2 month

      Коридоры слепят бликами ламп на отвратительно-ярких зеркальных стенах. Локи ненавидит их, эти дурацкие здания, крикливые цвета, горы мусора, но больше всего он ненавидит Гроссмейстера. Не только из-за Тора, нет. Брат лишь прибавил ещё одну каплю в полную чашу с опасно дрогнувшей у краёв жаждой крови и хаоса. Пожалуй, эти желания были сильнее лишь у его новообъявившейся сестрёнки. Хотя, надо отдать ей в этом должное, сил у Хелы на их ежесекундную реализацию более чем хватало. Два месяца. Два гребанных месяца он ждал, выстраивал план, терял нервы и сон, думая, что неспособен помочь, что Асгард уже пал, что Тор... Нет, о последнем он вообще старался не вспоминать, не терзая попусту и так глупое разрывающееся сердце. Как ни странно, оно было даже у бога лжи. Но вот Тор сваливается ни с того ни с сего на голову, вернее прикатывается в кресле, скованный по рукам и ногам. Бессильный. Живой. И поначалу Локи списывает его на своё воспалённое воображение. Он не верит до самого конца, но понимает, что настал тот час, когда нужно продумывать побег. Гроссмейстер разливается соловьем, подмигивает Локи и играет бровями. Не видит ничего, кроме сияния своей почти божественной личности, на деле оказывающейся гнилостным смрадом. А Лафейсон на миг теряет маску. Как он смеет! Как он смеет намекать на то, что происходило между ними в эти два проклятых месяца! Локи задыхается. Он останавливается, опирается рукой о пластик стены. Влажная ладонь скользит, и Локи быстро стирает пот о камзол, снова прикладывая её к стене. В металлических коробках зданий слишком мало воздуха. Голова кружится, но сознание остаётся чистым — за два месяца организм успел адаптироваться к смрадной атмосфере. Попав на планету, Локи пришлось, не обладая дарами вроде повелевания молний, делать то, к чему он привык с самого детства: лгать. Качественно, веря в собственные слова, так, чтобы маска срослась с кожей — не отодрать. Он предстаёт несчастным путником, молящем великодушного Гроссмейстера о помощи, об убежище. Восхищается его скудным городом и таким же скудным умом, не способным раскусить обман, попавшим в плен зеленоглазого соблазна и восхищений. Не впервой Локи изворачивается и устраивает маскарад, но впервые это так легко. Раскрашенный индюк очарован, капает на Локи слюной, но не черезмерно — он ни в коем случае не сравнивает бога лжи с женщинами. Да и не видит в нём ничего женского. Ему, пресытевшимуся одалисками, нужна красота мужская. И Лафейсон, словно умелый музыкант, играет на этом, раздувает пожар и жажду обладания в иссохшем от эгоизма сердце настолько, что Гроссмейстер начинает сдавать информацию, стоит Локи раздвинуть ноги. Он не жалеет. Чего уж там, не такое бывало. Бог лжи должен вертеться, как умеет, чтобы свалить с этой отсталой планеты и помочь брату сделать то же самое. Поэтому он быстро заявляет, что они не знакомы. Так никто не подумает обвинить их в заговоре. И пока его проекция "гостит" в камере Тора, Локи до изнеможения укатывает Гроссмейстера, вбивая его член в себя, а в его голову — информацию о распрях с Одинсоном. В личности Гроссмейстера Локи находит только один положительный для себя момент, который становится ключевым. Правитель города в постели неприхотлив. Он не требует ничего экзотического или сложного, ему надо только поклонение как богу. И удовольствие. Своё естественно. Поэтому Лафейсону не приходится мучить себя возбуждением. Локи давно перестал ненавидеть себя. Он такой, какой он есть, в конце концов! Его единственная защита — ядовитый умелый язык и невинные глаза прожжёной во всех местах клеймом шлюхи. Главное: Тор знает обо всех его выходках, он простит, поймёт, отлюбит, а не выебет, как дешёвую блядь. Конечно, Локи блядь, он знает это, но благодарен, что Тор упорно этого не признаёт и вечно корит себя за то, кем его сводному брату приходится быть. Два месяца — большой срок. И цирк приходится заканчивать. Надо спасать Беннера, Тора и, по возможности, Асгард. Лафейсону понравилось править золотым городом, хоть это правление не было идеальным. Он немного скучал без Одинсона, но и развлекался, отдыхал, пока позолоченные картонные опоры иллюзии, созданной им же, не рухнули под весом Мьёлнира. Локи невесомо поглаживает карман, где час назад лежали пароли от боевых кораблей. Он всегда был и будет куртизанкой только одного короля, и это неизменно. Пора обрушить нарциссичный мир Гроссмейстера. Желательно с фейерверком.