Восемнадцатое

"Нет мира кроме тех, к кому я привык, И с кем не надо нагружать язык, А просто жить рядом и чувствовать, что жив." (с) Д. А.

Пока они медленно подъезжают и останавливаются на перекрёстке, повинуясь сигналу светофора, Лёва рассматривает город в окно, подняв взгляд над книгой. Каждый следующий пейзаж чем-то неуловимо напоминает предыдущий и также неуловимо отличается. Лёве каждый раз думается, что смоги он уловить это различие и описать – хватит материала на целый альбом. Но пока не выходит. Лёва переводит взгляд на друга, который расположился на встречном кресле, и хмыкает. Шурику всё равно. Ещё с каких-то древних времён оба завели привычку засыпать в любом подходящем для этого месте, чтобы хоть немного отдохнуть между бешеными концертами. По другу, спрятавшемуся за пеленой музыки в наушниках, никогда нельзя было понять: спит он или просто слушает музыку. Но дозваться его бывало крайне сложно. Мгновение – и взгляд солиста цепляется за афишку на очередном синем заборе за окном по правую руку Шуры. Брови удивлённо ползут вверх, и Лёва, пока автобус не тронулся с места, дотягивается и толкает друга. Гитарист открывает глаза и сдвигает один наушник: - Чего? У него немного сонный взгляд – значит спал. - Смотри-ка,- Лёва тычет пальцем в окно, не чувствуя ни капли раскаяния. В этот момент автобус начинает движение, но цепкий взгляд успевает выловить нужное. Друзья переглядываются. - Сегодня какое?- Шура внимательно смотрит на друга. - Восемнадцатое,- Лёва закрывает книжку, заложив нужное место пальцем, и уже знает этот шурин взгляд.- Я вообще-то сегодня выспаться хотел. В кои-то веки за день до концерта в город приехали. - Я тебя не зову,- гитарист снова откидывается на спинку своего кресла. - А, ну да, конечно,- недовольно ворчит Лёва, возвращаясь к книге.- Как я мог забыть. Друг с ухмылкой бросает в него самолётиком, который всё это время лежал у него в руке, собранный из какой-то записки. Они стоят в прокуренном зале и смотрят на Арбенину. «Только сегодня» - читают они на афише, и оба ухмыляются. Она на сцене – боец до последней капли крови. Как и в жизни. Она бросается на песни, как на амбразуру. Она – боксёр при равном счёте. Она – тот, последний оставшийся в живых, что выдернет чеку. И они оба слышат это. Шура – на уровне музыки. Такие вещи слышатся музыканту гораздо лучше. Лёва привык ощущать и оперировать более тонкими материями. Поэт в нём слышит поэта в ней. И понимает. И говорит с ней по-своему. А ещё он чувствует, как увлечён своими ощущениями Шура. Ощущениями и Ей. Всей. - Сто лет не видел её из зала. Всё сбоку из-за кулис,- склоняется к другу Лёва, игнорируя вопросительный взгляд девушки, обернувшейся из толпы на двух мужчин в чёрных очках. В тёмном клубе. Шура молчит, глядя на неё. На то, как она – смешливая, взъерошенная, красивая – поёт очередные слова, глядя в глаза своему гитаристу, и как они весело потешаются над этим. Одна песня сменяется другой, медленные композиции - быстрыми. На сцене всё горит. Лёва усмехается: на их выступлениях все действия напоминают хорошо отлаженный, смазанный механизм. У Дианы всё строится сиюминутно, на её потребностях. Снятую гитару уносят, микрофонную стойку убирают. Даже шляпу в нужный момент подают. Неидеальная осанка, открыто-доверчивый взгляд из-под тёмной волны чёлки, серебрящийся на шее дог-тэг… Лёва признаёт чувства друга. Она особая: есть в кого влюбиться, за что зацепиться сердцем, дёрнуться и вырваться, оставляя душу навеки с ней. В кулисах полумрак, кажется, как и всегда – из экономии. Гримёрка находится быстро. Не по белому листу, криво приклеенному поперёк двери, а по не менее криво приписанным знакомой рукой под словом «Артист» инициалам. «Д.А.» Дверь не закрыта. Внутри светло. На свободный стул брошена куртка. На втором, перед зеркалом, сидит Диана – одна в гримёрке. Можно распознать её позу до того, как она обернулась по сцепленным рукам, по подслеповато сощуренным глазам. Минутка пряток с самой собой. Она приглядывается и ахает: - Да ладно! Она устала, но глаза сияют таким неподкупным восторгом и радостью, а рот приоткрыт в задорной улыбке: - Да ладно! Вы как здесь? Она обнимает и целует обоих, позволяя Шуре чуть дольше задержаться рукой на её талии. - Ехали на завтрашний концерт,- будто невзначай ответил Лёва. - Дай, думаем, зайдём, посмотрим, как наша Диана Сергеевна работает,- подхватил Шурик. Диана качает головой и откидывает с глаз чёлку, глядя на обоих друзей. У неё блестят глаза. И это верный признак: рада. - У нас концерт завтра. В городе увидели твою афишу,- Лёва поднимает солнечные очки на голову, устраивая на манер ободка, от чего чёлка некрасиво топорщится.- И решили навестить. Классный концерт. - Спасибо,- она на секунду прижимает ладонь к губам и смотрит на них двоих.- Ребята, очень вам рада. - Ты закончила?- Шура перенимает задорный блеск её глаз и снимает надоевшие чёрные очки.- Пойдём, зависнем где-нибудь на пару часиков? Секунда. Выражение лица Дианы меняется на покаянное: - Парни, я бы с радостью,- она сводит брови к переносице.- Никак не… Её прерывает звук открывающейся двери и клавишник, заглянувший в комнату: - Диан… О, привет, ребята,- он проходит в гримёрку, чтобы приветственно пожать руки мужчинам.- Дин, мы погрузились. Ждём тебя. - Я иду,- с усталой улыбкой кивает она, отпуская Андрея, и тот выходит, прикрыв дверь. - Простите,- ей и правда неудобно.- В полночь у нас самолёт дальше. Они понимают. Невольники гастролей и поклонников. Шура подаёт ей куртку, словно это не обычная аляска, а дорогое манто. Лёва наигранно-галантно кланяется. Она устало смеётся и обнимает обоих ещё раз. - Встретимся в Москве, да?- она спрашивает с интонацией маленького ребёнка. Ей нельзя отказать, и Шура кивает. - Обязательно встретимся,- озвучивает Лёва. Они выходят из гримёрки втроём, но Бортник тут же застревает на углу, присаживаясь на корточки, спиной к ним: - Я догоню. Шнурок развязался. Дальше они, не спеша, идут уже вдвоём, о чём-то переговариваясь. Диана уставшая, вымотанная перелётом, убойным концертом, сборами, но такая же устремлённая, немного резкая, особенная. Вместе с усталостью к ней приходит какая-то плавность. Такая редкость в её характере. Плавность скользит в каждом её движении, в мягкой улыбке… В момент, кажущийся наиболее удачным, Шура вдруг обнимает Диану, останавливая, и долго не отпускает, прижимаясь губами к её волосам. Крошечная передышка в чехарде гастролей, автографов, песен… Она не отстраняется. То ли пережидает. То ли задумалась. То ли отдыхает. Выбери сам. Но не уходит. А когда, наконец, отдаляется, то не потому, что захотела, а из-за того, что в конце коридора послышался шорох. - Я тридцатого в Москве,- говорит она, отводя с глаз нависшую чёлку. - Мы – пятого,- Шурик смотрит спокойно, без просьбы или вопроса. Есть в этом что-то: просто так смотреть, подмечая каждую мелочь. - Я четвёртого в Тель-Авив. Он хмыкает. - А у нас с девятого четыре концерта с оркестрами. Это на неделю. Диана слабо смеётся. - История нашей жизни. Ладно, созвонимся. Она обнимает его напоследок. Он – привычно целует её руку. Светло-карие глаза вспыхивают вопросом и предупреждением одновременно. - Дин,- он улыбается.- Я понимаю слова. Хватит каждый раз вздрагивать. Она смущённо улыбается и смотрит на него: - Лёве привет,- наконец выговаривает она, поднимая ладонь в прощальном жесте. Шура кивает, снова надевая тёмные очки. Диана отворачивается и твёрдой, чеканящей походкой отправляется к своим. Лёва находится на том же месте, где был оставлен, сосредоточенно подписывающий какую-то брошюрку для совсем юной девушки. Та, увидев ещё и Шуру, сдавлено-восторжено пищит: - Ой, а вы тут вдвоём. - Нет. Я – призрак,- резко отвечает Шура.- Лёвчик, пошли. Лёва ободряюще подмигивает ей, отдавая брошюрку и ручку, и направляется за другом. - Твоя мечта сбылась, Егор Михалыч,- говорит Шура на крыльце, закуривая. - Концерты на ближайшие два месяца отменили, и я лечу к своим?- совершенно без эмоций спрашивает Лёва, повторяя действия приятеля, предварительно отобрав у него зажигалку. - Мы едем спать. - Так себе мечта, да?- друг надевает тёмные очки и выдыхает дым в холодный ноябрьский воздух. - Средней паршивости,- Шура пожимает плечом и, сделав шаг вперёд, оборачивается.- Но мне нравится. Не всё ж тебе гением быть. - Гений у нас ты,- Лёва обнимает гитариста.- А я так, покурить вышел. Тот смеётся и ерошит волосы друга.