Когда жизнь будет течь, Будет течь и струиться, Ты узнаешь меня В улетающей птице.*
Улыбка. Одно из главных его амплуа в их небольшой компании из семи человек. Не такая как у Хосока или Тэхена. Скромная детская, почти ангельская, сначала она была настоящей, а потом он научился делать ее такой, чтобы никто не видел, что он вырос. Чонгук очень вырос. Но он не хочет, чтобы кто-то это знал, потому что тогда все станет по-другому, он знает. Да пусть даже вангует. Он просто знает, что тогда все будет не так. Больше никто не будет воспринимать его как ребенка. Его улыбка заставляет появляться легкую улыбку дорогого хена, ради которого он ведет себя, как ребенок. Все ради этого. Чтобы хен смотрел все так же. С нежностью на ребенка, с заботой и легким беспокойством за младшего. Ему этого достаточно. Насколько долго ему будет этого хватать, он не знает, но сейчас было все равно. Главное то, что происходит сейчас. На деле Чонгук вырос уже как три года. Никто, кроме, наверное, Чимина – он всегда относился к нему, как к родному брату – не заметил этого и того периода, когда маленький милый мальчик изменился. Никто из хенов, опять же, кроме Чимина– черт с ним и с его опекой – до сих пор не знают, что Чонгук уже три года живет один в пустом доме родителей. Отец избивал мать. Один раз переборщил. А брат учится за границей и может помочь Чонгуку сейчас только деньгами, переезжать к нему в штаты Чон сам отказывается. Не хочет терять хена. Хорошо, что Чимин умеет держать язык за зубами. Хорошо, что никто не знает, иначе узнал бы хен. Хен бы не жалел, он не стал бы этого делать, так как все понял бы, но все бы поменялось. Так же, как и если бы они узнали, что их милый мальчик стал другим. Чонгук постепенно полюбил жестокость. Даже не так. Ему нравилось нарываться на драки, получать по лицу, ребрам, чувствовать сломанные кости. В эти моменты он понимал, что он безумен. Ненормален. Псих. Сумасшедший. Он часто смеялся, когда несколько людей просто били его, тем самым отпугивая их, и они убегали от ненормального. В те моменты, когда Чимин случайно заходил к нему после таких стычек и помогал Чонгуку обработать раны, Пак не раз говорил, что, если он понимает, что это не нормально, значит у Чонгука все с головой в порядке. Просто стресс. На протяжении трех лет. Да он живет в этом стрессе. Провожая Чимина, Чонгук часто заглядывал в гостиную. В комнату, в которую он не смел ступать. Разбитая посуда, книги валяются на полу, сломанный телевизор, который давно выключен из розетки. Все это было покрыто пылью трехлетней давности. А также ближе к центру, почти под самой люстрой, на полу был нарисован мелом контур человека. Его матери. Прикрыв глаза и глубоко вздохнув, он снова закрывал эту комнату, медленно спускаясь спиной по двери и зарываясь пальцами в волосы. Он сам не позволил убрать эту комнату, когда дома была полиция. А сам не мог зайти в нее. Потому что в тот день он все видел, но тоже не смог зайти. И видимо, никогда не сможет больше. На следующий день он наносит косметику так, что ничего не видно. Годы практики. И на встрече с хенами снова улыбается милым мальчиком, вызывая улыбку у дорогого хена. У которого тоже не все сладко, но для которого они –отрада, то место, где можно расслабиться, из-за этого нельзя давать своим проблемам выход перед ним. Пусть хен радуется, ведь Чонгук хороший мальчик для хена. - Тэ-хен похож на мартышку,– со смехом сказал Чонгук, щуря глаза и заливаясь смехом сильнее, когда Тэхен не дожевав наггетс, кончик которого торчал у него из губ, возмущенно посмотрел на него. - А я смотрю у кого-то хорошее настроение,– с улыбкой сказал Намджун, глядя на Чонгука хитрым прищуром и поедая свой двойной бургер, которым чудом – а если посмотреть на Намджуна, достаточно легко – помещался у него во рту, и он его мог откусывать. - Просто никто еще не испортил,– со смехом сказал Чонгук, но потом, посмотрев на часы, дополнил,– ай, ладно,хены, мне пора домой,– поднявшись и взяв рюкзак, Чонгук быстро выбежал из здания Макдональдса, крикнув на прощание, чтобы если что звонили и не забывали это. Чонгук, торопясь, даже не заметил, как один из взглядов стал подозрительным и немного недоверчивым. Сегодня был день смерти матери, и в этот день Чонгук, наверное, по привычке, а может по каким-то другим причинам не позволял себе приходить домой позднее того времени, которого он пришел три года назад. Словно это было запрещено. Хоть в этот день он должен слушаться мать,которая постоянно настаивала на том, чтобы он приходил не позднее девяти. Зайдя в электричку, Чонгук сел около окна, прислонившись лбом к стеклу, и устало прикрыл глаза. В эти дни он всегда себя вел веселее обычного, наверное, боялся, что из-за какого-то жеста что-то пойдет не так. И все поймут, как ему тяжело сейчас. Узнают правду, начнут гладить по голове, как маленького мальчика. В первый год было очень тяжело притворяться, второй был легче, сейчас вообще стало настолько легко, что Чонгук даже на пару минут забыл, что сегодня за день. Но когда увидел, сколько было на часах, все вспомнил. Почему он не может вести себя, как остальные? Рассказать хенам всю правду, как самым близким людям, и тогда не придется все тащить на себе. Начать снова нормально разговаривать с братом, а не на-отвали, как только он ощущал какие-то жалостливые нотки в его голосе в стиле: «Как ты там, живя в том доме? Все нормально, не беспокоят воспоминания?». Конечно, черт возьми, беспокоят, зачем снова начинать об этом говорить. Или это такой извращенный способ узнать, насколько у него все плохо с психикой? Но он этого не делает. Продолжает притворяться так, что, наверное, многие актеры обзавидовались тому, как он вжился в образ. Он не хочет, чтобы хены знали. Даже не так, он не хотел, чтобы главный хен знал. Просто потому, что тому и так, не сладко. Почти каждые три-четыре месяца ему приходится менять работу, потому что не может терпеть хамского отношения, когда не сделал ничего плохого. Вечная нехватка денег и трудности с оплатой счетов. Так еще и почти каждые выходные – да и не только – они собираются всех компанией, и он не может просто отказать в себе в простом желании «расслабиться». Хену итак тяжело. Чонгук открыл глаза, смотря на мелькающие вдалеке от железнодорожных путей дома, в которых медленно редкими огнями кто-то уже зажигает свет. «- Чего ты боишься, Чонгук? – сидя на диване, спросил Юнги, когда они пару месяцев назад играли в «правду или вызов» дома у Хосока. Юнги смотрел на него, казалось, немигающим взглядом, и когда Чонгук сказал незнания, ему показалось, что глаза хена сузились, словно он знал, что ему лгут» Он боится потерять хена. Но он не может это сказать при всех, так как все поймут, что он к нему чувствует. К Юнги. К чертовому суровому, иногда грубому и жестокому, прямолинейному Мин Юнги. К его дорогому хену. Юнги на протяжении почти шести лет был особенным на фоне остальных хенов. Он, правда, следил за тем, чтобы Чонгук не научился чему-то дурному раньше времени, а также чтобы тот и не пытался думать прогулять свои занятия в частной школе, чтобы побыть с ними подольше, когда сам Юнги прогуливал по-черному. Юнги вел себя иногда как брат или отец, и еще маленького и глупого Чонгука это подкупило, но через пару лет он понял, как попал. Попал в ловушку этого доброго чуть улыбающегося взгляда, от человека, который часто бывает жесток. Попал и выхода так и не нашел. Чонгук сначала подумал, что это была просто привязанность и что-то подобное, но потом появились стандартные извращенные фантазии, мокрые сны и подобные неприятные подростковые дополнения, что Чонгук начал медленно понимать все. А после случая с матерью и отцом, он понял, что хен для него самое важное теперь. Важнее нет. Странно, наверное, и страшно, потому что он не знал, что будет, если кто-то узнает. На своей станции Чонгук вышел из электропоезда и глубоко вздохнул. Смеркалось. Скоро надо было уже оказаться дома, и единственное, что он сейчас хотел - это душ. А потом уже сделать все свои дела. Тяжелый день. Дом встретил его привычной темнотой и тишиной. Обычно Чонгук допоздна засиживался с хенами или просто гулял по улицам города, не желая возвращаться в этот дом. В дом, где он сделал одну из главных своих ошибок. Разувшись, он посмотрел на дверь гостиной, замерев перед ней, словно не веря, дотронулся пальцами до двери. Иногда ему хотелось согласиться на все, что предлагал брат. Просто уехать отсюда и больше никогда не чувствовать то, что чувствует здесь, даже были мысли бросить хена, но это было не тем, что он хотел. Ведь он хотел быть как можно дольше с Юнги-хеном, а если когда-нибудь что-нибудь поменяется, вот тогда он и согласится на предложение брата. Он давно все решил. Не сильно ударив стену рядом с дверью, он побежал по лестнице в ванную, кусая губы, мечтая, чтобы этот день уже кончился, да и вообще он о многом мечтал, но сейчас словно все мечты замерли. Зайдя в ванную и включив горячую воду, Чонгук быстро начал раздеваться, стараясь ни о чем не думать, но теперь все его мысли только сильнее крутились вокруг сегодняшнего дня, а точнее того, что произошло тогда. Его сильнее все это злило. Злило то, что он каждую минуту об этом думал, как заведённый. Как в плохо написанной книге, где просто из одного предложения сделали целую главу, размусоливая одну и туже мысль и никак не переходя к действиям. Чонгук посмотрел в зеркало,глядя на широкие плечи и развитые мышцы, интересно, кто-нибудь когда-нибудь себя сравнивал с плохо написанной книгой… Наверное, часто и почти каждый. Он продолжал смотреть в зеркало, подмечая, что все гематомы и ссадины уже прошли с последней драки, или лучше назвать это побоями, и сейчас Чонгук не знал, идти и снова нарваться или все же попытаться найти способ как по-другому выплескивать свое "безумие" и "стресс". Стараясь больше не смотреть на себя, он встал под горячие почти обжигающие струи воды, и стиснув зубы продолжал стоять под ними еще некоторое время. Если со стороны это и могло казаться, словно он наказывал себя за что-то или что-то в этом духе, то на деле не так. Чонгук знал примерно какую температуру может выдержать его кожа, чтобы не покрыться ожогами, он не доводил никогда до такого, но эта обжигающая вода помогала ему почувствовать себя чистым, и что более важное, расслабленным после такого душа. Чимин один раз сказал, что ему не нужно корить себя за то, что произошло в тот день, да и вообще нужно было возвращаться к нормальному ритму жизни, искренне веселиться и больше не делать с собой болезненных вещей. А Чонгук тогда окончательно понял, что увяз в этом всем, и ему нужно только в больницу, потому что его даже испугал его тот ответ, который он тогда дал, не задумываясь. "А как это, нормальный ритм жизни?"– и он продолжил играть в телефон,посматривая время от времени на часы, потому что должен был прийти хен. Только через пару секунд он понял, что он ответил Чимину, и подняв на него взгляд с телефона, Чонгуку стало тошно, он даже не мог точно сказать от чего именно: или от того, как Чимин смотрел на него, или от самого себя. Но Чимину было не то его жаль, не то он хотел его обнять, но ни то, ни другое друг от друга не особо далеко ушли. Он не знал, чтобы сказал Чимин, когда уже почти решился, тогда уже пришли хены, но тогда Чонгук понял, у него нет выхода из этого всего. Наверное, он сам завел себя в эту клетку и заперся в ней, выкинув ключ. Выключив воду, когда его кожа уже ощутимо покраснела, и от нее шел пар, он начал спокойно намываться гелем для душа, только морщась от того, что кожа неприятно натягивалась от движения, никак не привыкнув к тому, что на нее больше не льется вода. Приятнаяпрохлада геля, каждый раз вызывала легкую улыбку на его лице. Закончив с душем, он пошел в свою комнату, надевая как можно более подходящие под этот день вещи. Футболка, худи и джинсы. Все черное. Поправив влажные волосы перед зеркалом, Чонгук посмотрел на фотографию его семьи, что стояла около него. Все еще такие счастливые, даже не верится, что было такое время. Фотографии, наверное, лет десять, и, как он помнил, тогда еще отец не бил мать, а брат еще учился в школе, и тогда было все хорошо. Правда. Выйдя из дома, Чонгук посмотрел на часы на руке. Успевает на последний автобус к кладбищу, ну и ладно, он привык, что обратно уже шел пешком, главное успеть до того, как ворота закроют и останется только перелазить через забор, чтобы побывать на могиле матери. Один раз такое было. Спасибо, хватило в тот раз. Автобус приехал по расписанию, из-за чего не пришлось особо долго ждать его на остановке. Сев около окна, Чонгук немного откинул голову назад и закрылглаза. Скоро этот день закончится, и завтра все будет, как всегда. Обещает себе Чонгук, повторяя эту фразу каждый год словно мантру. Он устал от такой жизни, но сам не может иначе - это факт. Приоткрыв глаза, он смотрел на мелькающие и даже проносящиеся мимо него и его автобуса огни почти ночного города. Красиво. Хен живет в таком городе. А он живет в закрытом доме, где случилось убийство на его глазах, хоть и не преднамеренное. Снова закрыв глаза, он старался не думать ни о чем, только прислушиваясь к остановкам, что произносились какой-то старой плохо разбираемой записью. Он устал и так хочет обратно к хену. Чтобы он все знал. Чтобы понял и просто в этот день был рядом, но он знал, что если он попытается это сделать, то все рухнет. Все будет по-другому. Потому что Чонгук уже не тот маленький ребенок, которым притворяется уже третий год. Доехав до нужной остановки, выйдя из автобуса, он немного согнулся, упираясь руками в бедра и переводя дыхание. Вот какого черта он не курит, как хен, можно было бы хотя бы как-то себя отвлечь или оттянуть минуту пребывания на могиле матери. Снова переведя дыхание и выпрямившись, он пошел сначала по широкой улице. В паре домовот него уже начинался высокий кованый забор кладбища, и в такие моменты ему больше всего на свете хотелось запрыгнуть обратно на автобус и уехать, каждый год — это пугало. Но ноги уже так привычно упрямо продолжали идти. Он даже сам не заметил, как уже спускался к могиле, но заметил другое. Юнги. - О, в этом году пересеклись, значит,– хриплый голос Юнги заставил окончательно замереть на месте ипонять, что ему не кажется. Блядь, ему не кажется все это. Юнги явно, в отличие от Чонгука, не заезжал домой, чтобы переодеться, приехал, в чем был, кожанка поверх серой толстовки и рваные светлые джинсы, и спокойно сидел на небольшой лавочке около могилы, курил сигареты, а теперь еще смотрел на замеревшего Чонгука. Этот год был не таким. В этот год он встретил хенана могиле матери, который вообще знать о ней не должен и который говорит так, словно тоже приходит сюда каждый год. - Твое удивление настолько громкое, что ты разбудишь усопших,– с усмешкой сказал Юнги, делая затяжку, и Чонгук неосознанно фокусирует свой взгляд на его губы, при этом облизывая свои. Почему-то ему резко стало слишком жарко, душно, и хотелось холодной воды. Чонгук старался оказаться незамеченным. Ему не хотелось слушать уговоры Тэхена и Чимина остаться подольше, да и вообще возмущение на тему того, сколько Чонгуку лет, и он не ребенок, чтобы возвращаться домой в шесть. Конечно, он понимал их, и был с ними в многом согласен – да почти во всем – вот только почему-то сегодня хотелось правда побыть хорошим сыном, и вернуться домой без скандалов. Ну или без недовольных взглядов матери. К тому же сегодня не пятница, так что отец не должен был пить. - А прощаться ты сегодня не планируешь? –голос Юнги раздался для него слишком неожиданно, из-за чего он вздрогнул и так и замер, наклонившись над ботинками. - Вообще я хотел предложить всем съездить к морю, а ты сваливаешь. Тебе предки звонили? – когда Чонгук выпрямился, он увидел, как Юнги облокачивается о косяк в начале коридора, а в комнате, где была вся компания, почему-то было тихо. Подслушивают, наверное. Ну или стараются не мешать. - Нет,– чуть улыбнулся он в ответ. В этот день Юнги выглядел более круто, чем обычно. Чонгук понимал, что сейчас, если Юнги спросит поедет ли он с ними, он не сможет отказать. Потому что правда его еще не искали, а если попросят поехать домой, Юнги же будет первым, кто отвезет Чонгука. Так всегда было. - Тебе плохо? Голова там, тошнит? -– Юнги легко оттолкнулся от стены и подошел к Чонгуку, дотрагиваясь тыльной стороной ладони до лба, а Чонгук в этот момент был готов проклинать все на свете, а особенно свое сердце, которое стучит, как у какой-то девчонки из тупой дорамы. - Нет, хен, все хорошо,– на удивление спокойно сказал Чонгук, сам удивляясь, что его голос не дрогнул, и сдерживаясь чтобы не прикусить губу. - Тогда оставайся. Когда твои родители тебе позвонят, довезу до дома, чтобы быстрее было,– спокойно пожал плечами Юнги, а Чонгук ничего не смог сделать, кроме как кивнуть ему. Потому что он редко, когда может отказать дорогому и любимому хену. А сегодня он выглядел еще более круто, чем обычно. Потом, сидя на пристани, Чонгук просто сбрасывал звонки матери, потому что сейчас он сидел с хеном. И хен его чуть обнимал за плечи, весело смеялся и шутил вместе с Чонгуком. У этой женщины точно не может быть что-то важнее, чем это. А потом звонки прекратились... Когда Чонгук подходил к дому, телефон матери почему-то валялся во дворе... - Хен, почему ты здесь? – каким-то чудом поборов удивление и шок, спросил Чонгук, подходя ближе, еще шаг и даже было бы вплотную. Чонгук смотрел на сигарету Юнги, стараясь не думать и не смотреть на губы. Сейчас хотелось покурить. И пить. Да и вообще все что угодно, потому что он просто не понимал, что происходит. Юнги, видимо, решил, что этот пристальный взгляд – знак, что здесь нельзя курить. Он затушил сигарету об ограду и засунул бычок в карман, просто чтобы не мусорить. Когда он встал с оградки, они оказались вплотную друг к другу, и Юнги просто облизал губы, смотря Чонгуку в глаза, но младший не смог долго стоять так и все же сделал шаг назад,все равно смотря в упор–благо больше не было сигареты, взгляд меньше спускался к губам – на своего хена, и продолжал ждать ответа. - Вопрос даже не в том, почему я здесь, а почему я знаю, да? – тихо вздохнул сначала потом немного холодно усмехнулся Юнги, из-за чего Чонгук даже слегка вздрогнул. – Хотя, как по мне, ты уже понял, кто балабол. Не злись на Чимина, я его прижал еще три года назад, когда ты начал странно себя вести. Знаешь, смерть матери – это не то, что нужно скрывать, – недовольно и серьезно посмотрел Юнги на Чонгука. Да Чонгук не злится на Чимина, частично он его понимает, такое не каждый может нести в себе, тем более, когда ты добрый и всегда хочешь помочь. Вот Чимин и пытался помочь, только по-своему. Чонгук ничего не отвечал Юнги, он перестал даже на него смотреть, его взгляд переместился на могилу матери. Он не знал, что надо на это ответить, а смотреть на хена было уже невыносимо. Потому что все ограды, что он ставил вокруг себя, могут рухнуть. Потому что-то,чего он хотел в этот, день все же исполнилось, хотя он не заслужил. Потому что он может не выдержать и рассказать Юнги все. Даже то, что в тот день ему на самом деле звонила мать раз пять, и если бы он сказал это Юнги, то возможно он приехал до того, как отец добивал мать. Возможно, если бы он был с Юнги, он бы смог помешать отцу, а не просто смотреть, и тогда они бы не были здесь. Но Чонгук не хочет, чтобы он был слабым в его глазах. Он не хочет ему говорить. Но все может рухнуть, если сейчас он будет смотреть на Юнги. - Черт. Почему ты такой глупый ребенок, – рыкнул Юнги, отходя от Чонгука еще дальше, все же закуривая, положив ладонь на надгробье, ощущая всю его неровность и шероховатость, ощущая пыль и, возможно, даже более крупные частицы, что уже стали грязью. – Ты,блядь, хоть раз думал о том, что о тебе могут беспокоиться. Мы, черт возьми, твои друзья и должны были знать о том, что у тебя случилось такое. Мы должны были быть рядом. Ты это понимаешь? Чонгук ничего не говорил. Хотя он чувствовал весь гнев Юнги, который он явно сдерживал все эти годы, хотя хотелось встряхнуть кое-кого посильнее, чтобы подумал, какую хрень он творил. Чонгук все равно молчал, не зная, что он может сказать. Точнее он просто не хотел говорить то, что вертелось у него в голове. Потому что Юнги явно не оценит. Потому что Юнги скорее всего не поймет. "Я не хотел, чтобы ты переживал. У тебя и так слишком много забот. Я для тебя хотел оставаться всегда улыбчивым намдонсеном." - А может ты просто не считаешь нас друзьями или достаточно близкими людьми, чтобы говорить такое, – тихо и немного отчаянно добавил Юнги, словно это было то, о чем он боялся думать. Что только он считает, что Чонгуку с ними хорошо, и только он считает их близкими людьми. - Нет! – неожиданно даже для себя подал голос Чонгук, замечая, как Юнги вздрогнул от его крика, хотя он сам не заметил, что крикнул, а потом тише добавил. – Вы все, что у меня есть, хен. - Тогда какого черта, Чон Чонгук! Почему ты никому не сказал о том, что у тебя умерла мать, а отец теперь сидит? Почему ты никому об этом не сказал? Да черт возьми, если бы Чимин в тот день не захотел зайти к тебе, то никто бы не знал о том, в каком ты дерьме живешь, – рыкнул Юнги, подойдя вплотную к Чонгуку, и встряхнул его. – Какого черта, ты не сказал ничего мне? Чонгук вздрогнул удивленно, смотря на Юнги, тот же продолжал его держать за ворот толстовки. Мин смотрел прямо глаза, не отрываясь, вглядывался, словно старался что-то понять, немного нервно облизывая губы. Чонгук же правда не понимал, что с ним. Хен был так уверен, что он должен был ему сказать? Он ждал этого? Все годы ждал и надеялся на то, что он расскажет именно ему? Чонгуку начало казаться, что у него кружится голова. Он понимал и не понимал одновременно. Нет, точнее он не понимал, но надеялся, что на самом деле, его чувства не безответны, и Юнги давно о них догадывается, и из-за этого сейчас не понимает, почему Чонгук именно ему ничего не сказал. Чонгук хотел что-то сказать, но только поджимал губы, не зная, что именно. Сейчас ему казалось все таким сложным, хотя даже сегодня ему казалось, что самый легкий способ не заставлять всех о себе переживать в том, чтобы притворяться, словно все как всегда и ничего не произошло. Но почему-то оказалось, что именно это было самым сложным. Потому что сейчас самое сложное – попытаться объяснить все. Подобрать слова, которых, как назло, именно сейчас особенно не хватает. - Ненавижу тебя, – недовольно сказал Юнги, потянув его к себе ближе. У Юнги губы сухие, немного шершавые и с привкусом табака. Чонгук всегда думал, смотря на его губы, что они мягкие и приятные. Они приятные, но достаточно плотные и жесткие. Как и сам характер Юнги. Чонгук удивленно смотрел перед собой, чувствуя, как Юнги целует его. Грубо, больно, так что ноги подкашиваются, но несмотря на это, желанно и нужно, из-за чего глаза Чонгука сами закрылись, чтобы чувствовать больше. Сейчас Чонгук не ощущал от слова совсем тот факт, что Юнги ниже и возможно он стоит на носочках, или же Чонгук наклонился над ним. Для него сейчас было важнее, что хен запустил пальцы ему в волосы, не сильноно ощутимо дергая, заставляя тихо охать в поцелуй, а целовать Юнги после этого стал более жадно. Чонгук даже сам не понял, кто от кого отодвинулся первым, в голове билась фраза Юнги о ненависти и тот факт, что его только что поцеловали. Значит, не ненавидит. Значит, просто бесится. Чонгук облизал губы, сейчас замечая, что ноги его почти не держат, а Юнги обнимает его за талию, кончиками пальцев задрав толстовку с футболкой и дотрагиваясь до кожи. - Хен... - Я буду с тобой, Чонгук. До конца, – Чонгук не знает, как он понял, что Юнги имеет в виду дом. Что Юнги знает даже это и пойдет с ним домой, чтобы быть рядом. До конца. Сегодня. А может и не только сегодня. Чонгуку снова казалось, что у него голова идет кругом. Он не понимал, почему все так в этот день, но ничего не мог сказать больше, кроме как кивнуть. Наверное, сегодня небеса пожалели его. Дальше Чонгук плохо что помнил. Помнил, как он сел перед могилой матери и помолился, а дальше все было размытое, наверное, потому что хен был в этот день рядом. Наверное, из-за этого этот день был легче, чем прошлые. Относительно пришел в себя он только тогда, когда нужно было открывать дверь дома. Они уже дома. Добрались пешком, потому что автобусы больше не ходили, но эти часы прошли так, словно их не было. Не было ничего того, за что можно было ухватиться. Вот они идут по улице. И опять, и опять. Голова наполнена ворохом мыслей, но при этом пуста. Сейчас же, относительно придя в себя, Чонгук понял, что он нервничает. И не просто нервничает, как перед сложным экзаменом во время сессии или какой-то важной спортивной игрой. Сейчас он понимал, что нервничает в раз десять сильнее, чем нормальные люди. Юнги сейчас зайдет в дом. Скорее всего он сразу же пойдет в ту комнату. Он не хочет этого. Правда не хочет. Он не хочет, чтобы кто-то трогал его прошлое. - Чонгук? – он не заметил, как стоял перед дверью зажмурившись, и голос Юнги немного помог прийти в себя. Он не готов. Медленно повернувшись к Юнги, Чонгук заметил немного обеспокоенный взгляд. Правда не готов. Даже для хена. - Хен, иди домой, – прикусив губу, сказал Чонгук, как бы смешно ни было, наверное, это одна из самых длинных фраз, что Чонгук сказал сегодня Юнги. Как бы не смешно ни было, сколько бы он не мечтал об этом дне вот так, он был не готов делиться с кем-то своим горем. - Что? – беспокойство Юнги сменилось раздражением и даже нервно дернувшимся глазом. Ему все больше начало казаться.что он с мелким сегодня чуть ли не нянчится. Когда Чонгук чуть улыбнулся, поджав губы, явно не собираясь забирать свои слова назад, Юнги сжал руку в кулак и болезненно ударил Чонгука острым локтем в живот, заставив того охнуть и согнуться. Пока мелкий приходил в себя, Юнги быстро выхватил у него из руки ключи и открыл этот чертов уже ненавистный ему дом, нашел через некоторое время выключатель и включил свет. Слыша слабые пререкания Чонгука, Юнги уже дернулся наверх, думая, что все произошло в спальне родителей, пока не заметил, что около одной двери на первом этаже не было блестящего блеска на ручке словно, ее давно никто даже от пыли не протирал,не то что пользовался. Нахмурившись сильнее, словно по какой-то нити, Юнги направился именно туда. - Хен! – почти истеричный крик Чонгука заставил Юнги замереть прямо перед дверью и посмотреть на мелкого. Такого непривычного испуганного загнанного в угол Чонгука хотелось обнять. И еще хорошенько встряхнуть, чтобы был сильным, потому что нужно быть сильным всегда. Юнги открыл дверь. Что он думал там увидеть? Наверное, все что угодно. Алтарь. Но никак не полный разгром в комнате, который был покрыт пылью, и Юнги казалось, что Чонгук не заходил сюда давно. С того самого дня. На полу все еще можно было под пылью едва заметить контур, которым обвели когда-то труп матери Чонгука. Все было в хаосе и бардаке, и он, правда, не знал, что делать. Чонгук это все оставил. Как напоминание? Если да, то он только себе хуже сделал, он сам себя гнетет, хотя он ни в чем не виноват. А если виноват, то столько же, сколько и Юнги, который уговорил тогда его остаться с ними. Сделав шаг вперед, Юнги почувствовал, как Чонгук дрожащей рукой – когда он успел оказаться рядом? – держит его руку и, жмурясь, качает головой. Какой жалкий вид вечно гордого мелкого. Красивого в своей гордыне. Бесит. - Хен, иди домой, – тихо сказал Чонгук, глядя на Юнги так, словно он вот-вот заплачет. Но Юнги знал, что не заплачет, глаза сухие. Значит, если и были там слезы, то они закончились давно. Вот только это не отнимает того факта, что Юнги это бесит. Все это бесит с каждой секундой все сильнее. - Домой, говоришь? Чтобы ты остался в этом чертовом месте? Да ты хоть понимаешь, что ты сам загоняешь себя в угол вот всем этим? – вырвавшись из хватки Чонгука, Юнги пнул тумбочку около стены, где стояла старая пустая ваза, около которой лежал телефон, наверное, поэтому мелкий никогда не брал трубку с домашнего номера. Словно войдя в азарт, Юнги постоянно что-то сносил, уходя глубже в душную комнату. Терпкий воздух, который не менялся уже три года. Фыркнув себе под нос, Юнги открыл окно, после чего посмотрел на Чонгука. Тот же, кусая губу, стоял в дверном проеме, не смея зайти. Господи, как же бесит. - Ты трус, Чонгук, и я даже разочарован в тебе. Да у тебя случилось горе, но ты живешь им, и думаешь, что кто-то придет и спасет тебя? Ты что какая-то диснеевская принцесска, – холодно сказал Юнги, пиная разбросанные вещи, какие-то он снес сам только что, какие-то, видимо, лежали тут три года. – Знаешь, а ведь я даже сочувствовал тебе, но оказалось, что ты хочешь вот этого всего. Хочешь снова пережить смерть матери чтобы... - Это не так хен! Ты пришел сейчас и думаешь, что все знаешь, – Юнги смотрел на Чонгука с довольной усмешкой и наблюдал, как тот злится, как он забывал свой страх перед этим местомиз-за злости. Шаг в комнату, и Юнги старается не выглядеть слишком довольным. - Да? Тогда скажи, почему ты не пытаешься жить дальше? Почему ты не убрал эту комнату и вообще не переехал с этого дома, я уверен, твой брат тебе предлагал, – Юнги был удивлен, когда заметил, сколько боли принесли его последние слова. Словно Чонгука что-то держит, и это не только это место и мать. - Да что ты знаешь, – рявкнул Чонгук, хватая Юнги за предплечье. – Ты сам-то не лучше, да? Почему ты приходишь на ее могилу? Ты помнишь тот день? И что? Думаешь, что дело в том, что ты меня позвал? Ха! А знаешь, самое смешное в том, что она мне тогда звонила, и скажи я тебе это, все можно было бы предотвратить, но знаешь, я сбрасывал ее звонки только потому, что хотел тогда побыть подольше с тобой! Так теперь ты понимаешь, что дело в том, что все можно было остановить, если бы я не пошел на поводу своих желаний быть рядом с тобой, блядь, хен. Я бы мог остановить все, когда пришел, потому что я видел, как он ее бил, видел последние удары. И если бы я вмешался... Юнги смотрел на Чонгука, и правда не знал уже, что делать, продолжить ли свою маленькую игру, чтобы Чонгук наконец-то пришел в себя, или же обнять. И слишком сильно хотелось именно обнять, потому что он понимал его, господи, как же он понимал это желание Чонгука, ведь сам чувствует его. Чонгук чуть вздрагивает, когда Юнги дотрагивается до его руки, что держит руку Мина. Он не смотрел на Юнги все это время, словно сквозь него на стену, а сейчас, посмотрев на хена, он в очередной раз за вечер прикусил губу. Юнги его не жалел. Чонгук не видел в его глазах то, что всегда бесило в Чимине, который знает, хоть и не полную картину. В глазах Юнги он увидел кое-что важнее. Он понимал его. Понимал, почему он замер тогда в дверях и боялся пошевелиться, понимал, почему сбрасывал последние звонки матери. Он понимал и не осуждал. - Чонгук, это все в прошлом. Отпусти это и начни все заново, – спокойно сказал Юнги, смотря тому в глаза. Наверное, слишком легко сказать, но сложно сделать. Чонгук отбросил его руки, нахмурился, словно готов был вот-вот взорваться, будучи заведенным. - Отпустить и начать все заново? Как же просто,хен, да? Чего это я не делаю этого! Я,блядь, неправильный понимаешь? Ненормальный и дефектный, может, потому что у меня отец не лучше, а может потому, что я сам все это видел, но я не смогу отпустить и начать заново, зная, что теперь все по-другому, – почти сорвался на крик Чонгук, раздраженно глядя на Юнги. Да, он правда неправильный, и даже не потому что любит Юнги, а потому что он теперь псих. Псих, который любит драки и смеется, когда его бьют. Теперь он дефектный. - Ты закончил? – строго сказал Юнги. Он же хотел успокоить, чтобы Чонгук забыл уже это все, но, черт, почему с этим мелким всегда сложно, почему никогда не понятно, что он выдаст, круче него в этом, наверное, только Тэхен. – Минутка самобичевания закончилась, или ты еще поорешь, какой ты бедный несчастный? Чонгук, ты даже не пытался начать и отпустить, уже орешь о том, что не сможешь. Ты так уверен, что ты слабый? Нет, Чонгук, это называется не так. Ты не хочешь это отпустить. Я уже сказал, что ты просто хочешь переживать это снова и снова. - А я тебе повторяю, не думай, что ты все знаешь! Уходи,хен, тебя это мало касается, – снова рявкнул Чонгук, сам не понимая, что он только что сказал. Он прогнал своего любимого хена. Наверное, через некоторое время он поймет, что именно сделал, и просто уже не будет знать, как это исправить, но сейчас ему было все равно. Он чувствовал, как барьеры рушатся, и это было страшно. Чувствовал, как каждое слово почти достигает своей цели. Вот это Юнги разозлило. Он даже не мог сказать, что больше, то что он тут старается, а его посылают куда подальше, или то, что Чонгук сейчас на самом деле так не думает, и потом будет пытаться забрать свои слова назад. Юнги почти рыкнул, дернув Чонгука на себя и снова ударив его в живот. Наверное, дело в том, что Юнги ударил слишком неожиданно, ведь было ясно, что в обычной драке Юнги, наверное, не вышел бы победителем, но не сейчас. Сейчас Юнги знал, что Чонгук не выиграл бы, так как тот, кто уже решил, что проиграл, выиграть не может. Чонгук удивленно смотрел на хена, когда тот повалил его на пыльный пол. Злость на Юнги быстро исчезла, и единственной мыслью было: а заметил ли Мин то, что он повалил Чонгука на единственный кусочек пола, где ничего не валялось. Наверное, нет. Чонгук непонимающе смотрел, и ему казалось, что сейчас Юнги в разы сильнее его. Тот держал его руки, прижимая их к полу, склонился ниже. Чонгуку казалось, словно он не мог пошевелиться, и это было так странно. Но... нужно. - Раскрой ты уже свои глаза, а, – недовольно зашипел Юнги, сжав пальцы на его запястьях сильнее, впиваясь короткими ногтями в тонкую кожу внутренней стороны, где быстрым ритмом бился пульс. Чонгук же выглядел слишком удивленным и испуганным, со своими огромными глазами. Возможно, хоть так к нему прислушаются... – Ты же застрял, бродя по кругу, и даже не желаешь из него выходить, – хен задумчиво покусал нижнюю губу, хмурясь и недовольно щуря и без того узкие глаза. Не зная, как еще ему достучаться до мелкого, он просто склонился ниже к лицу Чонгука, снова поцеловал его, раздраженно кусая его губы. Чонгук недовольно дернулся, да, ему нравилось, что Юнги его целует, но черт сейчас ему казалось, что если Чонгук позволит ему, то о чем он мечтал, это позволит тому творить все, что угодно. Ворваться в душу и все переворошить с ног на голову, как в этой чертовой комнате. Юнги целовал его жадно, горячо, нет невероятно запредельно горячо. Так, как может только Юнги, Чонгук в этом уверен. С его губ слетел бы стон, если бы не поцелуй. Когда Юнги заметил, что Чонгук не особо вырывается, он прикрыл глаза и послал все к черту. К Чонгуку. Отпустив одну руку Чона, он провел рукой по боку, чуть сжимая его, чувствуя, как тело под рукой напрягается еще сильнее, чем было. Воздуха в поцелуе не хватало, и начинала немного кружиться голова, но Юнги было плевать, ему казалось, что даже если они задохнутся вот так, ему будет плевать. Чонгук сам разорвал поцелуй, выгнувшись и сильнее запрокинув голову, пачкая волосы в пыли. Юнги смотрел, как Чонгук жадно глотает воздух, как последнее спасение, как его тело подрагивает от судорожных вздохов, как на шее было видно вену. Слишком красивый. Слишком запутанный. Чонгук охнул, когда почувствовал, как Юнги достаточно болезненно укусил его за шею, но несмотря на это, он чувствовал, как по его спине прошлись мурашки до самой поясницы, это было так необычно и так хорошо. Вот только недавно он думал о том, что нельзя позволять Юнги творить, что вздумается, а уже сейчас Чонгук сам вцепился в плечо Юнги, словно в спасательный круг, судорожно выдыхая от очередного укуса, чувствуя, как пальцы на талии сжимаются еще сильнее, наверное, оставляя синяки. Юнги чуть усмехнулся, когда Чонгук положил свободную руку на его плечо. Он такой еще ребенок, брыкается, хотя сам хочет спасения. Запустив руку под футболку, Мин почти перевел дыхание, чувствуя, какая там горячая и почти обжигающая кожа, несмотря ни на что. Юнги медленно провел рукой по животу, чувствуя, как он напрягается и рельеф мышц проявляется еще сильнее, это вызывало только большую усмешку. Рука двинулась выше до бешено стучащего сердца и словно замерла там, Юнги же продолжал несильно, но ощутимо кусать шею там, где бешено циркулирует кровь в такт сердцу. Чонгук неожиданно охнул, когда Юнги чуть приподнялся, разводя его ноги и садясь между ними, толкаясь в пах пахом. Он чувствовал возбуждение Юнги, и сейчас он понял, что и сам возбужден. Место и события сегодняшнего дня ушли далеко на задний план. Прикусив губу, Чонгук посмотрел на Юнги, уже опустившего его другую руку и проведшего пальцами по его щеке и подбородку. Хен смотрел словно в самую душу. Пусть и в сломанную, но в душу, и от этого хотелось даже выть. Он больше никуда от него не спрячется, сейчас он перед ним настолько раскрыт, что вряд ли сможет когда-нибудь закрыться заново. На этот раз поцелуй получился более спокойным. Целуя губы Чонгука, Юнги уже не особо отдавал себе отчет в своих действиях. Он немного запоздало понимал, что из спокойного поцелуя, он перешел в более страстный, что его руки расстегивают брюки Чонгука, иногда поднимаясь, пытаясь поднять футболку еще выше. Чонгук вцепился ему в плечи обеими руками, кусая губы и жадно отвечая на поцелуй, иногда пытаясь перекатить их так, чтобы Юнги лежал на спине, а Чонгук же, наоборот, нависал над ним. - Придурок, ты меня на стекло уложишь,– хрипло почти смеялся в поцелуй Юнги, сжимая в ладони член Чонгука через белье, слыша хриплый не то вздох, не то стон, от которого по спине прошлись мурашки. - Тогда, может просто, свалим отсюда,– хрипло сказал Чонгук, хотя он сам не желал отпускать Юнги даже на миллиметр от себя, словно тот мог раствориться в воздухе, снова оставляя его одного в этом проклятом доме. - Как-нибудь потом,– быстро сказал Юнги, мягко начиная массировать член Чонгука, чувствуя, какой он горячий через белье. Проведя пальцами немного дразнящим движением по длине до головки, он едва усмехнулся, целуя и кусая ключицы, которые были видны в широком вороте футболки, которую он поднял только чуть выше груди. Чонгук был сильно возбужден, на головке начала появляться смазка, из-за чего боксеры становились влажными. Чонгук вздрогнул и чуть выгнулся, когда Юнги начал растирать головку через белье, дразнил настолько, что хотелось выть, но Чон прикусил губу, снова запрокинув голову и прикрыв глаза. Он лежит на единственном, наверное, месте в этой комнате, где нет разбитого стекла. Нельзя раскинуть сильно руки, или подмять под себя Юнги, заканчивая все его игры (ведь сейчас оттолкнуть Юнги от себя казалось подобным смерти). С одной стороны, ему не нравилось это, а с другой почему-то это будоражило так, словно вот-вот в эту комнату зайдет его живая мать и увидит, чем занимается ее сын. Чонгук не смог сдержать едва слышный стон, когда Юнги забрался рукой под белье, обхватив пальцами член, с усилиями спуская их ниже, а потом так же с усилием поднимая. Чонгук не раз дрочил себе подобно, но у него никогда не было от этого такого фейверка в глазах, в душе, да блин, где угодно, как сейчас. Дело в том, что не сам. Дело в том, что другой человек. Дело в том, что именно хен. Свободной рукой Юнги пытался стянуть с бедер одежду ниже. Чонгук не понимал сейчас зачем, но все же приподнял бедра, позволяя оголить ягодицы и наполовину бедра. Юнги снова провел рукой по члену, наблюдая за лицом Чонгука, чуть приподнимаясь, сейчас казалось, что он еще моложе своих лет, это подкупало, будоражило тем, что он все же тот мальчик, которого он когда-то встретил после драки около клуба. Сжимая другой рукой уже обнаженные крепкие бедра, Юнги казалось, что у него поехала крыша, от вида такого Чонгука. Только его Чонгука. Движения руки стали быстрее, судорожные хриплые вздохи Чонгука, переходили в тихие порывистые стоны. Сжимая его бедро, Юнги сам прикусил губу, смотря на такого Чонгука, открытого. С каждым движением Чонгук все больше и больше пропадал в эмоциях и теплых волнах удовольствия, кусая губы, он несильно выгнулся, не зная, куда себя деть. Слишком. Хотелось вцепиться во что-то сильнее, из-за чего он почти до синяков держался за плечи Юнги, даже не замечая этого. Он, сам того не ведая, начал вскидывать бедра навстречу, желая более быстрых движений, тело не сильно прогибалось. Черные волосы Чонгука уже имели пыльный оттенок, на щеках был легкий румянец, не то от возбуждения, не то от смущения. Когда Юнги иногда слишком сильно сжимал в ладони головку, надавливая на нее большим пальцем, Чонгуку казалось, что он вот-вот вскрикнет от немного дискомфортного удовольствия, но каждый раз только прикусывал губу протяжно мыча. Юнги понимал, что это не может продолжаться вечно, свое возбуждение неприятно давило, и хотелось уже получить свою часть удовольствия, но не так. Он хочет нормально, так, чтобы Чонгук был полностью его. Он хотел даже саму душу. Движения руки становились немного резкими, а сама рука немного устала, но поменять руки и мысли не было, хотелось так, удерживая бедро Чонгука в ладони. Юнги видел, как Чонгук все ближе и ближе к оргазму, и скоро тот кончит, но почему-то сейчас Мину хотелось немного поиграть. Он иногда сильно замедлялся и резко возвращал прошлый быстрый темп, то сжимал основание почти до боли, то надавливал на головку, видя, как Чонгук почти задыхается от удовольствия. Как он прогибается сильнее, жмурится, как стоны становились громче. Чонгук не смог долго терпеть такую пытку. Кусая губы, теряясь в ощущениях, он все же с легким вскриком кончил в руку Юнги, полностью опускаясь на пол. Тяжело дыша, он пытался понять, что происходит вокруг, но у него это мало получалось. С плеча Юнги, его руки перешли на предплечья, позволяя Юнги сесть почти ровно, смотря на Чонгука. На то, как тот тяжело дышит, на поднимающуюся грудь, на немного потерянный расфокусированный взгляд. Не отходя до конца от только что произошедшего оргазма, Чонгук удивленно охнул и замер, когда почувствовал, как Юнги провел пальцами, которые были до сих пор в сперме Чонгука, по члену вниз до сжатого колечка мышц. Чон зажмурился, чувствуя, как пальцы немного пачкали кожу, добавляя ощущения странной липкости. Когда Чонгук почувствовал, как Юнги надавливает на мышцы, проникая пальцем, тот поцеловал Чонгука, словно отвлекая, чтобы не думал. Целовал он не так, как до этого. Да, страстно, но сейчас было не так, как до этого, возможно из-за того, что Чонгук понимал, что его подготавливают для большего, а может, просто из-за того, что поцелуй был более развратным. Казалось, что Юнги не целовал его, а просто трахал его в рот, и Чонгук едва поспевал отвечать на этот бешенный и такой личный поцелуй. Отвечая на него, Чонгук даже особо и не замечал легкий дискомфорт от пальца внутри, он только сильнее вцепился в предплечья хена, пытаясь поспевать за Юнги. В его голове ненадолго даже пролетела мысль, о том, что Юнги может быть разочарован в нем, ну в интимном плане: лежит, толком ничего не делает, как водит руками по рукам да пытается отвечать на поцелуи, но эта мысль быстро ушла из его головы. Не сейчас. Сейчас все равно. Чонгук терялся во всех ощущениях и во всем, что с ним происходило. Юнги сильнее сжимал его бедро, приподнимая немного над полом, чтобы было удобнее растягивать, но Чонгуку было все равно. Ему казалось, что от каждого поцелуя и прикосновения Юнги он расплавлялся сильнее. Он не заметил, когда в нем начали помещаться три пальца, но чуть вскрикнул от неожиданности, когда Юнги резко толкнулся ими, проводя по простате. - Не летай в облаках,– хрипло сказал Юнги, кусая Чонгука за ключицу. Он сам едва не терялся от того, что наконец-то Чонгук у него в руках, ему хотелось быстрее окончательно завладеть им, но не нужно торопиться, Чонгука надо подготовить. Вот только с каждым вздохом и судорожным дыханием сдерживаться было все сложнее. Чонгук едва отдавал отчет своим действиям, водил ладонями по рукам и по спине Юнги, иногда несильно дергал за кончики волос, когда Юнги слишком резко двигал пальцами, при этом принося и легкую боль, и почти острое наслаждение. Он едва понял, что сказал ему Юнги, и если бы он смог сформулировать свою мысль то, наверное, сказал бы, что тяжело сосредоточиться. Чонгук облизывал губы, уже сам приподнимая бедра, чуть разводя ноги в разные стороны. Юнги шумно выдохнул тому куда-то в шею, с одной стороны он понимал, что с подготовкой можно заканчивать, но с другой стороны Юнги, наверное, даже боялся, что Чонгуку будет все равно неприятно. Он начинал быстрее двигать пальцами и только хриплые едва слышные стоны помогали Юнги все же понять, что можно заканчивать. Приподнявшись и убрав пальцы, он посмотрел на лежащего на полу Чонгука. Разморенный, разгоряченный и возбужденный до кончиков волос. Юнги часто представлял себе такого Чонгука, но все это было не то, по сравнению с оригиналом. Расстегнув свои брюки и приспустив их, Мин окончательно снял джинсы с бельем Чонгука, наклоняясь над ним и кусаче целуя. Чонгук охнул от неожиданности, когда его почти до конца раздели, не считая поднятой футболки, прикрыл глаза, отвечая на поцелуй, вздрагивая от прикосновений. Юнги провел рукой по внутренней стороне бедра, не сильно раздвигая их, словно делал видимость того, что если Чонгук захочет, то все закончится. Не закончилось бы. Юнги уже не сможет остановиться. Поцелуй получался немного неловким, слишком быстрым и нетерпеливым, а прекратил его вскрик Чонгука, когда Юнги плавно в него вошел до конца. Чонгук откинул голову назад, шумно выдыхая, привыкая к новым ощущениям. Все оказалось не так плохо, легкий дискомфорт, наверное, едва ощутимая боль и непривычное ощущение наполненности. Чонгук тяжело дышал, ощущая, как он иногда сжимается чуть сильнее вокруг члена Юнги, слыша в районе шеи судорожные вздохи, и ощущая, как пальцы вцеплялись в его бедра сильнее. Юнги не спрашивал его, привык он или нет. Просто одно движение на пробу сказало больше чем, любые слова. Тело всегда говорит больше, особенно в такие моменты. Судорожный вздох Чонгука и дрожь, такая приятная и сладкая, немного с оттенком чего-то, что очень тяжело описать, но именно того, что сейчас было так нужно. После первого движения, почти сразу же последовало второе, третье... Медленные тянущие движения, заставляющие не сильно выгибаться, окончательно забыть,кто он и тем более где он. Руки Юнги крепко держали его бедра, а сам Юнги старался сам не сорваться на слишком быстрый темп, двигаясь неспешно, смотря на то, как выгибается под ним красивое тело. Сейчас Чонгук был намного красивее, чем обычно. Немного шальной, томный, возбужденный взгляд, его щеки горели, как и кончики ушей, и казалось, что даже немного шея. Пусть это не самое идеальное место для секса, зато это нужный человек. Юнги склонился к Чонгуку, несильно кусая его за губу, оттягивая ее, ловя губами едва слышные тихие стоны. Через некоторое время Чонгук прикрыл глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Ему казалось, что он с каждым движением словно уплывал куда-то, а в голове стучало только одно: хен. Мысленно он повторял это про себя словно мантру, но так и не произносил вслух. Когда Юнги начинал двигаться более интенсивно, и даже часто, у него перехватывало дыхание настолько, что Чонгук забывал дышать. Ему было слишком хорошо. Каждая клеточка его тела была пропитана удовольствием, и складывалось ощущение, что только от горячего дыхания Юнги то куда-то в шею, то куда-то в район уха, заставляют его прогнуться сильнее. Движения становились с каждым разом более быстрыми, пальцы на бедрах начинали уже приносить немного боли, оставляя более сильные синяки на них. Чонгук откинул голову назад, даже не замечая, как его голос становился все громче и громче. Открывая свою шею, он получал укусы, и возможно даже засосы на ней, вздрагивая от этого сильнее. Руки Чонгука дрожали, наверное, намного сильнее, чем у любого невротика, но он все равно крепко держался за плечи Юнги, прижимая его к себе, или же пытаясь за него удержаться. Он сам уже не понимал. Юнги проводил руками по торсу, кончиками пальцев проводя по напряженным соскам, но не замечая, как от этого Чонгук прикусил губу, он спустился рукой ниже, медленно с оттяжкой проведя рукой по стоящему члену. Юнги видел, как Чонгук почти закричал от удовольствия, прогибаясь сильнее, не замечая, как он заметно расслабился и даже развел ноги сильнее. Движения Юнги становились быстрее, пока он медленно проводил рукой по члену, иногда не сильно надавливая на головку. Сейчас Чонгуку казалось, что то, как совсем недавно дрочил ему Юнги, ни в какое сравнение не шло с тем, что он чувствовал сейчас. Он был переполнен эмоциями, и уже не ощущал своего тела, словно он находился где-то далеко, вне его. Чонгук не замечал, как начал сам неуклюже подмахивать бедрами в такт толчкам, и наверное только благодаря руке Юнги, которая находилась на его бедре, Чонгук мог встречать толчки на полпути. Юнги казалось, что все потеряло контуры, кроме Чонгука, словно правильно настроенный фокус, и он смотрел, стараясь ничего не потерять из виду. Он смотрел, как тот прогибался под ним, как по коже медленно стекали капли пота. Он смотрел, как Чонгук иногда слишком сильно выгибался, почти вскрикивая, когда Юнги сбивался с темпа и делал несколько слишком резких движений. Юнги старался двигать рукой в такт своим движениям, но иногда он все же замедлялся, наблюдая за тем, как Чонгук кусал губу, и смотрел на Юнги немного умоляюще. Казалось, время шло совершенно по-другому. Словно это продолжалось долгое время, хотя на деле, конечно же, было не так. С каждым движением удовольствие накатывало сильнее, Чонгук цеплялся в плечи Юнги, несильно царапая их. Еще пару движений, и он выгнулся в оргазме, изливаясь в руку Юнги почти со вскриком. Он не заметил, как через некоторое время из него вышел Юнги, кончая ему на бедра. Тяжело дыша, Чонгук прикрыл глаза,чуть вздрагивая. Чонгук сидел в комнате на старом диване, смотря в окно. Уже прошло две недели с того дня, как Юнги пришел в этот дом. Чонгук на удивление плохо помнил, что было после этого и на следующий день. Словно все, что было тогда, происходило не с ним, но через некоторое время, зайдя в эту комнату, Чонгук понял. Он убирал ее с Юнги. Он убрал все, что не отпускало его. Больше не было разбросанных книг и осколков на полу. Опрокинутой мебели и толстого слоя пыли. Словно что-то поломалось в Чонгуке той ночью. Наверное, глупо думать о том, что именно из-за Юнги, он решил двигаться вперед, решил стереть и очистить этот дом от болезненных воспоминаний настолько, что в беспамятстве убирал все, что было скрыто от чужих глаз в этой комнате. Все эти две недели он не выходил из дома, сидел безвылазно в этой комнате, словно заново привыкал к ней. Он не отвечал на сообщения друзей, и не открывал никому дверь. Юнги и Чимин были самыми частыми гостями. Через некоторое время начал звонить и писать на почту брат с другого конца света. Чонгук понимал, что скорее Чимин не выдержал того, что он заперся в этом доме, и надумал,наверное, что Чонгук все же решил себя убить. Вот только сообщения и звонки брата, он специально игнорировать не стал, просто впервый день получилось так, что он спал, когда брат пытался до него достучаться. Брат почти сразу же понял, что что-то случилось, должно быть, по голосу. А возможно из-за того, что они разговаривали нормально. А может дело в том, что Чонгук рассказал ему о том, что он вместе с Юнги убрал эту комнату, спасибо, что брат не решил интересоваться, кто такой Юнги. Взъерошив себе волосы, Чонгук услышал, как позвонили в дверь. Немного неохотно открыв ее, он прикусил губу, увидев на пороге Юнги. Тот устало стоял, облокотившись плечом о выступающую часть дома, немного недовольно сверля Чонгука взглядом. Он устал пытаться пробиться через панцирь этого мелкого придурка, но не мог отступить, и дело даже не в том,что он наконец-то получил то, что хотел. Он не хотел его терять, в этом чертовом доме. - Хен,– Чонгук чуть отступил в сторону, давая Юнги пройти в дом. Тот же ничего не сказал, просто зашел в дом, на секунду замешкавшись, нужно ли разуваться или нет, но в итоге махнул на это рукой и сразу же прошел в ту комнату. - Ты боялся, что я все верну, как было?– спросил Чонгук, последовавший за ним, чуть прикусив губу, и сел на диван. - Я ничего не думал,– немного угрюмо сказал Юнги, прохаживаясь по комнате. Да, он боялся, что Чонгук вернет все назад, боялся, что он запрется и решит сделать какое-то безумство.После того, как Чимин узнал, что Юнги был в доме, он теперь не отставал и рассказывал какие-то свои ненормальные фантазии, на тему того, что мог с собой сделать Чонгук, запершись в этом доме. Чонгук немного задумчиво посмотрел на Юнги перед тем, как посмотреть в окно. Им было немного неловко друг с другом после того дня. Слишком много он показал им. - Почему ты закрылся тут и ни с кем на связь не выходил?– Юнги прошелся по комнате, замечая, как же она преобразилась после уборки. В тот день Юнги остался ночевать в этом доме. Они так устали, что даже не переходили в другую комнату, просто перебрались на пыльный диван, а с утра первым делом пошли в душ. Юнги был не против, если бы они пошли в душ вместе, но Чонгук был так очаровательно смущен и ему было очень неловко, поэтому они все же пошли в душ по очереди. Юнги с легкой улыбкой, только кончиками губ, вспоминал то утро. Чонгук ходил с чуть покрасневшими щеками после ночи, и его походка иногда походила на пингвинью. - Я не закрылся. Я скорее привыкал ко всему этому,– спокойно сказал Чонгук, продолжая смотреть в окно.– Вроде все такое же, но при этом совершенно другое,– тихо добавил. Юнги посмотрел на Чонгука, тот выглядел сейчас другим. Словно он почти вышел из тех воспоминаний, в которых запер себя, но с другой стороны казалось, что сейчас он еще больше утонул в них. На последнем шаге из них. Юнги нахмурился и снова отвернулся от Чонгука,глядя куда-то в сторону. - Это ты стал другим,– достаточно громко сказал Юнги.– И ты опять зациклился, только на этот раз не можешь выйти отсюда. - Знаешь, если бы я не мог отсюда выйти, то я бы не смог тебя впустить в дом, не находишь?– с едва ощутимой улыбкой в голосе сказал Чонгук, Юнги же только фыркнул на это, подходя к книжному шкафу. - О, ты решил придраться к словам?– сказал Юнги, все же повернувшись лицом к Чонгуку, и чуть вздгронув от того, что Чон смотрел прямо на него. Словно смотрел прямо в душу, если не куда-то глубже. - Ну, ты же сравнивал с тем, как я не мог зайти сюда,– чуть улыбнулся Чонгук.– Все не так, как ты решил... - А как же?– Юнги было плевать, что он перебил Чонгука, он сам начал замечать, как начинает медленно закипать. Снова отвернувшись от Чонгука, он сделал несколько глубоких вздохов,пытаясь успокоиться. Он заводился без причины. - Не перебил бы меня, узнал бы,– немного раздраженно сказал Чонгук, все же никому не нравится, когда их перебивают.– Я не заходил сюда три года, и сейчас просто пытаюсь привыкнуть, что эта комната тоже часть дома. Пытаюсь привыкнуть и не думать каждый раз о матери и отце... - Все так, как я и думал,– недовольно сказал Юнги, вздохнув снова. - Да нет же,– недовольно возразил Чонгук, поднимаясь с дивана, глядя на спину Мина.– Знаешь, это уже правда бесит. Ты даже не пытаешься понять меня. Нет, даже не так, да ты даже не пытаешься меня дослушать. Просто перебиваешь и настаиваешь на своем, как упертый баран. - Ты говоришь, что ты хочешь привыкнуть, принять факт, но только сильнее зацикливаешься, – Юнги сжал ладони в кулаки, стараясь успокоиться. Почему он должен спокойно отдать Чонгука этому месту, почему Чонгук не понимает, что он не хочет этого. Юнги развернулся, хмуро глядя в большие черные глаза. Да, он ведет себя эгоистично, но он никогда и не считал себя альтруистом. - А ты не принимаешь то, что я говорю. Ты не слышишь меня. Чонгук не знал, что делать, кричать ему казалось бесполезным, они и так постоянно кричат, пытаясь достучаться друг до друга. Поджав губы, он смотрел на Юнги, надеясь все же увидеть понимание в его взгляде. Но не в этот раз. - Хен, пожалуйста, уйди отсюда. Если ты решил прийти, чтобы высказать свое мнение, о котором не спрашивали, то лучше уйди отсюда, – спокойно сказал Чонгук, чуть улыбнувшись Юнги. Забавно. Он любит этого человека и даже признался ему – признался же во время секса? Он не помнил точно – но им тяжело понять друг друга. Юнги посмотрел на Чонгука немного зло, раздраженно. На улыбку и на взъерошенные волосы. Он не заметил, когда выходил из дома, что он хлопнул дверью так, что все задрожало. А Чонгук снова опустился на диван, запуская пальцы в волосы. Почему так сложно… Чонгук уже спал в своей комнате, когда неожиданно ему позвонил почти в дрова пьяный Юнги и попросил забрать его из бара на окраине города. Чонгук еще некоторое время провалялся в кровати, смотря на потолок и не понимая, что происходит. Он же несколько часов назад сам выгнал Юнги-хена из дома, а теперь тот сам звонит и просит его забрать непонятно откуда, прекрасно зная, что у Чона нет своей машины, чтобы его забрать. Прикусив губу, несмотря на странную ситуацию, Чонгук вызвал такси и начал собираться. У него было плохое предчувствие. Но что может случиться? Только если Юнги попал в неприятности. Он бы звонил не ему, а Намджуну. Остановишь перед входной дверью, Чонгук посмотрел на старую фотографию его семьи. Он не мог понять, откуда у него это плохое предчувствие, и не такое, из-за которого нужно бежать к хену на всех парах, не замечая ничего, а наоборот, такое, из-за которого хочется оттянуть этот момент. Такси подъехало как раз вовремя, и Чонгук сразу же сел на заднее сидение. А когда они тронулись, ему показалось, что кто-то подошел в двери его дома, но когда он повернул голову, уже никого не было. Бред. Уже мерещится. Откинув голову назад и прикрыв глаза, Чонгук глубоко вздохнув. Наверное, его воображение разыгралось из-за того, что ему все это кажется подозрительным. Открыв глаза и повернув голову, он устало смотрел в окно. Ночной город, никого нет. Чем дальше они уезжали от дома, тем все быстрее и быстрее билось его сердце. Параноик. Да что может случиться. Когда они доехали до бара, Чонгук вышел из такси и начал названивать Юнги, но тот не брал трубку. Посмотрев на бар, Чонгук чуть нахмурился. Вывеска не горела, да и света вообще внутри не было. Только для подтверждения ситуации, он подошел к двери и дернул за ручку. Заперто. Что и следовало доказать. Осознание приходило очень медленно. Юнги его обманул. Есть, конечно, вероятность, что хен что-то напутал… Нет, он намеренно его обманул и теперь не берет трубку. На Чонгука начала накатывать паника. Почему-то он именно сейчас вспомнил силуэт возле дома. «Только на этот раз не можешь выйти отсюда» Быстрыми шагами, почти бегом он вернулся к такси, немного грубо сказав, чтобы водитель ехал обратно к дому. Юнги-хен был зол. Юнги-хен решил, что или Чонгук не отпускает дом, или дом не отпускает Чонгука. Да он зациклен, он согласен. Но он пытается с этим справиться сам. Сам, черт возьми. Сейчас поздно, даже самые заядлые полуночники, наверное, спят. Если Юнги-хен захочет ворваться в дом, то его никто не заметит. Чонгук не был уверен, что мыслит правильно, просто... Когда ему звонил Юнги, тот был настолько пьян, что едва говорил, а это значит, что Юнги может вытворить все, что угодно. Вылетев из машины и всунув водителю несколько купюр, Чонгук сначала побежал к дому, но потом замер. Юнги стоял напротив дома, даже не шатаясь, и смотрел на него. - Уже вернулся? – голос был пьяным, но не настолько, насколько казался по телефону. Чонгук кивнул, забыв о том, что Юнги это не увидит. – Знаешь, я бы успел, если бы не задумался, нужно ли это делать. Ты так подорвался, когда я попросил меня забрать, словно тебе, и правда, уже плевать на этот дом. На события, что произошли в нем. - Хен… – тихо начал Чонгук, подходя ближе к калитке, а потом замолчал, удивленно распахнув глаза. Вокруг были пустые канистры, и сейчас он уловил едва заметный запах бензина. – Юнги-хен? - Я знаю, что могу за это сесть. Не переживай, – Юнги повернулся лицом к Чонгуку, и тот заметил горящую бензиновую зажигалку, которая может гореть достаточно долго, если ее не трогать. - Зачем? – Чонгук правда не мог ничего понять. Юнги наклонил голову, смотря на пламя зажигалки, и сейчас Чонгуку он казался даже безумным. Он никогда не видел такого хена, словно Чонгук не знал своего любимого хена вдоль и поперек, и от такого по спине проходились мурашки, но он не понимал, плохо это или хорошо. Юнги посмотрел на Чонгука, и легко усмехнулся. - Потому что это единственный выход, чтобы ты отпустил. Дальше для Чонгука происходило все слишком быстро и наоборот, словно при замедленной съемке. Ему показалось, что последнюю фразу Юнги он прочитал по губам. Было ощущение, что каждое его движение было замедленным, и он просто не успел среагировать. Если бы успел. Он видел, как Юнги замахивается зажженной зажигалкой, и как она, не погасая, полетела прямо на веранду дома. Чонгуку казалось, что он слишком долго стоит и смотрит, как она попала в дверь дома и вспыхнула. Юнги повернулся к дому, заорал что-то, чего Чонгук так и не смог разобрать. Огонь постепенно охватывал весь дом, и его еще можно было бы остановить, но он продолжал смотреть, как сгорает все. Все. Воспитания, события там, отец, мать, ночь с Юнги. Юнги снова что-то закричал, бросил в огонь бутылку с остатками алкоголя. Чонгук смотрел на него и не верил, не понимал, не знал, что нужно было сказать, сделать, чувствовать. Он снова перевел взгляд на дом и осознавал, что совершенно не знал, что делать, о чем думать. Резко его схватили за плечо и поцеловали. Жадно, горячо, кусая губы, не стесняясь того, что их могут скоро увидеть, ведь они стоят напротив горящего дома. Чонгук чувствовал привкус алкоголя, и как руки Юнги легли на его талию. Он прикрыл глаза, отвечая на поцелуй. Черт, все горит. Дом, воспоминания, чувства. А у Чонгука только паспорт в рюкзаке и пара монет в кошельке. Юнги пил кофе, игнорируя веселую болтовню Тэхена справа, и смотрел на время. Чимин и Чонгук опаздывают уже на полчаса. Уже прошло два месяца с той ночи, а Юнги до сих пор чувствовал, как Чонгуку неловко с ним. Он вздохнул, снова делая большой глоток кофе. Тогда Юнги сам решил дать Чонгуку время. Он смотрел на то, как тушат этот чертов дом, и понял, что нужно немного время для того, чтобы Чон пришел в себя. Неделя. Вторая. Месяц. Второй. Юнги уже устал ждать. Он тоже не железный, а Чонгук словно на зло делает вид, словно ничего не было и это убивало, хотя Мин понимал, что ему нужно время. Время. Но два месяца и так много, за это время вообще забыть можно, что было. Он снова вздохнул, запустив пальцы в волосы и откинув их назад. Черт, кажись, он правда вляпался. - Хен, что случилось? – достаточно тихо поинтересовался Намджун, стараясь не привлекать внимание остальных. - Забей, просто, как всегда, мысли не особо приятные лезут в голову – спокойно сказал Юнги. Он никогда не любил врать Намджуну, но и говорить правду он не хотел. По крайней мере, пока. - Главное не натвори хуйни, а то ты можешь со своими мыслями перегнуть палку, – немного устало ответил Намджун, и Юнги не смог не усмехнуться. Вот если бы Намджун сказал это на два месяца раньше, может быть, он бы не сжег тот дом, и пришла бы в голову более удачная мысль. Например, пригласить Чонгука поехать к морю. Юнги даже на секунду замер, и чуть улыбнулся. Верно. Поездка к морю. Сегодня надо будет поймать Чонгука и увести из города. Заодно они наконец-то разберутся с этим. Хорошая идея. Через минут пять пришел Чимин, сразу же начиная что-то рассказывать, но Юнги не выдержал долго. Только еще десять минут. - Чимини, где Чонгук? – спросил Юнги, и ему показалось, что его голос звучал словно раскат грома. Все наконец-то начали понимать, что Чонгук опоздал слишком сильно, что ему не свойственно, а Чимин словно пытался слиться с креслом под тяжелым взглядом Юнги. - Его не будет хен, – тихо сказал Чимин, смотря с необычным интересном на свои кольца. Юнги понял бровь и, не особо думая, взял телефон, напечатав сообщение Чонгуку «Почему ты не пришел?». И именно в этот момент Чимин решил поднять взгляд и, кусая пухлую губу, добавил. – И вряд ли когда-нибудь будет. Тэхен уронил в этот момент ложку на стол, рассыпая сахар по столешнице. Громкий звук, словно эхо, вновь и вновь повторялся в ушах Юнги, и он удивленно смотрел на Чимина. Обычно узкие глаза сейчас были широко распахнуты, а голова была наклонена набок. Он мог все исправить, если бы позвал на море. - Что ты имеешь в виду? – его голос звучал слишком отстранено. Он чувствовал, как Намджун и Хосок смотрели на него удивленно. Они явно не понимали, что с ним происходит. - Ну. Он же говорил всем, что после того, как он случайно сжег свой дом, брат ему предложил переехать к нему заграницу. Так что он, наверное, только забыл сказать всем, что уезжает сегодня, – кусая губы, ответил Чимин. Он же говорил всем… - Неблагодарный ребенок, мог бы и попрощаться, – ворчливо сказал Джин, беря телефон и что-то сразу печатая. Наверное, все, что он думает о Чонгуке. Они могли бы поехать вместе на море… Юнги сам себя не помнил в этом момент. Он пришел в себя, только когда выбежал из кафе. Чонгук едет к брату. Аэропорт! Он успеет остановить этого придурка. Почему Чимин говорит, что все знали, что тот думает уехать? Он, блядь, не знал! Почему Чонгук ему не сказал? Блядь, почему именно тогда, когда он только понял, как можно все исправить. - Блядь, хен! Юнги твою мать! – Мина схватили за предплечье и резко развернули, на него удивленно испуганно смотрел Намджун. Странно, почему он запыхался. А да, Юнги же не подумал поймать такси и побежал. Черт, так он не успеет. - Ты совсем больной что ли?! – Намджун орал на него, встряхивая. – Нас всех поразило, что он уехал, не попрощавшись, но это не повод терять голову, хен. - Я успею его остановить, и поговорить… - Не успеешь! Если бы ты дослушал Чимина, то услышал, что его самолет улетает через пятнадцать минут… Юнги не слышал, что говорил Намджун дальше. Пятнадцать минут. Он бы не успел. Он не знал. Чонгук сам не хотел, чтобы Юнги его начал останавливать, потому что он знал, что именно этим Юнги и займется. Поехать на море… Он смотрел, как Чонгук иногда слишком сильно выгибается, почти вскрикивая, когда Юнги сбивался с темпа и делал несколько слишком резких движений. Юнги старался двигать рукой в такт своим движениям, но иногда он все же замедлялся, наблюдая за тем, как Чонгук кусал губы и смотрел на Юнги немного умоляюще. Он сам едва не терялся от того, что наконец-то Чонгук у него в руках, ему хотелось быстрее окончательно завладеть им. - Я буду с тобой, Чонгук. До конца. Море… - Намджун, это я виноват, что он сейчас уехал… – Юнги медленно приходил в себя. Вот только казалось, что что-то внутри уходило куда-то далеко, на дно, ниже… Он поднял голову и посмотрел на небо. Ведь это твой ответ, да Чонгук? - Что ты имеешь в виду, хен? – Намджну отпустил Юнги, глядя на него с каким-то врачебным интересом, словно он доктор, а Мин его новый пациент. Юнги чуть усмехнулся, так же смотря в небо. Черт он, бы сейчас домой пошел бы, если бы он не забыл в кафе телефон и куртку. Придется вернуться, хотя он не хотел бы сейчас объяснять кому-то свое поведение. А в кафе на телефон пришло сообщение.«Прости. И спасибо, хен, ты правда помог мне отпустить… прошлое.»