очень холодно, спаси меня, пожалуйста, - едва слышно прошелестел губами он.       А ведь когда-то она целовала эти губы, покрытые тонкой корочкой замёрзшей на морозе крови.       Она гадко улыбнулась. Она торжествовала.       -Ты же знаешь, любимый, месть – это блюдо, что подают холодным.       Она рассмеялась ледяным смехом, достала из сумки бутылку водки и влила её содержимое в рот бывшего. Он закашлялся, но вынужден был проглотить. Она полила его тело остатками спирта и начала быстро растирать. Она не хотела, чтобы он замёрз и преждевременно умер.       -Спасибо, - он благодарно посмотрел на неё, чувствуя тепло от её рук и разогревавшего тело спирта.       Услышав такое, она дала ему леща наотмашь.       -Ты – последняя тварь. Мерзкий трус. Ты никогда не заслужишь моего прощения! – сказала она, ударив его кулаком в нос.       Новые струйки крови резво заскользили по его лицу, а из глаз посыпались искры, вперемешку со слезами.       Она схватила пустую бутылку из-под водки, брошенную бомжами, не церемонясь, перевернула его на живот и засунула её в его анус, оставив снаружи только горлышко. Закончив, она перевернула его обратно на спину и достала из сумки верёвку и свечу. Верёвкой она связала за его спиной руки и ноги. Свечку она подожгла от костра и, выждав какое-то время, склонила её над его телом. Горячий воск капал на его бледную кожу, оставляя красные следы. Воск.       Он кричал, извивался, но она крепко придавила его к земле, оседлав сверху. Она начала от края его губ, спустилась дорожкой по шее к груди, задержавшись на его сосках. Он кричал, а потом вошёл во вкус. Он начал стонать, а его член начал постепенно подниматься. Она не останавливалась, медленно спускаясь к паху. Капля воска упала на головку его члена, потом ещё одна, и ещё. Он стонал. От удовольствия.       -Шлюха, ты, недотраханная, - сказала она с омерзением, опустив свечу прямо к члену, приноравливаясь так, чтобы огонь облизал его головку.       Он захрипел от боли, дёргался, пытаясь отодвинуться, но она крепко держала его член, не давая помешать.       -Ты же хотел тепла. Что тебе не нравится? – с поддельным удивлением спросила она.       -Мразь, - словно выплюнул он.       Она потушила свечу и резко дала ему кулаком в лицо. Снова.       Остаток свечи она вставила ему в зад, рядом с бутылкой.       -Что ты говоришь, любимый? Любишь быстро и жестоко? – она сделала вид, будто он ей что-то сказал. – Ну, ты сам попросил.       Она перевернула его на живот и начала быстро двигать бутылкой и свечкой, ещё больше разрывая его. Кровь с новой силой заструилась по его ногам. Кровь. Свежая. Алая.       Насладившись его криками, она снова перевернула его на спину. Пока он пытался отдышаться, она достала из сумки небольшую трубочку, узкую снизу и расширяющуюся к вершине, становящуюся диаметром с коктейльную. Она показательно надела на руки медицинские перчатки и коснулась его члена, чуть оттягивая кожу, оголяя головку.       -Саша, прошу, не надо, - услышала она тихую мольбу его.       Она подняла голову и ядовито улыбнулась. Змея.       Она начала вводить трубочку внутрь его члена. Он закричал от неистовой боли, а она внимала каждому его звуку, упиваясь им. Трубочка медленно входила, доставляя ему невыносимую боль. Пока, наконец, она не погрузилась настолько, что снаружи остался только её небольшой кончик.       -Убей меня, Саша, только пусть прекратится эта боль! – взмолился он.       -Твой кошмар только начинается! – злорадно ответила она, доставая из сумки стеклянный, запечатанный пробкой. – Знаешь, что это?       Его глаза округлились от ужаса. Он начал неимоверно дёргаться, кричать, увидев, что она достала ещё и воронку.       -О, тебе, несомненно знакомо это вещество, - она обожала это. Чёртова химичка. – Это – серная кислота, - сказала она, любовно поглаживая сосуд. Она приставила воронку к кончику трубочки и начала медленно вливать туда кислоту. Он кричал, неистово бился под ней от разрывавшей его член боли, рождавшейся от сжигавшей его кожу кислоты. Кислоты.       Влив какое-то количество кислоты внутрь, она убрала сосуд обратно в сумку и достала бутылку воды.       -Ну-ка, вспомни, какое первое правило при обращении с кислотами? – спросила она его, поскуливавшего от боли.       Он стиснул зубы и упорно молчал. Она резко ударила его в челюсть, заставляя новую порцию крови окропить землю. И без того мокрую. Землю.       -Я жду ответа, - сказала она холодно.       -Кислоту в воду, а не воду в кислоту, - прохрипел он, скрипя зубами.       -Интересно, а что же будет, если сделать наоборот? – она снова приставила воронку к трубочке и вылила туда воды, заполнив её до отказа.       Она тут же поднялась на ноги и посмотрела, как он извивается, чуть ли не катаясь по земле. Он тоже любил химию. Символично.       Дождавшись пока он успокоится, она резким движением вытащила трубочку из его члена, выкинув её в проём между гаражами, услышав его тихое хрипение вместо желаемых криков. Она посмотрела на часы. До рассвета было далеко. Слишком далеко.       Она решила оставить его, чтоб отдохнул, чтоб не вздумал потерять сознание от боли, чтоб ещё помучался. Она бросила его вещи у затухавшего костра и пинками заставила перекатиться туда. Она взглянула в его заплаканное лицо, покрытое кровью, потом и слезами. Сердце её дрогнуло. Она всё ещё любила его.       Но нет. Она так долго к этому шла. Столько уже сделала. Она просто не позволит себе отступить. Она доведёт дело до конца. До самого конца.       Он поджал под себя ноги и провалился в сон, наполненный тревогой и страхом. Она сидела в кресле и смотрела на него. Она вспоминала, как им хорошо было вместе. Весь институт завидовал их красивой любви. И вот во что она превратилась. В боль. Кровь. И слёзы.       Дав ему передохнуть, она ударом ноги разбудила его. Сняв с него одежду, она вытащила из сумки ножик. Она проводила острым лезвием по его коже, оставляя кровавые полосы. Он уже не мог кричать. Он лишь тихо хрипел, не пытаясь увернуться, а по его щекам скользили крупные солёные капли. Ей не нравилось так. Она хотела слышать его голос. Его крик, полный боли и ужаса. Она поняла, что сейчас всё кончится.       -Скажи свои последние слова, - велела она.       Он взглянул на неё подёрнутыми пеленой глазами.       -В тот день... Твой отец сказал мне... Что не позволит нам быть вместе... Он сказал... что убьёт тебя... если я не сбегу... Я не верил... но он не оставил мне выбора... Он нацелил на тебя пистолет... и велел мне бежать... прости меня... – прерывисто сказал он. Некоторые звуки с тихим свистом вырывались из его груди.       -Я тебе не верю! – заявила она. – Ты лжёшь!       -Телефон... посмотри... – он взглядом указал на карман куртки. – Там запись есть... В диктофоне...       -Никуда я не полезу! Этого не может быть! Это всё наглая ложь! – она в ярости вонзила кинжал ему в грудь.       -Прости, - выдохнул он и захрипел от боли. Она начала резать его грудную клетку, сильно ударяя по костям, ломая их. Она руками разорвала оставшуюся часть мышцы и костей, открывая себе путь к сердцу. Окровавленными руками она схватила его ещё трепетавшее сердце и обрезала все сосуды, выходившие из него. Она вырвала из груди его сердце и безумными глазами смотрела на него.       -Теперь оно будет моё. Навсегда, - шепнула она, поднеся его так близко к глазам, что ещё чуть-чуть, и оно коснётся её лица.       Сердце. Юное сердце. Алое и такое живое. Горячее сердце. Любящее.       Тяжело дыша и сжимая в руке быстро остывавшее сердце, вся в крови, она села на землю, оттирая окровавленными руками пот со лба. Она посмотрела в застывшие, окаменевшие серые глаза, на гримасу боли, навсегда отпечатавшейся на лице. Она убийца. Убила его, как Отелло Дездемону.       Месть свершилась. Холодная. Сладкая. Месть.       Она взглянула на его куртку. Быстро пошарившись в его карманах алыми от крови руками, она нашла его телефон, открыла диктофон и включила запись. Она услышала голос своего отца. Он уверенно угрожал ему. Велел предать. Клялся убить её, если он этого не сделает. Собственный отец.       Боль. Неимоверная боль разорвала её сердце. Полный отчаяния вопль её далеко разнёсся над гаражами, потонув в предрассветных алых небесах.       Она с ужасом взглянула на свои покрытые его кровью руки. В припадке истерики и отчаяния она начала выдёргивать свои собственные волосы, биться головой об пол, рыдая. Она упала на его растерзанную грудь, поливая его слезами. Она ненавидела себя. Она хотела принести себе как можно больше боли. Дрожащей рукой она отрезала себе обе ушных раковины, которые не прислушались к его словам. Рыдая, жутко крича от боли, она крепко сжала нож и отрезала себе язык за слова, которыми назвала его. Захлёбываясь собственной кровью, она достала из сумки пистолет, дабы не искать его потом. Она сорвала голос от крика, от ощущения разрывавшей её боли. Она выколола себе глаза, которыми видела всё, на что обрекла его своими же руками. Вся в крови, она нащупала пистолет и, направив его себе в сердце, нажала на курок... Всё. Кончено.

***

      Кровавый рассвет появился на горизонте. Город только-только просыпался. Не совсем везучая проститутка завела своего клиента в знакомый гаражный закуток. Она вовсю его целовала, а он руками задирал её и без того короткую юбку. В порыве страсти девица наступила в какую-то субстанцию. Она чуть отодвинула клиента, чтоб посмотреть, в чём испачкалась. Однако, увидев алую, засохшую на морозе кровь, она пронзительно закричала, белея, чуть ли не теряя сознание. На холодной земле, прямо перед ней, лежали чуть припорошённые снегом два тела. Парень лежал со связанными руками и ногами, абсолютно голый, с разорванной грудью. Его спутанные коричневые волосы навсегда лишились того самого шоколадного блеска, каким были всегда наполнены. Серые глаза были неимоверно холодные, но в их глубине можно было разглядеть маленькие, навеки застывшие искры, так и не погасшей любви. Девушка лежала в огромной кровавой луже. Её глазницы, где некогда жили весёлые, зелёные, безумно любящие глаза, зияли тёмными дырами. Волосы были слеплены от крови, вытекшей из отрезанных ушей. На губах застыла запёкшаяся кровь. Её правая рука лежала на руке парня, а второй она сжимала его мёртвое сердце, навсегда теперь принадлежавшее ей. Рядом с ней в луже крови лежали отрезанные части органов чувств и пистолет.       Проститутка тут же убежала, утащив своего клиента, до местных органов полиции. Известие о смерти двух молодых людей потрясло город не больше, чем какая-либо другая смерть. Обычные похороны, обычные чёрные цвета, обычные гробы. Единственное, что здесь было совершенно уникальным – слёзы. Чистые. Искренние. Ведь он пришёл. Пришёл просить прощения. На коленях у закрытых гробов. Он умолял. Каялся. Отец.       Она ответила ему. Она пришла. Ночью.       Он спал в тёплой кровати. Раздался треск и окно распахнулось. В комнату залетел ледяной ветер. Он вскочил с постели, охватываемый холодом побежал закрывать окно. Но оно не поддавалось из-за напора сильного ветра.       -Прости меня, доча! – закричал он, всё понимая.       -Месть, - яростно дыхнул на него морозом ветер, запутывая в волосах снежинки, покрывая ими его лицо и тело.       Он был бледен и сильно промёрз.       -Дорогой, почему так холодно? – спросила женщина, проснувшаяся от холода.       Месть. Подают. Холодной.