Ganpuku

眼福 [ganpuku] — чувство счастья, возникающее тогда, когда удается увидеть нечто редкое, прекрасное

***

Оикаве нравится, когда Иваизуми широко улыбается — искренне и радостно, без всяких задних мыслей. Просто потому, что ему весело. Потому что он счастлив. Оикава так не умеет. Точнее, разучился. В какой-то момент он просто забыл, каково это, радоваться чему-то, не думая о том, что затаилось в тени этой самой радости: гадкое разочарование или горькая обида. Что же придет следом? Оикава привык ожидать худшего. Так легче. Но не всегда. Капля золота на синем полотне неба — жаркое полуденное солнце повисло прямо у них над головами. Смех Иваизуми не похож на музыку, нет, скорее наоборот, он слишком громкий, грубый. Живой. Тёплый. Заразительный. И вот Оикава тоже неуверенно улыбается, хотя и не понимает, что такого смешного в упавшем на землю мороженом. Но Иваизуми весело, потому что вокруг них дышит обжигающей зеленью жаркий май, а внутри гулко бьются сердца. Ему весело, потому что в эту секунду, под этим слепящим солнцем, под плавящейся синевой неба — он чувствует себя невыносимо счастливым. Просто потому, что он живёт, потому что весна, потому что… Потому что он уронил этот дурацкий шоколадный рожок. И всё это немного чересчур. Для Оикавы — тоже. Нет, дело даже не в глупом мороженом, чёрт бы с ним, просто Иваизуми такой яркий, что смотреть на него почти что больно. И Оикаве даже верится с трудом, что они действительно стоят рядом — иногда ему не верится, что он это заслужил, что он его заслужил. Но всё это происходит на самом деле, в эту самую секунду, и Оикава думает, что это настоящее чудо — то, что они вообще однажды встретились. И хотя в то же мгновение вдогонку приходят другие мысли (это когда-нибудь закончится, нам придётся разойтись, обязательно и непременно), Оикава пытается отогнать их от себя. Ему не хочется заранее прощаться, не хочется грустить о том, чего ещё не произошло — хотя бы пару мгновений. Иваизуми, отсмеявшись, вдруг берёт Оикаву за руку и тянет за собой обратно к магазину с мороженым. — Ива-чан? Ты чего? — Ты с такой печальной миной смотрел на это мороженое, я чуть не заплакал. Сердце Оикавы сжимается. Прости, хочет сказать он, что не могу быть счастливым даже рядом с тобой. — Так вот как ты плачешь, — говорит он вместо этого с усмешкой, — как радостный бабуин. — Эй, не плюй в руку, которая собирается купить тебе мороженое. — Не плюй в колодец и не кусай руку, Ива-чан, ты путаешь… — Да иди ты, — Иваизуми снова смеётся, поворачиваясь к Оикаве, — какая вообще разница? Какая разница, что будет дальше, когда сейчас нам так хорошо? Когда вокруг весна, когда я держу твою руку в своей? Может быть, Иваизуми вовсе не имеет ничего такого в виду, но Оикаве кажется, что он слышит эти слова в его несуразном смехе, читает их между веснушками на его щеках, чувствует их жар на своих пальцах. — Никакой, — Оикава тоже смеётся, наконец, заглушив свою вечную тревогу. Ненадолго, конечно, но хотя бы до тех пор, пока Иваизуми не отпустит его руку. Сейчас он хочет вдыхать прогретый воздух и бежать наперегонки до дома, хочет клубничный рожок и, может быть, даже швырнуть его на землю, хочет, чтобы Иваизуми обязательно был при этом рядом. Сейчас ему этого достаточно. Им этого достаточно. Потому что Иваизуми так улыбается — искренне и радостно, без всяких задних мыслей, только тогда, когда видит Оикаву.