Почему

– Ого, Сонь, классно выглядишь! – сделала комплимент девушке Дана, едва Егорова зашла в здание на Новой Басманной. – Тебе так идет красный цвет! – Спасибо, – смущенно улыбнулась Соня. – А вы тут одни с Жаном? – Нет, еще Гецати. Они с Жаном за кофе пошли. – Понятно. Соня повесила пальто на вешалку и, расправив складки платья, села рядом с Даной. – Слушай, ты не боишься в таком виде по улицам ходить? Не ровен час украдут, – улыбнулась казашка. – У нас в стране красивых девушек похищают, чтобы потом жениться на них. – Да чего бояться-то, – отозвалась Соня. – Тем более я сегодня на такси, чтобы не переодеваться здесь. И назад такси вызову. – Ну, мало ли… Вдруг таксист-маньяк попадется. – Да не попадется, – засмеялась девушка. – Сонь, скажи только честно: это ради Гецати, да? Соню будто пронзило огненной стрелой. – Нет, с чего ты так решила? – Просто... Ладно, извини, что спросила, – Дана уткнулась в телефон. Соня вздохнула. Значит, все-таки заметно… Его она увидела еще на отборочных испытаниях. Высокий, статный, мужественный – она, конечно, не подросток, но что-то внутри дрогнуло. И это что-то заставляло ее позже выискивать его в толпе, вертеться в разные стороны в театре, где проходило испытание «Ширма», курить недалеко от ангара, где искали человека в багажнике. И все ради пятисекундной встречи после, когда он прошел мимо нее и выхватил из ее рук сигарету. – Курение – не лучший способ устранения стресса. Лучше валерьянки хлебните. И как отрезало. Раньше не помогали ни слова врачей, когда Соня в очередной раз приходила с простудой, ни слова мамы, которая говорила, что девушка в будущем не сможет иметь детей. Просто раз – и все! – Соня дала себе слово больше не притрагиваться к любимому мятному Winston. А после первой же встречи в готическом зале он перестал уходить даже из ее снов. Сначала ей снились просто встречи, посиделки, его помощь ей, объятия, разговоры. А потом сны стали такими, что Соня ночью просыпалась от нахлынувшего возбуждения. Все это стало невыносимо, она даже хотела набрать мальчика по вызову или переспать с каким-нибудь знакомым, но поняла, что не сможет. И просто продолжала мучиться. А затем решила сменить тактику. Монашеской одеждой с закрытыми руками, плечами и неброским макияжем многого не добьешься – в гардеробе Сони появились смелые блузочки с глубоким декольте, подчеркивающие грудь и талию платья, брюки, которые делают акцент на пятой точке и зрительно удлиняют и так длинные ноги. Каждый поход в готический зал – как праздник, ведь она увидит его. И может, этот чертов паровоз наконец сдвинется с места. Но ни-чер-та. Она привлекала чье угодно внимание. Сначала к ней нахально приставал Никитин, почти в открытую называя шлюхой и предлагая лечь с ним в постель. Затем подключился еще один местный ловелас – Шабанов. Даже подросток Никита Турчин нет-нет, да поглядывал на грудь и ноги красавицы. А Гецати по-прежнему воспринимал ее как коллегу: советовался по разным экстрасенсорным вопросам, первой пропускал в дверь, помогал надеть пальто, как и другим участницам, подвозил на машине, правда, всегда или в компании с Зуевой, или с Турчиным. Соня кусала губы от досады, сидя на заднем сиденье автомобиля, и даже не участвовала в разговорах коллег. Довольствоваться малым – мостиком дружеских отношений – не хотелось. Красным платьем она делала последнюю попытку привлечь его внимание – понимала, что нужно останавливаться. Ее чувства и так уже видит весь интернет. Какие-то фанфики, вопросы про Костю в каждой трансляции, скриншоты из передач, где она смотрит на него как на божество – напридумывали же, черт возьми! «Ладно, сама виновата – самой и расхлебывать», – решила девушка. Шабанов пришел одним из последних и был явно в легком подпитии: держался на ногах твердо, стоял уверенно, но мозг уже начал отключаться, а язык молол всякую чепуху. – Сонь, ты такая красивая сегодня, – сказал он, падая на диван рядом с ней. Соня, оставшаяся на несколько минут одна, вдруг испугалась. – Ради кого так нарядилась? – Ну уж точно не ради тебя, – отпарировала она, хотя внутри все тряслось. – Ради Костика своего стараешься, да? А он на тебя и не смотрит, – Шабанов словно специально давил на больную мозоль. Соня наклонилась к нему чересчур близко и прошипела: – Не указывай, что мне надевать и ради кого стараться. Ты мне не муж. И даже не любовник. Тот слащаво захихикал. – А может, у меня все еще впереди… – и недвусмысленно поиграл бровями. На Сонино счастье, в этот момент подошла Дана. Девушке сразу стало немного спокойнее. Она буквально испепеляла взглядом спину Гецати, надеясь, что тот ей хоть как-то поможет, но он не обращал на нее никакого внимания. Лишь когда экстрасенсы зашли в готзал и устроились на стульях в ожидании начала, присел рядом. – Сонь, задержишься после съемок? «Неужели все-таки свершилось?» – возликовала маленькая девочка внутри нее. Перед съемкой Соня дала себе клятву не смотреть на Гецати, но уже после первой минуты перестала считать нарушения. Она могла вечно любоваться его идеальным лицом, красиво сложенной фигурой, чувствовать запах его одеколона и его энергетику. И то, что он сказал ей перед съемками, внушало надежду, да еще какую. Улыбка не сходила с ее лица и растянулась еще сильнее, когда Марат объявил, что на этой неделе она получила белый конверт. Правда, вместе с ней там были еще Константин и Алибековы, но радость от этого не уменьшилась. Внутри себя она уже напевала песенку мышонка о чудесном дне. Она вышла одной из последних: Костя куда-то убежал раньше – но решила дождаться его внизу. Сзади плелся только Шабанов, которому алкоголь окончательно ударил в мозг. – Со-о-оня-я-я, поедешь со мной кататься по ночной Москве? – Какой Москве? – недоуменно вскинула брови девушка. – Ваня, ты пьян, тебе проспаться нужно! – Я только чуть-чуть выпил. А у тебя такое пла-а-атье красивое сегодня! – он обнял ее сзади за талию и притянул к себе. – Может, покажешь, какая ты без него? – его рука прошлась по ее груди и рванула платье. Красные пуговицы покатились по лестнице, и на обозрение Ивана предстал черный бюстгальтер. – Что ты делаешь, урод! – воскликнула Соня и влепила ему пощечину. – Отпусти меня! Иван словно протрезвел. Его глаза стали дикими, и он вцепился в Соню, прижимая ее к стене за шею. – Думаешь, мне нравится смотреть, как ты вечно ходишь и задницей крутишь? Молодая, красивая баба, наверняка трахаться хочется, ну так почему бы и нет? Я еще и отблагодарить могу! – Да пошел ты! – прошипела Соня, а из глаз от обиды и боли катились слезы. Руками она изо всех сил пыталась оттолкнуть Ивана, но хрупкая девушка – ничто против здорового мужика. «Костя, ну где же ты!» – думала она. Впервые за день она прокляла свое платье: через разрезы по бокам Иван беспрепятственно проник к ее нижнему белью. Соня до судорог свела бедра. – Помоги… – ее крик утонул в ладони Шабанова, которая накрыла ее рот. – Тише, кошечка, ты же сама этого хочешь, я знаю. Соня зажмурилась, ощущая, как мерзкие пальцы касаются внутренней стороны бедра. Что произошло дальше, она запомнила плохо. Когда она открыла глаза, то увидела, что лежит на лестнице, а кто-то, кажется, Гецати, бьет Шабанова ногами. Таким яростным Соня его еще не видела. Ее трясло от всего, что случилось. Она не помнила, как сменивший свой фирменный пиджак на обычную одежду Марат оттягивал Константина от Шабанова, как кто-то из съемочной группы увел его, как затем Костя и Марат подошли к ней и принялись поднимать, как подсовывали ей валерьянку и заставляли пить. Истерика перекрывала все. Сквозь собственные слезы Соня услышала, как Марат сказал: – На следующем готзале он уйдет.

***

– Сонь, ты как? – спросил в машине Константин. Девушка полулежала на заднем сиденье и дрожала даже под толстым одеялом, в которое ее укутали в здании. Лицо Сони было бледным, красная помада смазалась, на щеках были черные следы от туши, которые Костя пытался стереть, но потом понял, что лучше Соня это сделает сама, когда придет в себя. – Н-не знаю, – отозвалась девушка. – На…верное, как ч…человек, кото…рого т-только что ч…чуть не из…нас…иловали. Константину стало неловко. Ушел, называется, переговорить с Маратом, оставив Соню одну. Ведь видел же, что Шабанов был пьян, заметил, что он приставал к Соне перед съемками, знал, что выходит позже, и чувствовал, что нельзя оставлять Соню с ним, – но нет, понадеялся на то, что ничего не случится, а в случае чего охранники помогут. Дочувствовался, ага. А как теперь жить Соне? – Сонь, все уже в прошлом, – глупое утешение, конечно. Такое не забывается никогда. Тем более если в это здание еще ходить и ходить. Она не ответила. – У нас бы ему уже давно отрезали все, что только можно. Он бы своей кровью плевался уже, – его кулаки сжались. До этого момента Константин думал, что Соня ему безразлична. Оказалось, просто не хотел понимать, что она ему понравилась еще тогда, когда он выхватил у нее из рук сигарету. Она надевала откровенные наряды – он старался не смотреть на нее, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Она открыто мерзла на съемках, потому что «забывала» в машине кофточку или куртку – он не осмеливался набросить ей на плечи пальто, хотя было жалко смотреть, как она дрожит под холодным ветром. Он предлагал подвезти ее и всегда брал в машину или Марину, или Турчина – боялся, что не сдержится и поцелует ее вызывающе накрашенные губы. А сейчас увидел ее и Шабанова, и все веревки, которыми он стягивал свои чувства, порвались. Опасность, грозящая ей, нависла дамокловым мечом, и Костя понял, что никто, кроме него, не может и не должен касаться ее так откровенно. Шабанов в секунду оказался на полу, и если бы не подоспевший вовремя Марат, то Гецати убил бы его прямо там. Ему не хотелось отпускать Соню никуда и никогда. Он прижимал ее, полусонную от успокоительных, закутанную в одеяло, к себе так крепко, будто она была самым драгоценным сокровищем. И это была не просто жалость. Всего одного момента хватило ему, чтобы осознать, насколько хрупким может быть счастье, насколько легко утратить его. Он опустил девушку на свою кровать. Она сразу же отвернулась и подтянула колени к груди. Посидев минуту в молчании, Костя легонько коснулся ее плеча. – Если хочешь, можешь сходить в душ. Соня не откликалась, но Костя знал, что она еще не спит. Он чувствовал, как ее трясет, и все больше ненавидел Шабанова. После пережитого насилия девушки обычно начинают бояться мужчин, вздрагивают от любых прикосновений. Гецати не знал, как себя вести: оставить ее в покое или быть рядом. – Сонь, не нужно сейчас замыкаться в себе, страшиться того, что произошло. Надо выговориться, выплеснуть свои эмоции. Если хочешь, можешь поплакать, покричать… Я знаю, я виноват перед тобой, не нужно было тебя оставлять. Да и вообще, нужно было давно тебе запретить носить такие платья. Хотя ты свободный человек, можешь одеваться, как хочешь. Просто пока рядом такие придурки находятся… Страшно даже представить… Но ты знай, что теперь я всегда буду рядом. Слышишь меня? Соня глубоко и прерывисто вздохнула. Она все слышала и все понимала, но как реагировать, не знала. Слишком сложно. Слишком много всего навалилось на нее за короткий промежуток времени. Казалось, голова вот-вот лопнет от эмоций. – Идем… Надо умыться, – ласково, но требовательно произнес Гецати, подхватывая ее на руки. После расслабляющей ванны Соне вдруг стало хорошо и спокойно. Эмоции словно исчезли, произошедшее казалось дурным сном. То ли это присутствие Кости так влияло, то ли ванна с какими-то маслами и травами. Соня покорно позволила Константину отнести ее на руках на кровать и улечься рядом, а затем долго смотрела на него, не понимая, почему он вообще ей помог, почему привез к себе, почему положил на свою кровать, почему носит на руках и смотрит, почему винит себя в произошедшем. Спрашивать об этом не хотелось, да и сил уже не осталось. Моргать с каждым разом было все тяжелее. – Потому что люблю тебя, Егорова, – прошептал он в ответ на ее мысли, когда она уже сомкнула глаза.