Better weather

This pain, these problems You know they’re not forever My love, my sweetheart We’re on to better weather

Часы в гостиной бьют двенадцать раз. Беатрис чуть слышно вздыхает, но не двигается с места. Где-то наверху ее несчастная кузина тщетно пытается уснуть, не залив слезами подушку, а Беатрис сжимает кулаки и сдерживает рвущиеся наружу глухие рыдания. Она ненавидит плакать, но злость, обида и бессилие делают свое черное дело, и вот уже первые капли сбегают по щекам, никак не желая останавливаться. Чертов Клаудио, чертов Питер, чертов Лео. Все они пусть катятся к черту. Как Клод мог так поступить с Геро? Как он посмел при всех обозвать ее обманщицей, читершей? Ей бы очень хотелось, чтобы прямо сейчас кто-нибудь: Лео или Питер вернулся бы за ней, сюда, на верхнюю ступеньку лестницы, в тоскливую полутьму, и сказал, что все произошедшее — чудовищное недоразумение, глупая ошибка. Обнял бы, успокоил, и помог ей успокоить Геро. Но Лео нет, Питера нет — они ушли куда-то вместе с Клаудио, и Беатрис чувствует, как мир медленно расплывается перед глазами, становясь похожим на какое-то сюрреалистичное полотно, вроде тех, что писал Сальвадор Дали. Шаги в кухне заставляют ее вытереть слезы и задержать дыхание. Это Бенедик. Чертов Бенедик. Худшего сценария и придумать нельзя. У Беатрис нет сил ненавидеть его так же, как обычно. Поэтому она просто надеется, что тот ее не заметит. Напрасно. Шаги все приближаются, и Бен присаживается на ступеньку ниже. — Я принес чай. — Говорит он негромко, протягивая Беатрис чашку. Она молча кивает. Не то, чтобы Беатрис любит чай, но возражать тоже нет сил. — Они все идиоты. — продолжает Бенедик. — Конечно Геро не могла так поступить. Не знаю, что нашло на Клода. — Тупой ублюдок. — цедит Беатрис, и чай льется ей на платье. — Тупой эгоистичный ублюдок. Ненавижу его. Лео. Питера. Хочу, чтобы ему было так же больно, как Геро сейчас. Она сказала… Она… Проклятые слезы не дают ей договорить. — Тссс. — Бенедик аккуратно забирает из рук злополучную чашку. — Ты устала. И потом, все поймут, что это бред. Можно снять видео, объяснить все… — Да. — Первый раз она благодарна Бенедику. Мир точно сошел с ума. — Видео. Это мысль. — Завтра. — Настойчиво повторяет Бен. — Тебе надо поспать, Беа. Она кивает, и делает попытку подняться, но ноги удивительно образом не слушаются ее, и Беатрис чуть не падает вперед. Бенедик ловко подхватывает ее за талию. — Я помогу, — коротко говорит он. — Идем. Они медленно поднимаются наверх, и где-то далеко в голове Беатрис яркой вспышкой пробегает мысль: она совершенно не хочет, чтобы Бен ее отпускал. И он не отпускает. На следующее утро они снимают видео, где Беатрис пытается все объяснить, но снова срывается на крик, как будто по ту сторону камеры ей кто-то возражает. Приходит Лео, она вопит и на него, обзывая мизогинистом, и если бы не сидящий рядом Бен, то точно бы побила старшего брата своей кузины. Бенедик испуганно пытается взять ее за руку, а потом снова приносит чай. И она успокаивается. Пусть ее друзья внезапно превратились во врагов, а объект ее постоянной ненависти сидит рядом, предлагая помощь, пусть все перевернулось с ног на голову, она, Беатрис Дьюк, со всем справится. Ради Геро. И ради себя самой. Школа превращается в сущий кошмар, Беа едва ли разговаривает с кем-то дольше пяти минут, и разговоры эти ограничиваются расспросами о здоровье Геро. — Все еще плохо. — Коротко отвечает Беа, не глядя собеседникам в глаза, и прячется на задних партах. Бенедик приходит, садится рядом, открывает учебник по физике, прося объяснить разницу между диффузией и дисперсией, и жить становится чуточку легче. Спустя неделю он приглашает ее к себе домой. Они снова говорят о Геро, о Клоде, даже о Питере, вот только о них самих они не произносят ни слова. Бен сейчас полностью на ее стороне, и Беатрис отчаянно боится, что все изменится как тогда в четырнадцать, когда она так неосмотрительно общалась с ним все лето, а осенью он сделал вид, что даже не знает ее. С трудом она взрастила в себе ненависть, но теперь от нее почти ничего и не осталось. — Я не хочу, чтобы ты страдала. — Очередная чашка чая стоит перед Беатрис на столе около кровати. — Расскажи им. — Бен кивает в сторону камеры. — Расскажи Клоду, как ты себя чувствуешь. — Привет, козел! — Беа яростно смотрит в объектив. — Я приду за тобой. Жаль, что я не могу съесть твое чертово сердце или прибить тебя. Ты же убьешь Клода, да? — она разворачивается к оторопевшему Бенедику. — Ты убьешь его для меня? — Ты знаешь, что это не выход, Би. — мягко говорит Бен — Люди всегда так говорят о жестокости, — раздраженно выдыхает Беа. — но ты просто посмотри на этот чертов мир. — Я не о жестокости, я о каннибализме. — Фыркает Бен. — Не ешь его сердце. Если оно вообще у него есть. Они смеются вместе, и это похоже на освежающий дождь посреди палящего зноя. Или еще чего-то такого, Беатрис не сильна в романтических сравнениях. Вещи становятся проще, жизнь входит в колею, Геро начинает посещать занятия. Беа продолжает помогать Бену с физикой, и в один из вечеров, между третьим законом Ньютона и первым Архимеда Бен целует ее. Просто откладывает тетрадку в сторону, отодвигает линейку и карандаш, и несмело касается губами ее рта. Получает в ответ легкую улыбку, и целует уже увереннее, не боясь получить пощечину или что-то еще ужаснее. Беа не знает, сколько времени проходит, но когда они наконец отодвигаются друг от друга, за окнами совсем темно. Они по-прежнему не обсуждают то, что происходит между ними. Беатрис кажется, что все вокруг все знают, но по какому-то общему сговору решают им не мешать. Урсула хитро улыбается ей на переменах, Бальтазар пару раз прошмыгивает мимо с гитарой, даже Геро пристально смотрит на свою кузину, но ничего не говорит. Беа благодарна кузине за молчание, поскольку сама не может разобраться в своих чувствах. Она снимает ролики, смотрит киношки (в основном конечно «Игру Престолов») вместе с Беном, сидя на маленьком диване в его уютной гостиной и держась за руки, как пара начиненных под завязку гормонами подростков (ради бога, они и есть подростки), и отчаянно не хочет, чтобы это заканчивалось. А потом случается пикник на холме перед школой, где собираются почти все старшие классы. Бен и Беа сидят на траве, ее голова у него на коленях, он кормит ее клубникой, пытаясь не запачкать новую футболку с Тардис, ветер треплет ее волосы, и все совершенно прекрасно, ровно до того момента, как Мег предлагает поиграть в правду или желание. — Ха. — Бенедик лениво откусывает печенье. — Нет ничего проще. Выбираешь правду и врешь. Кто проверит? — Серьезно? — Мег кидает ему мяч, прищуривая кошачьи глаза. — Окей. Правда или желание? Бенедик нервно сглатывает, поздно осознав, что попался в ловушку. — Правда. — Бормочет он неуверенно. — Ну, тогда… — Мег усмехается и показывает пальцем на Беатрис. — Что такое между вами? Вы — пара? Ты ее любишь? А ты, Беа? — Я не…- Беатрис краснеет. — Я не ненавижу его больше чем это необходимо. В смысле мы не… — Мы не. — Вторит ей Бенедик, глядя куда-то в землю. — Ну, то есть не… — Я так и знал. — Смеется Педро. — Тогда это что? И он с Геро вытаскивают телефоны, где Беатрис и Бен поют свои глупые песни о влюбленности. — У меня был кашель и температура! — кричит Беатрис. — Это не считается. Я просто так это записала, у меня была лихорадка… — Беатрис. — Бен становится вдруг необычайно серьезным. — Заткнись. И конечно он прилюдно целует ее, и Беатрис чувствует себя если не на седьмом небе, то точно никак не ниже пятого. — Я люблю тебя. — Говорит она позже вечером, как только Бенедик открывает дверь. — Я очень-очень тебя люблю. Пожалуйста, скажи что-нибудь. Потому что я раньше никому не признавалась, и все это невозможно глупо, и мне страшно. Бен смотрит на нее молча около секунды, за которую Беа успевает подумать, что она летит в пропасть. А потом он снова подхватывает ее, как тогда на лестнице в день рождения Геро. — Иди сюда. — Говорит Бен просто. — Пожалуйста, Би. И никогда больше не уходи. Конечно, они все равно разлучаются: Бен уезжает в колледж, Беатрис путешествует с подружками в свой последний год перед университетом. Они общаются по скайпу, она приезжает к нему, они чуть было не расстаются на балконе его дома, и Беа до сих пор помнит ветер, который хлещет ее по щекам, и невыплеснувшиеся слезы отчаяния. А потом она принимает, возможно, самое важное решение в жизни — не потерять Бена, не отпустить его из своей жизни. И он остается с ней — они остаются вместе, как и должно быть в чертовых романах с хэппи-эндом у Джейн Остин или Элизабет Гаскелл или любой другой писательницы. Ведь они не в Игре Престолов. Ведь нет? Лео умирает, Геро плачет на пороге их квартиры в Веллингтоне, и Беа едет домой в Окленд. Здесь, на самом высоком холме, где всего год назад она беспечной школьницей смеялась вместе с подружками после занятий, Беатрис чувствует, как детство медленно уплывает от нее. Мессина Хай зеленым ковром расстилается перед ней, и на секунду ей хочется броситься вниз, в самую гущу травы, и никогда больше не подниматься. — Беа. Бенедик стоит рядом, как год назад, как, Беатрис надеется, будет еще долго-долго. — Пойдем домой. Он берет ее за руку, она вспоминает, что в семнадцать кричала всем и каждому, что ненавидит держаться за руки, что это отвратительно, и улыбается.